зни. Видно, заграничная жизнь настолько  скучна,
что даже завод вспоминаешь с любовью?
   - Завод нас кормил и одевал  -  это  во-первых,  а  во-вторых,  люди,
которые там работают, куда проще и добрей ваших нуворишей.
   - Вот только этого не надо, ма!  Люди  везде  всякие  попадаются.  Не
идеализируй,  пожалуйста,  то  время.  Тут   и   без   тебя   достаточно
восхвалителей.
   - Я не восхваляю, - вздохнула мать, - но и не терплю, когда  возводят
напраслину.  А  насчет  совкового   романтизма   хочу   напомнить,   что
Третьяковская галерея появилась задолго до революции.
   - Здорово она нас кроет. Гена? - подмигнула  Светлана  Балуеву,  хотя
тот не принимал участия в споре. - Ма, такие, как  Третьяков,  рождаются
раз в сто лет!
   - Не правда. Я тебе могу еще с десяток имен назвать. И  все  прошлого
столетия, а вот  нынешних  -  ни  одного!  Отчего  бы  вашему  хваленому
Мишкольцу не создать свою галерею, как некогда сделал Третьяков? Цены бы
ей не было здесь, в провинции. Ведь у нас все лучшее только в столицах!
   Светлана хмыкнула, а Геннадий вдруг поддержал:
   - Замечательная идея, Татьяна Витальевна. Я об  этом  уже  думал,  да
только не решаюсь предложить Володе. И потом, неизвестно,  как  к  этому
отнесутся власти, ведь Третьяковка сейчас не  частный  музей.  И  насчет
пролетариев я тоже с вами согласен. Не выношу, когда людей сортируют  по
какому-либо признаку.
   - Ну, вот! Получается, вы оба хорошие, одна  я  плохая!  -  по-детски
надула губы Светлана. - Как знаете, а я с детства ненавижу  пролетариев,
так называемую рабочую косточку. От них несет тухлятиной!..
   Он ушел уже ближе к полуночи. Несколько раз  порывался,  но  Светлана
его не отпускала. "Я соскучилась", - шептала на ухо  Геннадию  и  сильно
сжимала кисть его руки под столом. Он  только  не  понимал,  почему  она
раньше не скучала, до приезда мамы. Или семейное благополучие матери так
подстегнуло ее, призвало действовать?
   Он боялся, что  выглядит  в  глазах  Татьяны  Витальевны  докучливым,
засидевшимся гостем, однако на прощание она протянула  ему  свою  белую,
холеную - будто не было двадцати лет малярки! - руку для поцелуя.
   - Приезжайте к нам зимой со Светланочкой.  У  нас  будет  лето.  Луис
очень обрадуется, он любит гостей.
   Когда за ним закрылись двери, она сказала дочери:
   - Я тебя понимаю. Такие на дороге не валяются. Но, Святая дева Мария,
у него трое детей!
   - Мама, прекрати, и без тебя тошно!..
   Высвеченные  фонарями  островки  деревьев  поражали   ядовито-зеленым
оттенком. Ветер усиливался. По асфальту метались, как щупальца кальмара,
тени от ветвей.
   Геннадий прибавил шаг, чтобы поскорей пересечь этот зачумленный двор,
выйти к Ботаническому саду и  поймать  там  какую-нибудь  машину,  чтобы
вернуться на проспект Мира, к заждавшемуся оболтусу,  который  наверняка
уже видит не первый сон.
   У ворот Ботанического сада стояла белая  "Волга",  а  рядом,  в  тени
деревьев, курил человек высокого роста. Балуев решил  обойти  машину  по
другой стороне улицы, белые "Волги" с недавних пор стали для него плохой
приметой. Не успел он сделать и пяти шагов, как из  подворотни  вынырнул
"мерседес" и перекрыл ему путь.
   - Ай-ай-ай, Геннадий Сергеевич, что у вас  за  привычка  пренебрегать
личным транспортом? - услышал он у себя за спиной.
