Варвара Клюева.
    Злые происки врагов


   co y  Co yright Варвара Клюева, 2002
  Email: varvara_klyueva@mail.ru
  WWW: htt ://zhur al.li .ru/k/kljuewa_warwara_a dreew a/
  Книга 6 (2002)

  (c) Клюева В.А., 2002
  Любое коммерческое использование настоящего произведения,  как целиеом,
так и по частям, без разрешения автора или его литературного агента является
нарушением законов об авторском праве и преследуется в судебном порядке.
  Размещение данного текста в некоммерческих электронных  библиотеках, за
исключением  Li .Ru,  не  разрешается   временно,  до  выпуска  в  свет  его
окончательного варианта (книги).






Глава 1

  "Ох, идиотка! Ну что тебе стоило отключить перед сном громкую связь?" -
обругала  я  себя  мысленно  и  с  трудом подавила  желание дать  самой себе
хорошего пинка. Впрочем, будь мне знакома техника подобного  акробатического
номера, и фигушки бы подавила - такая меня переполняла злость.
  Шли четвертые сутки после нашего  возвращения с Соловков, и трое из них
я  практически  не вылезала  из-за  письменного  стола, корпя  над  макетами
обложек, которые должна была сдать две недели назад. И сдала бы, не перенеси
мы внезапно поездку  с августа на июль. Дурацкое, конечно, решение -  только
чайники отправляются на  Белое  море в июле,  в разгар комариного пиршества.
Но, по  правде говоря, у нас не было другого выхода. Либо  переносить,  либо
отменять вовсе - такие сложились обстоятельства. Мы  предпочли  перенести, и
теперь я расплачивалась за сомнительные прелести отпуска (комары и новый, ну
очень сребролюбивый  директор Соловецкого  музея изрядно попили  нашу кровь)
бессонными ночами. А  мое издательское  начальство рвало и метало, поскольку
хотело выпустить книги, над макетами  которых я трудилась, к книжной ярмарке
в начале сентября, для чего макеты эти следовало сдать в типографию "вчера".
  Вот так и вышло, что я трое суток  не разгибала спины,  а вчера, вручив
работу издательскому  курьеру,  который  торчал у  меня на кухне до половины
первого,  рухнула  на  кровать  и  отрубилась.  Не  отключив громкой  связи.
Господи, ну что мне стоило протянуть руку и нажать на проклятую кнопку?!
  Телефонный  звонок  меня  не  разбудил,  мое  собственное   приглашение
оставить  сообшение на  автоответчике -  тоже,  а вот истерическим рыданиям:
"Варька, возьми, пожалуйста, трубку! Ты же дома, я  знаю! Ну  пожалуйста!" -
удалось  вспороть густую пелену, в которой плавало  мое измученное сознание.
Вспоминая  бога, черта  и  его  маму,  изнывая  от  желания хорошенько  себя
лягнуть, я села на кровати и потянулась к аппарату.
  - Говорите! - хрипло каркнула я в трубку.
  На том конце провода снова зарыдали, теперь, очевидно, от облегчения.
  - Варька! Слава Богу! Это Гелена...
  Час  от часу не  легче!  Наверное, профессор Преображенский, не спавший
трое суток  и разбуженный  пьяным Шариковым, обрадовался бы куда больше, чем
я.  Геля  Князева  -  гадюка,  целенаправленно  отравлявшая  мое  счастливое
детство, -  не  имела морального права ни  на  миллиграмм  моего сочувствия.
Впрочем, мораль никогда не была ее сильной стороной.
  -  Варька,  прошу  тебя...  Я... у меня  несчастье...  Больше не к кому
обратиться... Пожалуйста, помоги...
  Что  бы  ни  говорили  обо  мне  недоброжелатели,  я  все-таки  человек
поразительной  душевной  широты. Обуздав  естественный  порыв послать Гадюку
в...  на...  и  к...,  я  еще  с  минуту  послушала громкие всхлипы, а потом
выдавила из себя:
  - Что случилось?
  - Я не могу... по телефону. Очень прошу... приезжай ко мне. Пожалуйста!
  Я прикусила  язык  и,  наверное, раздулась  вдвое,  но все  же удержала
рвущееся из глубины души пожелание.
  - Куда?
  Гадюка, всхлипывая и подвывая, продиктовала адрес.
  Я положила трубку, не соизволив пообещать, что приеду. Есть, знаете ли,
пределы и моей душевной широте.


