нии,
недостойном  вице-президента,  его  даже  собирались  привлечь  к  уголовной
ответственности. Она поторопилась с публикацией этих  материалов,  и  теперь
ими уже нельзя снова воспользоваться. Он подонок,  причем  гораздо  больший,
чем многие другие мерзавцы в нашем  городе.  Не  все  представители  средств
массовой информации так считают,  но  Либби  говорила  с  парой  его  жертв.
Случается,  насильнику  удается  уйти  от  ответственности,  особенно   если
политическая линия, проводимая им, считается "прогрессивной". Но  только  не
теперь. По крайней мере он не должен  уйти,  -  поправил  себя  Хольцман.  -
Понимаете, я не уверен, что нашей стране нужен такой президент,  как  Райан.
Но он честен, старается поступать правильно и разумно.  Как  любил  говорить
Роджер Дарлинг, Райан - тот человек,  к  которому  нужно  обратиться,  когда
оказываешься в тяжелом положении. Я постараюсь убедить  своих  редакторов  в
том, что это хорошая мысль.
   - Как вы собираетесь сделать это?
   - Я напишу статью о том, что он сделал нечто крайне  важное  для  страны.
Что-то такое, что уже утратило  покров  секретности,  но  случилось  не  так
давно, и люди поймут, что это тот самый  человек.  Боже  милостивый,  Кларк,
ведь он спас русских! Он не допустил развития политической борьбы за  власть
в России, которая могла бы снова отбросить весь мир в эпоху "холодной войны"
еще на десять лет. Это настоящий подвиг - и он не рассказал об этом  никому.
Мы дадим понять, что эта информация просочилась  не  от  него.  Более  того,
перед публикацией мы могли бы обратиться к нему  за  подтверждением.  Но  вы
знаете, каким был бы его ответ.
   - Он сказал бы, чтобы вы не публиковали эту статью, - согласился Кларк  и
тут же подумал: а от кого Хольцман мог узнать  обо  всем?  От  судьи  Артура
Мура? Или от Боба Риттера? Неужели они рискнут разгласить такое? При обычных
обстоятельствах он решительно отверг бы вероятность этого, но сейчас? Сейчас
он не был совершенно уверен. Стоит человеку достичь определенного уровня,  и
он, находясь там, может решить, что имеет право нарушить правила, потому что
этого требуют какие-то высшие интересы страны. Джон  знал  об  этих  "высших
интересах". Они не раз ставили его в  крайне  опасное  положение,  причем  в
самых разных ситуациях.
   - История слишком хороша, чтобы замалчивать ее.  Мне  понадобились  годы,
прежде чем я разобрался в том, что  тогда  случилось.  Общественность  имеет
право знать, что за человек находится в Овальном кабинете, особенно если это
именно тот, который сейчас нужен стране,  -  продолжал  журналист.  Хольцман
явно был одним из тех, кто и монахиню убедит раздеться прилюдно.
   - Боб, ты не знаешь и половины всего... - Кларк начал и тут  же  прикусил
язык, проклиная себя за то, что сказал слишком много. Он ныряет  в  глубокий
омут и пытается плыть со свинцовым поясом,  тянущим  ко  дну.  Ну  и  ладно,
какого черта... - Хорошо, расскажи, что тебе известно о Джеке.

***

   Была достигнута договоренность, что они воспользуются  и  дальше  тем  же
самым самолетом, и, к облегчению обеих  сторон,  не  задержатся  в  Иране  и
минутой больше необходимого. Проблема с "Боингом-737" состояла в том, что по
дальности полета он уступал маленькому "Гольфстриму  G-IV",  и  потому  было
решено, что авиалайнер совершит посадку  в  Йемене  для  заправки.  Иракские
генералы не вышли из самолета в Мехрабаде, и, когда трап подъехал  к  двери,
по нему спустился один лишь Бадрейн, не услышав  и  слова  благодарности  от
тех, кого спас. У трапа его ждал автомобиль.  Бадрейн  не  оглянулся  назад.
Генералы уже были частью его прошлого, а он - частью их.
   Автомобиль направился в город. В машине находился  один  шофер,  которому
понадобилось сорок минут, чтобы добраться до места назначения. В  это  время
ночи улицы были почти пустынны. Скоро машина остановилась перед  трехэтажным
зданием. Здесь он в безопасности. Значит, Дарейи живет  теперь  в  Тегеране?
