бавляло живых от ужасной необходимости  опознавать  обрубки  разорванного,
обгоревшего мяса, хотя взамен им приходилось видеть тех, кто уже никогда  не
вымолвит слова. Магилл снова покачал головой  и  подозвал  одного  из  своих
заместителей, чтобы передать распоряжение.
   Пожарные, работающие внутри воронки, и без того получили немало приказов.
Первый, разумеется, состоял в том, чтобы  отыскать  и  поднять  наверх  тело
президента Роджера Дарлинга. Все  остальное  отступило  на  второй  план,  и
неподалеку от развалин стояла машина "скорой помощи", предназначенная только
для этой цели. Даже первой леди, Анне Дарлинг, придется уступить  в  порядке
очередности своему мужу, в последний  раз.  Автокран  подбирался  поближе  к
дальней стороне здания, чтобы убрать каменные глыбы с места, где еще недавно
в зале заседаний находилась трибуна. Гора этих глыб удивительно походила  на
гигантские детские кубики. В  резком  свете  прожекторов  казалось,  что  не
хватает только букв и цифр на их сторонах, и иллюзия станет полной.

***

   Во все федеральные ведомства стекались потоки людей, в первую очередь это
были  высокопоставленные  служащие.  Площадки,   отведенные   для   парковки
автомобилей,   принадлежащих   руководителям   департаментов,   все   больше
заполнялись, хотя время приближалось к полуночи. Не составляла исключения  и
стоянка перед Государственным департаментом. Срочно были вызваны  сотрудники
служб  безопасности,  потому  что  нападение  на  одно  из   государственных
учреждений рассматривается как нападение на все, и  хотя  было  сомнительно,
что кто-то попытается повторить такое же нападение, как на  Капитолий,  было
принято решение усилить охрану всех государственных  учреждений,  и  повсюду
стояла вооруженная охрана.  Поскольку  случилось  А,  где-то  в  инструкциях
значилось, что должно последовать и Б. Люди с пистолетами в  руках  смотрели
друг на друга, зная, что им заплатят вдвое больше  за  сверхурочную  работу,
что выгодно отличало их от высокопоставленных чиновников, которые примчались
из своих владений в Шеви-Чейз и пригородах Виргинии, вбежали в свои кабинеты
и уселись в кресла, не зная, что делать дальше, и обмениваясь  впечатлениями
друг с другом.
   Один из таких чиновников, поставив автомобиль в подземном гараже, вставил
магнитную карточку в прорезь на пульте  рядом  с  лифтом  для  руководителей
Государственного департамента, поднимающим прямо на седьмой этаж. От  других
чиновников его отличало  то,  что  ему  действительно  предстояло  выполнить
серьезное дело, несмотря на сомнения, которые обуревали его всю дорогу, пока
он ехал из своего дома в Грейт-Фоллз. Это было  импульсивное  решение,  хотя
его можно было назвать и по-другому. Как иначе мог он поступить? Он был всем
обязан Эду Келти - и положением в обществе, и своей карьерой  в  Госдепе,  и
многим другим. Сейчас страна нуждалась в человеке, подобном Эду. Именно  так
сказал сам Эд, причем весьма убедительно. И все-таки, что он делает  сейчас?
По  пути  в  Вашингтон  внутренний  слабый  голос  твердил  ему,   что   это
государственное преступление. Но нет, это не было преступлением, потому  что
формулировка   термина   "государственное   преступление",   приведенная   в
Конституции, гласила, что это означает "оказание помощи и содействия" врагам
государства. А ведь чем бы ни руководствовался Эд Келти, разве он был врагом
государства?
