н  оставался  в  своем
кабинете, не зная, назначат ли его заместителем директора ЦРУ по разведке.
   Говорить об этом было слишком рано. В одном он был уверен - президент все
еще оставался президентом  и,  будучи  благородным  человеком,  несмотря  на
допущенные ошибки, еще до ухода с этого поста объявит об амнистии тем, кто в
ней нуждался. Это будет  исполнено,  и  соответствующие  записи  появятся  в
книгах, но мало кто заметит это. После того как ситуация  станет  ясной  для
сотрудников Фаулера - этим займется Трент, - предполагалось, что никто и  не
заметит.

***

   В первую субботу после дня выборов Дэн Мюррей вместе с Мойрой Вулф поехал
на базу ВВС Эндрюз. Там их ждал реактивный самолет. Спустя чуть больше  трех
часов   они   совершили    посадку    на    базе    Гуантанамо.    Пережиток
испано-американской  войны,  база   Гитмо,   как   ее   называли,   осталась
единственной военной базой США на коммунистической территории, являясь шипом
в боку Кастро и досаждая ему ничуть не меньше, чем он сам  раздражал  своего
могучего соседа по другую сторону Флоридского пролива.
   Мойра работала в министерстве сельского хозяйства, где была секретарем  у
одного из кадровых руководителей  министерства.  Она  немного  похудела,  но
Мюррея это не беспокоило. Мойра совершала теперь длительные прогулки  и,  по
мнению психиатра, быстро восстанавливала силы после  полученной  психической
травмы. Она была последней из жертв, и Дэн надеялся, что предстоящая поездка
поможет ей еще больше.

***

   Значит, сегодня наступил последний день, подумал Кортес. Он был удивлен и
расстроен, но примирился с судьбой.  Все  поставив  на  каргу,  он  надеялся
сорвать огромный куш, однако вместо этого потерпел сокрушительное поражение.
Кортес боялся того, что  ему  предстоит,  но  старался  не  показать  этого,
особенно перед американцами. Его посадили в автомобиль и подвезли к воротам.
Впереди он заметил другой автомобиль, но не обратил на это особого внимания.
   Вот он, этот высокий забор  из  колючей  проволоки,  охраняемый  с  одной
стороны   американскими   морскими   пехотинцами   в   своих    многоцветных
маскировочных  комбинезонах,  а  с  другой  -  кубинцами  в   обмундировании
защитного цвета. Может быть, хотя и очень маловероятно, ему удастся  убедить
своих  бывших  коллег,  что  он  еще  может  сослужить  им  немалую  службу.
Автомобиль остановился в пятидесяти метрах от ворот.  Сидящий  слева  капрал
вытащил его из машины и снял наручники,  по-видимому  опасаясь,  что  Кортес
унесет их с  собой  на  ту  сторону,  обогатив  тем  самым  коммунистическое
государство. Какая мелочная глупость, подумал Феликс.
   - Пошли, Панчо, - приказал чернокожий капрал. - Пора домой.
   У Кортеса больше не было наручников, и два морских пехотинца, схватив  за
руки, повели его к воротам, за которыми была  его  родная  страна.  Там,  на
другой стороне, он увидел двух кубинских  офицеров,  застывших  на  месте  с
бесстрастными - пока - лицами. Когда он подойдет к  ним,  кубинцы,  наверно,
радостно обнимут его, что не имеет  абсолютно  никакого  значения.  В  любом
случае Кортес решил вести  себя,  как  подобает  мужчине.  Он  выпрямился  и
улыбнулся ожидающим его офицерам словно родственникам, встречающим у  дверей
аэропорта.
   - Кортес, - послышался мужской голос. Два человека вышли  из  караульного
помещения рядом с воротами. Мужчину он видел впервые, но женщина...
   Феликс резко остановился, и морские пехотинцы, продолжавшие идти, едва не
повалили его. Женщина стояла и смотрела на Кортеса пристальным взглядом. Она
не произнесла ни единого слова, и Феликс тоже не знал, что  сказать.  Улыбка
исчезла с его лица. Взгляд женских глаз заставил Кортеса сжаться. Он ведь не
хотел причинить ей боль. Использовать ее - да, но чтобы он...
   - Пошли, Панчо. - Капрал толкнул его  вперед.  Они  стояли  уже  у  самых
ворот.
   - Да, чуть не забыл, Панчо, это твое. -  Капрал  сунул  Кортесу  за  пояс
видеокассету. - Добро пожаловать домой, ублюдок. - Последний толчок.
   - Добро пожаловать домой,  полковник,  -  обратился  к  нему  старший  из
кубинцев Он тепло обнял своего бывшего сослуживца и прошептал:
   - Тебе придется ответить за многое.
   Однако прежде чем его увели, Феликс повернулся в последний раз,  взглянул
на Мойру, неподвижно стоящую рядом с незнакомым мужчиной, и еще раз  подумал
о том,  что  молчание  -  самое  красноречивое  проявление  страсти.  Он  не
сомневался, что Мойра поняла бы это.



