зды  и  квартиры, чтобы  людям  не
пришлось отвечать  на одни и те  же вопросы  по  нескольку  раз.  Чем больше
жителей этой улицы удастся опросить, тем больше  шансов на успех. Наткнетесь
на свидетеля - немедленно зовите меня. Ну, с Богом.
     Толпа загудела и начала распадаться на группы поменьше. Молодой человек
в   камуфляже,  взяв  командование   на   себя,  стал   распределять   между
добровольцами дома  и  квартиры.  Селезнев, не  дожидаясь,  пока  закончится
собрание,  направился  к  подъезду,  где  уже брал  интервью,  -  нужно было
показать жильцам портреты предполагаемых похитителей.
     Через  полчаса  он  зашел  в  очередное  парадное  и  стал   свидетелем
захватывающего   спектакля.   На   нижней   лестничной   клетке   столпились
квартиросъемщики подъезда  со чадами и домочадцами. В центре группы на плече
дородной домохозяйки рыдала хрупкая девчушка в белом мохнатом пальто.
     - Сестра... приехала из Москвы на один день... И вот - пожалуйста...
     Сочувствие аборигенов было прямо-таки осязаемым. Люди  хмуро передавали
друг  другу  фото  и  рисунок.  Тот,  чья  наступала очередь, вглядывался  в
изображение с таким рвением, словно пытался глазами прожечь в бумаге дыру.
     Селезнев понял, что здесь ему делать нечего, вышел на улицу и достал из
кармана сигарету. На  него вдруг  навалилась  страшная усталость.  Пересекая
улицу, он почувствовал, что его пошатывает.
     - Слышь, мужик! - окликнул его кто-то.
     Селезнев обернулся. К нему трусил коренастый детина в камуфляже.
     - Ты пока расслабься в машине часик. Тебе еще девчонку вызволять, когда
мы на след этих выродков нападем.
     - Спасибо,  - вяло улыбнулся Дон, - но сейчас  не время  расслабляться.
Чем скорее мы закончим опрос,  тем лучше.  Здешние жители вот-вот разойдутся
по своим делам.
     - У нас все схвачено,  - заверил его детина. - Мои ребята оцепили улицу
и опрашивают всех, кто уходит. Остальным я наказал выведывать у жильцов, все
ли в квартире. Если кто успел улизнуть до нашего прихода, выясним координаты
и  наведаемся к ним на работу или куда их там понесло. Иди, иди в машину, не
сомневайся. Найдем свидетелей - непременно разбудим.  -  Видя, что  Селезнев
колеблется,  парень рявкнул, как фельдфебель  на плацу:  - Иди, кому говорю!
Твоя  работа  начнется,  когда  надо  будет  вытаскивать  девчонку.  Кому ты
сделаешь лучше, если выгоришь и будешь передвигаться на четвереньках?
     Селезнев  поразмыслил  над этим  доводом,  криво  усмехнулся,  еще  раз
поблагодарил,  повернулся и пошел  к  машине  -  серебристо-серому  красавцу
"вольво".
     Увидев его, Миша выскочил из салона и распахнул дверцу.
     - Куда едем? - спросил он с энтузиазмом.
     - Пока никуда,  - проворчал  Селезнев, смущенный таким сервисом.  - Мне
приказано ждать здесь.
     Миша вырубил магнитофон.
     - Мне посидеть с вами или сходить прогуляться?
     -  Мы же вроде перешли на "ты", - пробормотал Селезнев, устраиваясь  на
заднем сиденье. - Как хочешь, - ответил он на вопрос и задумался.
     Из  полудремы  его  вывел  парень  в  коже.  Открыв  дверцу  машины, он
склонился над Доном, позвякивая цепями, как новогодняя елка на сквозняке.
     - Эй,  друг,  нашли мы тут одну бабусю... Дак она,  кажись,  видала эти
рожи. - Он помахал перед  носом  Селезнева листком с  карикатурами. - Только
старая грымза  не помнит,  где и  когда. Может, вашу шатию учат,  как лечить
склероз? Сходишь, прочистишь старухе мозги?
     Селезнев приподнялся и одним движением выкатился из машины:
     - Веди!
     Бабуся  оказалась бойкой и  словоохотливой. Она действительно  со  всей
определенностью заявила, что узнала "энтих антихристов", но сколько ни бился
с ней Селезнев, так и  не припомнила, где и когда их видела. В  конце концов
пришлось отступиться.  Снабдив  забывчивую свидетельницу номерами  домашнего
(Сандры) и мобильного (Мишиного) телефонов, он  попросил  ее звонить в любое
время дня и ночи, как только вернется память.