   По сути дела все сводилось к преданности. Он, подобно многим другим,  был
человеком Эда Келти. Их отношения начались еще в Гарвардском университете  -
встречи за пивом, свидания с девушками, увлекательные уик-энды  в  роскошном
доме семьи Эда на берегу - весело проведенная юность. Он, выходец из рабочей
семьи, стал гостем в одной из самых видных семей Америки  -  почему?  Потому
что понравился юному Эду. Но почему понравился? Он этого не знал, никогда не
спрашивал и, наверно, никогда не узнает. Разве важна причина для того, чтобы
стать друзьями? Просто так случилось, и  только  в  Америке  мог  парень  из
рабочей семьи, с трудом получивший право на льготную стипендию  в  Гарварде,
подружиться с великим потомком великой семьи. Возможно, он и  сам  сумел  бы
пробиться наверх. Ведь это  Бог  даровал  ему  столь  высокий  интеллект,  а
родители ободряли в стремлении его совершенствовать, учили, как себя  вести,
вложили в него понятие истинных ценностей. При этой мысли он закрыл глаза, и
тут же перед ним раздвинулись двери лифта. Ценности. Ну что  ж,  преданность
тоже  принадлежит  к  числу  общечеловеческих  ценностей.  Не  так  ли?  Без
поддержки Эда самое  большее,  чего  он  сумел  бы  достичь  -  может  быть,
должности помощника заместителя государственного секретаря. Первое слово уже
давно исчезло с двери его кабинета, а остальные красуются теперь, выведенные
золотыми буквами.  В  мире,  где  господствует  справедливость,  он  мог  бы
претендовать и на то, чтобы убрать из  названия  своей  должности  еще  одно
слово. Разве он уступал в понимании международной  политики  кому-нибудь  на
седьмом этаже? Нет, конечно, ничем не уступал, но это  произойдет  только  в
том случае, если за ним будет стоять  Эд  Келти.  Он  знал,  что  не  сможет
продвинуться дальше, не встречаясь с сильными мира сего, - только так  можно
убедить их в своих способностях. А еще нужны  деньги.  Он  никогда  не  брал
взяток, но его друг давал ему важные советы (советы давали ему и собственные
финансовые консультанты, но это не имело значения), куда выгодно  вкладывать
деньги, что позволило заложить  основу  финансовой  независимости  и,  между
прочим,  купить  роскошный  дом  площадью  пять  тысяч  квадратных  футов  в
Грейт-Фоллз,  устроить  сына  в  Гарвард,  причем   без   всякой   нищенской
государственной стипендии, потому что Клифтон Ратледж III был  теперь  сыном
видного государственного деятеля, а не родился в рабочей семье. Этот деятель
мог бы потратить массу сил и обойтись без посторонней помощи,  но  тогда  не
занял бы эту должность, а долги надо платить, верно?
   Эти рассуждения несколько облегчили душу Клифтона Ратледжа II  (вообще-то
в свидетельстве о рождении написано  "Клифтон  Ратледж  младший",  но  такая
приставка как-то унижает человека с его положением в  обществе,  правда?)  -
заместителя государственного секретаря по политическим вопросам.
   Все остальное зависело только от  правильного  расчета  времени.  Седьмой
этаж постоянно охранялся, причем сейчас еще бдительнее, чем  раньше.  Однако
все охранники хорошо знали Ратледжа, и от него требовалось  одно  -  сделать
вид,  что  он  знает,  зачем  приехал.  Черт  побери,  подумал  Ратледж,  не
исключено, что он потерпит неудачу, и это будет, пожалуй, самый лучший выход
из  положения.  Он  скажет  Келти:  "Извини,  Эд,  его  просто  не  было   в
кабинете...". Может быть, это недостойная  мысль  для  человека,  который  в
таком долгу...
   Ратледж  стоял  за  дверью  своего  кабинета,  прислушиваясь   к   шагам,
совпадающим с биением его сердца. Сейчас  на  седьмом  этаже  находятся  два
охранника, совершающие обход независимо друг от друга.  Служба  безопасности
Государственного департамента достаточно строгая, хотя в том  вряд  ли  есть
какая-то необходимость. Никто не приходит в Госдеп без определенной причины.
Даже  в  дневное  время,  когда  здесь  бывают  посетители,  их  обязательно
сопровождают до места назначения. А ночью ситуация  становится  еще  строже.
Количество действующих лифтов уменьшается. Чтобы подняться на седьмой  этаж,
требуется  магнитная  карточка,  и  у  дверей  лифтов  всегда  стоит  третий
охранник. Значит, главное - точно рассчитать время.  Ратледж  несколько  раз
проверил по часам, сколько его требуется охранникам на обход, и установил  с
точностью до десяти секунд. Отлично. Нужно только  подождать,  когда  придет
очередной охранник.
   - Привет, Уолли.
   - Добрый вечер, сэр, - ответил охранник. - Страшная трагедия.
   - Это верно. Ты не мог бы оказать нам услугу?
   - Какую, сэр?
