манере говорить Бондаренко заподозрил что-то и пообещал себе проверить
это.
   - Сколько мы пробежали?
   - Два километра.
   - Действительно, из-за высоты здесь это труднее. Поворачиваем обратно.
   Восход солнца был впечатляющим  зрелищем.  Пылающий  шар  поднялся  из-за
безымянной вершины на востоке, и его свет залил ближайшие  склоны,  прогоняя
темноту в глубокие, вырытые ледниками, ущелья. Проникнуть на объект нелегко,
подумал Бондаренко, даже для бесчеловечных варваров - моджахедов. Сторожевые
вышки  расположены  правильно,  со  знанием  дела,  поля  обстрела   с   них
открываются на несколько километров. Охрана  не  пользуется  прожекторами  -
приходится думать и об удобствах проживающих здесь гражданских лиц, - однако
приборы ночного видения вообще  отвечают  требованиям  безопасности  намного
лучше, и полковник не сомневался, что охрана КГБ оснащена ими, К тому  же  -
он пожал плечами - его прислали сюда не для проверки  безопасности  объекта,
хотя Бондаренко и воспользовался этим  предлогом,  чтобы  подразнить  службу
охраны, составленную из войск КГБ.
   -  Вы  не  могли  бы  сказать  мне,  как  вам  удалось  приобрести   этот
тренировочный костюм? - спросил лейтенант, как только отдышался.
   - А вы женаты, товарищ лейтенант?
   - Да, товарищ полковник.
   - Лично я никогда не допрашиваю жену по поводу  того,  где  она  покупает
подарки к моему дню рождения. Правда, я не чекист.  -  Бондаренко  несколько
раз  глубоко  присел,  чтобы  продемонстрировать,  что  он  все-таки   лучше
физически подготовлен.
   - Товарищ полковник, хотя мы с вами выполняем разные обязанности, мы  оба
служим  Советскому  Союзу.  Я  -  молодой  неопытный  офицер,   и   вы   уже
продемонстрировали это весьма убедительно. Что меня серьезно беспокоит,  так
это ненужное соперничество между армией и КГБ.
   Бондаренко повернулся и посмотрел на лейтенанта.
   - А вы неглупый молодой человек,  лейтенант.  Надеюсь,  когда  у  вас  на
погонах появятся генеральские звезды,  вы  будете  придерживаться  такой  же
точки зрения.
   Он оставил лейтенанта у караульного помещения и быстрым шагом  направился
к жилому дому, спеша добраться до теплого  помещения  прежде,  чем  утренний
ветер превратит в лед капли пота  на  шее.  Бондаренко  вошел  в  подъезд  и
поднялся на лифте к себе в комнату. Его ничуть  не  удивило,  что  так  рано
утром горячей воды  не  было.  Полковник  принял  холодный  душ,  прогнавший
остатки сна, побрился и оделся, затем отправился в столовую завтракать.

***

   В министерство ему нужно было приехать в девять часов, а  баня  с  парным
отделением находилась по пути. За много лет Филитов убедился, что нет ничего
лучше парной бани, когда нужно избавиться от похмелья и прочистить мозги.  И
немудрено - практика у  него  была  предостаточной.  Водитель-сержант  отвез
полковника в Санлуновские бани, рядом с Кузнецким мостом, в шести  кварталах
от Кремля. В любом случае это была обычная Филитовская  процедура  -  каждую
неделю по средам утром он посещал парилку. Даже ранним утром он  оказался  в
бане не один. Несколько других посетителей - занимавших,  по-видимому,  тоже
видное положение - поднимались по широким  мраморным  ступенькам  на  второй
этаж первого класса бани (разумеется, официальное название отделения первого
класса было другим), поскольку тысячи москвичей страдали  той  же  болезнью,
что и полковник, и прибегали к  аналогичному  методу  лечения.  Были  тут  и
посетительницы, Михаил Семенович попытался представить  себе,  как  выглядит
женское отделение и чем оно отличается от того, в  которое  направляется  он
сам. Это показалось ему странным. Он посещает Сандуновские бани с 1943 года,
с того самого момента, как получил назначение в министерство, и ему ни  разу
не представился случай заглянуть в женское отделение. Ну и ладно, для  этого
он уже слишком стар.
