нравственности и подлинной веры. Но затем  появилась
эта женщина. В чем вина Запада и христианства?
   Кто важнее -  преступники  одиннадцатого  века  или  женщина  двадцатого,
отказавшаяся от всех человеческих благ, которыми могла бы обладать, - и ради
чего? Чтобы ухаживать за больными и страждущими, проповедовать свою религию.
Всегда кроткая, с уважением относящаяся к окружающим, Жанна-Батиста ни  разу
не нарушила данный ею обет бедности, добродетели и  послушания  -  Моуди  не
сомневался в этом, - и хотя ее обет и ее религия основывались не на истинной
вере, они вызывали уважение. Он узнал от нее то же самое,  что  проповедовал
пророк Мухаммед, - в мире только один  Бог,  только  одна  Священная  книга.
Сестра Жанна-Батиста служила и тому и другому с чистым  сердцем,  какими  бы
ошибочными ни были ее религиозные убеждения.
   И не только сестра Жанна-Батиста, вспомнил Моуди. Сестра  Мария-Магдалена
тоже. Ее убили - за что? За преданность ее религии, ее обетам,  ее  подруге,
но ведь Коран отнюдь не считал это предосудительным.
   Для Моуди было гораздо легче работать с чернокожими африканцами. Коран  с
отвращением относился к их религиозным  убеждениям,  потому  что  многие  из
африканцев оставались язычниками - если не на словах, то в душе, - не  могли
постичь сущности единого Бога, и потому он относился к ним с презрением,  не
задумываясь  о   христианстве   -   пока   не   встретил   Жанну-Батисту   и
Марию-Магдалену. Почему? Ну почему это случилось?
   К  сожалению,  задавать  такие  вопросы  было  слишком  поздно.   Прошлое
останется прошлым. Моуди прошел в дальний угол комнаты и  налил  себе  чашку
кофе. Он не спал уже больше суток, и вместе с  усталостью  пришли  сомнения.
Молодой врач надеялся, что кофе прогонит их до  наступления  сна,  а  с  ним
придет забытье, и тогда, может быть, в его душе воцарится мир.
   - Это что, шутка?! - рявкнул Арнольд ван Дамм в телефонную трубку.
   Голос Тома Доннера звучал виновато, словно  он  извинялся  за  допущенный
промах.
   - Может быть, это произошло из-за металлодетектора у  выхода.  Пострадала
запись на видеокассетах. Понимаешь, изображение сохранилось и  голос  слышен
тоже, но появился какой-то шум на  звуковой  дорожке.  Качество  ухудшилось.
Весь час записи пропал. Передавать в эфир записанное интервью нельзя.
   - Ну и что?! - резко бросил ван Дамм.
   - Возникла проблема, Арни. В соответствии с  программой  интервью  должно
передаваться в девять вечера.
   - Что ты от меня хочешь?
   - Может быть, Райан согласится повторить то, что он говорил, но в  прямом
эфире? Так будет намного лучше, - предложил ведущий.
   Глава президентской администрации с  трудом  удержался  от  ругательства.
Если бы это была неделя ставок,  во  время  которой  телевизионные  компании
стараются увеличить свои аудитории, чтобы получить дополнительные выгоды  от
рекламы, он мог бы обвинить Доннера в том, что  тот  сделал  это  намеренно.
Нет, подумал Арни, я не должен заходить так далеко. Иметь дело со средствами
массовой информации на таком уровне - это все равно что вести  себя  подобно
укротителю в цирке, пытающемуся не подпускать к себе огромных диких кошек из
джунглей с помощью стула с  вырванным  сиденьем  и  револьвера,  заряженного
холостыми патронами. Пока все идет хорошо, публика довольна,  но  укротитель
знает, что, достаточно  повезти  зверю  только  раз...  Вместо  ответа  Арни
замолчал, заставив Доннера взять инициативу на себя.
   - Послушай, Арни, ведь это будет  та  же  самая  программа.  Разве  часто
президенту предоставляется  возможность  отрепетировать  ответы?  А  сегодня
утром он отлично справился с интервью. И Джон тоже так считает.
   - Ты не можешь произвести повторную запись? - спросил ван Дамм.