Бадрейн вышел из машины. Охранник в  армейской  форме  сравнил  его  лицо  с
фотографией и сделал жест в сторону двери. Внутри дома второй  охранник,  на
этот раз офицер и, судя по трем  звездочкам  на  погонах,  капитан  иранской
армии, вежливо обыскал его. Затем Бадрейн поднялся в  кабинет.  По  местному
времени было три часа ночи.
   Сидя в удобном кресле, Дарейи читал  отнюдь  не  святой  Коран,  а  пачку
документов. Важные государственные бумаги. Ну  что  ж,  в  этом  нет  ничего
странного. Небось за  свою  жизнь  Дарейи  посвятил  чтению  Корана  столько
времени, что знает его наизусть.
   - Мир вам, - почтительно произнес Али.
   - Мир и тебе. - Ответ Дарейи прозвучал совсем  не  так  механически,  как
ожидал того Бадрейн. Старик  встал  и  подошел  к  гостю  для  традиционного
объятья. Лицо его было спокойным и уверенным. Правда, на нем  лежала  печать
усталости - для аятоллы это были два нелегких дня, но благоприятное развитие
событий взбодрило его.
   - У тебя все в порядке? - спросил он  Бадрейна,  жестом  приглашая  гостя
сесть.
   Али опустился в кресло и глубоко вздохнул.
   - Теперь - да. Меня  беспокоило,  как  долго  ситуация  в  Багдаде  будет
оставаться стабильной.
   - Разногласия никому не принесли  бы  пользы.  Мои  друзья  говорят,  что
древняя мечеть обветшала и нуждается в ремонте.
   Бадрейн мог бы ответить, что не знаком с состоянием мечети, тем более что
давно не посещал ее. Но это обстоятельство вряд  ли  пришлось  бы  по  вкусу
Дарейи.
   - Предстоит огромная работа, - уклончиво ответил он.
   - Да, это верно. - Махмуд Хаджи Дарейи вернулся за стол, сел в  кресло  и
отодвинул бумаги в сторону. - Ты отлично поработал,  мы  высоко  ценим  твои
услуги. Были какие-нибудь трудности?
   - Нет, все прошло гладко, -  покачал  головой  Бадрейн.  -  Поразительно,
какой страх охватил этих людей, но ваше предложение было щедрым.  У  них  не
было выбора, чтобы не принять его. Вы не собираетесь..? -  осмелился  начать
он.
   - Нет, пусть отправляются с миром.
   Неужели  аятолла  действительно  собирался  сдержать  слово?  Это  немало
удивило Бадрейна, хотя он сумел  скрыть  свои  чувства.  У  Дарейи  не  было
оснований щадить этих людей. Все они играли  активную  роль  в  войне  между
Ираном и Ираком и несли ответственность за гибель тысяч людей. Эта рана  все
еще кровоточила и причиняла страдания нации. Погибло столько юношей!  Именно
эта война была одной из причин, почему Иран многие годы  не  играл  активной
роли в международных делах. Но скоро все изменится, не так ли?
   - Вы позволите мне поинтересоваться, что намерены предпринять дальше?
   - Ирак долгое время был больной страной. Его народ страдал  во  тьме,  не
имея доступа к Подлинной Вере.
   - И его душило эмбарго, - добавил Бадрейн, не зная, какую реакцию вызовет
это замечание.
   - Настало время положить этому конец, - согласился Дарейи.  По  выражению
его  глаз  Али  понял,  что  аятолла  благосклонно  воспринял  замечание,  и
поздравил себя за проявленную смелость. Конечно,  этого  следовало  ожидать,
верно? Шаг навстречу  Западу,  желание  улучшить  отношения.  Эмбарго  будет
снято. И тогда в  Ирак  хлынет  поток  продовольствия,  отчего  население  с
радостью воспримет новый режим. Таким образом  аятолла  угодит  всем,  думая
только о том,  чтобы  удовлетворить  лишь  собственные  желания.  И  желания
Аллаха, разумеется. Однако Дарейи принадлежал к числу тех, кто считают,  что
предпринятые ими шаги вдохновлены Аллахом, а Бадрейн уже давно отказался  от
подобных мыслей.
   - Америка может помешать вам, как и некоторые соседние страны.
   - Мы тщательно рассматриваем эти вопросы. - Дарейи произнес эту  фразу  с
непоколебимой уверенностью. Ну что ж, у него есть на то основания.  Аятолла,
должно быть, вынашивал этот план многие годы и в такой момент чувствует себя
непобедимым. Бадрейн знал, что и на то у него есть основания. Дарейи  всегда
считал, что Аллах на его стороне - пожалуй, точнее  сказать,  рядом  с  ним.
