- Частота сердечных сокращений достигла, по-видимому, максимума  при  ста
семидесяти семи. Никаких серьезных отклонений.
   - Каким образом вы заглушаете ее речь? - спросил Ватутин.
   - Я пользуюсь новой техникой - это электронное устройство, вопроизводящее
ее голос и повторяющее его с полным рассогласованием по фазе.  В  результате
звуки голоса почти предельно нейтрализуются, словно она  кричит  в  пустоте.
Нам понадобилось два года, чтобы усовершенствовать  такую  технику.  -  Врач
улыбнулся. Подобно Ватутину, он гордился своей  работой,  и  теперь  у  него
появилась   возможность   оправдать   годы   напряженного   труда,   заменив
существующие методы чем-то новым, более совершенным, созданием его разума.
   Светлана находилась на грани  гипервентиляции,  но  врач  изменил  состав
газа, поступающего в ее легкие. Сейчас следовало крайне внимательно  следить
за состоянием ее организма. При этой технике допроса не  оставалось  никаких
следов на теле, никаких шрамов, ни малейших признаков пытки - более тою, это
вообще нельзя было  назвать  пыткой.  По  крайней  мере  физической  пыткой.
Единственным недостатком этого метода - метода полной изоляции организма  от
окружающих ощущений - было то, что ужас, испытываемый человеком, мог вызвать
тахикардию и... смерть.
   - Вот это уже лучше, - заметил врач, глядя на дисплей с  ЭКГ.  -  Частота
сердечных сокращений стабилизировалась на уровне ста  тридцати  восьми.  Она
испытывает нервное возбуждение. но в остальном ее состояние стабильно.

***

   Паника не помогла. Несмотря на то что  сознание  по-прежнему  лихорадочно
искало выход, тело Светланы инстинктивно боялось причинить  себе  вред.  Она
старалась овладеть собой и тут почувствовала,  как  ее  охватывает  странное
спокойствие.
   Я жива или мертва? Она напрягла память, стараясь привлечь на помощь  все,
что происходило с ней в прошлом, и... ничего. Но...
   Какой-то звук.
   Что это?
   Тук-тук, тук-тук... Что это за звук?
   Это бьется сердце!
   Ее глаза были по-прежнему открыты, она искала в пустоте  источник  звука.
Там есть что-то, если ей удастся  найти.  Ум  Светланы  старался  найти  это
что-то. Нужно добраться до него. Если бы только удалось добраться...
   Но она не могла  вырваться  из  окружающего...  Светлана  не  могла  даже
описать, из чего ей нужно вырваться. Она снова  начала  двигаться.  И  снова
поняла, что вокруг нет ничего осязаемого.
   Лишь теперь она почувствовала свое полное одиночество. Весь ее  организм,
изолированный от окружающей среды,  изголодавшийся  по  ощущениям,  требовал
каких-то посторонних раздражении - световых,  мышечных,  звуковых,  -  каких
угодно! Нервные центры ее мозга искали питание для себя  и  находили  только
пустоту.
   Что, если я умерла? - спросила она себя.
   Если такое происходит, когда ты умираешь... Небытие? И  тут  же  возникла
еще более тревожная мысль: неужели это - ад?
   Но рядом было  что-то.  Этот  звук.  Она  сконцентрировала  на  этом  все
внимание и тут  же  обнаружила,  что  чем  напряженнее  прислушивалась,  тем
труднее было слышать  этот  звук.  Казалось,  будто  она  пытается  схватить
облачко дыма - вот оно, перед тобой, пока ты не трогаешь его, - но ей нужно,
обязательно нужно схватить это облачко.
   И она приложила все силы. Светлана зажмурила глаза и  сосредоточилась  на
ритмичном биении человеческого сердца, и в  результате  заметила,  что  звук
исчез из ее органов чувств. Он затихал и  затихал  вдали,  пока  не  остался
только в воображении, а потом и это растаяло тоже.
   Она застонала - или подумала, что застонала.  Ей  не  было  слышно  почти
ничего. Почему она не слышит, когда говорит?
   Неужели я умерла? Важность этого вопроса требовала ответа, но  сам  ответ
был слишком ужасным, чтобы выразить его даже в мыслях. Не может быть,  чтобы
я не могла предпринять чего-нибудь... но хватит ли у нее смелости? Да!
   Светлана Ванеева изо всех сил прикусила язык и почувствовала  солоноватый
привкус крови.
   Я жива! - воскликнула она про себя. Ощущение триумфа владело ею, казалось
Светлане, длительное время. Но даже длительному времени приходит конец.
   Тогда где я? Меня похоронили... Закопали заживо? ПОХОРОНИЛИ ЖИВОЙ!