  Полтора часа  спустя я вошла в  незнакомый  дом, поднялась  на  восьмой
этаж, сделала три шага  и резко остановилась, уставившись на дверь квартиры,
номер которой  назвала  мне  Геля. Обычная,  ничем не  примечательная дверь,
обитая  черным кожзаменителем. Крупные узорчатые шляпки  гвоздей, выпирающие
между натянутой леской ромбики обивки. И ключ. Здоровенный сейфовый ключ, со
всей очевидностью торчащий из замка.
  - Ну нет, Геля! На этот раз тебе ничего не обломится, - мрачно сообщила
я двери.
  Потом, уже шагнув к лифту, все-таки  вернулась к черной двери,  достала
из кармана собственный  ключ и нажала  им на кнопку звонка. Как  и следовало
ожидать - никакого отклика. Я  нажала еще  раз  - с тем же результатом. Quod
erat  demo ta dum. Что ж,  свой  самаритянский долг я  исполнила. И уже без
колебаний вызвала лифт.

  * * *

  Когда-то, больше дестка лет  назад, мы с Гелей жили в соседних домах. А
история  нашей вражды, можно сказать, уходит корнями  в  детскую  песочницу.
Наши  маменьки познакомились на прогулке с  колясками,  и  это был  поистине
черный  час в моей  жизни.  Первые  восемь  лет я ненавидела Гелену  с такой
испепеляющей страстью, какой никогда больше не знала.
  Для ненависти хватило бы и того, что моя мама души в Геленочке не чаяла
и  постоянно ставила ее  мне  в пример. ("Господи, ну  почему  Гелена всегда
такая чистенькая и опрятная,  а тебя  точно  черти драли  и в грязи  возили?
Господи, ну  почему Гелена поет,  как ангел,  а ты ни  одной  ноты правильно
воспроизвести не  в состоянии?  Господи, ну  почему  Гелену в садике  всегда
только хвалят, а мне за тебя постоянно выговаривают?") Согласитесь, ни  один
ребенок, каким  бы кротким и  тихим он ни  был, в таких  обстоятельствах  не
проникнется любовью к  сопернику. А меня  ни кроткой,  ни тихой в те годы не
назвал бы никто. Но моя ненависть питалась и более основательной пищей. Дело
в  том, что при всей своей ангелоподнобности Гелена была не просто подлой, а
прямо-таки воплощением подлости.
  Представьте  себе такую, например, картинку: мне четыре года, я роюсь в
песочнице, строя  какое-то  грандиозное  сооружение,  и тут  подходит ко мне
хорошенькая чистенькая девочка и протягивает неземной красоты куклу.
  - Хочешь, подарю?
  Я  немею  от восторга, киваю и,  отряхнув руки, тянусь к кукле.  Гелена
лучезарно улыбается и убегает  к качелям. Я бережно держу  перед собой чудо,
не  в силах  оторвать от него глаз.  "Мама!"  - отчетливо  произносит кукла,
когда   я  ее  покачиваю,  и  хлопает  длиннющими  ресницами.   Мой  восторг
безграничен.
  - Мама! - орет лупоглазая девчонка из дома напротив и, подбегая ко мне,
выхватывает куклу. - Мама, она украла мою Лялю!
  Я  вырываю  куклу  обратно,  толкаю  лупоглазую  в  грудь,  она падает,
ударяется  головой  о бортик песочницы.  Разъяренными  фуриями налетают  две
мамаши - ее и моя.
  - Это моя кукла! - ору я, прижимая сокровище к груди.
  Мамаша лупоглазой  одной рукой  подхватывает дочь,  другой вцепляется в
яблоко раздора, причитая:
  -  Ты не ушиблась, детка?  Отдай сюда, дрянная девчонка! Это наше!  Нам
папа из Германии привез!
  Мама  (моя) отвешивает  мне оплеуху и тоже пытается  отнять  куклу.  Не
выпуская из рук сокровище, я  падаю в песок, брыкаюсь, кусаюсь, извиваюсь...
В конце концов кому-то из  мамаш удается вырвать у меня  изрядно потрепанное
немецкое  чудо.  Лупоглазая,  глотая слезы,  удаляется с  добытым в яростной
схватке трофеем, а меня волокут домой наказывать.
  - Зачем ты украла куклу?
  - Я не крала! Мне Гелена подарила!
  Думаете  мне поверили? Мама даже  разбираться не стала,  только лишнего
всыпала за то, что я оговорила ни в чем не повинную девочку.
  И  таких иллюстраций я  могу  привести с десяток. Гадине  Гелене всегда
удавалось выйти  сухой  из воды. А  первые  несколько раз  даже  вернуть мое
расположение.  У   нее  был  такой  невинный,  такой  доброжелательный  вид!
Разумеется, она не крала куклы, она просто нашла ее и захотела подарить мне.
(Кстати, после того  случая я в  куклы больше  никогда не играла.)  И как  я
могла  подумать,  будто это она передала  воспитательнице мой нелицеприятный
отзыв?  Наверное,  нас  подслушали  другие  дети  и  наябедничали  Валентине
Михайловне. И вовсе она  не  хотела поссорить меня  с  Толькой  Селивановым!
Откуда ей было знать, что я полезу в  драку, услышав,  как он меня обзывает?
Ах, он говорит, что не обзывал? Ну  конечно, ему стыдно признаться,  ведь вы
дружили!
  Со временем у меня выработался иммунитет. Чем ласковее говорила со мной
Гелена, тем подозрительнее я к ней относилась и откровеннее грубила. К школе
мы  были  уже  смертельными  врагами.   Обольстительная  Гелена  без   труда
навербовала  себе  сторонников в классе и среди  дворовой  ребятни. Я  стала
объектом постоянной травли.
  - Варя  - гнусная харя!  Варвара из кошмара! - вопили, завидев меня, ее
прихвостни. Я  бросалась в драку. Общую свалку разгонял дворник или школьная