Возможно, это действительно так. Он не оставляет аятоллу, но  даже  это  еще
далеко не все. Если хочешь добиться успеха, должен иметь и другие заготовки.
Чудеса происходят чаще всего тогда, когда они тщательно подготовлены. Почему
бы не попытаться принять участие в осуществлении  очередного  чуда,  подумал
Али.
   - Я внимательно присматриваюсь к новому американскому президенту.
   - Вот как? - Дарейи одарил Бадрейна еще более пристальным взглядом.
   - В наш век нетрудно собрать подробные  сведения.  Американские  средства
массовой информации публикуют очень многое, да и в их банки данных  нетрудно
получить доступ. В настоящий момент мои люди  заняты  этим,  собирают  самое
детальное досье на нового президента. - Голос Бадрейна звучал бесстрастно. И
тут ему не нужно было прилагать особых усилий. Он смертельно устал. - Просто
поразительно, как уязвимы западные политические лидеры.
   - Вы так считаете? Не могли бы вы поделиться подробностями?
   - Ключом к Америке является этот парень Райан. Разве не очевидно?

***

   - Ключом  к  изменению  Америки  является  конституционная  конвенция,  -
произнес наконец Эрни Браун после нескольких  дней  молчаливых  размышлений.
Пит Холбрук сидел возле проектора, щелкая пультом дистанционного управления.
Не в силах удержаться от туристической привычки, он отснял три кассеты возле
здания  Капитолия  и  еще   на   нескольких   кассетах   запечатлел   другие
правительственные здания, в том числе и  Белый  дом.  Увидев,  что  один  из
слайдов установлен вверх ногами, он недовольно проворчал себе под нос.
   Идея  созревала  слишком  долго,  но  результаты  оказались  не  особенно
впечатляющими.
   -  Действительно,  мы  затянули  с  обсуждением,  -  согласился  Холбрук,
доставая пакет слайдов из проектора. - Но как ты собираешься...
   - ., форсировать события? Очень просто. Если в стране нет президента и не
существует способа выбрать его в  соответствии  с  Конституцией,  то  что-то
обязательно придется предпринять, правда?
   - Ты предлагаешь убить президента? - фыркнул Пит. - Которого из них?
   В том-то и проблема. Чтобы понять ее суть,  не  обязательно  быть  видным
ученым-ракетчиком.  Стоит  устранить  Райана,  и  его  место  займет  Келти.
Устраняем Келти, и президентом становится Райан - причем со скоростью Флинна
.  Даже  сейчас   достаточно   трудно
организовать покушение. Оба помнили о мерах безопасности, которые  видели  в
Белом доме. Стоит убить одного  из  них,  и  американское  гестапо  поставит
вокруг того, кто уцелел, такую стену, что пробить ее можно разве что атомной
бомбой. У  "горцев"  таких  бомб  не  было.  Они  предпочитали  традиционное
американское оружие  -  винтовки.  Но  и  винтовками  воспользоваться  будет
непросто. На Южной лужайке Белого дома густо росли деревья, и  оба  обратили
внимание на то, что ее надежно защищали  искусно  скрытые  земляные  уступы.
Даже просто увидеть Белый дом можно только вдоль одной  улицы,  за  фонтаном
перед самым домом.  Все  здания  вокруг  принадлежали  правительству,  и  на
вершине каждого всегда находились люди  не  только  с  биноклями,  но  и  со
снайперскими винтовками. Американское гестапо  твердо  решило  не  допускать
народ к "своему" президенту, слуге народа, охранники которого  ничуть  этому
народу не доверяли. Но  какая  надобность  в  такой  охране,  если  человек,
живущий в Белом доме, один из представителей американского  народа?  Однажды
Тедди Рузвельт распахнул настежь двери и  целых  четыре  часа  пожимал  руки
простым американцам. Разве сейчас такое может быть?
   - Обоих надо убирать, одновременно. Думаю, Райана убрать будет потруднее,
верно? - спросил Браун. - Его охраняют лучше. А  вот  Келти  приходится  все
время мотаться, общаться с засранцами из газет,  телевизионщиками,  так  что
его охрана будет послабей, понимаешь?
   - О'кей, пожалуй, ты прав, - согласился Холбрук, ставя на место пакет  со
слайдами.