   - Арни, через сорок минут я выхожу  в  эфир  и  буду  занят  до  половины
восьмого. Это означает, что в моем распоряжении тридцать  минут,  в  течение
которых я должен примчаться в Белый дом, установить аппаратуру и  произвести
новую запись, вернуться с лентой назад - и все это до  девяти  часов?  Может
быть, ты дашь мне один из его вертолетов? - Доннер сделал паузу. - Послушай,
давай поступим следующим образом. Я начну с того, что сообщу телезрителям  о
том, как мы  испортили  сделанную  утром  запись  и  что  президент  любезно
согласился на интервью  в  прямом  эфире.  Если  уж  это  не  означает,  что
телекомпания приносит извинения, я не знаю, как поступить лучше.
   Арнольд ван Дамм инстинктивно  чувствовал  опасность.  Единственное,  что
могло спасти ситуацию, - это то, что Джек утром хорошо справился с интервью.
Не идеально, но совсем неплохо, особенно в отношении  искренности.  Даже  по
тем  вопросам,  которые  были  противоречивыми,  он  говорил  откровенно   и
убедительно. Райан оказался хорошим учеником и  многому  научился  за  такое
короткое время. Он вел себя не так спокойно, как следовало, но и в  этом  не
было ничего плохого. Райан не был политическим деятелем -  он  повторил  это
два или три раза, - и потому  некоторая  напряженность  не  казалась  чем-то
необычным. При проведении опроса в семи различных городах люди говорили, что
им нравится Джек, потому что он ведет себя, как один из них. Райан не  знал,
что Арни и его помощники занимались этим. Опрос являлся таким же  секретным,
как операция ЦРУ, но Арни убедил себя, что это необходимо, чтобы  проверить,
насколько правильно проецирует президент свой образ и свою программу. К тому
же не было ни одного президента, который бы знал обо всем, что  делалось  от
его имени. В результате выяснилось, что  Райан  действительно  выглядит  как
президент - не такой, как было принято раньше, а по-своему, и это,  признали
почти все опрошенные, им нравится.  Выступление  же  в  прямом  эфире  будет
выглядеть еще лучше и заставит намного больше людей переключиться  на  канал
Эн-би-си, что позволит населению лучше познакомиться с Райаном.
   - О'кей, Том, даю предварительное согласие. Но мне придется поговорить  с
ним.
   - Только побыстрее, прошу тебя, - ответил Доннер. -  Если  он  откажется,
нам придется изменить всю сетку вечерних передач канала, а это  значит,  что
вина падет на меня, понимаешь?
   - Перезвоню тебе в пять, - пообещал ван Дамм, нажал кнопку  на  телефоне,
выключающую линию, и выскочил из кабинета, оставив трубку лежать на столе.
   - Иду поговорить с  боссом,  -  сказал  он  агентам  Секретной  службы  в
коридоре, ведущем из восточного крыла Белого дома в западное. Он так спешил,
что агенты подались в стороны еще до того, как увидели выражение его глаз.
   - Да? - поднял голову Райан. Дверь Овального кабинета редко открывали без
предупреждения.
   - Нам придется заново провести интервью, - тяжело дыша, произнес Арни.
   - Почему? -  недоуменно  покачал  головой  Джек.  -  Я  забыл  застегнуть
ширинку?
   - Мэри всегда проверяет это. Качество видеозаписи оказалось плохим и  нет
времени сделать новую. Доннер обратился с просьбой выступить в девять вечера
в прямом эфире. Те же самые вопросы и все остальное - и вот еще, -  произнес
Арни, которому пришла в голову хорошая мысль. - Ты не смог бы попросить жену
тоже быть рядом?
   - Кэти это не понравится. А зачем? - спросил президент.
   - От нее ничего не потребуется,  просто  пусть  сидит  рядом  с  тобой  и
улыбается. Это произведет на аудиторию хорошее впечатление. Она ведь  должна
время от времени вести себя как первая леди, Джек.  Это  не  будет  трудным.
Может быть, мы сможем даже привести детей к...
   - Нет. Мои дети не будут вовлечены ни в какие выступления перед публикой,
и точка. Мы говорили об этом с Кэти.
   - Но...
   - Нет, Арни, этого не будет ни сегодня, ни завтра, ни в будущем. Никогда.
- Голос Райана звучал твердо и холодно, как смертный приговор.
   Глава президентской администрации  понял,  что  ему  не  удастся  убедить
Райана  во  всем  сразу.  Потребуется  некоторое  время,  но   Джек   поймет
необходимость этого. Нельзя быть одним из рядовых американцев и не позволять
им увидеть своих детей. Впрочем, сейчас нажим не даст желаемого результата.