     Во    дворе    его    перехватил   давешний   детина    в    камуфляже,
отрекомендовавшийся членом местного совета ветеранов-"афганцев", и доложил о
ходе операции.
     - Три человека думают, будто  видели твою  Варвару, но даже не уверены,
что это было вчера. Один  псих с верхнего этажа вон того подъезда клянется и
божится, что  парочка с рисунка  - это садисты-санитары, которые  издевались
над ним в дурдоме. Естественно, упекли его туда по их же грязному навету.
     После некоторой  заминки афганец смущенно  признался,  что его  люди  в
одной  квартире  разорили  гнездо  самогонщиков,  а  в  другой  переполошили
небольшой домашний бордель.
     - Ты уж извини, что так  вышло, - сказал он виновато. - Я-то помню твое
предупреждение:  как заметим  что  подозрительное  - обращаться  к  тебе. Но
ребята молодые,  горячие. Как увидели бегающие глазки того самогонщика - так
и  взяли  его в  оборот. А во второй  квартире  какой-то  засранец, даже  не
выслушав их, попытался захлопнуть дверь. Ну так они и вломили ему  по первое
число. Пока  с  ним  разбирались, из  комнаты выскочили две телки в чем мать
родила и подняли такой визг... Полдома сбежалось. Видел бы  ты лица мужиков!
Так и рвались учинить девочкам допрос с пристрастием.
     Селезнев представил себе эту картинку и ухмыльнулся.
     - Ладно,  на  первый раз  прощается. Но в  следующий будьте осторожнее.
Мало ли на кого  можно нарваться... -  Он  поблагодарил молодого человека  и
отправился опрашивать граждан, полагавших, что они  видели Варвару. Во время
второй беседы в кармане запиликал телефон.
     -  Дон!  - В голосе  Сандры  звучало  облегчение, словно она  опасалась
услышать кого-нибудь другого. - Приезжай скорее. Я кое-что нашла. - И прежде
чем он успел задать уточняющий вопрос, отключилась.
     Селезнев  поспешно  закончил   разговор   с  сомневающимся  свидетелем,
вприпрыжку выбежал на улицу, нырнул в машину и скомандовал Михаилу:
     - Вперед! Дом Сандры знаешь?
     -  Сандры?  -  озадаченно  нахмурился  Миша.  -  А-а,  Сашки,  что  ли?
Естественно! - Он  плавно тронул  машину с  места.  - Я  еще не встречал  ни
одного питерца, который бы не побывал хоть раз у Сашки. Классный она парень,
верно? Мой босс, уж на что жмот, а и он ради нее гляди, как расстарался!
     "Парень?" - удивился про  себя Селезнев  нелепому  определению. За свою
жизнь, полную  контактов с самыми разнообразными людьми,  он встречал не так
уж много женщин, которые  были бы женщинами в большей степени, чем Сандра. И
ничего  общего  с  Варварой!  Словно  горный  поток  и равнинная река,  если
метафорически.
     Дверь  в   квартиру  Сандры  была  приоткрыта.  Встревоженный  Селезнев
окликнул хозяйку из прихожей.
     - Дон? - сразу отозвалась она. - Раздевайся и проходи на кухню.
     Обстановка на кухне немного  изменилась. Вместо тарелок, вилок, ложек и
чашек на  столе теперь  лежали старая лупа и  ворох фотоотпечатков  крупного
формата. Хотя  в  окно било солнце,  Сандра  зачем-то  принесла  из  комнаты
настольную лампу.
     - Садись, - сказала она, кивнув на стул. - Посмотри-ка сюда.
     Селезнев  подвинул к себе отпечатки. Все они воспроизводили  один и тот
же кусок улицы, которую он исходил сегодня вдоль и поперек. Один негатив был
бракованный -  почти половину отпечатка закрывала черная  полоса.  Но именно
его Сандра сунула Дону в руки.
     - Видишь, это я щелкнула, когда Варька еще стояла рядом. Как раз в этот
момент  и  сорвалась пленка.  Я  решила,  что кадр безнадежно  загублен,  но
оказалось, кое-что разглядеть все-таки можно. А вот это я снимала, когда уже
вышла из парадного. Заметил разницу?
     Не заметить разницу было  трудно. На  испорченный  снимок  попал  кусок
стареньких  "Жигулей" то  ли  серого,  то ли бежевого, то ли светло-голубого
цвета. На остальных снимках место у  того же самого столба пустовало. Сандра
порылась в ворохе отпечатков и нашла увеличенное изображение машины.