   Обернулся. Долговязый, что дымил на воротах Ботанического сада, был в
трех шагах  от  него.  Хлопнули  дверцы  "мерседеса".  Двое  здоровенных
амбалов вышли на тротуар. Один, скрестив руки  на  груди,  подпер  своей
шварценеггерской спиной стену ближайшего дома, другой в  развязной  позе
уселся на бампер автомобиля.
   Балуев заметил на голове у долговязого марлевую повязку и усмехнулся:
   - Мне кажется, вы не долечились...
   Третью ночь Светлана спала в гостиной на диванчике.  Место,  едва  ли
приспособленное для приятных сновидений, сегодня было просто невыносимо.
Душила непонятная тревога.  Пугал  утренний  разговор  с  Криворотым.  С
подобными типами нельзя откровенничать. И тысячу раз прав Геннадий,  что
не идет с ним на сближение. Добром это никогда не кончится.
   Она встала, прошлась несколько раз по  комнате.  Решила  подняться  в
спальню к матери. Там горел ночник.
   Мама читала Хименеса. Гость оставил  неизгладимое  впечатление.  Маме
тоже не спится.
   - Ма, я побуду с тобой?
   Прямо как в детстве, когда ждала ее со второй  смены  и  не  ложилась
спать, пока не наговорится.
   Татьяна Витальевна отложила книгу и внимательно посмотрела на дочь.
   - Может, расскажешь мне что-нибудь из своей жизни? Я ведь вижу, много
скрываешь от меня.
   Светлана  присела  на  край  кровати,  виновато  понурив  голову,   и
пролепетала:
   - Мне есть у кого учиться по  этой  части.  По-моему,  я  уже  вполне
взрослая, ма, чтобы отвечать за свои поступки,  не  прибегая  к  чьим-то
советам.
   - Конечно-конечно, - вздохнула мать, - ты всегда была самостоятельной
девочкой.
   - Настолько самостоятельной, что  твой  отъезд  вышиб  у  меня  почву
из-под ног и я наделала много  глупостей.  Твое  счастье  вскружило  мне
голову, и я любой ценой хотела быть счастлива. Нельзя сказать, что я  не
преуспела на этом пути. У меня  появились  деньги,  я  купила  квартиру,
машину. Ты об этом и мечтать не могла в своей  малярке.  Я  же  добилась
всего очень быстро, за два-три года. Не могу сказать, что моя работа мне
не доставляет радости. Доставляет,  и  я  не  капризничаю,  как  Балуев,
которому все опостылело. Я не очень верю ему. Это поза. Наконец, я  жила
с любимым человеком и при этом была свободна. Что еще нужно женщине  для
полного счастья? Но я даже не попробовала его на вкус!
   Света крепко сжала кулаки - признак сдерживания слез.
   Мать обняла ее за плечи. Прижала к груди. Слезы хлынули  сами  собой,
так естественно и так нелепо.
   - А Дима Стародубцев, наверно, был связан с  мафией?  -  предположила
Татьяна Витальевна.
   - Наверно, - с долей сомнения в голосе произнесла Света  и  уткнулась
лицом в материнские колени...
   Долговязый протянул свое удостоверение.
   - Следователь Беспалый, - признался он.
   - Мне наплевать, кто вы, -  презрительно  бросил  Геннадий,  даже  не
взглянув на документ.
   - Дело ваше, - пожал плечами тот, - но вам все равно придется поехать
с нами.
   - И не подумаю, - хмыкнул Балуев, несмотря на то, что  амбалы  начали
потихоньку приближаться к не-му.
   - Не советую вам упрямиться,  Геннадий  Сергеевич.  Я  знаю,  что  вы
располагаете ценными сведениями  по  интересующему  меня  делу,  и  хочу
только, чтобы вы поделились ими со мной.  -  Пал  Палыч  доброжелательно
улыбался, но Геннадий испытывал огромное желание плюнуть ему в лицо.
   Амбалы между тем приблизились вплотную.