   Раздеваясь, он чувствовал тяжесть в голове  и  знал,  что  глаза  у  него
красные. Повесив в шкафчик мундир, полковник взял из толстой  кипы,  лежащей
на скамейке, махровое полотенце и березовый  веник,  несколько  раз  глубоко
вдохнул прохладный сухой воздух предбанника и затем открыл дверь, ведущую  в
парное помещение. Когда-то весь был мраморный пол, но теперь его почти  весь
заменили оранжевыми плитками. Михаил Семенович помнил  время,  когда  пол  в
парилке был еще мраморным.  Двое  голых  мужчин  лет  пятидесяти  спорили  о
чем-то, скорее всего о  политике.  Он  слышал  хриплые  голоса,  заглушаемые
шипением пара из груды камней в центре отделения. Всего, кроме них, насчитал
еще пять  мужчин.  Они  сидели  на  полках  с  опущенными  головами.  Каждый
переносил последствия похмелья в стоическом одиночестве. Он выбрал  место  в
переднем ряду и тоже сел.
   - Доброе утро, товарищ полковник,  -  услышал  он  голос  рядом,  в  пяти
метрах.
   - И вам желаю того же, товарищ академик, - приветствовал Михаил Семенович
знакомого завсегдатая парной бани. Филитов сжал  в  руках  березовый  веник,
ожидая, когда на теле выступит пот. Ждать пришлось недолго -  температура  в
парилке достигала ста  сорока  градусов  по  Фаренгейту.  Он  медленно,  как
поступают опытные люди, вдыхал  горячий  влажный  воздух.  Аспирин,  который
Михаил Семенович принял с утренним чаем, начал действовать, хотя он все  еще
испытывал тяжесть в  голове  и  полости  носа  пока  по-прежнему  оставались
отекшими. Он принялся бить себя веником по спине,  словно  стараясь  изгнать
ядовитые вещества из своего тела.
   - Как поживает сегодня герой Сталинграда? - не унимался академик.
   - Примерно так же, как и  гений  министерства  образования,  -  проворчал
Филитов и услышал в ответ вымученный смех. Он так и  не  мог  запомнить  его
имя... Илья Владимирович... а дальше? Только кретин  может  смеяться,  когда
тебя мучает похмелье. Однажды академик признался, что пьет из-за своей жены.
Ты пьешь,  чтобы  чувствовать  себя  свободным  от  нее,  верно?  -  подумал
полковник. Хвастаешь тем, что спишь со своей секретаршей, а вот я продал  бы
душу дьяволу за один взгляд на лицо Елены. И на лица моих сыновей,  напомнил
он себе. Двух моих красивых, мужественных сыновей.  Такие  веши  приходят  в
голову в подобное утро.
   - Во вчерашней "Правде" писали о переговорах по разоружению,  -  -  снова
послышался голос академика. - Можно рассчитывать на успех?
   - Не имею представления, - ответил Филитов.
   В парилку вошел банщик - молодой человек лет двадцати пяти, невысокий. Он
сосчитал сидящих на полках.
   - Кто-нибудь хочет выпить? -  спросил  он.  Спиртное  было  категорически
запрещено в бане, но, как считает каждый русский, вкус водки от этого только
улучшается.
   -  Нет!  -  послышался  хор  голосов.  Этим  утром  никому  не   хотелось
опохмелиться, с некоторым удивлением заметил Михаил Семенович. Да,  конечно,
середина недели. В субботнее утро все будет совсем по-другому.
   - Хорошо, - ответил банщик, направляясь к двери. -  В  предбаннике  лежат
свежие  полотенца,  и  мы  отремонтировали  установку  для  нагрева  волы  в
бассейне. Поплавать - совсем неплохо для вашего тела, товарищи. Не забывайте
упражнять  мышцы,  которые  вы  сейчас  прожариваете,  и  весь  день  будете
чувствовать себя свежими как огурчики.
