азал остальным по каналу командной связи
последовать его примеру. Двигатели заработали громче.
   Он вспомнил, как удержался от искушения сломя голову кинуться на  горящую
станцию спутниковой связи несколько дней назад, и мрачно подумал, что теперь
обстоятельства вынуждают его поступить совсем иначе. Это противоречило  всем
его инстинктам, всей его подготовке и опыту.
   Такая гребаная попытка прилги на помощь кавалерийским наскоком с  саблями
наголо может  обернуться  самоубийственной  операцией,  если  враг  готов  к
встрече с ними.
   Объем гидростатических емкостей у подводных буксиров был уменьшен за счет
выпуска воздуха, и подводные аппараты скользили под морскими волнами, словно
гигантские скаты.
   Обтекаемые резиновые буксиры легко погрузили на борт шхуны и спустили  на
воду с четкостью, приобретаемой долгим опытом. У каждого буксира  была  пара
гребных  винтов,  которые  приводили  в  действие  компактные,   но   мощные
электромоторы, получавшие питание от аккумуляторных батарей, и каждый  тащил
за собой трех пловцов - темные тени участников  тайной  операции  мчались  к
берегу.
   Запаса электроэнергии в  аккумуляторных  батареях,  созданных  на  основе
новейших технологий, хватало на семьдесят морских миль.  Сами  пловцы  могли
оставаться  под  водой  больше  четырех  часов   без   риска   выдать   себя
предательскими пузырьками, вырывающимися из обычных аквалангов. Но в  случае
погружения на глубину больше сорока  пяти  футов,  давление  воды  превратит
чистый кислород, поступающий  в  систему  жизнеобеспечения,  в  смертельного
врага, который окажет токсическое воздействие на пловцов.  Впрочем,  сегодня
ни время пребывания под водой, ни  расстояние  не  имели  особого  значения;
берег был недалеко, а способ приближения к нему был быстрым  и  проходил  на
небольшой глубине.
   Уже через несколько минут после погружения буксиры всплыли на поверхность
и помчались с предельной скоростью, превышающей восемьдесят  узлов,  скользя
по воде, словно масло по тефлоновой  сковороде.  Когда  они  приблизились  к
волнам  прибоя,  пловцы  покинули  их,  выбрались  на  берег,  извлекли   из
водонепроницаемых мешков автоматы и прицелы ночного видения и  двинулись  по
суше дальше.
   Вилла Владимира Старинова одиноко возвышалась на скале всего  в  семистах
футах, ее окна отбрасывали в темноту тусклый желтый  свет,  и  охрана  главы
российского государства не подозревала о приближении убийц.
   Стариков взял кипящий чайник, подошел к столу и налил кипяток в  чашку  с
заваркой. Прежде чем сесть к столу, он достал  из  ящика  буфета  печенье  и
подозвал к себе Оми, надеясь,  что  печенье,  которое  спаниель  так  любит,
успокоит собаку.  Оми  посмотрел  на  хозяина,  но  не  сдвинулся  с  места.
Несколькими минутами раньше пес  вышел  из  комнаты  и  улегся  на  крыльце,
вытянув вперед шею и тревожно поскуливая.
   Сначала  Старинов  подумал,  что  его  любимца  взволновал  пронзительный
свисток кипящего чайника, но теперь чайник молчал, и хозяин  протягивал  ему
лакомство, однако спаниель продолжал беспокойно нюхать воздух и скулить.
   Старинов пожал плечами, положил отвергнутое печенье  в  карман  халата  и
подул на чай, чтобы остудить его. И хотя  поведение  собаки  показалось  ему
несколько необычным, он тут же забыл об этом; иногда Оми  волновался,  слыша
шаги охранников, совершающих обход территории. Наверно,  и  сегодня  в  этом
причина странного поведения обычно спокойного пса.
   Ничего не поделаешь, пускай себе лежит. Старинов чувствовал себя  немного
усталым после прогулки по берегу, и ему хотелось  насладиться  столь  редким
состоянием  покоя.  Можно  не  сомневаться,   что   скоро   снова   начнутся
неприятности.
   Офицеру службы безопасности, стоявшему на своем посту в  армейской  форме
недалеко от виллы, показалось, что он услышал звуки чьих-то шагов  внизу,  у
подножия скалы. Он подошел к самому краю утеса,  чтобы  убедиться,  что  это
простая случайность -  ветер  шелохнул  сухую  ветку,  или  какой-то  зверек
копошится в поисках пищи.
