даже обернуться назад и лишь изредка поглядывал в
зеркало заднего обзора. Изнутри кузов также  был  обработан  дезинфицирующей
жидкостью, и как только каталка оказалась внутри и двери закрылись, грузовик
тронулся в короткий путь к местному аэродрому. Он следовал  в  сопровождении
полицейского эскорта со скоростью, не превышавшей тридцати километров в час.
   Обстоятельства благоприятствовали транспортировке. Солнце все еще  стояло
высоко,  и  от  его  жарких  лучей  закрытый  кузов  быстро  превратился   в
передвижную печь, превратив в пар химикалии, которые создали там  атмосферу,
насквозь пропитанную обеззараживающими газами. Запах дезинфицирующих веществ
проникал даже через фильтры защитных костюмов. К счастью, врач давно  привык
к этому запаху.
   Самолет уже ждал их на аэродроме. "Гольфстрим G-IV" прибыл всего два часа
назад после прямого перелета  из  Тегерана.  Его  салон  успели  освободить,
оставив только два кресла и кушетку.
   Моуди почувствовал, что грузовик  остановился  и  водитель  задним  ходом
подал его к самолету. Когда двери открылись, яркие лучи солнца ослепили  их.
Сестра  Мария-Магдалена  наклонилась  и  заботливо  заслонила  рукой   глаза
умирающей подруги.
   Возле самолета стояли две  монахини  в  защитных  костюмах  и  священник,
который отошел, правда, несколько  дальше.  Все  они  читали  молитвы,  пока
пластиковый лист с лежащей на нем пациенткой вынесли из фургона и  осторожно
поместили на кушетку в салоне белого реактивного самолета. Понадобилось пять
минут, чтобы надежно закрепить тело  сестры  Жанны-Батисты  на  новом  ложе,
после чего наземная команда удалилась. Моуди внимательно осмотрел пациентку,
проверил пульс и кровяное давление - первый был частым, а второе  продолжало
падать. Это не могло не беспокоить.  Сестра  Жанна-Батиста  нужна  была  ему
живой как можно дольше. Закончив осмотр, Моуди  дал  знак  летчикам,  сел  в
кресло и пристегнул ремни.
   Глянув в иллюминатор, он с тревогой успел заметить телевизионную  камеру,
направленную на самолет. По крайней мере  съемку  ведут  издалека,  успокоил
себя врач. В этот момент заработал первый двигатель.  Через  иллюминатор  на
противоположной стороне салона Моуди увидел,  что  обработка  грузовика  уже
началась. Это делалось с излишним  рвением.  Вирусы  Эбола  при  всей  своей
смертоносной природе представляли собой хрупкие организмы. От солнечных  или
ультрафиолетовых лучей, как и при высокой температуре, они быстро  погибали.
Именно это и затрудняло поиски носителя. Кто-то переносил этот  смертоносный
вирус.  Лихорадка  Эбола  не   могла   существовать   сама   по   себе,   но
обеспечивающего комфортное пристанище страшному вирусу носителя ее,  который
роковое  заболевание  вознаграждало  тем,  что  не  причиняло   ему   вреда,
обнаружить не удалось. Это таинственное живое существо появлялось то там  то
тут на Африканском континенте подобно  призраку.  Врач  недовольно  хмыкнул.
Когда-то он надеялся обнаружить этого носителя и связывал с этим свои планы,
но этой надежде не суждено было осуществиться. Зато теперь у  него  в  руках
оказалось нечто почти ничем не уступающее этому. У него был живой пациент, в
теле которого стремительно размножались патогенные организмы,  и  тогда  как
все предыдущие  жертвы  этой  геморрагической  лихорадки  были  сожжены  или
похоронены в земле,  пропитанной  химикалиями,  для  этой  жертвы  уготована
совершенно иная судьба. Самолет двинулся с места.  Моуди  еще  раз  проверил
пристежные ремни и подумал, что неплохо было бы чего-нибудь выпить.
   В кокпите пилоты были в продезинфицированных летных костюмах из  номекса.
Маски, закрывающие лица,  заглушали  их  голоса,  так  что  даже  просьбу  о
разрешении на взлет  пришлось  повторить  несколько  раз.  Наконец  в  башне
управления полетами поняли их, "гольфстрим"  начал  стремительный  разбег  и
устремился в синее африканское  небо,  направляясь  на  север.  Первый  этап
перелета в 2551 милю будет продолжаться чуть больше шести часов.