     -  Тут,  конечно,  очень крупное  зерно, но  мне удалось разобрать  две
последние цифры и буквы номера.
     Селезнев вскочил.
     - Немедленно звоним полковнику!
     - Подожди, - остановила его Сандра, поудобнее устраиваясь на  диване. -
Не суетись.
     - Сандра, ты  что,  не понимаешь? - вытаращился на нее Селезнев.  - Эта
машина  исчезла в  то  же  время, что  и Варька.  Даже  если это совпадение,
водитель почти наверняка что-нибудь заметил.
     -  Скорее  всего,  -  невозмутимо  согласилась Сандра.  - Если  тебе не
трудно, сядь, пожалуйста, мне тяжело разговаривать, запрокидывая голову.
     Селезнев стиснул кулаки и запыхтел, как паровоз, но подчинился.
     -  Я, как  и  обещала, позвонила  полковнику, - продолжала Сандра. - Он
подтвердил,  что  ждал твоего звонка, и дал мне телефон лейтенанта Луконина,
которого выделил тебе в помощь. Совсем молоденький, по голосу. Петей звать.
     - Сандр-ра! - зарычал Селезнев.
     Она посмотрела на него глазами  раненой лани, и Дону пришлось прикусить
язык.
     -  Когда  я  догадалась рассмотреть испорченный кусок пленки,  то сразу
бросилась звонить тебе, но линия была занята - после набора первых трех цифр
сразу раздавались короткие гудки. Тогда я решила все отпечатать и  увеличить
кадр  с машиной. Мне удалось  рассмотреть  последние цифры номера. Остальное
напрашивалось само собой. Я позвонила лейтенанту Пете, попросила установить,
сколько "Жигулей"  шестой  модели заканчиваются на  04-ЛД,  после чего опять
стала  названивать тебе.  Как только  мы  поговорили,  перезвонил  Петя.  Он
выяснил все, что нужно, и рвался в бой. Подходящих "Жигулей" оказалось всего
восемь.  Петя поехал  проверять  владельцев. Я переслала ему  по  факсу фото
Варвары и рисунок.
     Дон снова вскочил.
     - Он продиктовал тебе список машин с фамилиями  и адресами  владельцев?
Сказал, куда поедет в первую очередь?
     Сандра покачала головой.
     -  Нет. Он собирался, но я подумала, что  тебе нужно  отдохнуть. Восемь
адресов -  это  немного.  Петя  наметил оптимальный  маршрут и заверил,  что
управится самое большее за три часа.
     Селезнев схватился за голову.
     - Ты соображаешь, что делаешь?! Мы могли  бы выгадать полтора  часа!  А
если твоя самодеятельность будет стоить Варваре жизни - что тогда?! Господи,
помилуй! Ты  понимаешь,  что, возможно, отправила  зеленого юнца  прямиком в
волчью пасть? От  него оставят рожки  да ножки, а Варьку упрячут так, что ни
одна собака не найдет!
     Сандра  спокойно  наблюдала, как  он  меряет кухню аршинными шагами,  и
ждала, когда буря утихнет. Наконец Дон выдохся.
     -  Ты прекрасно знаешь,  что порешь  чепуху, -  заговорила  она  ровным
голосом. -  Волки, готовые растерзать  милиционера, никогда не  взяли бы для
похищения  собственную  машину.  Это   все  равно  что  оставить  на   месте
преступления визитную  карточку  и  семейный  альбом  с  фотографиями.  Если
Варвару  увезли  на  этих  "Жигулях",  то  машина,  скорее всего,  краденая.
Расследовать такую кражу  -  дело  местной  милиции. У  тебя  на  это нет ни
времени, ни сил. Будешь ты искать воров или нет, поиски все равно затянутся.
С твоей стороны было бы разумнее использовать хотя бы часть этого времени на
отдых.
     - Какая трогательная  забота! - снова вскипел Селезнев. -  Сегодня все,
кому не лень,  советуют мне отдохнуть, разве что  колыбельные песни не поют.
Интересно, для  чего ты вообще  взяла на  себя труд позвонить  мне в Москву?
Армии сыщиков, которую  тебе удалось навербовать, мое присутствие  не  нужно
даже для галочки! Но я не позволю делать из себя карточного болвана! На кону
стоит Варькина жизнь!
     Он выскочил из кухни, а через секунду хлопнула входная дверь.