   - Так что, если мы придумаем, как прикончить Райана, с  Келти  справиться
будет куда легче. -  Браун  достал  из  кармана  сотовый  телефон.  -  Да  и
координировать операцию намного проще.
   - Ну и как ты думаешь осуществить все это?
   - Начнем с того, что выясним его расписание, где и  когда  он  бывает,  и
выберем самый удобный момент.
   - Недешево обойдется, - заметил  Холбрук,  и  на  экране  появился  новый
слайд. Это был один из тех снимков,  которые  так  часто  туристы  делают  с
вершины памятника Вашингтону, через крошечное окошко, выходящее на  северную
сторону. Прямо внизу виднелся  Белый  дом.  Эрни  Браун  тоже  сделал  такой
снимок, и в местной фотомастерской его увеличили  до  размеров  плаката.  Он
часами  рассматривал  его  и  по  топографической  карте  центра  Вашингтона
проверил масштаб. После этого сделал кое-какие вычисления.
   - Больше  всего  денег  понадобится  на  то,  чтобы  купить  бетоновоз  и
арендовать стоянку недалеко от города.
   - Зачем?
   - Я знаю, какое место выбрать. И знаю,  как  осуществить  операцию.  Надо
только выбрать подходящий момент.

***

   Моуди понимал, что Жанна-Батиста не протянет и ночи. Ее глаза теперь были
открыты, хотя трудно сказать, видели они что-нибудь  или  нет.  Наконец  Бог
проявил к ней милосердие, и сестра не испытывала боли. Такое случается. Врач
видел нечто подобное и раньше, главным образом  у  пациентов,  умирающих  от
рака, и это всегда являлось предвестником смерти. У Моуди было  недостаточно
знаний  в  области  неврологии,  чтобы  понять  причину  подобного  явления.
Возможно, наступала перегрузка  электрохимических  каналов,  а  может  быть,
вступала  в  действие  какая-нибудь  ограничительная  функция  мозга.   Тело
начинало понимать, что все кончено, что битва за жизнь подошла  к  концу,  а
поскольку  нервная  система  посылала  главным   образом   предупредительные
сигналы, когда кончалось время таких сигналов, наступал конец  боли.  Однако
не исключено, что все это лишь  плод  его  воображения.  Возможно,  тело  ее
пострадало  до  такой  степени,  что  оказалось  не  способным  ни  на   что
реагировать.  Несомненно,  она  ослепла  от   внутриглазного   кровотечения.
Распался последний кровеносный сосуд, кровотечение не прекращалось. Иглу, по
которой в тело Жанны-Батисты поступал морфий, удерживала  клейкая  лента.  В
сердце почти не осталось крови, и в попытках прокачивать по  телу  постоянно
уменьшающийся ее запас, оно изнемогало от усилий.
   Жанна-Батиста все еще издавала какие-то звуки - через защитный  ракаловый
костюм их  трудно  было  разобрать,  но,  судя  по  их  регулярности,  Моуди
заключил, что это молитвы. У лишавшейся вместе с  жизнью  рассудка  монахини
остались только  молитвы,  которым  она  посвятила  многие  годы.  Пациентка
кашлянула, очищая горло, шепот ее стал более разборчивым, и Моуди наклонился
поближе, чтобы понять слова.
   - ., матерь Божия, молись за нас, грешников...
   Ну разумеется. Да, конечно, это ее любимая молитва.
   - Прекрати сопротивление, святая женщина, - произнес Моуди,  обращаясь  к
ней. - Твое время пришло. Перестань сопротивляться.
   Умирающая не могла видеть, но она повернула голову и  невидящим  взглядом
уставилась на него. Врач знал, что это сугубо рефлекторная реакция, что  она
инстинктивно повернулось на источник звуков.
   - Доктор Моуди? Вы здесь? - Слова  прозвучали  медленно  и  невнятно,  но
достаточно разборчиво.
   - Да, сестра. Я здесь.  -  Он  невольно  коснулся  ее  руки,  потрясенный
словами монахини. Неужели она все еще не потеряла сознание?
   - Я так благодарна вам.., за то, что вы помогли  мне.  Буду  молиться  за
вас.
   Несомненно  будет.  Моуди  знал  это.  Он  снова  коснулся  ее   руки   и
одновременно увеличил дозу морфия, поступающего в тело женщины. Все, хватит.
Они больше не вводили ей кровь, чтобы заражать ее смертоносными вирусами. Он
оглянулся. Оба армейских санитара сидели в углу,  удовлетворенные  тем,  что
врач сам стоит возле пациентки. Моуди подошел к ним.