   - Принести кофе. Секретарш нет,  и  кофеварки  не  работают.  Спустись  в
кафетерий и  попроси  официантов  принести  сюда  кофейник  побольше.  Пусть
поставят его в  конференц-зале  в  конце  коридора.  Через  несколько  минут
начнется совещание.
   - Конечно, сэр. Прямо сейчас?
   - Если тебе нетрудно, Уолли.
   - Вернусь через пять минут, мистер Ратледж. - Охранник пошел по коридору,
через двадцать ярдов свернул направо и пропал из поля зрения.
   Ратледж сосчитал  до  десяти  и  направился  в  противоположную  сторону.
Двойные  двери,  ведущие  в  кабинет  государственного  секретаря,  не  были
заперты. Ратледж прошел через первые двери, затем  через  вторые  и  включил
свет. В его распоряжении три минуты. Он почти  надеялся,  что  Бретт  Хансон
запер документ в  сейфе.  В  этом  случае  он  уж  точно  потерпит  неудачу,
поскольку только Бретт, два его помощника и  начальник  службы  безопасности
Государственного департамента  знают  комбинацию,  а  замок  сейёфа  снабжен
устройством, подающим сигнал тревоги при первой же  не  правильно  сделанной
попытке открыть его. Однако Бретт  был  джентльменом  и  к  тому  же  весьма
рассеянным. Он всегда, с одной стороны, доверял окружающим,  а  с  другой  -
отличался забывчивостью, относился к числу тех  людей,  которые  никогда  не
запирают автомобиль или даже двери собственного дома, если о том не напомнит
жена. Если документ не в сейфе, он может лежать только в одном из двух мест.
Ратледж  выдвинул  центральный  ящик  письменного  стола  и  увидел  обычную
беспорядочную кучу карандашей,  дешевых  шариковых  ручек  (Бретт  постоянно
терял их) и скрепок для бумаг. Минула минута, пока Ратледж  шарил  в  ящике.
Ничего. Он едва не вздохнул с облегчением, но затем посмотрел на поверхность
стола и едва не  засмеялся.  Документ  лежал  на  самой  середине,  небрежно
вложенный   в   кожаную   папку,   простой   белый   конверт,   адресованный
государственному секретарю, но  без  регистрационного  штампа  секретариата.
Ратледж достал его из папки, осторожно держа за края. Не заклеен. Он вытащил
из конверта лист бумаги, содержащий два напечатанных параграфа.  И  тут  его
охватила дрожь. До сих пор все, что он  делал,  имело  только  теоретическое
значение. Он еще мог вложить лист бумаги в конверт, забыть о том, что был  в
кабинете госсекретаря, забыть о телефонном звонке, забыть обо  всем.  Прошло
две минуты.
   Написал ли Бретт расписку в получении  письма?  Вряд  ли.  И  в  этом  он
оставался джентльменом. Он не стал бы так унижать  Эда.  Эд  Келти  поступил
благородно, написав прошение об отставке, и Бретт так же честно отреагировал
на это. С печальным выражением лица государственный секретарь пожал бы  руку
бывшему вице-президенту, и на этом все закончилось  бы.  Прошло  две  минуты
пятнадцать секунд.
   Время принимать решение. Ратледж сунул письмо в карман пиджака, подошел к
двери, выключил свет в кабинете и вышел в  коридор,  остановившись  рядом  с
дверью собственного кабинета. Здесь он подождал полминуты.
   - Привет, Джордж.
   - Здравствуйте, мистер Ратледж.
   - Я только что послал Уолли вниз за кофе.
   - Хорошая мысль, сэр. Какая ужасная трагедия. Это правда, что...
   - Боюсь, что правда. Бретт погиб, наверно, вместе со всеми остальными.
   - - Проклятье.
   - Было бы неплохо запереть его кабинет. Я только что проверил дверь и...
   - Совершенно верно, сэр. -  Джордж  Армитидж  достал  из  кармана  связку
ключей и нашел ключ от кабинета  государственного  секретаря.  -  Он  всегда
такой...
   - Я знаю, - кивнул Ратледж.
   - Вы не поверите, сэр, но пару недель назад я  обнаружил,  что  его  сейф
открыт. То есть он закрыл дверцу, но забыл  повернуть  диск  комбинационного
замка. - Охранник печально покачал головой. - По-видимому,  его  никогда  не
обворовывали...
