лостивый, он же провел в аэропорту всего несколько
минут!
   Радисты не пожалели  сил,  и  теперь  радиопереговоры,  касающиеся  этого
самолета,  были  выделены  из  массы  остальных  радиосигналов  и  оператор,
отличный армейский переводчик, прослушивал их с помощью наушников.  Несмотря
на то что языком международной  авиации  является  английский,  пилот  этого
самолета говорил на фарси .  Наверно,  считал  это  мерой  безопасности,  подумал
переводчик. На самом деле переговоры  на  фарси  всего  лишь  выделяли  этот
самолет из  числа  остальных,  и  за  ним  теперь  следили  радиолокаторы  и
радиопеленгаторы. Содержание переговоров было самым обычным, если не считать
языка, на котором они велись, и того обстоятельства, что самолет находился в
багдадском аэропорту так недолго,  что  даже  не  успел  дозаправиться.  Это
означало, что все спланировано заранее и  вряд  ли  вызывает  удивление  при
возникших обстоятельствах, но тем не менее весьма любопытно. Высоко в  небе,
над  дальним  северо-западным  берегом  Персидского   залива,   барражировал
американский АВАКС, тоже следивший за этим самолетом. Интерес  к  загадочным
рейсам, проявленный станцией "Пальма", возрос до такой степени, что  самолет
раннего радиолокационного обнаружения и оповещения  Е-3В  был  переведен  из
своего  обычного  района  патрулирования.  Его  сопровождали  теперь  четыре
истребителя  F-15  "игл"  саудовских  ВВС.  Иранские   и   иракские   службы
электронной  разведки  заметят  это  и  поймут,   что   кого-то   интересует
происходящее, или задумаются над тем,  что  происходит,  потому  что  их  не
поставили в известность. Игра была очень увлекательной, причем  ни  одна  из
сторон не знала всего, что ей хотелось бы знать, и считала - в данный момент
в игре принимали участие три стороны, - что  другая  сторона  знает  слишком
много. На самом же деле ни одна из сторон не имела полного  представления  о
том, что происходит.

***

   На борту "Гольфстрима G-IV" разговаривали по-арабски. В  хвостовой  части
самолета, где шум двигателей заглушал голоса, два генерала беседовали  между
собой, тихо и нервно. Их жены молча сидели в напряженном  ожидании,  а  дети
читали книжки или дремали. Труднее всего было телохранителям, которые знали,
что, если в Иране что-то случится, их постигнет бессмысленная  смерть.  Один
из них сидел в середине салона и  внезапно  почувствовал,  что  кушетка,  на
которой он расположился,  непонятно  почему  кажется  мокрой.  Телохранитель
провел рукой... Что-то липкое и.., красное? Наверно, томатный сок или что-то
еще. Раздраженный этим, он прошел в туалет, вымыл руки и  захватил  бумажные
салфетки, чтобы протереть  ими  кушетку.  После  этого  телохранитель  отнес
грязные салфетки обратно в туалет, сел, посмотрел в иллюминатор  на  горы  и
невольно подумал, увидит ли он новый восход, еще не  зная,  что  только  что
ограничил число предстоящих ему восходов до двадцати.

***

   - Вот, смотрите, - произнес  главный  сержант.  -  Это  были  заместитель
командующего иракских ВВС и командир Второго корпуса иракской армии,  вместе
с семьями, - добавил он. Потребовалось чуть  больше  двух  часов  с  момента
перехвата шифрованного сигнала, чтобы расшифровать полученные переговоры.
   - Генералы, жизнью которых можно рискнуть? - спросила лейтенант.
   - Да, пожалуй, - кивнул  майор  Сабах.  -  Теперь  нам  нужно  попытаться
обнаружить еще один самолет, вылетающий из Мехрабада вскоре после того,  как
приземлится этот.
   - И каким будет пункт его назначения, сэр?
   - А-а. Хороший вопрос, лейтенант, правда?
   - Судан, - пробормотал главный старшина. Он служил на Ближнем Востоке уже
два года, и это была его вторая смена на "Пальме".
   - Не стану спорить с вами, сержант, - подмигнул ему  майор  Сабах.  -  Мы
скоро установим это с помощью числа рейсов из Багдада. - Он действительно не
мог быть уверенным относительно  деталей  этой  странной  операции  до  того
момента, пока не будет установлен цикл рейсов из  Багдада  в  Тегеран  и  из
Тегерана куда-то еще. Правда,  майор  уже  сообщил  своему  начальству,  что
происходит нечто необычное. Скоро то же сделают и американцы.