уборщица. В  последнем случае меня за ухо тащили  к завучу. Маму в очередной
раз вызывали в школу. Гелена, как всегда, оставалась чистенькой. Боже, как я
ее ненавидела!
  Наверное,  я бы  спятила на почве этой  ненависти,  если бы  не  Лида -
светлый ангел моего детства. Как-то она приехала в гости, когда мы с мамой в
очередной раз выясняли отношения по поводу моего "безобразного поведения". Я
стояла  в углу,  почти  физически  ощущая,  как  горят  из сумрака мои глаза
(фонарь под глазом ни при чем), и кусала губы, изо всех сил пытаясь сдержать
слезы.
  -  Белла, ну-ка сходи, прогуляйся, оставь  нас на  часок, - потребовала
Лида. Мама начала было спорить, но  тетушка, не слушая,  быстро выставила ее
за  дверь. Потом  принесла  мне с  кухни  большую  кружку компота, заставила
выпить до дна и отправила в ванную умываться. А  потом усадила меня рядом и,
слово за словом, вытянула всю историю.
  -  Несчастное  создание!  -  поцокала  языком  Лида, когда я закончила.
Каким-то  непостижимым образом до меня сразу дошло, что она имеет  в виду не
меня.
  - Несчастное? Это Геленка-то?!
  - Ну конечно! Ее никогда никто не будет любить - с такой-то душонкой.
  -  А вот и неправда!  Знаешь, как с ней все носятся?  Мамаша  со  своей
ненаглядной  доченьки пылинки сдувает, учительница, глядя на эту гадину, вся
такая  сладкая  делается,  будто ее  в сиропе  вымочили,  мальчики Геленочку
пожирают глазами, подружки ходят за ней  табунами... Даже моя родная мать, и
та всегда берет ее сторону!
  - Дурочка  ты, Варька. Они же любят не Гелену, а личину, которую она на
себя напяливает. Думаешь, это легко - постоянно носить личину? Попробуй сама
как-нибудь. Вот вы с мамой все время ругаетесь, верно? А хочешь, чтобы она с
тебя  пылинки  сдувала?  Я  научу  тебя,   что  делать.   Объяви,  что  тебе
разонравилось носиться  по  улицам  и  хотелось  бы  заняться  домоводством.
Убирать  квартиру,  стирать и  вышивать крестиком.  А потом  продемонстрируй
серьезность своих намерений, иными словами, займись делом. Причем не забывай
делать  вид,  будто  получаешь  от   своего   времяпрепровождения   огромное
удовольствие.  Мамино горячее одобрение я тебе  гарантирую.  Вопрос  в  том,
надолго ли тебя хватит. Попробуешь?
  Я  живо  представила себе,  как  весело щебеча  и  стоически  игнорируя
уличные соблазны, хлопочу по хозяйству, и решительно покачала головой.
  -  Вот  видишь! Тебя от  одной мысли передергивает. А твоя Гелена так и
живет.  Не знаю, занимается ли она домоводством, но это и  неважно. Главное,
что  ей все время приходится притворяться. А это очень тяжелое и  совершенно
неблагодарное  занятие,  можешь  мне  поверить.  Все  люди  хотят  нравиться
окружающим и многие совершают настоящие  чудеса  лицедейства,  лишь бы этого
достичь, и все  только затем, чтобы испытать однажды горькое  разочарование.
Ведь  рано или поздно притворщик поймет, что люди любят не его,  а созданный
им образ.  И когда на свет божий вылезает его  внутренняя сущность,  - а она
обязательно вылезает, - близкие отшатываются от него, как от монстра. Только
очень немногие могут позволить  себе роскошь  жить, всегда  оставаясь собой.
Кстати,  ты, Варвара,  относишься к  этим  счастливчикам. Когда  ты  найдешь
друзей, у тебя не возникнет сомнений, привязались они  к  тебе  или к некому
фантому. Им будет наплевать на отсутствие у тебя музыкального слуха, на твой
необузданный  нрав и, прямо скажем, дурные манеры. Они полюбят тебя со всеми
достоинствами  и  изъянами,   какие  в   тебе  есть.  Полюбят,  полюбят,  не
сомневайся. Вот я же тебя люблю...
  - Ну и что? Я твоя племянница!
  - Точнее, внучатая племянница. То есть я тебе... хм... дедоватая тетка.
Но я  имела в виду не  родственные чувства. Твой брат по степени родства мне
не дальше, чем ты. А  мама -  ближе. И  тем не менее себе в друзья я из всей
родни выбрала бы только тебя.
  - Правда?
  -  Вот те крест!  Но я  хотела сказать  тебе  еще кое-что.  Ты думаешь,
одноклассники дразнят тебя,  потому что они на  стороне Гелены? Нет. Запомни
хорошенько: дразнят всегда тех, кто на это обижается.
  - Так что же мне, делать вид, будто я не слышу их мерзких воплей?
  - Нет. Оскорблений спускать нельзя, тут ты права. Но и доставлять своим
обидчикам радость,  действуя  в полном соответствии с их ожиданиями, - тоже.
Кроме того, кулаки - вовсе не такое уж страшное оружие. Тем более твои. Смех
гораздо  страшнее.  Немногие способны  спокойно вынести,  когда  их публично
осмеивают.  И если  тебе не нравится быть мишенью чужих  насмешек,  научись,
во-первых,  от души смеяться  удачным шуткам,  даже  если вышучивают тебя, а
во-вторых,  насмехаться сама.  Научишься, и  никто никогда  не посмеет  тебя
задирать.  Как,  говоришь,  тебя  дразнят?  Варя  -  мерзкая харя?  Отлично!
Поворачиваешься   к  обидчику,   окидываешь   его  оценивающим   взглядом  и
произносишь эдак задумчиво: "Ну, по сравнению с твоей харей, моя, пожалуй, и