   - По-моему, вы  злоупотребляете  своими  ничтожными  полномочиями,  -
бросил Балуев следователю  и  полез  во  внутренний  карман  пиджака  за
сигаретами.
   В ту же секунду амбалы набросились  на  него,  скрутили  ему  руки  и
обшарили с ног до головы.
   - Это вам дорого будет стоить, ребята, -  спокойным  голосом  заметил
Геннадий. - Вы плохо себе представляете последствия, -  обратился  он  к
Беспалому. - У вас возникнут серьезные проблемы.
   - У него ничего нет, -  констатировал  один  из  парней,  надевая  на
Балуева наручники.
   - На чем предпочитаете ехать, Геннадий Сергеевич? - расшаркался перед
ним заметно заволновавшийся следователь. - На "Волге" или "мерседесе"?
   - На автобусе. За вашим катафалком. Амбалы прыснули,  и  вовсе  не  к
месту, какпоказалось Беспалому...
   Татьяна Витальевна долго не отходила от окна. Ее не привлекали звезды
на прояснившемся  небе  и  фонари  с  ядовитыми  островками  высвеченной
зелени. Она должна была собраться с мыслями, и поэтому перед  ней  стоял
лишь черный квадрат в белой раме. Светлана пересела в кресло и  занялась
маникюром. Это занятие успокаивало нервы.
   - Как ты могла в это влипнуть? - застонала мать. -  Ведь  там  кругом
уголовники!
   - Мам, давай без истерик... Это  такое  же  обычное  дело,  как  твой
завод.
   Ты ведь противница кастовости.  Лелеешь  своих  пролетариев,  а  я  -
уголовников. В чем разница?
   - Во всем! Пролетарии - честные трудяги, а у этих - жизнь задарма!
   Неужели и это тебе надо объяснять?
   - Сейчас любая жизнь - задарма! И пролетарии твои не ангелы небесные!
   Суть только в том, кто больше грешит.
   - Святые угодники! У тебя же - мозги набекрень!
   - Пока ты грелась на чилийском солнышке, у нас  тут  все  вывернулось
наизнанку. - Светлана Васильевна без дрожи в руках  водила  кисточкой  с
бесцветным лаком по закругленным ноготкам. - И потом, чем я  лучше  этих
несчастных? Мой папаша тоже где-нибудь среди них отирается!
   - Дура! - закричала мать и затряслась всем телом. Светлана уже и сама
поняла, что хватила через край. Это  был  удар  ниже  пояса,  и  Татьяна
Витальевна, схватившись обеими руками за живот,  будто  у  нее  начались
схватки, повалилась на кровать с громкими рыданиями.
   - Мамочка, прости! Прости, ради Бога! Что я наделала, дура!  -  Света
сгребла мать в охапку и покрыла поцелуями ее мокрое от слез лицо. - Я  -
дура, дура, набитая дура...
   ...Всю дорогу ему не давала покоя одна-единственная мысль. Он  так  и
не позвонил Мишкольцу, и если этот спектакль с наручниками затянется, то
Володя попадет в тяжелое положение и еще не получит важной информации. К
тому же Балуев плохо себе представлял, что  на  этот  раз  задумал  Пит,
почему действует так нагло и решительно. Ему бы  нацепить  наручники  на
Поликарпа! Неужели  значок  "Андромахи"  не  сработал?  Может,  Анхелика
выдала его? Ее мужу наверняка сообщили про их тайное свидание. Тогда все
пропало. Пит всегда сговорится с Поликарпом, и в этом случае  невозможно
будет доказать свою непричастность к убийству в магазине "Игрушки".
   В здании с колоннами, несмотря на поздний час, горели все окна. "Меня
тут явно ждут!" - подумал Геннадий, когда один из амбалов чуть ли не  на
руках вынес его из машины.
   Долговязый молчал, пока весь эскорт поднимался по лестнице, но  перед
дверью в кабинет Пита шепнул на ухо Геннадию:
   - Не осложняйте ситуацию, и я помогу вам выбраться.