***

   Двадцать минут спустя  предварительный  доклад  был  выслан  из  военного
городка короля Халеда в  Форт-Мид,  штат  Мэриленд.  Там  из-за  разницы  во
времени он оказался на столе дежурного офицера  вскоре  после  полуночи.  Из
Агентства национальной безопасности доклад переслали  по  оптико-волоконному
кабелю в Лэнгли, штат Виргиния, где он попал сначала в  "Меркурий"  -  центр
связи, - а затем был передан наверх, в оперативный центр ЦРУ, комната 7-F-27
в  старом  здании  штаб-квартиры  американской  разведки.  На  каждом  этапе
информация передавалась в первозданном виде, иногда в  сопровождении  оценок
местных экспертов, но большей частью без них,  а  если  считали  необходимым
дать свои комментарии, они следовали  за  основным  текстом,  чтобы  офицеры
различных смен, оценивающие влияние событий  на  национальную  безопасность,
могли сами принять решение об их важности  и  таким  образом  продублировать
работу других. В большинстве  случаев  это  было  разумным,  но  при  быстро
меняющейся ситуации  очень  часто  не  приносило  никакой  пользы.  Проблема
заключалась в том, что в момент кризиса трудно уловить разницу.
   Дежурным офицером по оценке национальной безопасности в ЦРУ  был  в  этот
момент Бен Гудли, стремительно делавший карьеру в управлении  разведки,  где
он  недавно  занял  эту  должность  в  худшей  -  ночной   -   смене   из-за
недостаточного  стажа.  Как  всегда,  он  продемонстрировал  здравый  смысл,
обратившись к специалисту по этому региону, и начал передавать ему  страницы
распечатки, как только кончал их читать.
   - Разбегаются, - произнес специалист, прочитав третью  страницу.  Это  не
было особенно неожиданным, но и не принесло удовлетворения.
   - У вас нет никаких сомнений?
   - Мой мальчик, - специалист был на двадцать лет старше  своего  босса,  -
они летят в Тегеран не за покупками.
   - СРО? - спросил Гудли, имея в виду специальную разведывательную  оценку,
важный официальный документ, предназначенный для непредвиденных ситуаций.
   - Пожалуй. Иракское правительство разваливается. - В этом не было  ничего
удивительного.
   - Сколько у них времени? Три дня?
   - В лучшем случае.
   - О'кей, начнем составлять черновик, - сказал Гудли и встал.

Глава 17

Возрождение

   Нет ничего неожиданного в том, что важные события никогда не происходят в
удобное для вас время. Рождение ли ребенка или чрезвычайная ситуация  словно
нарочно находят людей, которых они  касаются,  или  в  кровати  спящими  или
больными. В данном случае ничего не  требовалось  предпринимать.  Бен  Гудли
выяснил, что у  ЦРУ  нет  там  агентов,  способных  подтвердить  поступившую
разведывательную  информацию,  и  хотя  его  страна  была  заинтересована  в
регионе, сделать что-либо было нельзя. Средства массовой информации  еще  не
пронюхали про эти события и, как это часто  происходит,  ЦРУ  станет  делать
вид, что ему  ничего  не  известно  до  тех  пор,  пока  новости  не  станут
достоянием   общественности.    Поступив    таким    образом,    Центральное
разведывательное управление укрепит веру публики в то, что средства массовой
информации способны проникать в секреты не менее эффективно, чем федеральные
агентства. На самом деле так бывало далеко не всегда, но все-таки чаще,  чем
этого хотелось Гудли.
   СРО будет коротким. Содержание доклада не требовало длинных  рассуждений,
а представить собственно факт не так уж и сложно. Гудли и его специалист  по
региону потратили полчаса на составление черновика. Принтер сделал  печатную
копию доклада для внутреннего служебного  пользования  ЦРУ,  а  затем  модем
передал доклад по защищенным каналам связи  в  заинтересованные  федеральные
агентства. Покончив с этим, они вернулись в оперативный центр.