   Стоя  у  края  обрыва,  офицер  посмотрел  на  своего  товарища,  который
находился на дальнем краю охраняемого участка. Он хотел было подозвать  его,
но, заметив огонек сигареты, решил не отвлекать.
   Офицер спустился по крутому склону и остановился,  глядя  по  сторонам  и
прислушиваясь, потом прошел чуть ближе к берегу и снова встал. У воды никого
не было, но ему показалось, что теперь он слышит  другой  звук,  похожий  на
приглушенный гул мотора. Нет, нескольких моторов. Они еще далеко, но  быстро
приближаются. Ему показалось, что этот гул походит на гудение  пчел,  целого
пчелиного улья. Но какое отношение имеет этот гул к едва  слышному  шуршанию
на  берегу,  которое  он  слышал  раньше?  А  вдруг   это   угрожает   жизни
премьер-министра?
   Внезапно почувствовав тревогу, офицер решил все-таки оповестить охрану  и
уже повернулся к тропинке, чтобы вернуться назад, но чья-то сильная жилистая
рука обхватила его за шею и быстрым безжалостным движением сломала ее.
   - Ты слышишь этот шум?  -  прошептала  Джилея  Адилу.  -  Похоже  на  гул
моторов.
   Напарник стоял рядом с ней под скалой, наклонив голову  и  прислушиваясь.
Он походил на зверя, почуявшего опасность. У ног Адила лежал мертвый  офицер
охраны. Остальные боевики подтягивались к ним.
   - Не знаю... - начал он и внезапно замолчал, показывая рукой на береговую
линию.
   Джилея  посмотрела,  куда  указывал  Адил,  и  ее  глаза  расширились  от
удивления.
   - Проклятье! - шепотом воскликнула она и подняла автомат.
   Как только мотоцикл Блакберна и Перри повернул вслед за изгибом береговой
черты, Макс увидел на вершине утеса, слева от себя, одинокую виллу, и тут же
лучи фар осветили фигуры аквалангистов, какие-то резиновые лодки,  брошенные
на берегу, и тело офицера на песке с неестественно закинутой головой.
   - Вот они! - крикнул Блакберн в микрофон. Он мигом оценил ситуацию и  тут
же скомандовал:
   - Вперед, в атаку!
   Нажав до предела  на  педаль  газа,  он  устремился  к  группе  боевиков,
рассыпавшихся по берегу.  Блакберн  заметил,  что  две  фигуры,  только  что
стоявшие рядом с трупом, начали  торопливо  взбираться  по  крутому  обрыву.
Перри, сидевший в коляске, повернул ствол пулемета и  короткими  прицельными
очередями повел по ним огонь. Берег впереди осветили  вспышки  выстрелов  из
автоматов Калашникова.
   Один из пловцов упал, срезанный очередью  из  пулемета  Перри  -  тяжелые
пластиковые пули ударили ему в грудь, и автомат вылетел из рук. Тут же  упал
еще один боевик, стоявший рядом с ним.
   Блакберн увидел,  как  мотоцикл,  которым  управлял  Вайнз  Скалл,  резко
свернул вправо и стал преследовать двух боевиков в  костюмах  аквалангистов,
загоняя их в воду. Они бросились в море, вода была им уже выше колен,  когда
мотоцикл Скалла, рассекая волны прибоя, врезался в воду, словно  разъяренный
бык. Тут же в мотоцикл Блакберна ударила пуля и с визгом рикошетом  отлетела
в сторону, он резко повернул руль и повел машину зигзагами.
   В воздухе свистели пули, и хотя благодаря неожиданному  появлению  группа
"Меча" получила некоторое преимущество, противник ожесточенно сопротивлялся.
   Град пуль нашел первую жертву - водитель одного из  мотоциклов  повис  на
руле, обливаясь  кровью  из  простреленной  груди,  машина  опрокинулась,  и
пулеметчик вылетел на песок. Он тут же  вскочил,  ошеломленный  падением,  с
залитым кровью лицом, и был убит, прежде чем успел сориентироваться.
   У второго мотоцикла, справа от Блакберна, пуля пробила покрышку,  которая
с хлопком лопнула и сползла с обода, как кожа со змеи, машина пошла  юзом  и
врезалась в камень, выбросив экипаж. Блакберн увидел, как стрелок бросился к
товарищу,  поднял  его,  заметил,  что  стоящий  поблизости  от  них  боевик
готовится расстрелять обоих, и понял, что нельзя терять ни секунды.