   Тем временем другой точно такой же "Гольфстрим G-IV" уже совершил посадку
в Бенгази,  и  теперь  его  пилоты  выслушивали  инструктаж  о  поведении  в
чрезвычайных обстоятельствах, которые скоро наступят.

***

   - Каннибалы, - пробормотал Холбрук и  покачал  головой,  словно  не  веря
тому, что услышал. Он встал поздно, так как  до  глубокой  ночи  просидел  у
телевизора - слушал речь этого парня Райана, а потом обсуждение  запутанного
положения с Конгрессом. Комментаторы только делали вид, что глубоко  в  этом
разбираются. В общем-то неплохая речь, если принять во внимание  сложившиеся
обстоятельства. Бывают и похуже.  Впрочем,  все  это  ложь,  не  больше  чем
телевизионное шоу. Уже заранее знаешь, даже те речи, что тебе  нравятся,  не
касаются важных проблем страны, хотя  выступающие  изо  всех  сил  стараются
показать обратное. А  вот  эту  речь  Райану  написал  какой-то  талантливый
человек, он сумел правильно оценить обстановку и указать на меры,  способные
изменить ее. Он-то мог это оценить. Не один год "горцы"  пытались  составить
обращение к народу, чтобы привлечь людей  на  свою  сторону,  но  так  и  не
удалось написать что-то конструктивное. И дело, разумеется, не  в  том,  что
неверны идеи. На этот счет у него не было сомнений. Проблема  заключалась  в
том, как это выглядело внешне, и лишь  правительство  при  поддержке  такого
союзника, как Голливуд, могло располагать талантами,  способными  запутывать
сознание этой массе несчастных кретинов и заставлять их верить, - только так
можно все это объяснить.
   Но теперь во вражеском лагере произошел раскол. Эрни  Браун,  приехавший,
чтобы разбудить друга, приглушил звук телевизора.
   - Думаю, Пит, в этом городе им обоим не хватит места.
   - Ты думаешь, к заходу солнца один из них исчезнет? - спросил Холбрук.
   - Хотелось бы. - Юридические комментарии, которые они только что услышали
по Си-эн-эн, были не яснее политических требований ниггеров в  их  марше  на
Вашингтон за увеличение социальных  пособий  безработным.  -  Видишь  ли,  в
Конституции ничего не сказано о том, как поступить в такой ситуации.  Думаю,
они сами могли бы решить этот вопрос на Пенсильвания-авеню  еще  до  заката,
взяв в руки револьверы сорок четвертого калибра, - с усмешкой добавил Эрни.
   - Вот было бы зрелище, - отозвался Пит.
   - Слишком по-американски, - покачал головой Браун. Он  мог  бы  добавить,
что Райан однажды уже  был  в  таком  положении  -  если  верить  газетам  и
телевидению. Да, совершенно верно.  Оба  припомнили,  что  это  произошло  в
Лондоне, и, по правде говоря, испытывали гордость,  что  американец  показал
европейцам, как пользоваться револьвером, - они там ни хрена не  понимают  в
оружии. Хуже голливудских актеров. Жалко, что Райан сошел с верного пути.  А
что касается этих россказней, почему он решил возглавить правительство, - да
все они так говорят. Этот кретин Келти по крайней мере сослался на поддержку
семьи, церкви, разглагольствовал о национальных ценностях. Все они жулики  и
воры, и этот не лучше. Хоть не  лицемерил.  Высококлассный  мошенник  или..,
койот? Да, вот это верно. Всю жизнь был политическим  мошенником,  и  такова
его природа. Нельзя винить койота за то, что тот воет  на  луну;  он  просто
родился койотом - вот и  все.  Конечно,  койоты  паразиты,  от  них  никакой
пользы. Местные фермеры могут убивать их сколько  угодно...  Браун  повернул
голову.
   - Пит?
   - Да, Эрни? - Холбрук протянул руку к пульту  дистанционного  управления,
чтобы включить звук.
   - У нас сейчас конституционный кризис, верно? Теперь Холбрук посмотрел на
приятеля.
   -  Да,  так  утверждают  все  эти  болтуны,  эти  "говорящие  головы"  по
телевидению.
   - А теперь стало еще хуже, верно?
   - Ты имеешь в виду вмешательство Келти?  Похоже  на  то.  -  Пит  отложил
телевизионный пульт. У Эрни появилась какая-то новая мысль.