***

   Головко  старался  уснуть.  Аэрофлот  только  что  закупил  десять  новых
реактивных лайнеров "Боинг-777" для использования на международных рейсах  в
Нью-Йорк, Чикаго и Вашингтон. Они были намного  комфортабельнее  и  надежнее
советских авиалайнеров, на которых ему приходилось летать в  течение  многих
лет, но ему не становилось уютнее при мысли,  что  самолет,  на  котором  он
летит так далеко, имеет всего два двигателя, хотя бы и сделанных в  Америке,
вместо четырех, как раньше. По крайней мере  кресла  в  первом  классе  были
удобными, а русская водка, которую ему принесли вскоре после взлета, высшего
качества. Сочетание того и другого позволило ему заснуть на пять с половиной
часов, но над Гренландией он проснулся - организм начал реагировать на смену
часовых поясов. Телохранитель, сидящий рядом, продолжал спать и  видел  сны,
соответствующие его профессии. Где-то  в  хвостовом  отделении  на  откидных
сиденьях, наверно, спали стюардессы.
   Раньше, подумал Сергей Николаевич, все  было  не  так.  Он  летел  бы  на
специальном самолете, снабженном всеми средствами связи, и  если  бы  что-то
случилось в мире, его немедленно  поставили  бы  в  известность.  Но  больше
Головко огорчало, что в мире действительно  что-то  происходило,  просто  не
могло не происходить. Так случается всегда, думал он в  темноте  под  ровный
гул двигателей. Ты летишь на важную встречу, потому что опасаешься  чего-то,
и вот, пока летишь, происходит именно то, чего ты опасался. Происходит  -  а
ты ничего не можешь предпринять, если не потому, что нет связи, так  по  той
причине,  что  не  имеешь  возможности  посоветоваться  со  своими  старшими
помощниками. Ирак и Китай.  К  счастью,  эти  две  горячие  точки  разделяет
огромное  пространство.  И  тут  Головко  напомнил  себе,  что  еще  большее
расстояние отделяет Москву от Вашингтона, и чтобы попасть из одного города в
другой, нужно лететь всю ночь на двухмоторном реактивном  самолете.  С  этой
приятной мыслью он повернулся на бок, сказав себе, что  ему  необходимо  как
следует выспаться.