***

   - Снова увеличивается частота сердцебиения. По-видимому, наступает вторая
фаза тревоги, - заметил врач, чтобы зафиксировать этот момент  на  магнитной
ленте. Как все-таки жаль, подумал он. Врач ассистировал при подготовке тела.
Очень привлекательная женщина, ее гладкий живот  лишь  чуть  тронут  следами
материнства. Затем они покрыли ее тело маслом и  надели  на  нее  специально
изготовленный   "мокрый"   костюм,   подобный   тем,   которыми   пользуются
воднолыжники, из резины "номекс" высшего качества, такой легкой,  что  сухим
костюм едва ощущался на теле, а намекнув, не ощущался совсем.  Даже  вода  в
бассейне была особого состава, со значительным содержанием  солей,  так  что
находящееся в ней тело обладало нейтральной плавучестью. Движения Светланы в
бассейне перевернули ее на живот, но она  не  заметила  этого.  Единственная
опасность заключалась в том, что она могла запутать воздушные шланги, однако
в бассейне находилась пара ныряльщиков, которым  было  поручено  следить  за
этим, ни в коем случае не касаясь ее тела и не допуская, чтобы его  касались
шланги. Практически труднее всего приходилось ныряльщикам.
   Врач  посмотрел  на  полковника  Ватутина  с  самодовольной  улыбкой.  На
совершенствование этой самой секретной части того крыла Лефортовской тюрьмы,
где велись допросы, было потрачено несколько лет. Бассейн  длиной  в  десять
метров и глубиной в пять, специальная соленая вода в нем,  изготовленные  по
спецзаказу из резины  "номекс"  костюмы,  несколько  лет  экспериментов  для
проверки теоретических расчетов - все  это  было  направлено  на  то,  чтобы
разработать технику допросов  во  всех  отношениях  более  совершенную,  чем
старинные методы, которыми КГБ пользовался с момента победы революции. И все
испытания прошли успешно,  за  исключением  одного  -  человек  скончался  в
результате  сердечного  приступа  в  момент  острой  тревоги...   Показатели
физического состояния пациентки на дисплее снова изменились.
   - Вот, началось. Похоже, наступила вторая фаза. Время -  один  час  шесть
минут. - Он повернулся к Ватутину. - Обычно эта фаза  затягивается  надолго.
Посмотрим, насколько продолжительной она будет у этой пациентки.
   Ватутину показалось, что врач походит на ребенка, увлеченного  сложной  и
жестокой игрой; как ни хотелось ему выяснить, что знает арестованная, в душе
он испытывал ужас от того, что происходило перед его глазами. Неужели это от
страха - а вдруг когда-нибудь эту технику допроса будут пробовать на нем...

