себя поступил так,  как  запрещал  поступать  своим
подчиненным, и потом не смог даже  объяснить  причину  своего  поступка.  Он
выпустил очередь из шести патронов, целясь в  руку,  сжимавшую  пистолет,  и
каким-то чудом попал в  цель.  Рука  с  пистолетом  дернулась,  и  пистолет,
залитый кровью, отлетел в сторону. Вернер прыгнул  вперед,  сбив  Леонида  с
ног, и приставил к его лбу дуло автомата с глушителем.
   - Третий объект взят! Заложник в безопасности! Членам группы  -  доложить
обстановку!
   - Снаружи - объект номер один убит!
   - Трейлер - объект номер два убит! Один агент ранен в руку, легко.
   - Женщина убита, - сообщил Вернер. - Объект номер три ранен  и  захвачен.
Оцепить район! Машины "скорой помощи" - быстро сюда!
   С того момента, как раздались первые выстрелы снайперов, прошло  двадцать
девять секунд.
   У окна, через  которое  внутрь  трейлера  проникли  Вернер  и  еще  двое,
появились трое агентов. Один из агентов,  находящихся  внутри,  достал  нож,
перерезал веревки, связывавшие Грегори, затем буквально выбросил его наружу.
Там его подхватили, как  ватную  куклу,  другие  агенты  и  унесли,  Грегори
положили внутрь автомобиля и увезли. На шоссе совершил посадку вертолет ВВС.
Как только машина подъехала к нему, Грегори перенесли из машины, и  вертолет
взлетел.
   Все члены группы по борьбе с террористами прошли медицинскую  подготовку,
а двое из них были фельдшерами. Один был ранен в руку, и под его наблюдением
агент, застреливший Олега, сделал перевязку. Другой вошел в заднюю комнату и
склонился над Леонидом.
   - Выживет, - заметил он, бинтуя рану. - Понадобится операция  -  перебиты
локтевая и лучевая кости, босс.
   - Вам следовало бы  бросить  пистолет,  -  укоризненно  произнес  Вернер,
обращаясь к Леониду. - У вас не было ни малейшей надежды на успех.
   - Боже мой! - Это был Полсон. Он стоял  у  окна  и  смотрел  на  то,  что
сделала его единственная  пуля.  Агент  обыскивал  тело  женщины  в  поисках
оружия. Встав, он отрицательно покачал головой. По  этому  движению  снайпер
понял то, чего он предпочел бы не знать. С этого момента ему стало ясно, что
никогда больше он не будет охотиться. Пуля попала в  лицо  под  самым  левым
глазом. Почти вся задняя часть головы была на стене  напротив  окна.  Полсон
пожалел, что решил посмотреть. После пяти  долгих  секунд  он  отвернулся  и
разрядил винтовку.

***

   Вертолет доставил Грегори прямо на территорию проекта. Когда  винтокрылая
машина совершила посадку,  шесть  вооруженных  охранников  тут  же  окружили
Грегори  и  проводили  внутрь  здания.  Эл  удивился,   заметив,   что   его
фотографируют.  Кто-то  бросил  ему  банку  кока-колы,   и   он   обрызгался
газированным напитком, открывая ее. Сделав несколько глотков, он спросил:
   - Так что же случилось, черт побери?
   - Мы сами еще не совсем знаем, - ответил начальник  службы  безопасности.
Прошло несколько секунд, прежде чем мозг Грегори постиг,  что  произошло.  И
только после этого Эла охватила дрожь.

***

   Вернер и его люди стояли у трейлера, пока группа по  сбору  доказательств
занималась своей работой.  Здесь  же  находилась  дюжина  полицейских  штата
Нью-Мехико. Раненого агента ФБР и раненого офицера КГБ погрузили в одну и ту
же машину  "скорой  помощи",  хотя  последний  был  прикован  наручниками  к
носилкам и старался не кричать от боли в перебитых костях руки.
   - Куда вы его везете? - спросил капитан полиции.
   - В госпиталь на базе ВВС в Киртленде - обоих, - ответил Вернер.
   - Неблизкий путь.
   - Поступил приказ хранить все случившееся в  тайне.  Можно  предположить,
что парень, выстреливший в вашего полицейского, лежит вон на тех носилках  -
судя по описанию, это действительно он.
   - Меня удивляет,  что  вам  удалось  захватить  его  живым.  -  Вернер  с
любопытством взглянул на капитана. - Я  хочу  сказать,  ведь  все  они  были
вооружены, правда?