   Он повернул в их сторону,  оторвал  руку  от  руля  и  показал  Перри  на
боевика, поднимавшего к плечу автомат.  Перри  тут  же  выпустил  в  боевика
короткую очередь, прежде чем тот успел выстрелить.
   Блакберн  повернул  мотоцикл  в  другую  сторону  и  тут  услышал  грохот
выстрелов с вершины утеса.. Он выругался про себя.
   Стариков, подумал он, там наверху Старинов, и убийцы напали на него.
   Блакберн развернул мотоцикл и повел его вверх по крутому склону.
   Джилея и Адил бежали по краю утеса к вилле, до входа в которую оставалось
меньше десяти футов. Позади  лежал  мертвый  офицер  службы  безопасности  с
изрешеченной пулями грудью. Еще секунда, и они остановились у входа в виллу.
   Джилея отошла в сторону, чтобы Адил выбил дверь.
   Она повернулась к нему спиной,  держа  наготове  автомат  и  озираясь  по
сторонам. Из-за дома выбежал охранник, и прежде чем он успел выстрелить,  по
его груди протянулась  ровная  строчка  пулевых  отметин.  Еще  два  офицера
показались с другой стороны в тот самый момент, когда  она  услышала  позади
себя грохот выбитой двери. Одного из них  Джилея  застрелила  сразу,  второй
успел выпустить очередь, но промахнулся. Другого шанса она ему не  дала.  Он
зашатался, сделал несколько неверных шагов, закашлялся кровью и упал на бок,
выпустив из рук автомат.
   Джилея повернулась к вилле и увидела распростертого перед открытой дверью
Адила. Это второй офицер успел своей очередью снести  ему  половину  черепа,
холодно отметила она.
   Но перед нею открытая дверь, и она должна  выполнить  задачу  -  Старинов
последует за Адилом.
   Блакберн взлетел на  вершину  утеса  в  тот  самый  миг,  когда  женщина,
перепрыгнув через распростертое тело, скрылась внутри виллы. Он  затормозил,
подняв тучу песка, соскочил с седла и  кинулся  к  дому,  выхватив  на  пути
из-под бронежилета свой "Смит-Вессон". Перри бежал за ним.
   Ворвавшись в разбитый дверной проем, он остановился,  передернул  затвор,
загоняя патрон в патронник, и посмотрел по сторонам. Ему хотелось  захватить
женщину живой, но если придется выбирать  между  ней  и  Стариновым,  он  не
станет колебаться. Вестибюль был пуст. Куда она делась, черт побери?
   Блакберн дал знак Перри  обыскать  левую  часть  виллы,  а  сам  повернул
направо, к двери, которая, по-видимому, вела в спальню;  оттуда  послышалось
рычание собаки, грохот автоматной очереди и  шум  от  падения  человеческого
тела.
   Когда началась стрельба, Старинов находился в кухне. Поняв,  что  на  его
виллу кто-то напал, он кинулся в спальню,  где  в  ящике  шкафа  лежало  его
личное оружие. Это  был  всего  лишь  маленький  пистолет  двадцать  второго
калибра, и Старинов знал, что от него мало пользы в  бою,  когда  нападающие
применяют автоматическое оружие - грохот его выстрелов доносился снаружи. Но
это было все, чем он располагал.
   Старинов успел выдвинуть ящик и сунуть руку под стопку  белья  в  поисках
пистолета, когда в спальню вбежала женщина  с  автоматом  АК-47  в  руках  и
прицелилась в него с расстояния в несколько метров.
   У нее на лице, успел он заметить, была какая-то нечеловеческая ухмылка.
   И в этот момент из-под кровати выскочил Оми. Оскалив зубы, он с  рычанием
бросился на женщину и вцепился ей в ногу.
   Захваченная врасплох, Джилея отшатнулась  назад  к  стене  и  рефлекторно
нажала на спусковой крючок, выпустив длинную очередь в потолок. В  следующее
мгновение ей удалось  восстановить  равновесие  и  выпрямиться,  она  начала
пинать спаниеля, но сумела отогнать Оми лишь после того, как клыки маленькой
собаки нанесли ей глубокую рану.
   - Не двигайся! - крикнул Блакберн, ворвавшись в  спальню  и  направив  на
женщину "Смит-Вессон". - Брось автомат, слышишь? Немедленно брось!
   Она взглянула на него через комнату, но не выпустила из рук оружия.
   Спаниель продолжал неистово лаять. Из ноги ее сочилась  кровь.  Сюда  уже
подтянулись вызванные Блакберном по каналу командной связи бойцы его отряда.