***

   Тело  Светланы  расслабленно  распласталось   в   воде.   Напряжение   от
непрерывных часов страха истощило ее. Теперь из груди вырывалось  неглубокое
частое дыхание, как у  женщины,  готовящейся  к  родам.  Даже  тело  предало
Светлану,  и   сознание   пыталось   покинуть   тело   и   искать   спасения
самостоятельно. Ей казалось, что сознание отделилось от  бесполезного  мешка
плоти и ее дух, внутренняя сущность, душа или что там еще, отрешенно  парил,
одинокий и свободный. Однако свобода была не  меньшим  проклятием,  чем  все
происшедшее ранее.
   Сейчас она могла двигаться свободно, видеть окружающее  пространство,  но
вокруг была пустота.  Светлане  казалось,  будто  она  плывет  или  летит  в
трехмерном пространстве, границ которого она не видела. Она чувствовала, что
ее руки и ноги  двигаются  безо  всяких  усилий,  но  когда  она  попыталась
взглянуть на них, то обнаружила, что они  находятся  за  пределами  ее  поля
зрения. Светлана чувствовала, что они двигаются... но их не было.  Часть  ее
сознания, все еще способная мыслить рационально,  убеждала,  что  это  всего
лишь иллюзия, что она плывет навстречу своей гибели - но ведь даже это лучше
одиночества, правда?
   Так  продолжалось  целую  вечность.  Наиболее  приятным  было  отсутствие
усталости в невидимых частях  тела.  Она  прогнала  мрачные  предчувствия  и
наслаждалась свободой, ощущением того, что видит пространство вокруг себя. И
увеличила скорость. Ей казалось, что впереди более яркое  пространство,  чем
оставшееся позади. Если там свет, то она найдет его, а свет будет спасением.
Бессознательно она  вспоминала,  какое  наслаждение  испытывала  в  детстве,
плавая в воде, очень давно... наверно, лет пятнадцать назад?
   Светлана была чемпионкой школы в  подводном  плавании,  ей  удавалось  на
одном дыхании проплывать намного больше остальных. От этих воспоминаний  она
почувствовала себя совсем юной, юной и бойкой, прелестнее  и  лучше  одетой,
чем окружающие ее дети. На лице Светланы появилась ангельская улыбка, и  она
не обратила  внимания  на  тревожные  сигналы  все  еще  бодрствующей  части
рассудка, предупреждающей ее о надвигающейся опасности.
   Она плыла вперед, казалось, много дней  и  недель,  все  время  к  яркому
пространству впереди. Ей понадобилось еще несколько  дней,  чтобы  понять  -
пространство вокруг нее не становится светлее, но она пренебрегла  последним
предостережением угасающего рассудка. Она стала прилагать  больше  усилий  и
впервые  почувствовала  усталость.  Однако  пренебрегла  и  этим.  Ей  нужно
воспользоваться своей свободой, твердила она, ей  нужно  выяснить,  где  она
находится, или, что еще лучше, выбраться из этого ужасного места.
   Ее сознание покинуло тело, отделилось  от  него  и.  когда  поднялось  на
достаточную высоту, взглянуло вниз на отдаленную  плывущую  фигуру.  Даже  с
такой  большой  высоты  оно  не  могло  разглядеть  границ  этого  огромного
аморфного мира, но видело далеко  внизу  крошечную  фигурку,  которая  плыла
вперед, одинокая в пустоте, в тщетных усилиях двигая  призрачными  руками  и
ногами.

***

   Отчаянный крик,  донесшийся  из  динамика  на  стене,  едва  не  выбросил
полковника Ватутина из кресла. Немцам,  наверно,  доводилось  слышать  такие
крики, крики жертв в лагерях смерти, когда за ними  закрывались  двери  и  в
камеру начинали поступать ядовитые газы. Но этот  крик  был  куда  страшнее.
Полковнику приходилось присутствовать при казнях,  он  видел  пытки,  слышал
вопли боли, ярости и отчаяния, но он впервые слышал крик души, приговоренной
к страданиям, превосходящим мучения в аду.
   - Вот... это означает начало третьей фазы.
   - Что?
   - Видите ли, - объяснил врач, - человек  -  общественное  животное.  Наше
сознание и органы чувств предназначены для жизни, при которой мы  непрерывно
получаем импульсы, позволяющие нам реагировать как на наше окружение, так  и
на действия других людей.  Стоит  лишить  человека  компании  других  людей,
лишить его  внешних  раздражении,  и  сознание  остается  наедине  с  собой,
полностью  изолированное  от  окружающего   мира.   Мы   обладаем   обширной
информацией, подтверждающей эти теоретические выводы. Возьмите этих  идиотов
на Западе, которые пускаются  в  кругосветные  плавания  в  одиночку.  Очень
многие из них сходят с ума,  а  некоторые  просто  исчезают  -  по-видимому,
кончают с собой. Даже тем, кому удается уцелеть,  кто  ежедневно  пользуется
радио для связи  с  остальным  миром,  -  даже  им  часто  требуются  врачи,
наблюдающие за ними и предупреждающие психологическую опасность одиночества.
А ведь эти люди видят окружающую их морскую поверхность,  видят  свои  яхты,
чувствуют движение волн. Бели  лишить  их  всего  этого...  -  Врач  покачал
головой. - Они продержатся не больше трех суток. Здесь, как  вы  видите,  мы
полностью изолируем людей от внешних раздражении, от окружающего мира.
   - А сколько удалось продержаться тут самому стойкому?
   - Восемнадцать часов - это был доброволец, молодой оперативник из Первого
главного управления. Единственная трудность в  том,  что  пациент  не  может
понять, что с ним происходит. Это меняет конечный результат.  Они  ломаются,
разумеется, но все-таки не до концаВатутин с облегчением вздохнул - Это была
первая хорошая новость, услышанная им здесь.
   - А сколько еще продержится эта?
   Врач всего лишь взглянул на часы и улыбнулся.  Ватутина  охватил  приступ
ненависти к нему, но он овладел собой и отогнал это чувство. Он понимал, что
этот врач, этот "целитель" делает всего лишь то же самое, чем  занимался  он
сам на протяжении многих лет, причем добивается результатов намного  быстрее
и без видимых повреждений, которые могли бы поставить государство в неловкое
положение на открытых - по требованию общественности - процессах, проводимых
КГБ с очевидной неохотой. К тому  же  такой  метод  допроса  имел  еще  одно
достоинство, о котором даже не подозревал врач, приступая к работе над  этой
программой...
   - Итак... в чем заключается третья фаза?