   - Что, если мы... - начал Браун и замолчал, глядя  на  фигуры,  безмолвно
двигающиеся на экране. Холбрук знал, что Эрни требуется время,  чтобы  мысли
оформились, но часто они стоили того, чтобы подождать.

***

   Уже после полуночи "Боинг-707" наконец совершил посадку  в  международном
аэропорту  Тегеран-Мехрабад.  К  этому  времени  члены  экипажа  действовали
механически, словно зомби, -  они  находились  в  воздухе  почти  непрерывно
тридцать шесть часов, что намного превышало допустимые пределы  безопасности
в гражданской авиации. К тому же их выводила из себя природа груза в  заднем
отсеке. К концу перелета настроение стало совсем отвратительным, так что  во
время длительного снижения они стали даже раздраженно ворчать друг на друга.
Однако авиалайнер все-таки коснулся посадочной дорожки, хотя  и  с  необычно
тяжелым ударом, после чего каждый из  трех  членов  экипажа  испустил  вздох
облегчения и почувствовал  смущение  из-за  раздражения,  которое  испытывал
раньше. Старший пилот покачал головой, вытер  усталой  рукой  лицо  и  между
двумя рядами синих огней направил самолет  к  югу.  Аэропорт  служил  еще  и
местом базирования иранских  ВВС.  Самолет  закончил  поворот  и  въехал  на
просторную разгрузочную платформу, отведенную для военных самолетов  -  хотя
на нем была гражданская разметка, "Боинг-707" принадлежал  к  иранским  ВВС.
Пилоты с удовлетворением увидели, что здесь их уже  ждали  грузовые  машины.
Самолет остановился. Механик выключил двигатели, и  старший  пилот  поставил
его на тормоза. Все трое посмотрели друг на друга.
   - У нас позади длинный день, друзья, - сказал  старший  пилот,  извиняясь
тем самым за собственную грубость.
   - За которым последует не  менее  продолжительный  сон,  да  поможет  нам
Аллах, - отозвался механик -  именно  он  во  время  полета  служил  главной
мишенью для резких замечаний пилота. Это  означало,  что  он  принимает  его
извинения. В любом случае они слишком  устали,  чтобы  продолжать  ссору,  а
после хорошего отдыха вообще забудут о ней.
   Сняв  кислородные  маски,  пилоты  окунулись  в  густое  зловоние,  волны
которого исходили из грузового отсека. Лишь крайним  усилием  воли  летчикам
удалось удержать позыв к рвоте, после того как открылись двери  в  хвостовой
части самолета. Пока они не могли  покинуть  свои  кресла.  Самолет  был  до
предела забит клетками, и выбраться из кокпита можно было лишь через окна  -
а  это  было  ниже  их  достоинства.  Приходилось  ждать,  пока   закончится
разгрузка, чтобы выйти на свободу, как это нередко случается  с  пассажирами
на международных терминалах.
   Разгрузкой занимались солдаты. Она проходила гораздо труднее и медленнее,
так как командира не предупредили  о  необходимости  рукавиц.  Клетки  имели
проволочную ручку наверху, но африканские зеленые обезьяны  были  раздражены
ничуть не меньше, чем летчики в  кокпите,  и  делали  все  возможное,  чтобы
укусить или расцарапать руки, поднимавшие клетки. Солдаты реагировали на это
по-разному. Одни лупили по прутьям, надеясь напугать  обезьян.  Другие,  кто
были поумнее, сняв куртки,  пользовались  ими,  чтобы  уберечь  руки.  Скоро
возникла  человеческая  цепочка,  и  клетки  с  обезьянами  по  одной  стали
передавать и устанавливать в машины.
   Погрузка сопровождалась невероятными звуками. Этой ночью в Тегеране  едва
тянуло до десяти градусов, намного ниже привычной для  обезьян  температуры,
но это ничуть не охладило их  общего  возбуждения,  которое  было  разогрето
событиями последних дней. Обезьяны реагировали на это новое  ощущение  таким
визгом и ревом,  что  они  были  слышны  далеко  за  пределами  разгрузочной
площадки. Даже те, кто никогда прежде не слышал обезьяньих воплей, не  могли
спутать их ни с чем, но с этим ничего нельзя было поделать. Наконец погрузка
закончилась. Дверь кокпита  открылась,  и  пилоты  смогли  увидеть,  во  что
превратился их обычно безукоризненно чистый самолет. Они не сомневались, что
пройдут недели, прежде чем удастся избавиться от вони, да  и  чистка  отсека
была непростым делом, о котором сейчас лучше было не думать. Они постарались
поскорее миновать хвостовой отсек и спуститься по  трапу,  чтобы  пройти  на
стоянку к своим автомобилям.