   Они выстроились перед Стариновым, прикрыв его собой.
   - Это самоубийство!  -  снова  крикнул  Блакберн.  -  Брось  оружие,  все
кончено.
   Джилея посмотрела на него. Покачала головой, усмехнулась, но ее  дрожащие
руки продолжали сжимать автомат. И вдруг молниеносным движением, на  которое
Блакберн не успел отреагировать, она направила дуло  автомата  прямо  ему  в
сердце.
   - Кончено для меня, - прошипела она. - Но и для тебя тоже.
   Во рту у Блакберна пересохло, кровь застучала в ушах. Он держал Джилею на
мушке пистолета, следил за  ее  взглядом,  надеясь  предвосхитить  следующее
движение, видел, как ее палец вздрагивает на спусковом крючке автомата.  Все
в мире исчезло для Блакберна, остались лишь он и она с пальцами на спусковых
крючках.
   Прошла секунда, другая. Никто не уступал. Никто не опускал оружия.
   Блакберну казалось, что воздух вокруг сделался вязким, как желатин.
   Он не заметил внезапного движения у себя за спиной до того момента, когда
было уже слишком  поздно.  Казалось,  все  произошло  молниеносно  -  щелчок
спускового механизма и громкий выстрел  за  его  спиной,  удивленное,  почти
вопросительное выражение на лице Джилеи  за  мгновение  до  того,  как  пуля
попала ей в лоб, и  между  бровями,  над  переносицей,  появилась  маленькая
красная метка.
   Блакберн увидел, как вздрогнул автомат у  нее  в  руке,  как  шевельнулся
палец на спусковом  крючке,  и  понял,  что  сейчас  очередь  перережет  его
пополам.
   Но тут автомат выскользнул из безжизненных пальцев, не успев сделать даже
одного выстрела, глаза женщины закатились, и она, оставляя кровавый след  от
выходного отверстия пули соскользнула по стене на пол.
   Блакберн опустил пистолет и обернулся,  с  трудом  заставив  повиноваться
оцепеневшие мышцы.
   Позади  него  стоял  Старинов,  который  сумел  пробраться  через  кольцо
окружавших  его  бойцов  "Меча".  Из  дула  его  малокалиберного   пистолета
поднимался дымок.
   Он посмотрел прямо в глаза Блакберну.
   - Так лучше, - произнес Старинов. Блакберн кивнул, но ничего не сказал.
   Запах пороха щипал его ноздри.
   - Ваши люди спасли меня, а я - вас. -  Стариков  опустил  пистолет.  -  А
теперь, может быть, согласитесь объяснить мне, откуда вы взялись.
   Блакберн молчал еще несколько секунд. Он перевел взгляд со  Старинова  на
бойцов своего отряда. Эти люди собрались со всех концов мира, чтобы  принять
участие в операции, которая  была  и  неблагодарной  и  крайне  опасной.  Он
подумал об Ибрагиме и его пустынных всадниках в Турции, оперативниках Нимеца
в Нью-Йорке, о всех, кто приняли участие в этой операции.
   Как ответить на этот вопрос?
   Блакберн подумал еще несколько секунд, а потом пожал плечами.
   - Мы прибыли, так сказать, отовсюду, сэр, - сказал он наконец.

Глава 47

Нью-Йорк, Международный аэропорт Кеннеди, 17 февраля 2000 года

   Лучи заходящего  солнца  окрасили  облака  над  Джамайка-Бей  пурпуром  и
золотом.  Вдалеке,  на  фоне   заката,   четко   вырисовывались   небоскребы
Манхэттена. В городе, который никогда не спит, зажигались огни,  и  Нью-Йорк
приобретал свой ночной сказочный облик. Роджер Гордиан в одиночестве стоял в
конце посадочной полосы, не замечая окружающей его красоты.
   Он приехал сюда, чтобы встретить тела своих людей, возвращающихся домой.
   Ощущение боли и огромной  ответственности,  переполнявшее  его,  едва  не
поставило Гордиана на колени.
   Стоя на пустынном поле, он  задумался  о  событиях  нескольких  последних
месяцев. Может быть, он мог сделать что-то иначе, чтобы как-то предотвратить
предстоящий момент  встречи  самолета  с  телами  погибших  сотрудников  его
корпорации? Предпринять что-то иное, чтобы эти люди  вернулись  домой  не  в
гробах, чтобы их семьи праздновали, а не оплакивали их возвращение?