***

   Самое трудное заключалось не в том, чтобы вывезти их из  Ирака,  а  чтобы
переправить из  Ирана  в  Судан.  Давно  прошло  то  время,  когда  иранским
самолетам  разрешали  пролетать  над  территорией   Саудовской   Аравии,   и
единственным исключением было паломничество в Мекку - ежегодный хадж. Теперь
пассажирские самолеты были вынуждены огибать  Аравийский  полуостров,  затем
они летели над Красным морем, прежде чем повернуть на запад, к Хартуму.  Это
втрое увеличивало расстояние и время рейса, а другой, более  короткий,  этап
не  мог  начаться  до  тех  пор,  пока  первый,  более  продолжительный,  не
заканчивался в Судане и  высшие  военные  чины  не  размещались  в  поспешно
подготовленных апартаментах, признав их достаточно удобными, а потом звонили
в Багдад, упоминая в разговоре заранее  согласованный  код,  подтверждающий,
что все прошло благополучно. Все было бы намного проще, если бы  можно  было
погрузить   всех   генералов   в   коммерческий   авиалайнер   и   совершить
один-единственный рейс по маршруту Багдад - Тегеран - Хартум,  но  это  было
невозможно.
   Так же невозможно было лететь по намного более короткому  маршруту  прямо
из Багдада в Хартум, просто пролетая над  Иорданией,  но  при  этом  маршрут
проходил слишком близко от Израиля, и такая перспектива совсем  не  радовала
генералов.  Наконец,  возникала  проблема   секретности,   еще   более   все
усложняющая.
   Менее сильного и волевого человека, чем Дарейи,  все  это  привело  бы  в
ярость. А он  одиноко  стоял  у  окна  закрытой  части  главного  терминала,
наблюдая за тем, как "Гольфстрим G-IV" остановился рядом с другим самолетом,
как открылись дверцы, как  люди  поспешно  спускались  по  трапу  из  одного
самолета и тут же поднимались  в  другой,  пока  носильщики  переносили  тот
небольшой  багаж,  который  прихватили  с  собой  генералы   -   несомненно,
драгоценности и другие предметы, стоящие  очень  дорого  и  занимающие  мало
места, с улыбкой подумал святой  человек.  На  все  это  потребовалось  лишь
несколько минут, и ожидавший пассажиров самолет начал выруливать на взлетную
дорожку.
   Вообще-то было глупо ехать в аэропорт  только  для  того,  чтобы  увидеть
столь скучную и малозначащую процедуру,  но  она  венчала  два  десятка  лет
непрерывных усилий, и этот мужчина, хотя  и  посвятивший  свою  жизнь  Богу,
Махмуд Хаджи Дарейи,  все-таки  оставался  человеком  и  хотел  собственными
глазами увидеть плоды своего труда. Он потратил на это всю  жизнь,  но  даже
теперь задача была выполнена  едва  наполовину.  А  его  жизнь  подходила  к
концу...
   Как это случается с каждым человеком, напомнил себе Дарейи, жизнь  уходит
секунда за секундой, минута за минутой, час за часом, день за днем,  одно  и
то же для всех, но ему почему-то казалось, что,  когда  тебе  за  семьдесят,
время бежит быстрее. Он посмотрел на свои руки, морщины говорили о прошедшей
жизни, одни из них были естественными, другие - нет. Два пальца ему  сломали
в казематах тайной полиции "Савак", службы безопасности шаха, подготовленной
для  него  израильтянами.  Какой  мучительной   была   боль,   но   не   без
удовлетворения он тут же вспомнил, как расплатился  с  теми  двумя,  которые
тогда допрашивали его. Дарейи не произнес ни единого слова. Он молча  стоял,
неподвижный, как статуя, когда их  повели  на  расстрел.  Вообще-то  они  не
заслуживали памяти. Мелкие людишки, простые  исполнители,  делающие  работу,
порученную им другими, не задумываясь над тем, кто он и  почему  они  должны
ненавидеть его. Перед казнью с каждым по очереди молился  имам,  потому  что
отказать человеку в возможности примириться с Аллахом - это преступление.  К
тому же, разве это так  уж  трудно?  Они  умерли  одинаково  быстро,  как  и
остальные. Один крохотный шаг в жизненном пути  человека,  хотя  жизни  этих
людей в конечном итоге оказались намного короче, чем у него.
   Все эти годы были потрачены для достижения одной цели. Хомейни отправился
в эмиграцию в Париж, но Дарейи поступил по-другому.  Он  оставался  в  тени,
координируя и направляя действия своего лидера. Один раз его арестовали,  но
затем освободили, потому что он молчал,  как  молчали  и  остальные,  близко
связанные с ним. Это был  промах  шаха,  один  из  многих.  В  конце  концов
правитель Ирана был вынужден сдаться, потому что проявил нерешительность. Он
был слишком либеральным в своей политике, чем вызвал  негодование  исламских
священнослужителей, слишком реакционным, по мнению своих западных союзников,
безуспешно пытался найти компромисс в той  части  мира,  где  человек  может
выбирать лишь одно из двух. Нет, одно из одного, никакого  выбора,  поправил
себя Дарейи, наблюдая затем, как "гольфстрим" оторвался  от  земли  и  начал
набирать высоту. Ирак предпочел другой путь, не пожелал прислушаться к Слову
Бога, и чего добился? Хуссейн начал войну с Ираном, думая,  что  эта  страна