   Обезьян  повезли  на  север.  Это  был  третий  -  или  четвертый,  -  но
определенно последний этап их путешествия на  автотранспорте.  На  этот  раз
поездка оказалась непродолжительной. Грузовые фургоны  выехали  на  шоссе  с
разделительной полосой, миновали развязку, "клеверный лист", построенный еще
во  времена  шаха,  и  затем  направились  на  запад,  к  Хасанабаду.  Здесь
находилась ферма, уже давно приспособленная для той цели, с которой привезли
из Африки обезьян. Ферма была государственной  и  служила  экспериментальной
станцией  для  выращивания  новых  видов  сельскохозяйственных  растений   и
испытания удобрений, но сейчас была зима и работы замерли. Только  что  сюда
привезли финики из юго-восточной части  страны.  Обезьяны  почувствовали  их
запах, как  только  машины  с  клетками  подъехали  к  недавно  построенному
трехэтажному зданию. Знакомый запах еще больше взволновал животных -  им  не
давали ни воды ни  пищи  с  того  момента,  как  они  покинули  свой  родной
континент, а теперь с запахом появилась надежда на еду и к тому же  вкусную,
какой и должна быть еда приговоренных.

***

   "Гольфстрим  G-IV"  совершил  посадку  в  Бенгази  точно  по  расписанию.
Вообще-то  рейс  оказался  приятным,  насколько  это  возможно   при   таких
обстоятельствах. Даже воздух, который обычно над центральной  частью  Сахары
отличается турбулентностью, на этот раз был спокойным, так что полет  прошел
гладко. Сестра Жанна-Батиста почти не приходила в сознание,  лишь  несколько
раз открывала глаза и засыпала  снова.  По  сути  ей  было  комфортнее,  чем
остальным четверым на борту, - защитные костюмы не  позволяли  им  выпить  и
глотка воды.
   После посадки двери самолета остались закрытыми.  К  нему  подъехали  два
автозаправщика, их водители присоединили шланги  к  длинным  белым  крыльям.
Доктор Моуди все еще нервничал и не спал.  Сестра  Мария-Магдалена  дремала.
Она была так же стара, как и ее пациентка, и последние дни провела почти без
сна, ухаживая за нею. Очень жаль, хмуро подумал Моуди, глядя в  иллюминатор.
В его сердце больше не было ненависти к этим  людям.  Прежде  он  чувствовал
иначе. Ему казалось, что все европейцы являются врагами его народа,  но  эти
двое были другими. Их  родина  сохраняла  нейтралитет  по  отношению  к  его
государству. Они совсем не походили на аниматических африканских  язычников,
нечестивых и не верящих в истинного Бога. Эти две  монахини  посвятили  свою
жизнь служению Ему, и Моуди удивило, что обе с уважением  относились  к  его
религии  и  его  молитвам.  Но  особенно  его  трогало  их  убеждение,   что
христианская вера является дорогой  к  прогрессу,  а  не  слепым  признанием
предопределенной судьбы, что составляло  часть  исламского  вероисповедания.
Мария-Магдалена держала в руках  продезинфицированные  четки,  которыми  она
пользовалась, вознося свои молитвы святой деве Марии, матери пророка Иисуса,
к которой Коран относился  с  таким  же  уважением,  как  и  Святое  писание
Марии-Магдалены, к тому же дева Мария была образцом женщины, лучшей из  всех
женщин, когда-либо живших на земле...
   Моуди резко повернул голову  и  посмотрел  в  иллюминатор.  Не  следовало
позволять себе подобные мысли. Перед ним поставили  задачу,  и  эти  женщины
служили средством к ее решению. Судьба  одной  была  предначертана  Аллахом,
вторая выбрала ее сама. Все очень просто. Моуди не сам выбрал стоящую  перед
ним задачу, она была  поставлена  ему  извне.  Это  стало  очевидным,  когда
автозаправщики отъехали от самолета и  двигатели  заработали  снова.  Летный
экипаж торопился, и он тоже не  мог  дождаться  как  можно  скорее  оставить
позади самый опасный этап операции  и  приступить  к  привычному  для  него.