за красивую сойдет". Идея ясна?
  Будь на  месте Лиды кто-нибудь другой, и  благие советы,  скорее всего,
влетели бы  мне  в одно  ухо  и вылетели в  другое. Что  взрослые понимают в
детской  жизни?  Но   тетке  я  верила,  как  апостолы  -  Христу,  и  после
исторического разговора жизнь моя кардинальным образом изменилась. Не сразу,
конечно, но я научилась обуздывать естественное желание немедленно вцепиться
обидчику в физиономию. Научилась справляться с  бешеной яростью и относиться
к  недругам  иронично. Научилась в любой ситуации видеть  смешные  стороны и
давать  словесный отпор  любому  задире.  И  число любителей подразнить меня
быстро устремилось к нулю.
  Но главное -  я навсегда излечилась от ненависти к Гелене. Только много
позже я сумела по достоинству оценить трюк,  который проделала тогда со мной
тетушка. Выразив жалость  к моей мучительнице, она ненавязчиво  поставила ее
ниже меня. А ненавидеть можно только равных или тех, кто сильнее. Прочих - в
худших случаях - принято брезгливо сторониться.
  Поначалу  я так  и  делала,  то есть  не замечала Гелену  в упор и лишь
изредка ставила  ее на место, когда она очень уж  нарывалась. А  со временем
моя уверенность в себе достигла таких высот, что я даже научилась признавать
ее достоинства. По  счастью,  наши  интересы не пересекались,  а способности
проявлялись в  разных  сферах. Она блистала  в музыкальной школе  и школьном
танцевальном  ансамбле,  а  позже  - в  школьном  же драмтеатре.  Я  недурно
рисовала и  выжигала  по дереву, лазила  по  канату, как обезьяна,  и часами
скакала вокруг стола  для пинг-понга. (Стол  был один,  поэтому  игра шла на
вылет, и  плохой  игрок не  продержался бы там и десяти  минут.)  В  средних
классах  в  Гелене  расцвели  таланты гуманитария  - она  писала  стихи,  ее
сочинения  неизменно  зачитывали  перед  классом  и  посылали  на  различные
конкурсы,  а  учителя  иностранных  языков (у нас  была  испанская  школа  с
факультативным  изучением  английского)   пели   ей   дифирамбы  на   каждом
родительском  собрании.  Я  в  то  же  время  разрывалась  между  увлечением
математикой и страстью к химии (точнее сказать, к пиротехнике, но этого я не
афишировала)  и  срывала  свою  долю  аплодисментов,  исправно  побеждая  на
олимпиадах.  Иными  словами,  мы  играли  на  разных  полях  и  условий  для
конкуренции у нас не было по определению.
  Но сказать, что мы начали относиться друг к другу с симпатией, было  бы
большим преувеличением.  Гелена с  упорством, достойным  лучшего применения,
продолжала  подстраивать  мне  мелкие пакости, а  я не могла отказать себе в
удовольствии платить ей той же монетой. Она настраивала против меня учителей
и  благоволящих к  ней одноклассников, я подлавливала благоприятный момент и
провоцировала  ее  проявить   ту  самую  внутреннюю  сущность,  которую  она
старательно  прятала от мира.  Она писала на меня эпиграммы (некоторые, надо
признать,  были  весьма  удачными),  я  рисовала  на  нее  карикатуры  (тоже
недурственные).  Она, пользуясь  чисто  женскими приемчиками, обольщала моих
друзей. Я наградила ее ненавидимым  ею имечком Геля. Она терпеть  не  могла,
когда ее называли Леной - Лен  в нашем классе  было аж пять.  И  как-то раз,
когда  она, по обыкновению, возмутилась  этим обращением, я во  всеуслышанье
предложила другой уменьшительный вариант. И Геля,  к ее неподдельной ярости,
приклеилось к ней намертво.
  Наша  бескровная вендетта закончилась после  восьмого  класса, когда  я
перешла в  матшколу.  Потом, изредка встречаясь во  дворе,  мы  обменивались
шпилькой-другой  и  расходились, тут же  забывая  о  встрече.  После школы я
поступила на мехмат, а спустя год съехала от родителей, и несколько лет мы с
Гелей практически не виделись, не считая парочки случайных  встреч в главном
здании  МГУ  (Гелена,  как  выяснилось,  поступила  на  филфак).  Позже  мое
семейство в полном  составе отбыло  зарубеж,  и  я вернулась в отчий дом, но
Геля к тому времени давно переехала к мужу. Последний раз я видела ее... да,
два с  половиной года назад - она приезжала поздравить свою маменьку с новым
годом.  Мы встретились у магазина и обменялись парой  слов. "Ты, как,  замуж
еще  не  вышла?"  -  поинтересовалась  она с гаденькой усмешечкой. "Да  вот,
собираюсь в Тибет  - пятого мужа присматривать.  Четверо, остолопы, никак  с
хозяйством не справляются". На том и разошлись.
  Все  это  я  вспоминала,   медленно  бредя   через  двор  к   остановке
троллейбуса.  Откровенно говоря, уезжать мне не хотелось. История со звонком
и  торчащим из  замка  ключом разожгла мое  любопытство.  С  другой стороны,
возвращаться к  квартире  - глупость  несусветная.  С  гадюки Гели  станется
впутать меня в какую-нибудь скверную историю. Да, но как прикажете поступить
с собственным любопытством?
  Я задумчиво обвела двор глазами. И увидела их...
  Мысли о Гелене, звонке и ключе тут же вылетели у меня из головы.