   - В самом деле, - согласился  Вернер.  По  его  лицу  пробежала  странная
улыбка. - Меня это тоже удивило.

24. Правила игры

   Самым поразительным  было  то,  что  о  происшедшем  не  узнали  средства
массовой информации.  Во  время  штурма  было  произведено  всего  несколько
выстрелов из оружия без глушителей, а звуки стрельбы отнюдь не  редкость  на
американском  Западе.  На  вопрос,  направленный  управлению  полиции  штата
Нью-Мехико, поступил ответ, что ведется  расследование  покушения  на  жизнь
полицейского Мендозы и в ближайшее  время  ожидается  арест  преступника,  а
частые появления вертолетов объясняются учениями по поиску и спасению людей,
проводимыми совместно полицией штата и Военно-воздушными силами.  Объяснение
звучало не слишком убедительно, но на день-другой сумеет удержать репортеров
от нового всплеска любопытства.
   Группа по сбору вещественных доказательств осмотрела трейлер и ничуть  не
удивилась, обнаружив очень мало  интересного.  Полицейский  фотограф  сделал
снимки всех убитых - сам он называл себя  профессиональным  вурдалаком  -  и
передал кассету с пленкой старшему агенту ФБР. Тела были уложены в резиновые
мешки и отвезены в Киртленд. Оттуда их отправили на базу ВВС  в  Дувре,  где
располагался   приемный   центр,    укомплектованный    судебно-медицинскими
экспертами. Проявленные фотографии офицеров КГБ послали факсом в  Вашингтон.
Местная полиция и агенты ФБР принялись обсуждать,  как  будет  вестись  дело
против уцелевшего офицера КГБ. Они  пришли  к  выводу,  что  он  нарушил  по
крайней мере дюжину законов,  в  равной  степени  относящихся  как  к  сфере
действия федеральных властей, так и властей штата, и  потому  этим  придется
заниматься многим юристам, хотя они знали, что окончательное  решение  будет
принято в Вашингтоне. Тем не менее они ошиблись. Часть этой  проблемы  будет
решаться в другом месте.
   В четыре часа утра Райан почувствовал чью-то руку у  себя  на  плече.  Он
повернулся и увидел, что Кандела включает свет на тумбочке рядом с кроватью.
   - В чем дело? - постарался как можно разборчивее пробормотать Райан.
   - Бюро сумело успешно провести эту операцию. Они спасли Грегори, и  он  в
полном порядке, - сказал Кандела. Он передал Райану несколько снимков.  Джек
пару раз мигнул, а затем его глаза расширились от удивления.
   - Чертовски приятно просыпаться рано утром таким образом, - произнес  он,
еще не посмотрев на фотоснимок того, что случилось с Татьяной  Бизариной.  -
Всемилостивый Господь! - Он уронил снимки на одеяло  и  бросился  в  ванную.
Кандела услышал шум текущей воды,  вскоре  появился  Райан  и  направился  к
холодильнику. Достав банку содовой, он открыл ее.
   - Извините меня. Хотите? Там есть еще. - Джек указал на холодильник.
   - Для меня слишком рано. Вы передали записку Головко?
   - Да. Заседание возобновится сегодня после обеда. Я  хочу  встретиться  с
нашим другом часов в восемь. Собирался встать в половине шестого.
   - Я решил, что вы захотите увидеть эти снимки без промедления, -  заметил
Кандела и услышал в ответ негромкое ругательство.
   - Да, конечно. Такое куда интереснее утренней газеты... Теперь он у нас в
руках, - ответил Райан, глядя на ковер. - Если только...
   - Если только он действительно не хочет умереть, - согласился офицер ЦРУ.
   - Как относительно его жены и дочери? - спросил Джек. - Если у  вас  есть
предложения, мне хотелось бы выслушать их.
   - Встреча там, где я предложил?
   - Да.
   - Надавите на него как можно жестче. - Кандела собрал снимки с кровати  и
уложил их в конверт. - И пусть он обязательно посмотрит на  фотографии.  Они
вряд ли обеспокоят его совесть, но, вне всякого сомнения, покажут, насколько
серьезно мы настроены. А теперь, - он ухмыльнулся, -  мне  кажется,  вы  уже
достаточно рассержены. Вернусь, когда вы окончательно проснетесь.
   Райан кивнул и проводил его глазами, прежде  чем  направиться  в  ванную.