   У  Балуева  не  было  времени  достойно  ответить  ему,  потому   что
следователь открыл дверь и подтолкнул его в спину.
   - Что это значит? - подпрыгнул в своем кресле хозяин, выпучив то, что
не рекомендовалось выпучивать,  -  свои  водянистые  глазки.  -  Что  ты
придумал, мусор поганый?! Ты бы еще в кандалы заковал моего гостя!
   - Не очень-то он  стремился  к  вам  в  гости!  -  снимая  наручники,
проворчал Беспалый.
   - Пшел вон, ментовское отродье!
   Выходя из кабинета. Пал Палыч подмигнул Балуеву,  как  бы  напоминая:
"Мы договорились", - но пленник отвернулся, что означало: "Я не нуждаюсь
в помощи".
   - Присаживайся, Гена, - указал ему на кресло Пит, когда они  остались
вдвоем. Балуев сел и похлопал в ладоши.
   - Браво, Петя! Поликарп не зря старался, ты перенял у него лучшее. Он
поставил бы тебе сегодня "отлично" за актерское мастерство. Впрочем, он,
наверно, спрятался у тебя в шкафу, следит за нами и оценивает.
   -  Прекрати,  -  нахмурился  Криворотый,  -  не  надо  так  со   мной
разговаривать. Насчет наручников не было никакого уговора, а  поговорить
нам с тобой необходимо, и как можно скорей. Что касается  Поликарпа,  то
он у меня вот где сидит! - Он провел ребром ладони по горлу.
   - Все, что я хотел сказать, тебе уже передали. А то, чего я  говорить
не  хочу,  ты  меня  сказать  не  заставишь,  даже  если  снова  оденешь
наручники.
   - Дались тебе эти наручники! - в сердцах воскликнул Криворотый.  -  В
данном случае наши интересы совпадают. Ты не можешь этого  не  признать.
Поликарп охотится за твоим человеком, но ему мешает некая девица.  Кроме
всего прочего, она похищает твоего человека. Мне нужна эта девица.  Тебе
необходимо до конца недели вернуть своего  человека,  чтобы  он  уплатил
Поликарпу долг. Как видишь, мы можем соединить наши усилия.
   Речь Пита повергла Балуева в  смятение.  Об  исчезновении  Федора  не
знала даже Светлана.
   - Но в первую очередь я хотел бы узнать, -  продолжал  Криворотый,  -
как у тебя в руках оказался график с Рабкоровской?
   - Нет, погоди, - сделал  отрицательный  жест  Балуев,  -  сначала  ты
скажи, откуда тебе известно о похищении моего человека.
   - Федора? - усмехнулся Пит. - Видишь, я даже знаю, как его зовут. Нет
ничего проще. Гена. Мои ребята хорошо поговорили с твоим шофером.
   - Где они его отыскали?
   - На проспекте Мира.
   -  Конечно,  случайно  наткнулись,  -  с  иронией  в  голосе  добавил
Геннадий.
   - Ну, зачем так? Они пасли твою  машину  весь  день.  И  то,  как  ты
маневрировал  вокруг  собственного  магазина,  меня  просто  привело   в
восторг! - Криворотый закурил и спросил еще более настойчивым тоном:
   -Теперь я могу рассчитывать на какую-нибудь информацию?
   Геннадий Сергеевич  провел  ладонью  по  лицу.  Ему  необходимо  было
переварить полученное сообщение, прежде чем обронить хоть слово.  И  тут
ему пришел на помощь телефон.
   - Я занят! закричал в трубку Пит, но  тут  же  осекся  и  переспросил
более вкрадчивым голосом:
   - Кто? - Выслушав ответ, приказал секретарше:
   - Не вешайте трубку! Я переговорю из приемной.
   Геннадий чувствовал,  что  в  этот  момент  происходит  что-то  очень
важное, но показывать врагу свой интерес - последнее дело.