   Том КЛЭНСИ
   ОХОТА ЗА "КРАСНЫМ ОКТЯБРЕМ"


   ONLINE БИБЛИОТЕКА  http://www.bestlibrary.ru


   Ралфу Чатему, командиру подлодки, который всегда говорил правду, а  также
всем подводникам

   Мне хочется выразить искреннюю  благодарность  за  советы  и  техническую
информацию Майклу Шелтону, бывшему летчику ВМС США; Лэрри Бонду, чья военная
игра "Гарпун" используется при подготовке  офицеров  резерва  ВМС;  докторам
Джерри Стернеру и Крейгу Джешке, а также капитан-лейтенанту Грегори Янгу.

   Все действующие лица этого романа за исключением  Сергея  Горшкова,  Юрия
Падорина, Олега Пеньковского, Валерия Саблина, Ганса Тофте и Гревилля Винна,
представляют  собой  плод  авторского  воображения.  Всякое  их  сходство  с
действительными лицами как ныне здравствующими,  так  и  умершими,  является
чисто случайным. Имена, события, диалоги и взгляды - плод воображения автора
и не могут быть истолкованы как происходившие в  реальной  жизни.  Все,  что
высказано в этой книге, нельзя рассматривать как точку зрения Военно-морских
сил США или любых других государственных учреждений.

День первый

Пятница, 3 декабря

Подводный ракетоносец "Красный Октябрь"