   - Значит, ты попросишь Кэти? Райан вздохнул.
   - Хорошо, - согласился он.
   - Тогда я  передам  Доннеру,  что  она,  может  быть,  примет  участие  в
передаче, но пока мы не уверены в этом из-за ее занятости как  врача.  Пусть
задумается. Кроме того, ее присутствие отвлечет от тебя часть  внимания.  Не
забывай, это главная обязанность первой леди.
   - Может быть, ты сам поговоришь с ней, Арни? Учти,  она  хирург  и  умеет
обращаться со скальпелем. Ван Дамм рассмеялся.
   - Знаешь, кто она? Она чертовски привлекательная женщина и упрямее нас  с
тобой. Так что попроси ее получше, - посоветовал он.
   - Хорошо. - Поговорю с ней сразу после ужина, подумал Джек.

***

   - О'кей, Том, президент согласен. Но мы хотим попросить его жену  быть  с
ним рядом.
   - Почему?
   - А почему нет? - спросил Арни. - Мы пока не уверены в этом. Она  еще  не
вернулась с работы, - добавил он, и корреспонденты улыбнулись,  услышав  эту
фразу.
   - Спасибо, Арни. Я у тебя в долгу, - Доннер выключил динамик.
   -  Надеюсь,  ты  отдаешь  себе  отчет  в  том,  что  обманул   президента
Соединенных Штатов, - негромко заметил Джон Пламер.
   Он был старше Доннера и профессией журналиста занимался  заметно  дольше.
Пламер не принадлежал к поколению Эдварда Р.  Марроу  -  он  был  для  этого
недостаточно стар. Ему еще через несколько лет исполнится  семьдесят,  и  во
время Второй мировой войны он был еще юношей. Зато уже в  Корее  Пламер  был
молодым репортером, потом работал  иностранным  корреспондентом  в  Лондоне,
Париже, Бонне и, наконец, в  Москве,  откуда  его  выслали.  Впрочем,  левые
взгляды Пламера не заставили его относиться к Советскому Союзу с  симпатией.
Однако, хотя он и не принадлежал к поколению  Марроу,  но  был  воспитан  на
репортажах этого  бессмертного  корреспондента  Си-би-эс.  Он  все  еще  мог
закрыть глаза и услышать выразительный низкий баритон,  в  котором  каким-то
образом  звучала  убежденность,  обычно  свойственная   голосу   священника.
Возможно, причина этого заключалась в том, что  Эд  начинал  как  диктор  на
радио,  а  в  то  время  голос  был  одним  из   самых   важных   достоинств
корреспондента.  Он,  несомненно,   знал   язык   лучше,   чем   большинство
корреспондентов его времени, и уж несравненно лучше полуграмотных репортеров
и  журналистов  современного  поколения.  Сам  Пламер   серьезно   занимался
изучением литературы елизаветинской эпохи  и  старался  писать  репортажи  и
делать комментарии с элегантностью  своего  великого  учителя,  которого  он
слышал и видел на экране, но ни разу в жизни. У  Эда  Марроу  была  огромная
аудитория, которую  привлекала  прежде  всего  свойственная  ему  честность,
напомнил себе Пламер. Своей настойчивостью Эд ничем не  уступал  последующим
поколениям   многочисленных   репортеров,    занимающихся    "журналистскими
расследованиями", но все знали, что он справедлив и  беспристрастен.  Однако
самое главное заключалось в том, что Эд Марроу никогда не нарушал  правил  и
был верен журналистской  этике.  Пламер  принадлежал  к  поколению,  которое
считало, что профессия журналиста зиждется на твердых правилах и одно из них
- никогда не лгать. Ты можешь искажать правду  для  того,  чтобы  выудить  у
кого-нибудь информацию, - это другое  дело,  -  но  никогда,  ни  при  каких
условиях не должен намеренно  лгать  кому-то.  Это  беспокоило  Пламера.  Эд
Марроу никогда бы так не поступил. Никогда.
   - Джон, он обманул нас.
   - Ты так считаешь?
   - Что ты думаешь о полученной  мной  информации?  -  Последние  два  часа
прошли в бешенной спешке, весь персонал компании занимался  проверкой  таких
тривиальных сведений, что даже два или три случая, взятые вместе, мало о чем
говорили. Зато удалось подтвердить всю  собранную  информацию,  и  это  было
самым главным.