   - Придется мне тебя покинуть на минутку,  -  сообщил  тот,  ц  Балуев
заметил, каким озабоченным стало его лицо.
   Криворотый действительно вернулся через минуту, не вернулся, а вбежал
в кабинет.
   - Мне надо срочно уехать! - бросил он на ходу. -  Чувствуй  себя  как
дома. Глупостей делать  не  советую.  Тебе  отсюда  не  выйти.  Захочешь
поесть, обратись к секретарше. Она тут, за дверью. Можешь заказать  себе
роскошный ужин из ресторана. Все за наш счет. Ты - гость!  Запомни  это!
Можешь поспать на моем диване.  Можешь,  наконец,  трахнуть  секретаршу,
разрешаю. Она хоть баба и не  первой  свежести,  но  порезвиться  с  ней
можно! Все. Пока. - Он хлопнул дверью.
   Геннадий тут же бросился к окну. Пит дал последние наставления охране
и отправился в неведомый путь на белой "Волге". Еще несколько минут ушло
у Геннадия Сергеевича на изучение рыбок в аквариуме, а  потом  в  голове
созрел дерзкий план. А не позвонить  ли  Миш-кольцу  прямо  из  кабинета
Криворотого? Он ведь гость, в конце концов. На этом так  настаивал  Пит.
Значит, и международный звонок будет за его счет.
   - Кофе не желаете? -  промяукал  за  спиной  чей-то  голос.  Геннадий
вздрогнул от неожиданности. Он не  слышал,  как  она  подкралась  сзади.
Обычно секретарши стучат каблуками, а  эта  ненормальная  расхаживает  в
кроссовках. Да еще нацепила бриджи на свой толстый зад! Как Петя  только
терпит ее?
   - Заварите покрепче и с лимоном, - распорядился Балуев.
   Ему же предложили быть как дома. Правда, у себя  в  офисе  он  всегда
говорит Ниночке "пожалуйста". Эта толстая мымра в бриджах  и  кроссовках
обойдется!
   Она  одарила  его  живописной  улыбкой  из-под  очков  и   удалилась,
подчеркнуто виляя задом.
   "Если  я  позвоню  Мишкольцу,  -  подумал  Гена,  -  она  обязательно
подслушает".
   Они сидели на кухне и глушили стаканами водку. Во всем  Санином  доме
только кухня с тяжелым запахом спиртного и  дешевого  табака  (Серафимыч
принципиально курил "Беломор") была ярко освещена.
   Но никто из них - ни Шаталин, ни Серафимыч - никак не  мог  опьянеть.
То  ли  закуски  оказалось  предостаточно,  то  ли   нервы   не   давали
расслабиться.
   Сначала пили молча,  но  оба  понимали,  за  кого  пьют.  Потом  Саня
по-глупому выставился, видно, чтобы начать разговор:
   - Как поживает Зоя Степановна?
   - Не поживает, Санек. Уже не поживает. Опять замолчали. Выпили.
   - Ты, я вижу, здорово обустроился, -  начал,  в  свою  очередь,  Иван
Серафимыч. - Часовенка, что напротив, на твои деньги возводится?
   - Как вы догадались?
   - Я всегда, Саня, догадливым был. Всегда  был.  О  таком  соображение
имел, о чем никто и не ведал.
   - Я, Иван  Серафимыч,  ее  давно  задумал.  Решил,  как  жильем  себя
обеспечу, так рядом  часовенку  выстрою.  До  этого  все  по  общежитиям
мытарился да комнаты снимал. Я ведь сам из деревенских.
   - Помню, Саня. Все помню. Как ты в первый раз к нам с Людмилой пришел
- помню. Застенчивый такой был, скромный... Мне  ты,  кстати,  сразу  не
понравился, не обессудь. А вот Зое Степановне приглянулся. Баба -  ДУра!