   - Это одна из главных  проблем  безопасности,  -  согласился  заместитель
государственного секретаря по  политическим  вопросам.  -  Высшие  чиновники
никогда не обращают на нее внимания.

***

   Какое прекрасное зрелище. Кто сделал это? Наивный  вопрос.  Телевизионные
репортеры  за  неимением  лучшего  неизменно  направляли  свои   камеры   на
вертикальный киль хвостового оперения. Он хорошо  знал,  какой  авиакомпании
принадлежит этот  характерный  опознавательный  знак,  потому  что  когда-то
принимал участие в операции, в результате которой был взорван  авиалайнер  с
красным  журавлем  на  вертикальном  киле.  Сейчас  он  едва  не  пожалел  о
случившемся тогда, но этому мешала  зависть.  В  конце  концов,  это  вопрос
самолюбия. Ведь он являлся одним из самых  знаменитых  в  мире  террористов.
Этим словом он сам пользовался обычно только в  мыслях,  и  только  находясь
здесь, в этом уединенном месте, он с наслаждением позволил  себе  произнести
его вслух. Подобный террористический акт должен был совершить именно  он,  а
не какой-то дилетант. Да, это работа именно дилетанта. Со временем он узнает
его имя и все остальное, что  его  интересует,  -  узнает  из  телевизионных
передач. Ирония этого была поразительна. С младых ногтей он  посвятил  жизнь
изучению  политического  терроризма  и  его  практическому  применению.   Он
непрерывно думал об  этом,  учился  этому,  тщательно  готовился  к  каждому
террористическому акту и затем осуществлял его - сначала в качестве рядового
исполнителя, а позже - разработчика и руководителя операций. Так  почему  же
все случилось именно так? Какой-то дилетант превзошел  его,  оставил  позади
весь  тайный  мир,  к  которому  он  принадлежал.  Сейчас  он  испытывал  бы
неловкость, но элегантность грандиозной операции затмевала подобные чувства.
   Его тренированный ум  быстро,  подобно  компьютеру,  рассчитал  возможные
комбинации. Операцию провел один человек. Может  быть,  два.  Но,  вероятнее
всего, один. Как всегда, подумал он с легкой улыбкой на тонких, туго  сжатых
губах, один человек, готовый умереть, принести себя в жертву ради  торжества
Правого Дела, какому бы он делу не служил, может  превзойти  по  мощи  целую
армию. В данном случае этот человек владел особыми навыками и получил доступ
к специальным средствам - и первым и вторым он воспользовался  с  предельной
эффективностью.
   Случившееся можно объяснить  везением,  как  это  нередко  бывает  в  тех
случаях,  когда  террористический  акт  осуществляется  в  одиночку.  Одному
человеку  нетрудно  хранить  тайну.  Он  покачал  головой.   Ему   постоянно
приходится сталкиваться с подобной проблемой. Самое сложное  в  его  деле  -
найти надежных исполнителей, людей, на которых можно положиться, которые  не
будут хвастать  или  посвящать  других  в  доверенные  им  секреты,  которые
разделяют его точку  зрения  на  свое  предназначение,  обладают  внутренней
дисциплиной и готовы  рисковать  жизнью.  Последнее  требование  было  самым
главным, лишь оно открывало доступ к предстоящей операции. Когда-то он легко
вербовал таких людей, но теперь найти соратников, стремящихся изменить  мир,
становилось  все  труднее.  Источник,  из  которого  он  черпал  кандидатов,
мельчал, и глупо это отрицать.  Подлинно  преданных  людей  с  каждым  годом
становилось меньше.
   Будучи умнее, хитрее и дальновиднее своих современников, он был  вынужден
в свое время участвовать в трех  крупных  операциях,  и  хотя  самообладание
позволило  ему  успешно  выйти  из  них  живым,  он  не  хотел,  чтобы   это
повторилось. Террористические акты в  конце  концов  всегда  крайне  опасны.
Нельзя сказать, что он боялся последствий, нет - просто  погибший  террорист
так же мертв, как и его жертвы, а мертвецы уже не  способны  выполнять  свою
миссию. Он был готов рискнуть жизнью, но слава мученика не  привлекала  его.