Вода в душе была горячей, и Джек не спешил расставаться  с  горячим  дождем,
отчего крохотная  комнатушка  наполнилась  паром  и  ему  пришлось  вытереть
зеркало перед бритьем. Завершая свой туалет, он намеренно смотрел на щеки  и
подбородок, избегая смотреть в глаза. Сейчас не время для сомнений.
   За окнами его квартиры было темно. Москва  не  освещается  ночью  подобно
американским городам, поэтому кажется опустевшей. Возможно, это  объясняется
почти полным отсутствием автомашин на улицах в это время суток. В Вашингтоне
всегда холят люди, всегда чувствуется бессознательная уверенность в том, что
где-то они бодрствуют и занимаются своими делами - какими бы  они  ни  были.
Здесь подобное представление отсутствовало. Точно так же, как  слова  одного
языка никогда не соответствуют полностью словам  другого,  так  и  Москва  в
представлении Райана очень  походила  на  другие  крупные  города,  где  ему
приходилось  бывать,  и  одновременно  казалась  разительно  чужой  в  своих
отличиях. Здесь люди не занимаются  своими  делами  -  главным  образом  они
занимаются делами, порученными им кем-то другим. Ирония судьбы заключалась в
том, что он сам скоро будет человеком, отдающим приказы тому, кто уже  давно
забыл, как их исполнять.
   Утро наступало в Москве медленно. Шум троллейбусов и низкий рев дизельных
грузовиков казались приглушенными из-за слоя снега,  покрывавшего  улицы,  а
окно комнаты Райана выходило не на восток, и  потому  первые  лучи  утренней
зари не освещали его. То, что раньше было серым, начало постепенно  обретать
цвет, словно ребенок играл с ручками управления  цветного  телевизора.  Джек
выпил третью чашку кофе и отложил книгу, которую читал. Половина восьмого. В
таких случаях, предупредил его Кандела, точность играет решающую роль.  Джек
еще раз зашел в туалет и оделся для утренней прогулки,
   Тротуары были уже очищены от выпавшего ночью снега, хотя у обочин все еще
возвышались  снежные  кучи.  Райан   кивнул   охранникам   -   австралийцам,
американцам и русским, - затем повернул  на  север,  на  улицу  Чайковского.
Холодный северный ветер обжигал лицо, и на глазах выступили слезы.  Поправив
шарф, Джек направился к площади Восстания. В этом районе Москвы  размещалось
много иностранных посольств. Прошлым утром он повернул  направо  на  дальней
стороне площади и увидел  полдюжины  посольств,  расположившихся  неподалеку
друг от друга, но этим утром Джек пошел налево по Кудринскому переулку  -  у
русских существует не меньше девяти способов произносить слово "улица", хотя
он так и не постиг все эти тонкости, -  потом  направо  и  снова  налево  по
Баррикадной.
   Здесь Джек несколько изменил свой маршрут, стараясь идти как можно  ближе
к стенам зданий. Приблизившись к  назначенному  месту,  он,  как  и  ожидал,
увидел, что рядом открылась дверь, и вошел туда. Снова его обыскали.  К  его
великому  облегчению,  телохранитель,  хотя  и  нашел  у  него   в   кармане
запечатанный конверт, не заглянул внутрь.
   - Пошли. - То же самое, что  он  сказал  в  прошлый  раз,  заметил  Джек.
Наверно, у него ограниченный запас слов.
   Герасимов сидел в кресле у прохода. Огромный  зал  кинотеатра  был  пуст.
Председатель КГБ уверенно смотрел перед собой и даже не  обернулся  на  звук
шагов Райана, спускающегося к нему.
   - Доброе утро, - произнес Джек, глядя ему в затылок.
   - Как вам нравится наша погода?  -  спросил  Герасимов,  жестом  отпуская
охранника. Он встал и повел Джека к экрану.
   - Там, где я вырос, не так холодно.
   - Вам следовало бы носить  шапку.  Большинство  американцев  предпочитает
ходить без головного убора, но здесь это необходимо.
   - В штате Нью-Мехико тоже холодно, - заметил Райан.
   - Да, мне говорили. Неужели вы думали,  что  я  ничего  не  предприму?  -
спросил председатель КГБ. Он произнес это без всяких эмоций подобно учителю,
разговаривающему с тупым студентом, Райан решил, что даст ему  на  мгновение
насладиться триумфом.