   - Я не уверен, Том. - Пламер потер  усталые  глаза.  -  Райан  не  совсем
соответствует должности президента? Да, пожалуй. Но старается ли он изо всех
сил? Несомненно. Честен ли он? Думаю, что честен. Пожалуй, не менее  честен,
чем любой другой президент, - поправил он себя.
   - Тогда почему бы не дать ему возможность доказать это? Пламер промолчал.
Видения растущей популярности, высокий рейтинг передачи,  может  быть,  даже
приз "Эмми" плясали перед глазами его молодого коллеги,  подобно  лакомствам
перед глазами ребенка накануне сочельника. Как бы то  ни  было,  Доннер  был
ведущим программы, а Пламер комментатором. К мнению  Тома  прислушивались  в
штаб-квартире  компании  в  Нью-Йорке,  где  когда-то  работали   люди   его
поколения,  но  теперь  им  на  смену  пришло  поколение   Доннера,   скорее
бизнесмены, чем журналисты, для которых рейтинг  канала  был  видением  чаши
Грааля, весомо отражающимся в их ежеквартальных доходах. Ну  что  ж,  Райану
нравятся бизнесмены, не правда ли?
   - Пожалуй.

***

   Вертолет совершил посадку  на  Южной  лужайке.  Старшина  открыл  дверцу,
спрыгнул наружу и с улыбкой помог первой леди спуститься по  трапу.  За  ней
последовали телохранители, и вся процессия направилась по плавно восходящему
вверх склону к южному входу в Белый дом. Там Рой  Альтман  нажал  на  кнопку
лифта, потому что первой леди тоже не разрешалось делать этого.
   - "Хирург" в лифте, поднимается на жилой этаж,  -  доложил  с  цокольного
этажа агент Раман.
   - Ясно, - отозвалась сверху Андреа Прайс. Она уже  посылала  специалистов
из отдела технической безопасности  проверить  все  металлодетекторы,  через
которые проходили сотрудники съемочной группы Эн-би-си, покидая  Белый  дом.
Руководитель отдела  заметил,  что  бывают  случайности  и  крупные  кассеты
"Бета", которыми пользуются телевизионные  компании,  могут  пострадать,  но
лично он сомневается в этом. Может быть, внезапное кратковременное повышение
напряжения в электросети, высказала предположение Прайс. Исключено,  ответил
он, и напомнил с оскорбленным видом, что даже состав воздуха  в  Белом  доме
постоянно подвергается проверке его сотрудниками. Андреа подумала, не  стоит
ли обсудить эту проблему с главой президентской администрации, но это  ни  к
чему  бы  не  привело.  Черт  бы  побрал  этих  репортеров,  от   них   одни
неприятности.
   - Привет, Андреа, - поздоровалась Кэти, проходя мимо.
   - Здравствуйте, доктор Райан. Ужин уже готов.
   - Спасибо, - отозвалась "Хирург", направляясь к себе  в  спальню.  Открыв
дверь,  она  остановилась  на  пороге  при  виде   платья   на   вешалке   и
драгоценностей, разложенных на туалетном столике.  Недоуменно  нахмурившись,
Кэти сбросила туфли и переоделась в домашнее  платье  к  ужину,  как  всегда
думая о том, не ведется ли съемка скрытыми камерами.
   Шеф-повар Белого дома Джордж Батлер намного превосходил  ее  в  искусстве
приготовления пищи. Он даже сумел улучшить фирменное блюдо Кэти - шпинатовый
салат, добавив в соус, который она совершенствовала на протяжении нескольких
лет, щепотку розмарина. По меньшей мере раз в неделю Кэти заходила к нему  в
кухню, давая непрошенные  советы,  а  он  в  обмен  научил  ее  пользоваться
специальными кухонными приборами. Иногда она думала, что могла  бы  овладеть
высшим искусством приготовления пищи, если бы не выбрала  в  качестве  своей
профессии медицину. Шеф-повар не говорил ей, что у нее немалые способности к
этому, опасаясь произвести впечатление, будто он относится к ней свысока,  -
в конце концов, "Хирург" и есть хирург. За это  время  он  узнал  о  любимых
блюдах семьи Райанов, а приготовление еды для малышки, понял шеф-повар, было
настоящим наслаждением, особенно когда девочка приходила к нему на  кухню  в
сопровождении  своего  огромного  телохранителя  и  принималась  за   поиски
лакомств. Вместе с Доном Расселом пару  раз  в  неделю  она  пила  молоко  с
пирожными. "Песочница" стала любимицей обслуживающего персонала.