Теперь он имеет все основания быть довольным. Позади столько лет жизни среди
язычников, в тропической жаре,  без  единой  мечети  вблизи.  Жалкая,  порой
отвратительная пища, причем никогда не знаешь, чистая ли она  или  нечистая.
Все это осталось позади. А впереди была служба во имя Аллаха, на  благо  его
родины.
   Не один, а два одинаковых самолета вырулили на главную  взлетную  полосу,
подрагивая на стыках бетоннных плит, ставших  неровными  из-за  убийственной
летней жары и поразительного холода зимних ночей. Первым начал разбег другой
самолет, не тот, в котором находился Моуди. Этот  "Гольфстрим  G-IV"  внешне
ничем не отличал от его самолета за исключением  одной  цифры  на  хвостовом
оперении, он промчался по взлетной дорожке и, взлетев, направился на  север.
Самолет Моуди точно так же промчался по  дорожке,  но,  как  только  подняли
шасси и они скрылись в корпусе, он сделал правый  поворот  и  взял  курс  на
юго-восток, в сторону Судана, - одинокий самолет над унылой ночной пустыней.
   Первый самолет взял  чуть  на  запад  и  вошел  в  обычный  международный
коридор, отведенный для гражданских самолетов, направляющихся к французскому
берегу.  Скоро  он   пролетит   неподалеку   от   Мальты,   где   находилась
радиолокационная   станция,   обслуживающая   аэропорт   Валетты,    которая
осуществляла  контроль  за  воздушным  транспортом   в   центральной   части
Средиземноморья. Экипаж "гольфстрима" состоял из военных летчиков  и  обычно
перевозил военных и гражданских знаменитостей из одной точки мира в  другую.
Работа была безопасной, хорошо оплачиваемой, но скучной. Однако сегодня  все
будет иначе. Второй пилот не сводил глаз с карты, которую держал на  колене,
и со спутниковой навигационной системы.  В  двухстах  милях  от  Мальты,  на
высоте 39 тысяч футов, он посмотрел на старшего пилота. Тот кивнул, и второй
пилот перевел радиолокационный транспондер самолета на деление 7711.
   -   Башня   управления   Валетты,   башня   управления    Валетты,    это
новембер-джульетта-альфа.  Мэйдэй,  Мэйдэй,  Мэйдэй   .
   Оператор радиолокационной станции на Валетте сразу заметил  тройной  знак
на экране радара. В центре контроля за полетами это была  тихая  смена,  они
вели наблюдение за обычными редкими рейсами, и эта ночь ничем не  отличалась
от остальных. Оператор мгновенно включил микрофон и жестом подозвал  к  себе
начальника смены.
   -  Джульетта-альфа,  это  башня  управления  Валетты,  вы  подали  сигнал
бедствия, сэр?
   - Валетта,  говорит  джульетта-альфа,  подтверждаю  сигнал  бедствия.  Мы
совершаем санитарный рейс в Париж из Заира, на борту пациент  и  медицинский
персонал. У нас только что вышел из строя один двигатель и возникли проблемы
с энергопитанием. Ждите...
   - Джульетта-альфа, это Валетта, находимся на связи. -  Видим  на  экране,
что высота самолета 39 тысяч футов, затем 38,  37.  -  Джульетта-альфа,  это
Валетта, мы видим, что вы теряете высоту.
   Голос в наушниках оператора изменился.
   - Мэйдэй, мэйдэй, мэйдэй! Оба двигателя вышли  из  строя,  повторяю,  оба
двигатели вышли из строя. Пытаемся снова включить их. Это джульетта-альфа.
   - Ваш курс  на  аэродром  Валетты  три-четыре-три,  повторяю,  вектор  на
Валетту три-четыре-три. Остаемся на связи, сэр.
   Оператор услышал только короткое "понял". Высота самолета снизилась до 33
тысяч футов.
   - Что случилось? - спросил начальник смены.
   - Он передал, что оба двигателя вышли из строя, быстро теряет  высоту.  -
На  компьютерном  экране  было  видно,  что  терпящий  бедствие  самолет   -
"гольфстрим", и в центре управления подтвердили полетный план.
   - Он хорошо планирует, - с надеждой заметил начальник смены; высота упала
до 33 тысяч. Оба знали, что "Гольфстримы G-IV" не рассчитаны на планирование
с выключенными двигателями.
   - Джульетта-альфа, это Валетта. Тишина.
   - Джульетта-альфа, вас вызывает башня управления Валетты.
   - Что еще... - начальник смены сам проверил экран радара. В