   Капитан первого ранга Военно-морского флота СССР  Марк  Рамиус  был  одет
соответственно  арктическим  условиям,  обычным  для  базы  подводных  лодок
Северного  флота  в  Полярном:  пять  шерстяных   свитеров,   а   поверх   -
непромокаемый комбинезон. Черный от копоти портовый буксир развернул нос его
подводной лодки на  север,  в  сторону  канала.  Док,  внутри  которого  два
последних долгих месяца  находился  "Красный  Октябрь",  теперь  снова  стал
наполненным водой бетонным ящиком,  одним  из  тех,  что  предназначены  для
укрытия  подводных  ракетоносцев  стратегического  назначения   от   суровых
арктических погод. Моряки и портовые  рабочие,  собравшиеся  на  краю  дока,
наблюдали за выходом в море подводной лодки в принятой у  русских  манере  -
молча и без восторгов.
   - Малый  вперед,  Комаров,  -  скомандовал  капитан.  Буксир  отвернул  в
сторону, и  Рамиус  посмотрел  на  корму,  за  которой  от  мощного  потока,
отбрасываемого двумя  бронзовыми  винтами,  яростно  бурлила  вода.  Капитан
буксира помахал рукой, и Рамиус поднял руку в  ответ.  Буксир  справился  со
своей несложной работой быстро и умело. "Красный Октябрь",  подводная  лодка
типа "тайфун" <В книге автор применительно к военным кораблям и  летательным
аппаратам употребляет классификацию НАТО.>,  направился  теперь  к  главному
судоходному каналу - выходу из Кольского залива.
   - А вот и "Пурга",  товарищ  командир.  -  Григорий  Комаров  показал  на
ледокол, который будет сопровождать их до моря.
   Рамиус кивнул. Предстоящий двухчасовой переход  по  заливу  потребует  не
столько особого искусства, сколько просто терпения.  Дул  холодный  северный
ветер, единственный, что господствует в этой части света.  Поздняя  осень  в
этом году выдалась на удивление погожей, и  снега,  глубина  которого  здесь
обычно измеряется  метрами,  выпало  немного.  Неделю  назад  на  Мурманское
побережье обрушился свирепый шторм,  который  разрушил  арктические  паковые
льды, так что присутствие ледокола было  действительно  необходимо.  "Пурга"
будет расчищать путь для подлодки, расталкивая льдины, которые может занести
за ночь на фарватер. Будет совсем некстати,  если  такая  замерзшая  глыбина
морской воды  случайно  выведет  из  строя  новейший  подводный  ракетоносец
советского военно-морского флота.
   По широкому заливу катились  крутые  волны,  подгоняемые  свежим  ветром.
Порой они перехлестывали через овальный нос "Красного  Октября",  скатываясь
потоками с плоской ракетной палубы перед отвесной черной стеной  рубки,  или
"паруса", как называют  рубку  подводники.  Поверхность  грязной  воды  была
подернута слоем нефти, оставленной здесь бесчисленными  судами.  При  низких
здешних температурах испаряться она не  способна,  и  на  скалистых  берегах
залива остаются черные полосы, словно тут купался неопрятный великан. А ведь
и впрямь удачное сравнение, подумал Рамиус. Советскому великану нет дела  до
грязи, которую он оставляет на поверхности  земли.  Рамиус  учился  морскому
делу мальчишкой на рыбачьих судах, не покидавших прибрежных  вод,  и  хорошо
понимал, как важно быть в ладу с природой.
   - Увеличить обороты до  одной  трети,  -  произнес  он.  Комаров  передал
команду капитана в машинное отделение по телефону на мостике.  Шум  воды  за
бортом  усилился,  и  "Красный  Октябрь"  двинулся   следом   за   "Пургой".
Капитан-лейтенант Комаров был на "Красном Октябре" штурманом, а до  перевода
на него служил портовым  лоцманом  и  занимался  проводкой  крупных  военных
кораблей, которые базировались по обеим берегам широкого залива. Оба офицера
наблюдали за ледоколом, который двигался в трехстах метрах впереди.  На  юте
ледокола приплясывали от холода матросы,  один  из  них  даже  был  в  белом
фартуке корабельного кока. Всем хотелось стать свидетелями первого выхода  в
море могучего ракетоносца, да и вообще матросы рады всему, что способно хоть
как-то нарушить монотонное течение их службы.
   В другое время такой эскорт вызвал  бы  раздражение  Рамиуса  -  фарватер
здесь был широким и глубина не вызывала опасений, - но  не  сегодня.  Лед  -
дело серьезное. Да и все остальное было не менее важным для капитана.
   - Ну вот, товарищ командир, мы снова выходим в море во имя  защиты  нашей
родины! - Капитан второго ранга Иван Юрьевич Путин высунул голову из люка и,
как всегда, без разрешения поднялся  на  мостик  с  неловкостью  сухопутного
моряка. На  крошечном  ходовом  мостике,  где  стояли  командир,  штурман  и
безмолвный впередсмотрящий, и без того было тесно. Путин  занимал  должность
замполита - заместителя командира корабля по политической части. Все, что он
делал, совершалось во славу Родины, Отечества - эти слова были  для  русских