     "И  некоторые еще  утверждают, будто  любовные романы - это  сказки для
сентиментальных дур,  -  подумала  Сандра.  -  Интересно,  как  эти скептики
прокомментировали бы  такое вот кипение страстей?  А  Варьке  повезло.  И  в
двадцать-то лет далеко не всякой девице  удается стать объектом столь пылких
чувств,  а уж когда тебе за тридцать... - Неожиданно для себя Сандра поняла,
что злится.  -  А уверяла, дуреха,  будто они с Доном  питают  друг к  другу
исключительно дружеские чувства!  Как  можно быть такой  слепой!  Ну, только
найдись, я тебе вправлю мозги!"
     Ее  воспитательные  мысли прервал  звонок  в дверь. За  порогом с видом
побитой собаки стоял Селезнев.
     - Извини, Сандра! Я веду себя, точно истеричная  барышня или вельможный
хам.  Наорал,  натопал  ногами,  сорвал  на  тебе  злость... Пора  принимать
валерьянку. Прости меня, ладно?
     Сандра улыбнулась загадочно, как Мона Лиза, и впустила его в квартиру.
     -  Прощу,  если поможешь приготовить завтрак. Я голодна,  как  мамонт в
ледниковый период.

x x x

     После   завтрака   оба,   несмотря  на   взаимные   уговоры,   отдыхать
категорически отказались. Они взяли по чашке чая, перешли в самую большую из
трех комнат и долго просидели молча,  гипнотизируя телефонный аппарат.  Хотя
они старались скрыть друг от друга растущее внутреннее напряжение, атмосфера
с каждой минутой становилась все более гнетущей.
     "Если эти уроды  похитили Варвару,  приняв  ее за шпионку, вряд ли  они
изменят свое  мнение  лишь  потому, что она над ними посмеется  или покрутит
пальцем у виска, - думала Сандра.  - Шпионка на  ее месте  тоже  не стала бы
спешить с саморазоблачениями,  а  похитители наверняка  не  грешат  излишней
доверчивостью. Что они предпримут,  когда Варька посоветует им  обратиться к
психиатру? Хорошо, если эти бандиты идут в ногу со временем и используют для
допросов наркотики... Хотя, если верить шпионской литературе, пентотал вовсе
не полезен для сердца. Но это еще цветочки в сравнении с  другими средствами
вытягивания информации... Господи  всемогущий, царица  небесная,  спасите  и
сохраните вашу строптивую рабу Варвару!"
     Пока   Сандра  сражалась  со   своими  химерами,   Селезнева   донимали
собственные.
     "Уже почти  двадцать  часов,  как она пропала.  За  это время  мерзавцы
должны были убедиться, что она  не представляет  для них  угрозы. Есть у нас
хотя бы  крошечный  шанс,  что они  отпустят ее подобру-поздорову? Наверное,
есть,  но  только в том  случае, если  похитители не мокрушники.  Тогда  все
зависит  от  того,  насколько  им   удалось  оставить  Варьку  в   неведении
относительно  своих темных делишек и многое  ли поставлено на карту, -  ведь
преступник, даже  не будучи  убийцей,  под угрозой потери  жирного  куша или
собственной жизни вполне может отказаться от шатких моральных принципов. А в
данном случае ставка должна  быть крупной. Иначе зачем нужно было похищение?
Выходит, просто  так  ее не  отпустят...  Или будут держать у себя,  пока не
минует опасность, или... Нет, только не это!"
     Отгоняя страшные мысли, Дон с нервной усмешкой обратился к Сандре:
     -  Ужасная  штука - ожидание,  верно?  Что  только в  голову  не лезет!
Предлагаю поболтать о чем-нибудь постороннем, пока мы дружно не спятили.
     - Пожалуй, - вздохнув, поддержала его Сандра. -  Только о  чем?  Что-то
светские темы не лезут в голову.
     - Ну, хотя бы расскажи о себе. Ты упомянула, что росла без родителей.
     -  Честно говоря, гнета сиротства я  почти не ощутила. Конечно,  иногда
растравляла себя до слез всякими мыслями, но дети любят себя пожалеть, а еще
больше  любят,  когда  их  жалеют другие. А  вообще у меня все было  хорошо,
плохого я не помню. Мне повезло с сестрой. Когда умерла мама, папа замкнулся
в  себе  и  отстранился  от  нас. Потом  Ксана  говорила,  будто  уже  тогда
почувствовала, что у нее  никого, кроме меня, не осталось. А у меня -  кроме
нее. Мне еще двух лет не было, сестра возилась со мной, и я ее обожала. Папа
пережил маму  всего на  полтора  года, и  я  его  тоже почти  не  запомнила.
Осталось только смутное ощущение какой-то тягостной таинственности.
     - Извини за бестактность, а на что же вы жили?