   - Передайте директору - скоро, - обратился он к одному из них.
   - Слушаюсь. - Санитар вскочил и вышел  из  палаты,  не  скрывая  радости.
Моуди сосчитал до десяти, прежде чем обратиться ко второму санитару.
   - Чистые перчатки, пожалуйста. - Он поднял руки, показывая, что не  хочет
прикасаться к женщине.
   Санитар вышел. В распоряжении Моуди  было  около  минуты.  На  подносе  с
лекарствами находилось все, что ему требовалось. Врач взял шприц на двадцать
кубиков, воткнул иглу в герметичную крышку пузырька  с  морфием  и  наполнил
цилиндр до предела. Затем повернулся к больной, откинул пластиковую простыню
и.., взяв ее левую руку, ввел иглу в распадающуюся плоть и не медля нажал на
поршень шприца.
   - Это поможет вам уснуть, - сказал он, отступая от койки, и не оглянулся,
чтобы посмотреть, услышала она его  или  нет.  Он  бросил  шприц  в  красный
контейнер для использованного хирургического инструмента, и,  когда  санитар
возвратился в палату, там все было, как и раньше.
   - Вот, пожалуйста. - Он протянул Моуди перчатки. Тот кивнул, сняв верхние
перчатки, бросил их в соседний контейнер для зараженных предметов и  натянул
чистые. Возвратившись к  койке,  он  наблюдал  за  тем,  как  голубые  глаза
закрылись в последний раз. На  экране  электрокардиографа  было  видно,  что
частота сердечных сокращений чуть превышает  сто  сорок,  характерные  зубцы
стали короче и распределялись неравномерно. Уже скоро. Наверно, она  молится
во сне, подумал Моуди. По крайней мере теперь можно не сомневаться - она  не
чувствует боли. Морфий уже проник в  систему  кровообращения,  его  молекулы
подбираются к мозгу, действуют на рецепторы, выпуская там  допамин,  который
даст команду нервной системе.., вот.
   Грудь монахини опускалась и поднималась в затрудненном дыхании. Наступила
пауза, похожая на  икоту,  затем  дыхание  снова  возобновилось,  но  теперь
медленнее, поступление кислорода  в  кровь  уменьшилось.  Частота  сердечных
сокращений стала еще чаще. И тут дыхание  остановилось.  Сердце  замерло  не
сразу - таким оно было сильным, таким мужественным, печально  подумал  врач,
восхищаясь органом, отказывающимся умирать внутри уже мертвого тела. Но  так
не могло продолжаться, и после нескольких последних  сокращений,  видных  на
экране, оно тоже остановилось. Электрокардиограф издавал теперь гудящий звук
тревоги. Моуди протянул  руку  и  выключил  гудок.  Оглянувшись,  он  увидел
облегчение на лицах санитаров.
   - Так быстро? - спросил директор, войдя  в  палату  и  увидев  на  экране
прямую молчаливую линию.
   - Сердце. Внутреннее  кровотечение.  -  Более  детального  объяснения  не
требовалось.
   - Понятно. Значит, можно приступать?
   - Да, доктор.
   Директор дал знак санитарам. Один из них завернул  пластиковые  простыни,
чтобы не допустить стока крови. Второй отсоединил трубку  для  внутривенного
вливания и проводи электрокардиографа. Это было выполнено  без  промедления.
Затем бывшую пациентку  завернули,  словно  убитое  животное,  ударами  ноги
освободили замки на колесах койки, и солдаты выкатили ее через дверь.  Скоро
они вернутся в палату и произведут  такую  тщательную  дезинфекцию,  что  на
полу, стенах и потолке не останется ничего живого.
   Моуди с директором  последовали  за  ними  в  операционную  для  вскрытия
трупов, которая находилась здесь  же  в  лаборатории  за  двойными  дверями.
Солдаты подкатили койку к столу из нержавеющей стали и  перевалили  на  него
труп лицом вниз. Тем временем врачи уже надевали  поверх  защитных  костюмов
хирургические  халаты  -  скорее  по  привычке,  чем  из  необходимости.  От
некоторых привычек трудно избавиться.  Затем  санитары  подняли  пластиковые
простыни, держа их за края, и слили накопившуюся там кровь в  контейнер.  Ее
оказалось около полулитра. Простыни осторожно погрузили в большой контейнер,
который покатили из операционной к газовой  печи.  Было  очевидно,  что  он