святыми, как и имя Ленина, которого  волей  Коммунистической  партии  просто
обожествляли.
   - Ты прав, Иван Юрьевич. - Голос  Рамиуса  звучал  приветливо,  никак  не
отражая его истинных чувств. - Одно  удовольствие  провести  пару  недель  в
море, особенно после дока. Место настоящего моряка в море, а не на суше, где
его постоянно теребят бюрократы. Да и эти работяги в грязных сапогах изрядно
надоели, снуют повсюду. Ну, и согреемся наконец.
   - Вы считаете, что сейчас холодно? - недоуменно спросил Путин.
   Уже в который раз  Рамиус  подумал,  что  Путин  истинный  замполит.  Его
нарочито громкий голос и самоуверенная манера держаться никому ни на  минуту
не позволяют забыть, кто он такой. Идеальный политрук, но человек  в  высшей
степени не безопасный.
   - Я слишком долго плаваю на подводных лодках, мой друг, так что привык  к
умеренной температуре и надежной палубе  под  ногами.  -  Путин  не  заметил
скрытого намека на свою слабость - его перевели  на  подводные  лодки  после
того, как выяснилось, что  хроническая  морская  болезнь  не  позволяет  ему
служить на эсминцах. А может быть, еще и потому,  что  замполит  не  страдал
клаустрофобией, боязнью  замкнутого  пространства,  невыносимой  для  многих
внутри подводных лодок.
   - Подумать только, Марк Александрович, сейчас в Горьком розы цветут!
   - Что вы имеете в виду, товарищ замполит? - спросил Рамиус, не  отрываясь
от бинокля. Был  полдень,  но  солнце  едва  поднялось  из-за  горизонта  на
юго-востоке, отбрасывая оранжевые косые лучи и пурпурные  тени  на  отвесные
скалистые берега вдоль залива.
   - Морозные розы, разумеется, - громко рассмеялся Путин. - В такой день  у
детей и женщин расцветает румянец во всю  щеку,  пар  от  дыхания,  а  водка
особенно хороша! Вот бы сейчас туда!
   Этому подонку надо в  Интуристе  работать,  подумал  Рамиус,  только  вот
Горький закрыт для иностранцев. Сам он бывал там дважды.  Горький  показался
ему обычным советским городом - ветхие дома,  грязные  улицы,  серые,  плохо
одетые люди. Как и в большинстве советских городов, зима там - лучшее  время
года. Под снегом не видно  грязи.  Рамиус,  полулитовец  по  национальности,
вынес куда более  приятные  воспоминания  о  месте,  где  вырос,  прибрежном
селении с рядами чистеньких построек - наследии ганзейских времен.
   Находиться  на  борту  советского  военного  корабля   -   больше   того,
командовать им - было в высшей степени необычно для нерусского. Однако  отец
Марка,  Александр  Рамиус,  был  видным  партийным   деятелем,   правоверным
коммунистом и служил Сталину верой и правдой. Когда Советский  Союз  в  1940
году  оккупировал  Литву,  Рамиус  старший  активно  участвовал  в   арестах
недовольных, священников, владельцев фабрик и магазинов, а также  всех  тех,
кто оказались неугодными  новому  режиму.  Арестованных  вывезли  неизвестно
куда, и теперь даже Москва могла всего лишь гадать о  постигшей  их  судьбе.
Когда год спустя на страну напали немцы,  Александр  пошел  на  фронт,  стал
комиссаром, отличился в боях под Ленинградом. В 1944  году  он  вернулся  на
родную землю с передовыми частями Одиннадцатой  Гвардейской  армии  и  начал
беспощадно карать всех тех, кто сотрудничали  с  немцами  или  кого  в  этом
подозревали. Отец  Марка  был  просоветски  настроенным  человеком,  и  Марк
испытывал за него глубокий стыд. Здоровье матери было  подорвано  длительной
блокадой Ленинграда, и она умерла при родах. Мальчика растила бабушка,  мать
отца, жившая  в  Литве,  в  то  время  как  сам  отец  важно  расхаживал  по
Центральному комитету партии в Вильнюсе в расчете на повышение и  перевод  в
Москву. В конце концов  это  свершилось.  Он  был  уже  кандидатом  в  члены
Политбюро, когда скоропостижно умер от сердечного приступа.
   Но с именем отца у Марка было связано не  только  чувство  стыда.  Видное
положение родителя позволило ему  достичь  нынешнего  собственного  высокого
положения. И сейчас Марк намерен был  осуществить  свой  план,  считая,  что
возмездие окажется достаточным, чтобы упокоить души тысяч соотечественников,
погибших еще до его рождения.
   - Там, куда мы идем, Иван Юрьевич, еще холоднее.
   Путин похлопал капитана по плечу.  Интересно,  его  расположение  ко  мне
притворное или искреннее? - подумал капитан. Пожалуй, это все  же  не  игра.
Будучи  честным  человеком,  Рамиус  не  мог  отказать  этому   низкорослому
крикливому типу во всех человеческих чувствах.
   - Скажите, товарищ командир, почему, выходя в море,  вы  всегда  с  такой
радостью покидаете родные берега?
   По лицу Рамиуса, скрытому биноклем, скользнула улыбка.
   - У моряка, Иван Юрьевич, одна  родина,  зато  две  жены.  Вам  этого  не