     - При  отце деньги в  доме  не  переводились  -  у  него  была  большая
зарплата,  только откладывать он  не  умел. Потом мне полагалась  пенсия, но
Ксана боялась,  что не сумеет свести  концы с концами,  и сдала  две комнаты
одной  семье. Муж,  дядя Женя,  жил у нас наездами, он был  подводник,  зато
Ольга  взяла  на  себя  почти  все  хозяйство  и вообще  оказалась  чудесной
женщиной.  Ксана  поступила  в институт, так Ольга и обо мне заботилась.  Я,
наверное, лет до двенадцати не желала расставаться с убеждением, что Ольга и
есть моя  мама, а  Павлик с Наташкой  - наши с Ксаной родные брат  и сестра.
Потом им дали квартиру,  и Ольга уговаривала нас переехать вместе, а здешние
хоромы сдавать целиком. Мы отказались, но часто ездили друг к другу в гости,
а в каникулы я жила у них неделями. На самом деле мне повезло. Ни сестра, ни
Ольга  никогда  меня  не воспитывали.  Не читали нотаций, не наказывали,  не
ставили педагогические  эксперименты  - только любили и  баловали. Сейчас мы
подруги, несмотря на разницу в возрасте.
     - Сколько лет было твоим родителям?
     - Отцу - за пятьдесят. Он  был старше  мамы  на  пятнадцать лет. А мама
умерла  в тридцать четыре... Врачи предупреждали, что вторая беременность ее
убьет, но она очень хотела сына. А родила меня, и через восемнадцать месяцев
почки отказали.  Папа умер от сердца. Ксана говорила,  он  стал много пить и
почти не разговаривал... Ей досталось куда больше,  чем мне. Слава богу, она
меня  не  возненавидела, хотя  могла  бы... Давай-ка налью  тебе еще  чаю, и
теперь твоя очередь.
     -  Да  мне  в  общем-то нечего рассказывать. Детство было  безоблачным.
Даже, пожалуй, слишком.
     - Слишком - это нонсенс. Лишнего счастья не бывает.
     - Да, наверное. Но кому-то его выпадает больше, чем остальным. В общем,
тут   мы  с   тобой  непохожи.  И   жили  мы  в  провинции.  Твой  папа  был
контр-адмиралом, мой - рабочим.  Но  и  кое-что  общее есть. Тебе повезло  с
сестрой, а мне - с братом. Правда, он старше меня не  на четырнадцать лет, а
всего  на  полтора часа... То есть был старше. Я давно уже его обогнал... Но
росли мы вместе. Слышала когда-нибудь про город Балаково?
     - Нет, - призналась Сандра.
     - Это на Волге. Довольно крупный,  между прочим. Мы  росли, как  сорная
трава.  Гоняли  в футбол,  рыбачили,  плавали  до  посинения или торчали  на
голубятне - мы держали полдюжины настоящих почтовых голубей...
     - Белых?
     - Нет, что ты!  Белые - декоративные, они  почтовыми  не  бывают.  Наши
выглядели  довольно невзрачно - неприметные, сизые,  чуть  поменьше  обычных
голубей.  Но умницы!  Не припомню случая, чтобы они хоть раз не  доставили в
голубятню секретное донесение, когда мы играли в войну, или письмо родителям
из пионерлагеря.
     - Вы брали голубей с собой?
     -  Разумеется! Разве родителям  можно было  доверить заботу  о голубях,
когда  они и  о детях-то порой забывали?  Письма им мы отправляли только  за
день до возвращения, на всякий случай, чтобы  курьеры не успели издохнуть от
голода... Да не смотри на меня такими большими глазами! Родители нас любили,
и  даже  очень.  Просто  отца  вечно  гоняли по  командировкам  - он  у  нас
газопроводчик,  -  а  мама,  если  не пропадала  в  школе, то  занималась  с
отстающими или возила  очередной свой класс в  очередную экскурсию на родину
очередного великого писателя.  Ни меня,  ни Ивана это  никогда не  тяготило,
ведь нас было двое... вернее, как бы один, но в двух экземплярах. Нам всегда
казались  глупыми споры  о существовании телепатии  - мы-то  ею пользовались
вовсю.  Правда,  потом, когда начали  влюбляться  в одних и тех же  девочек,
познакомились и с обратной стороной медали, но  плюсов в  телепатии все-таки
больше...
     - Когда он умер? - спросила Сандра после паузы.
     -  Уже  давно.  От  белокровия.   Ему  было  всего  восемнадцать.  Мне,
естественно, тоже. Потом я с  тоски женился  - неудачно,  конечно, и  у меня
долго не было друзей, пока  вот с Варварой не в