Ему хотелось одержать победу, извлечь выгоду  из  своих  действий,  получить
признание как вождя, освободителя, завоевателя, войти в учебники истории для
будущих поколений чем-то большим, чем простое упоминание в сноске.  Успешный
террористический  акт,  показанный   сейчас   по   телевидению,   запомнится
большинству людей, как нечто ужасное, не как поступок человека, а скорее как
природный катаклизм, поскольку при всем своем изяществе исполнения  поступок
этого человека не принес никакой политической выгоды.  К  тому  же  это  был
отчаянный шаг фанатика. Одного везения недостаточно,  необходимы  причина  и
соответствующее следствие.  А  успешный  террористический  акт  вроде  этого
приносит пользу лишь в том случае, если ведет к чему-то более значительному,
а в данном случае он явно не отвечает этим требованиям.  Очень  жаль.  Редко
случается, чтобы...
   Нет, подумал мужчина, протянув руку к стакану с  апельсиновым  соком.  Он
сделал глоток и подумал, прежде чем  вернуться  к  теме  своих  рассуждений.
Редко ли? Да такого  просто  еще  не  бывало.  Он  вспомнил,  возвращаясь  к
истории, что в прошлом асасины  были способны свергнуть или по крайней  мере
обезглавить правительство, однако  тогда  для  этого  требовалось  устранить
всего лишь одного человека, и при  всем  фанатизме  этих  обитателей  горной
крепости современный мир оказался бы для них слишком  сложным.  Стоит  убить
президента или премьер-министра, даже одного из еще оставшихся  королей,  по
желанию народа продолжающего сидеть на  троне,  и  вакантное  место  туг  же
займет другой. Как это случилось, по-видимому, и  в  данном  случае.  Однако
сейчас ситуация в Америке резко изменилась. За спиной нового президента  нет
кабинета министров, члены которого готовы выступить  единым  фронтом  в  его
поддержку, выразить гнев из-за случившегося, солидарность,  решительность  и
последовательность в проводимой политике. Если  бы  к  тому  моменту,  когда
самолет  врезался  в  здание  Конгресса,  было  подготовлен?   нечто   более
значительное  и  важное,  то  столь  поразительное  событие  стало  бы   еще
прекраснее. Теперь это уже нельзя изменить, но, как часто происходит в таких
случаях, можно многому научиться как  на  успехах,  так  и  на  неудачах,  а
последствия этого террористического акта, обдуманного или нет, будут  весьма
реальными.
   В этом отношении событие было трагическим -  упущена  такая  возможность!
Если бы только он знал  об  этом  заранее.  Если  бы  человек,  сидевший  за
штурвалом  самолета  и  направивший  его  к  земле  в  последний  раз,   дал
кому-нибудь знать, что готовит. Но мученики так не поступают. Эти дураки все
обдумывают в одиночку, действуют в одиночку  и  умирают  в  одиночку;  таким
образом, за их личным успехом скрывается конечная  неудача.  Впрочем,  может
быть, и нет. Последствия не удастся устранить так быстро...

***

   - Господин  президент?  -  произнес  агент  Секретной  службы,  поднявший
телефонную трубку. При обычных условиях это сделал бы  флотский  писарь,  но
личная охрана все еще не пришла в себя от потрясения и не допускала никого в
ситуационный центр. - Это из ФБР, сэр.
   Райан вынул телефонную трубку из держателя под столом.
   - Слушаю, - сказал он.
   - Это Дэн Мюррей.
   Джек едва удержался от улыбки, услышав знакомый голос друга. Его дружба с
Мюрреем длилась много лет. Самому Дэну, сидевшему у  себя  в  ФБР,  хотелось
сказать: "Привет, Джек", - но он не решился на такую фамильярность,  считая,
что в сложившихся обстоятельствах первый шаг должен сделать Райан. Но даже и
в этом случае он почувствовал бы себя неловко, не  говоря  уже  о  том,  что
рисковал прослыть подхалимом в своей организации. Еще  одно  препятствие  на
пути к нормальным отношениям, в свою  очередь  подумал  Райан.  Даже  друзья
теперь отдалялись от него.
   - В чем дело, Дэн?
   -  Мне  не  хотелось  беспокоить  вас,  но  нам  нужно  принять   решение
относительно того, кто возглавит расследование. Вокруг  Капитолия  собрались
сейчас представители разных ведомств, и...
   - Проблема заключается в единстве действий, - недовольно  заметил  Райан.
Он мог не спрашивать, почему Мюррей позвонил  именно