   - Выходит, мне придется вести с вами переговоры об условиях  освобождения
майора Грегори? - поинтересовался Джек, стараясь, чтобы его голос звучал как
можно бесстрастнее. Впрочем, лишняя  чашка  кофе,  выпитая  утром,  помешала
этому,
   - Как вам угодно, - ответил Герасимов.
   - Мне кажется, что вот это может показаться  вам  интересным,  -  и  Джек
передал конверт председателю КГБ.
   Герасимов вскрыл конверт и достал фотографии.  Его  лицо  не  изменилось,
пока он смотрел на три снимка, но когда он повернулся  к  Райану,  выражение
его глаз было таким, что холодный  зимний  ветер  показался  Джеку  дыханием
весны.
   - Один захвачен живым, - сообщил Райан. - Он ранен, но легко. У меня  нет
его фотографии. Кто-то напутал у нас, когда высылали снимки. Грегори остался
цел и невредим.
   - Понятно, - кивнул Герасимов.
   - Теперь вы также понимаете, что выбор у вас еше более ограничен, чем  во
время нашего разговора в прошлый раз. Мне нужно знать, что вы решили.
   - Это очевидно, правда?
   - Изучая вашу страну, я понял, что у вас ничто  не  бывает  очевидным,  -
заметил Райан, и по  лицу  Герасимова  пробежало  что-то  почти  похожее  на
улыбку.
   - Как будут со мной обращаться?
   - Очень хороню. - Гораздо лучше, чем вы заслуживаете, подумал Райан.
   - Как с моей семьей?
   - Мы им тоже дадим убежище.
   - Каким образом вы собираетесь вывезти нас троих отсюда?
   - Насколько я помню, ваша жена родилась в Эстонии и  часто  навещает  эту
республику. Пусть они приедут туда  в  пятницу  вечером.  -  сказал  Джек  и
сообщил некоторые детали.
   - Конкретно, как...
   - Вам не обязательно знать это, господин Герасимов.
   - Райан, вы не можете...
   - Могу, сэр, - прервал его Джек и тут же удивился, почему произнес "сэр".
   - А как я? - спросил председатель КГБ,  и  Райан  объяснил  ему,  что  он
должен сделать. Герасимов кивнул. - У меня есть вопрос, - сказал он.
   - Да?
   -  Каким  образом  вам  удалось  одурачить   Платонова?   Это   умный   и
проницательный человек.
   - Вообще-то Комиссия по биржевым операциям и ценным бумагам действительно
подняла шум, который быстро стих, но главное не в этом. - Райан приготовился
уходить. - Без вас мы не смогли бы  осуществить  это.  Нам  было  необходимо
устроить настоящий скандал, причем такой, который  невозможно  сфабриковать.
Конгрессмен Трент был в Москве полгода назад и встретил здесь парня по имени
Валерий. Они стали очень близки. После возвращения в Америку он  узнал,  что
вы посадили Валерия на пять лет в тюрьму  за  "антиобщественное  поведение".
Короче говоря, Трент захотел расквитаться. Мы обратились к нему за  помощью,
и он  с  готовностью  согласился.  Таким  образом,  можно  сказать,  что  мы
использовали ваши предрассудки против вас самих.
   - Как, по-вашему, мы должны поступать с такими людьми,  Райан?  -  гневно
бросил Герасимов.
   - Я не законодатель, господин Герасимов. - Райан  встал  и  направился  к
выходу. Как приятно, подумал он, возвращаясь в посольство, что теперь  ветер
дует в спину,

***

   - Доброе утро, товарищ генеральный секретарь.
   - Ну зачем же так официально, Илья  Аркадьевич.  В  Политбюро  есть  люди
постарше вас, которые не имеют права решающего голоса, а мы были друзьями  -
вы и я - так долго. Что случилось? - с  любопытством  спросил  Нармонов.  Он
видел страдание в глазах своего коллеги. Они  собирались  обсудить  проблему
озимых, но...
   - Андрей Ильич, я не знаю, с чего начать, - с трудом выдавил Ванеев, и по
его щекам потекли слезы. - Речь идет о моей дочери... -  ив  течение  десяти
минут он рассказал о случившемся.
   - И что дальше? - спросил Нармонов,  когда  ему  показалось,  что  Ванеев
закончил, наконец, рассказ, и в то же время понимая, что это еще не  все.  И
Ванеев продолжил.
   - Значит, Александров и Герасимов. - Нармонов откинулся на спинку  кресла
и устремил взгляд на стену. - Чтобы поступить так,  как  поступили  вы,  мой
друг, требуется незаурядное мужество.