   Если Гордиан и мог поступить по-иному, он все еще не знал как.  Взгляд  в
прошлое с позиций настоящего  обычно  помогает  отыскать  более  оптимальные
решения проблем, но  он  так  и  не  смог  найти  ничего  лучшего,  не  смог
припомнить напрасно потраченного времени или хотя бы частицы информации,  не
принятой им во внимание.
   Трагедия  застала  их  врасплох,  так  же  неожиданно  и  беззвучно,  как
надвинувшийся  ночной   туман.   Она   обрушилась   на   них   без   всякого
предупреждения.
   Задуманная и спланированная на другом конце  мира  кучкой  оппортунистов,
движимых  жадностью  и  честолюбием,  не  принимавших  во  внимание  никаких
соображений человечности и морали, трагедия  разразилась  так  стремительно,
что с момента возникновения преступного замысла  предупредить  ее  было  уже
невозможно.
   И какая цена происшедшего, какая огромная цена...
   Гордиан провел ладонью по лицу.
   Террористический акт на Таймс-сквер был всего лишь началом.  Там  погибли
больше тысячи человек, а сколько раненых и  искалеченных.  Сколько  семей  и
друзей никогда больше не  испытают  счастья  встречи  друг  с  другом,  этой
простой радости жизни. Их  уцелевшие  близкие  больше  никогда  не  встретят
наступающий день без мучительной боли, их тело и разум слишком  травмированы
происшедшим, чтобы вернуться к нормальной жизни. И все  только  потому,  что
они хотели  насладиться  счастливым  моментом  и  отпраздновать  наступление
нового тысячелетия.
   По собственному опыту Роджер Гордиан знал, как велика эта цена.
   Но люди, пострадавшие на Таймс-сквер,  хотя  он  оплакивал  их  гибель  и
сочувствовал их страданиям, не были его людьми. Он страдал вместе с ними, но
не нес прямой ответственности за них. В конце концов, это не он послал их на
смерть.
   А вот эти люди, более двадцати человек, работали на него  в  тех  местах,
куда он их посылал, и теперь они возвращались домой  в  гробах.  С  наземной
станции спутниковой связи в России. Из Каппадокии в Турции. С берега Черного
моря.
   Почти всех Гордиан знал по  имени,  с  некоторыми  был  знаком  ближе.  А
несколько принадлежали к узкому кругу людей, которых он считал друзьями.
   Он послал их умирать.
   И теперь он будет помнить о них каждую минуту.
   И... никогда не простит себе этого.
   Но почему все это произошло?
   Из-за политики, из-за проклятой коррумпированной политики.
   Его люди погибли, потому что какой-то демагог, не считающийся ни с чем  в
своем стремлении к власти, пожелал сорвать выборы.
   Гордиан чувствовал приступ тошноты.
   Все его служащие, что лежат теперь в  гробах  на  борту  самолета,  были,
каждый по-своему, хорошими людьми. Педаченко не заслуживал того, чтобы  даже
находиться в одной комнате с ними, но из-за своего безумного плана захватить
власть в России он убил их всех.
   Господи, какая мучительная боль...
   Прекрати, Гордиан, сказал он себе. Возьми себя в  руки,  сделай  глубокий
вдох, перестань без конца думать о своей вине, упрекать себя. Это не изменит
прошлого, и ты хорошо знаешь, куда приведут тебя подобные мысли.
   Правильно.
   И с чем он тогда останется?
   С настоящим...
   Сейчас  Россия  обрела  стабильность.  Старинов  воспользовался  народным
гневом, который вызвали действия Педаченко, и укрепил свое правительство.  В
Россию поступала помощь из Америки и Европы. Миновала угроза голода, который
мог бы привести к смерти миллионы невинных мужчин, женщин и детей.
   Но может ли это оправдать смерть Артура и Элейн Стайнеров?
   Нет. Ничто не стоит так дорого, как человеческая жизнь. Но ничто не может
изменить прошлое...
   И даже он, Роджер Гордиан, несмотря на все свое богатство  и  могущество,
несмотря на свою принадлежность к элите, правящей миром, не в силах изменить
прошлое, вернуть обратно хотя бы секунду. Он всего  лишь  одинокий  человек,
которого мучит вина за случившееся,  стоит  и  ждет  приземления  чартерного
рейса с гробами тех, чью смерть он никогда не  сможет  вычеркнуть  из  своей
памяти.
   Как болит душа, какая мучительная боль...
   Что же делать после всего этого? Как поступить?
   В поисках ответа он посмотрел на небо и впервые заметил  красоту  заката,
которая  сейчас