   - Мамочка! - воскликнула Кэтлин, когда Кэти появилась в столовой.
   - Здравствуй, милая. - "Песочнице" достался  первый  поцелуй  и  объятье,
президенту - второй.  Как  всегда,  старшие  дети  сопротивлялись  "телячьим
нежностям". - Джек, почему приготовлено мое вечернее платье?
   - Нам придется вечером выступать  по  телевидению,  -  осторожно  ответил
"Фехтовальщик".
   - Почему?
   - Они запороли сделанную  сегодня  утром  видеозапись  моего  интервью  и
попросили повторить его в прямом эфире - в девять  вечера.  Если  не  будешь
возражать, мне хочется, чтобы ты была рядом.
   - Что я буду там делать?
   - Ты можешь говорить о чем угодно и поступать, как хочешь.
   - Так что, мне придется встать и принести вам поднос с пирожными в прямом
эфире?
   - Джордж делает самые вкусные пирожные в мире!  -  вмешалась  в  разговор
"Песочница". Все рассмеялись, и напряжение спало.
   - Если не хочешь,  можешь  не  идти.  Это  не  обязательно.  Просто  Арни
считает, что так было бы лучше.
   - Отлично, - заметила Кэти. Наклонив голову, она пристально посмотрела на
мужа. Иногда она пыталась понять, где находятся нитки,  за  которые  дергает
Арни, заставляя Джека поступать так, как он считает нужным.

***

   Бондаренко работал до позднего часа - или до раннего,  в  зависимости  от
точки отсчета. Он сидел у себя в кабинете за письменным столом  по  двадцать
часов в сутки и, после того как стал генералом, понял, что жизнь  полковника
намного лучше. Будучи полковником, он совершал утром пробежки и даже спал  с
женой. А теперь - ну что ж, Бондаренко всегда  стремился  к  продвижению  по
службе, был честолюбивым офицером, иначе зачем офицеру-связисту отправляться
в афганские горы в составе спецназа? Его способности  были  общепризнанными,
но пребывание в ранге полковника едва не стало концом  его  карьеры,  потому
что он  был  назначен  работать  вместе  с  другим  полковником,  помощником
министра  обороны,  а  тот  полковник  оказался  американским  шпионом.  Это
обстоятельство по-прежнему озадачивало Бондаренко.  Михаил  Филитов,  трижды
Герой Советского Союза, ветеран Великой Отечественной войны - и  шпион?  Это
потрясло его веру в советскую систему, господствовавшую в стране,  но  затем
система рухнула, а страна распалась. Советский Союз, который  вырастил  его,
сделал офицером и воспитал  как  военачальника,  умер  холодной  декабрьской
ночью, а на смену ему пришла другая страна,  меньшая  по  размерам,  служить
которой было более.., привычно, что ли. Для  Бондаренко  проще  было  любить
мать-Россию,  чем  колоссальную  многоязычную  империю.   Теперь   создалась
ситуация, при которой все  приемные  дети  ушли  из  дома,  остались  только
родные, и потому семья стала более счастливой.
   Более счастливой, зато и более бедной. Почему он не обратил  внимания  на
это раньше? Вооруженные силы воспитавшей его страны были самыми  большими  в
мире и производили наибольшее впечатление - по крайней мере  так  он  считал
прежде, - подавляли массой солдат и колоссальным вооружением, гордились тем,
что уничтожили немецких оккупантов в ходе самой жестокой  войны.  Но  те  же
вооруженные силы нашли свой  конец  в  Афганистане  или,  по  крайней  мере,
утратили там боевой дух и уверенность, подобно  тому  как  это  случилось  с
американцами во Вьетнаме. Но американцы сумели снова обрести  их,  а  в  его
армии этот процесс еще не начался.
   Сколько  напрасно  потраченных   денег,   выброшенных   на   ветер,   для
удовлетворения нужд отколовшихся  провинций,  этих  неблагодарных  пасынков,
которых Советский Союз поддерживал на протяжении десятилетий. А  теперь  они
ушли, забрав с собой огромные богатства, а в некоторых  случаях  вступили  в
союз  с  другими  странами,  чтобы,  опасался  Бондаренко,  вместе  с   ними
превратиться в противников. Вот  уж  неблагодарные  приемные  дети,  подумал
генерал.
   Головко прав. Если мы хотим остановить эту опасность, делать это нужно  в
самом начале. Ведь даже с горсткой чечен