понять. Вот  и  сейчас  я  отправляюсь  к  своей  второй  жене,  холодной  и
бессердечной, которой принадлежит моя душа.  -  Рамиус  замолчал,  лицо  его
сделалось жестким. - Тем более что теперь это моя единственная жена.
   Путин осекся,  и  это  не  ускользнуло  от  внимания  капитана.  Замполит
присутствовал  на  похоронах  и   по-настоящему   плакал,   когда   сосновый
полированный гроб  скользнула  печь  крематория.  Для  него  смерть  Натальи
Богдановны Рамиус была волей судьбы, но еще и безжалостным  перстом  Божьим,
существование которого он так настойчиво отрицал. Рамиус  же  считал  смерть
жены преступлением отнюдь не Бога, а государства. Бессмысленным,  чудовищным
преступлением, которое требовало возмездия.
   - Льдина! - впередсмотрящий протянул руку в направлении опасности.
   - Дрейфующие льды, откололись от правого берега, а возможно,  от  ледника
на восточной стороне. Пройдем без труда, - отозвался Комаров.
   - Товарищ командир, радиограмма из штаба флота,  -  донесся  из  динамика
металлический голос.
   - Читайте, - приказал Рамиус.
   -  Район  учений  свободен.  Вражеские  суда  не  обнаружены.  Действуйте
согласно приказам. Подпись: Коров, командующий Северным флотом.
   - Принято, - отозвался Рамиус. Раздался щелчок, и динамик  отключился.  -
Значит, американцев поблизости нет?
   - Вы сомневаетесь в информации командующего флотом? - спросил Путин.
   - Надеюсь, он прав. - Рамиус ответил вполне искренне,  чему  замполит  не
очень поверил. - Но вы ведь помните, что нам говорили при инструктаже.
   Путин переминался с ноги на ногу. Возможно, и от холода.
   - Я имею в виду американские подлодки - 688-е, типа "лос-анджелес",  Иван
Юрьевич. Помните, что сказал один из их офицеров  нашему  разведчику?  Такая
подлодка может подкрасться к, китихе и  трахнуть  ее,  прежде  чем  она  это
почувствует. Интересно, каким образом КГБ получил такую информацию? Не иначе
тут не обошлось без какой-нибудь прелестной шпионки,  блондинки,  тощей  как
вобла,  в  западном  вкусе,  такие  особенно  нравятся  империалистам...   -
проворчал капитан, делая вид, что  испытывает  удовольствие  от  собственной
шутки.  -  Скорее  всего,  американский  офицер  просто  прихвастнул,  чтобы
произвести впечатление. Да и наверняка  был  навеселе,  как  это  водится  у
моряков. И все-таки нам следует остерегаться американских "лос-анджелесов" и
новых британских "трафальгаров". Они представляют для нас немалую опасность.
   - У американцев хорошие инженеры, товарищ командир, - заметил Путин, - но
не следует преувеличивать их способности. Американская технология  не  такая
уж и потрясающая. Наша лучше, - закончил он.
   Рамиус задумчиво кивнул, думая о том, что замполитам не грех  иметь  хоть
какое-то представление о кораблях, на которые их посылает служить партия.
   - Иван Юрьевич, уж у вас-то на Волге знают, что, не спросившись броду, не
мечутся в воду. Впрочем, не тревожьтесь. С нашей  подлодкой  мы  им  нагоним
жару.
   - Совершенно верно, товарищ командир. - Путин снова похлопал  Рамиуса  по
плечу. - Я  сказал  в  Главном  политуправлении,  что  "Красный  Октябрь"  в
надежных руках.
   Оба офицера - и Рамиус и Комаров - не сдержали  улыбки.  Вот  ведь  сукин
сын,  подумал  капитан,  он  еще  осмелился  сказать  в   присутствии   моих
подчиненных, что якобы имеет право судить о моей профессиональной подготовке
как командира корабля! А  сам  и  с  резиновым  плотом  в  тихую  погоду  не
управится! Жаль, что ты не доживешь до времени, когда тебе пришлось бы взять
свои слова обратно, товарищ замполит, и провести остаток дней за совершенную
ошибку в ГУЛАГе. Пожалуй, ради этого стоило бы сохранить тебе жизнь.
   Через   несколько   минут   волнение   усилилось,   и   подлодка   начала
переваливаться с борта на борт. На высоте рубки качка ощущалась еще сильнее,
и Путин нашел предлог, чтобы поспешно  спуститься  вниз.  Сухопутная  крыса.
Рамиус переглянулся с Комаровым,  который  глазами  улыбнулся  в  ответ.  Их
молчаливое презрение к замполиту  свидетельствовало  о  не  слишком  большой
приверженности к советскому образу мыслей.
   Следующий  час  плавания  промелькнул  быстро.  По  мере  приближения   к
открытому морю волнение увеличивалось и сопровождающий их ледокол теперь уже
бросало  на  волнах.  Рамиус  с  интересом  наблюдал  за  "Пургой".  Ему  не
доводилось плавать на ледоколах, вся его служба прошла на подводных лодках -
здесь было комфортнее, хотя и опасней. Впрочем, он  привык  к  опасности,  и
теперь многолетний опыт сослужит ему свою службу.
   - Вижу бакен, товарищ командир, - произнес Комаров, указывая направление.
Красный зажженный бакен раскачивался на волнах.
   -  Центральный  пост,  сообщите  глубину,  -  произнес  Рамиус  в