***

   Светлана  увидела,  что  они  плавают  вокруг  ее  тела.  Она  попыталась
предупредить тело об этом, но тогда пришлось бы вернуться в него, и  на  это
она не осмелилась. Вообще-то она не  видела,  кто  это,  знала  только,  что
какие-то тени, хищные тени снуют вокруг ее тела. Одна из них приблизилась  и
тут же свернула  в  сторону,  затем  снова  рванулась  к  нему.  И  Светлана
последовала ее примеру. Она пыталась бороться, но что-то тянуло ее  к  телу,
которое скоро должно погибнуть. Она вошла внутрь тела в последний момент.  И
потребовала от своих рук и ног, чтобы они двигались побыстрее, но сзади  уже
приблизилась хищная тень. Челюсти широко открылись, охватили все ее  тело  и
медленно сомкнулись вокруг нее. Последнее, что она увидела, -  это  свет,  к
которому  она  плыла,  -  этот  свет,  осознала  она  наконец,  никогда   не
существовал. Она понимала всю  тщетность  своего  протеста,  и  все-таки  он
сорвался с ее губ.
   - Нет! - Она не слышала, разумеется, своего крика.
   Теперь она была обречена на возвращение в свое бесполезное  тело,  в  эту
серую массу перед глазами и к этим конечностям, двигающимся без всякой цели.
Каким-то образом она понимала, что ее воображение пыталось защитить ее  -  и
потерпело полную неудачу. Но отключить  воображение  было  выше  ее  сил,  и
теперь его усилия сконцентрировались на уничтожении. Она рыдала, рыдала,  не
издавая ни единого звука. Ужас, который она сейчас испытывала,  был  намного
хуже простой паники. По крайней мере в панике таился выход, отрицание  того,
перед чем она находилась, возможность укрыться внутри самой себя.  Но  здесь
не было самой себя. Она присутствовала при собственной смерти,  видела,  как
это случилось. У нее больше не было настоящего и, уж конечно,  отсутствовало
будущее. Все, что у нее осталось, - это прошлое, и ее  воображение  выбирало
из него только самое худшее...

***

   - Да, мы вступили  в  заключительную  фазу,  -  сказал  врач.  Он  поднял
телефонную трубку и приказал принести чай. - Все прошло легче, чем я ожидал.
Ее психологический профиль в точности соответствовал рассчитанному.
   - Но ведь она пока еще ничего нам не рассказала, - возразил Ватутин.
   - Расскажет.

***

   Перед Светланой  проносились  все  совершенные  ею  грехи.  Это  помогало
понять,  что  происходит.  Она  находилась  в  аду,  существование  которого
отрицало государство, и ее ждало наказание за проступки. Так и должно  быть.
И она обязана помочь. Она  должна  снова  стать  свидетельницей  всех  своих
проступков и понять, какое зло исходило от них. Ей придется принять  участие
в суде, проходящем внутри ее сознания. Рыдания не прекращались. Слезы  текли
сутками, и она следила за тем, как совершала поступки, которые не  следовало
совершать. Каждое нарушение в ее жизни проходило перед ней в самых красочных
деталях. Особенно те проступки,  которые  она  совершила  за  последние  два
года...  Почему-то  она  не  сомневалась,  что  именно  из-за  них  здесь  и
оказалась. Она наблюдала за тем, как предавала родину. Сначала  полушутливое
заигрывание в Лондоне, тайные встречи с серьезными людьми, предупреждения  о
необходимости не быть такой легкомысленной и затем все те случаи, когда  она
пользовалась именем своего влиятельного  отца  и  проходила  через  таможню,
высокомерно  глядя  на  ее  сотрудников,  наслаждаясь  игрой   и   испытывая
удовольствие от самых гнусных преступлений.  Ее  стоны  начали  повторяться,
снова и снова она твердила, сама того не замечая: "Я виновата..."