   - Я не могу допустить, чтобы они... даже если это разрушит  мою  карьеру,
Андрей Ильич. Нельзя, чтобы они помешали вам. Вам нужно сделать  так  много,
изменить все коренным образом. Я должен уйти, это мне  ясно.  Но  вы  должны
остаться, Андрей Ильич. Вы нужны народу. Без вас не  удастся  закончить  уже
начатое.
   Примечательно, что он сказал "народу", а не "партии",  подумал  Нармонов.
Времена действительно меняются. Нет, еще  рано  говорить  об  этом,  покачал
головой Нармонов. Ему удалось всего лишь добиться  создания  атмосферы,  при
которой времена смогут меняться. Ванеев относился к числу людей, понимающих,
что главное сейчас не цели, а процесс, ведущий к их достижению. Каждый  член
Политбюро понимал, что требуются перемены, причем понимал это уже давно.  Не
удавалось  достигнуть  согласия  относительно  пути  перестройки.  Создалась
ситуация, при которой государственный  корабль  нужно  повернуть  на  другой
курс, подумал Нармонов, но ведь при этом может  сломаться  руль.  Продолжать
движение прежним курсом - значило рисковать натолкнуться на... на что?  Куда
направляется Советский Союз? Они не знали  даже  этого.  Но  чтобы  изменить
курс, требовалось пойти на риск, и, если выйдет из строя руль - если  партия
утратит власть, - наступит хаос. Таков был выбор, на который не мог пойти ни
один разумный человек, но неизбежность этого шага ни один  разумный  человек
не мог отрицать.
   Нам даже неизвестно, что происходит в нашей стране, подумал Нармонов.  На
протяжении  последних  восьми  лет  -  по  крайней   мере   восьми   -   все
статистические данные,  касающиеся  экономики,  искажались  в  ту  или  иную
сторону, причем каждый год новые цифры, основанные на уже искаженных старых,
все  больше  отрывались  от  реального  положения  вещей,  так  что   теперь
экономические прогнозы, создаваемые Госпланом, стали столь же лживыми, как и
перечисление  добродетелей  Сталина.  Государственный  корабль,  на  мостике
которого  он  стоит,  погружается  все  глубже  и  глубже   в   туман   лжи,
распространяемой чиновниками, деятельность которых  станет  ненужной,  когда
восторжествует  правда.  Именно  с  такой  позиции  выступал   Нармонов   на
еженедельных  заседаниях   Политбюро.   Сорок   лет   розовых   мечтаний   и
оптимистических прогнозов привели к тому, что корабль затерялся среди  рифов
бессмысленной карты. Даже само Политбюро не  знало,  что  происходит  внутри
Советского Союза, - об этом обстоятельстве на Западе и не подозревали.
   Альтернатива? Не в этом ли вся загвоздка? В приступах  отчаяния  Нармонов
думал о том, удастся ли ему - или кому-нибудь другому - изменить  положение.
Целью всей его политической жизни  являлось  достижение  поста,  который  он
теперь занимает, и лишь сейчас  Нармонов  осознал  -  полностью  осознал,  -
насколько  ограниченной  является  его  власть.  Поднимаясь   по   партийной
иерархической лестнице, он смотрел вокруг и замечал все, что нужно изменить,
не отдавая себе отчета в том, сколь трудным  станет  этот  процесс.  Власть,
находящаяся в его руках, не была такой, как у Сталина, об этом  позаботились
его  недавние  предшественники.  Теперь  Советский  Союз  был  не  кораблем,
нуждающимся в управлении, нет, он превратился в  огромную  пружину,  которая
поглощала  и  рассеивала  энергию  и  колебалась  лишь  в   пределах   своей
собственной неэффективной частоты. Если не изменить создавшееся положение...
Запад мчался сейчас в новый промышленный век, тогда как  Советский  Союз  не
мог прокормить себя. Китай воспринимал  экономические  уроки  Японии  и  мог
превратиться через два поколения в третью сильнейшую державу мира:  миллиард
людей с мощной,  стремительно  развивающейся  экономикой  на  самой  границе
Советского Союза, нуждающийся в расширении территории, ненавидящий русских с
такой силой, что фашистские полчища Гитлера могли показаться по сравнению  с
ними просто уличными хулиганами, Вот где таилась стратегическая  угроза  его
стране, по сравнению с которой опасность ядерных арсеналов  Америки  и  НАТО
бледн