Глава 2

  В первую минуту я, признаться, обратила  внимание только на ирландского
сеттера, выскочившего  из-за  угла и припустившего к  помойке: собаки -  моя
слабость. Когда  следом за сеттером показалась худая сутулая  фигура, я даже
не удостоила ее взглядом. До тех пор, пока не услышала:
  - Полноте, сэр  Тобиас!  Джентльмену ваших кровей не  пристало рыться в
отбросах.
  Уже  одного  обращения  на  "вы"  было  достаточно,  чтобы сразить меня
наповал. А интонация!.. Мягчайшая ирония, легкое порицание и явное уважение.
ОН  действительно   относился  к  псу,  как  мог  бы  относиться  английский
джентльмен  старых добрых времен к своему  высокородному другу. Ну, в данную
минуту,  к  высокородному другу,  совершившему  досадную,  но  извинительную
оплошность. И, самое поразительное,  -  собака  повела себя  соответственно.
Бросила на спутника короткий извиняющийся взгляд, махнула хвостом  и  тут же
отбежала от помойки.
  Я проработала в собачьем питомнике не один год и прекрасно  представляю
себе, чего  стоит добиться  ТАКОГО  послушания. Если собака реагирует  не на
крик, не на угрозу в голосе, а всего лишь на мягкий упре