***

   - Теперь самое трудное. - Врач надел наушники с укрепленным  перед  лицом
микрофоном. Ему пришлось отрегулировать звук на панели управления.
   - Светлана, - прошептал он в микрофон.

***

   Сначала она не слышала этого, и понадобилось время, прежде чем ее  органы
чувств ощутили чей-то плач.
   - Светлана, - звал ее тихий голос. Или это всего лишь воображение?
   Она повернула голову, стараясь  увидеть,  откуда  доносится  еле  слышный
шепот.
   - Светлана... -  снова  услышала  она  и  затаила  дыхание,  стараясь  не
двигаться, но тело снова предало ее. Сердце забилось как пойманная птица,  и
шум крови в ушах заглушил голос -  если  это  был  голос.  Она  издала  стон
отчаяния - неужели голос всего лишь один из кошмаров, неужели все станет еще
хуже... а вдруг есть какая-то надежда?..
   -  Светлана...  -  чуть  громче  шепота,  можно  различить  эмоциональный
настрой. Голос был таким печальным, таким разочарованным. - Светлана, что ты
натворила?
   - Нет, нет, я  не...  -  произнесла  она,  заикаясь,  все  еще  не  слыша
собственного голоса,  доносящегося  из  могилы.  Наступила  тишина.  Прошел,
казалось, час, и она истерически крикнула:
   - Умоляю, вернись ко мне!
   - Светлана, - наконец послышался тот же голос, - что же ты натворила...
   - Я так виновата... - проговорила она, захлебываясь от рыданий.
   - Что же ты натворила? - снова  спросил  голос.  -  Ты  знаешь  человека,
который передал тебе кассету?
   - Да! - ответила она и рассказала все.

***

   -  Отсчет  времени  -  одиннадцать  часов  сорок  одна  минута.  Операция
закончена. - Врач выключил магнитофон, затем несколько раз мигнул освещением
в бассейне. Один из ныряльщиков махнул рукой, давая понять,  что  увидел,  и
воткнул иглу шприца в руку Ванеевой. Ее тело ослабло, и Светлану извлекли из
бассейна. Врач спустился из кабины управления и подошел к ней -  С  нее  уже
сняли  резиновый  костюм,  и  она  лежала  на  каталке.  Врач  сел  рядом  с
находящейся  без  сознания  женщиной,  взял  ее  руку,  и  санитар  ввел  ей
стимулирующий препарат. Какая прелестная  женщина,  подумал  врач  и  жестом
скомандовал, чтобы санитар  вышел  из  помещения,  оставив  их  наедине.  Ее
дыхание участилось.
   - Здравствуй, Светлана, - произнес он самым мягким голосом. Голубые глаза
открылись, увидели лампы на потолке и стенах, затем она повернула  голову  к
нему.
   Он понимал, что растягивает удовольствие, но ему пришлось заниматься этим
делом всю ночь и утро, и это, наверно,  являлось  самым  важным  этапом  его
программы. Обнаженная женщина буквально прыгнула с каталки ему в  объятья  и
едва не задушила его. И совсем не потому, что он  такой  уж  привлекательный
мужчина, врач понимал это, просто он был человеком, а ей сейчас больше всего
хотелось коснуться человека. Ее тело было все  еще  скользким  от  масла,  и
слезы залили белый халат. Никогда больше она не совершит преступления против
государства после того, как пережила все это. Как жаль, что ей придется  так
долго пробыть в тюрьме. Такое расточительство, подумал  он,  осматривая  ее.
Впрочем, может быть, он сумеет что-нибудь  предпринять,  как-то  помочь  ей.
Через десять минут ее снова усыпили, и врач оставил помещение.
   - Я ввел ей версед. Это новое наркотическое средство, полученное  нами  с
Запада, оно вызывает амнезию - полную потерю памяти.
   - Почему именно этот препарат? - спросил Ватутин.
   - Мне  хотелось  предоставить  вам  более  широкие  возможности,  товарищ
полковник. Проснувшись, она не будет помнить почти ничего.