ослабла в отсутствие лидера, и потерпел неудачу. Затем он бросил свои войска
на юг, и его поражение там оказалось еще более сокрушительным.  Все  это  он
делал ради достижения временной власти.
   Но Дарейи вел себя по-другому. Он не упускал из виду главную цель, как не
упускал ее Хомейни, и хотя великий аятолла умер, дело его  продолжало  жить.
Дарейи смотрел на север, зная, что  его  цель  лежит  позади  него,  слишком
далеко, чтобы увидеть  ее,  но  все-таки  находится  там,  где  ей  надлежит
находиться. Это священные города Мекка и Медина.., и Иерусалим. Он побывал в
двух первых, но не в третьем. Еще юношей, молодым и благочестивым, он  хотел
увидеть камень Авраама, но по какой-то причине - сейчас он не помнил  почему
- отец, который был купцом, не смог отвезти его туда. Может быть, еще придет
время, и он побывает там.  Зато  он  видел  город,  где  родился  пророк  и,
разумеется, совершил паломничество в Мекку -  хадж,  -  причем  не  однажды,
несмотря на политические и религиозные разногласия между Ираном и Саудовской
Аравией. Дарейи хотел снова побывать в Мекке, чтобы помолиться перед  Каабой
. Но даже в этом заключалось нечто большее.
   Дарейи, номинальный глава государства, стремился к большему, и не  только
для себя.  Нет,  ему  хотелось  перед  концом  своей  скромной  жизни  стать
свидетелем осуществления Великой Цели. Ислам простирался с  крайнего  запада
Африки до крайнего востока Азии, не считая небольших территорий,  населенных
людьми, преданными исламу, в Западном полушарии, однако эта религия не  была
единственным  сверкающим  факелом  и  единственной  целью  человечества   на
протяжении более тысячи лет. Дарейи с болью в душе думал  об  этом.  В  мире
только один Бог и только одно Его Слово, и  Аллах  страдал,  наверно,  из-за
того, что Его Слово встретилось с таким трагическим непониманием.  Это  было
единственной причиной, по которой не все население Земли сумело понять  суть
подлинной Веры, и если ему удастся изменить это, то он сможет изменить  мир,
просветить все человечество и привести его к истинному Богу.  Но  для  того,
чтобы сделать это...
   Мир был всего лишь миром,  несовершенным  инструментом  с  несовершенными
правилами для несовершенных людей, но таким  его  создал  Аллах,  и  с  этим
ничего не поделаешь. Хуже того,  есть  люди,  которые  будут  сопротивляться
всему, к чему он стремится, правоверные или иноверцы, еще одна  причина  для
грусти, а не для гнева. Дарейи не испытывал ненависти ни к саудовцам,  ни  к
жителям остальных государств по ту сторону Персидского залива. Они  не  были
плохими  людьми.  Более  того,  они  были  правоверными,  и,   несмотря   на
расхождения между ними и его страной, не лишили Дарейи доступа в  Мекку.  Но
их вера не была истинной верой, и с этим тоже трудно что-нибудь сделать. Они
разжирели и разбогатели, прогнили от коррупции, и вот это следует  изменить.
Дарейи должен взять Мекку под свой контроль, чтобы реформировать  ислам.  Но
сначала необходимо подчинить себе мир. Это означало, что у него будет  много
врагов. Однако тут не было ничего нового, и он  только  что  выиграл  первую
крупную битву.
   Лишь бы на это  не  уходило  столько  времени.  Дарейи  часто  говорил  о
терпении, но для достижения своей цели он потратил всю жизнь, и  сейчас  ему
было семьдесят два года. Он не хотел умирать, как умер  его  учитель,  когда
труд жизни выполнен лишь наполовину.  Когда  наступит  час  предстать  перед
лицом Аллаха, он должен рассказать о том, чего достиг, о  том,  что  успешно
выполнил  самую  благородную  задачу,  стоящую  перед  любым  человеком,   -
объединение всех правоверных в Подлинной Вере.  Ради  достижения  этой  цели
Дарейи готов был пойти на все. Даже он  сам  не  знал,  какие  усилия  нужно
предпринять для этого, потому что были заданы еще не все вопросы.  Поскольку
его цель была такой чистой и сияющей, а у него осталось так мало времени, он
никогда не спрашивал себя, насколько глубоко готов погрузиться во тьму,  для
того чтобы пройти через нее и выйти к свету Веры.
   Он отвернулся от окна и вместе со своим шофером направился к  автомобилю.
Процесс начался.

***

   Тем, кто служат в разведывательном сообществе, платят не за то,  что  они
видят случайное стечение обстоятельств, это особые  люди,  которые  проводят
время  над  картами,  пристально  за  всем  наблюдая,  и  предсказывают  эти
обстоятельства. Барражирующий высоко в небе АВАКС сообщил о курсе  самолета,
который направился к югу от Тегерана. Дальность  полета  "Гольфстрима  G-IV"
без дозаправки была хорошо  известна,  и  потому  нетрудно  было  рассчитать
расстояния до возможных пунктов назначения. По коду транспондера  определили
тип самолета, скорость, курс и высоту полета,  которая  составила  45  тысяч
футов -  на  такой  высоте  топливо  используется  наиболее  экономно.  Было
рассчитано время от одного такого рейса до второго. Курс оказался еще  более
красноречивым.