Что она понимает? На что  в  первую  очередь  внимание  обращает?  Мужик
здоровый - это еще не значит, что в поле пахать будет. Вон  их  сколько,
здоровых дармоедов, у тебя под окном! Заставь-ка их пахать - они тебя на
смех подымут! А лицом мужик вышел так на что ему эта смазливость? Он  же
не девица. Правда, сейчас и таких развелось сколько угодно.  Что  еще  в
тебе она приметила? Тихий, скромный ты был.
   Так в тихом омуте, известно, кто водится...
   Саня только кивал в ответ, как бы соглашаясь сразу и  с  мнением  Зои
Степановны и с осуждениями Ивана Серафимыча.
   - А на что смотреть надо было? - поинтересовался Шаталин,  когда  тот
замолчал.
   - Вот здесь должно быть! - Серафимыч ударил себя кулаком в  грудь.  -
Понял? И еще здесь, - постучал он себя по лбу. Его бас то ли от  выпитой
водки, то ли от нервного напряжения превратился в хрип.
   - Но туда ведь не заглянешь, - возразил Саня.
   - Правильно мыслишь, Санек. Правильно. Отсюда и беда.
   - А может, не только отсюда? - снова возразил ХОЗЯИН.
   - На что намекаешь? - Серафимыч поднял  тяжелую  голову  и  уставился
мутным взором в Санин  подбородок.  -  На  Людочку,  на  кровинушку  мою
намекаешь? А какие ты на нее права имел? Никаких! Она тебе женой не была
ни перед людьми, ни перед Богом! Она имела  полное  право  влюбиться,  а
влюбившись, выйти замуж без твоего на то согласия!  Я  отец,  а  не  ты!
Понял? Ты - дерьмо собачье! И все!  Вот  так  мы  и  порешили  на  своем
семейном кругу.
   - Что я - дерьмо собачье, порешили?
   - Цыц! Не передергивай! - Серафимыч тяжело вздохнул, и в горле у него
что-то забулькало.
   - Ладно вам! Давайте еще по стакану хряпнем, и вы мне расскажете, что
у вас там случилось, - предложил Шаталин, -  а  то  мы  так  никогда  до
главного не доберемся.
   - Доберемся, Санек, доберемся. Мы с тобой сегодня до всего доберемся.
   Последняя фраза насторожила Шаталина. Он подумал о том, что проклятая
девка оставила его без оружия, а звать на помощь он не привык.
   - Нет, Санек, пить я больше не буду, - прохрипел  Серафимыч,  вовремя
вспомнив о своей миссии.
   - Бросьте, Иван Серафимыч, я вас все равно в таком виде не отпущу.
   Заночуете у меня. Я постелю вам в гостиной.
   - Мне постелят, где надо. Не волнуйся. - И вдруг ошарашил:
   - Если хочешь знать, она тебя, дурака, любила, а этого хмыря нет!
   - Зачем же замуж пошла?
   - Мы с Зойкой так хотели. Понравился  нам  этот  хмырь.  Обеспеченный
всем. Папа-шишка,  начальник  санэпидемстанции.  -  Последнее  слово  он
выговорил с трудом. - А Людмила привыкла слушаться нас с матерью, вот  и
пошла за него. Со слезами, но пошла. Три года терпела, бедняжка, а потом
развелась. А с другой стороны если посмотреть, не за  тебя  же  ее  было
отдавать, Саня. Ведь у тебя тогда ни фига  не  было!  Сам  говоришь,  по
общагам мытарился.
   - Верно все рассчитали, Иван Серафимыч, и быстро  сварганили  Людкино
замужество, пока я в Афгане прохлаждался! Всем, короче, счастливую жизнь
устроили!
   Александр  старался  говорить  спокойно,  но  уже  понимал,  к   чему
сворачивается их полупьяная беседа. "Что он может знать о гибели дочери?
- соображал он. - Только то, что  во  время  акции  в  доме  Овчинникова
находился  я.  В  принципе,  и  этого   достаточно,   чтобы   по-свойски
разобраться со мной. Здесь явно не обошлось без дочери  Овчинникова.  Но
откуда он может