   Филитов поднял голову. Значит, банщик является новым связным.
   - Ну почему у них хорошее настроение в такое утро? - проворчал мужчина  в
углу.
   - У парня хорошее настроение, потому что он не  старый  пьяный  козел!  -
послышался чей-то ответ. Раздался смех.
   - Еще пять лет назад я переносил водку куда лучше,  -  продолжал  мрачный
голос, доносящийся из угла. - Уверяю вас, качество  спиртного  ухудшается  с
каждым годом.
   - Вместе с твоей печенью, товарищ! - поддел его сосед.
   -  Как  ужасно  становиться  старым.  -  Михаил  Семенович  повернулся  и
посмотрел на говорившего. Это  был  мужчина  едва  достигший  пятидесяти,  с
отвисшим животом цвета мертвой рыбы,  который  курил  сигарету  -  еще  одно
нарушение правил.
   -  Еще  ужаснее  не  стареть,  но  вы,  молодежь,  забыли  об   этом!   -
автоматически ответил он, и сам удивился собственному ответу. Головы сидящих
в парилке повернулись в его сторону, увидели шрамы  от  ожогов  на  груди  и
спине. Даже те из них, кто не знал, кем является Михаил  Семенович  Филитов,
поняли, что с этим мужчиной лучше не  связываться.  Он  молча  просидел  еще
десять минут, прежде чем выйти из парного отделения.
   Банщик стоял у двери парилки, когда Филитов вышел в предбанник. Полковник
передал ему березовый веник и полотенце, затем  направился  в  душевую,  где
принял холодный душ. Десять минут спустя он стал уже другим человеком.  Боль
в голове и подавленное настроение, вызванное  похмельем,  исчезли  вместе  с
испытанным им стрессом. Он быстро оделся и спустился по лестнице к подъезду,
где его ждал автомобиль. Сержант обратил внимание на легкость  его  шагов  и
изумился целительной силе парной бани. Неужели есть что-то волшебное в  том,
что люди сидят в такой жаре и варятся в ней, подумал молодой солдат.
   Банщику предстояло выполнить новое поручение. Несколько минут  спустя  он
снова зашел в парную и узнал, что два клиента передумали. Он тут же вышел из
здания бани через заднюю дверь и направился в маленькое заведение,  приемщик
которого зарабатывал продажей водки  налево  куда  больше,  чем  химчисткой.
Банщик вернулся от него с поллитровой бутылкой водки,  на  которой  не  было
импозантной наклейки - первоклассная "Столичная" шла только на экспорт и для
избранных, - но которая  стоила  вдвое  дороже,  чем  в  магазине.  Введение
строгих запретов на продажу  алкоголя  привело  к  возникновению  совершенно
нового - и крайне выгодного - черного рынка. Кроме того,  банщик  оставил  в
химчистке маленькую кассету с фотопленкой, полученную им вместе с  березовым
веником. Со своей стороны банщик испытывал облегчение. Это было  его  первое
задание. Имени человека, передавшего ему кассету,  он  не  знал  и  произнес
условную фразу с естественным страхом, опасаясь,  что  эта  часть  шпионской
сети ЦРУ  оказалась  давно  известной  контрразведывательной  службе  КГБ  -
наводящему страх Второму главному управлению. Он уже лишился права на  жизнь
и знал об этом. Но ему хотелось предпринять что-то, загладить чем-то все то,
что он видел за год, проведенный в Афганистане, исправить поступки,  которые
его заставили там совершать. На мгновение он подумал о  том,  кем  был  этот
старый мужчина, весь  в  шрамах,  и  тут  же  напомнил  себе,  что  личность
человека, передавшего ему кассету, - не его дело.
   Химчистка, приемщик которой получил кассету, обслуживала главным  образом
иностранцев  -  журналистов,  бизнесменов,  дипломатов  и  изредка  русских,
которые хотели сберечь  одежду,  приобретенную  ими  за  границей.  Одна  из
клиенток получила в химчистке английское пальто, заплатила три рубля и ушла.
Пройдя два  квартала  к  ближайшей  станции  метро,  женщина  спустилась  по
эскалатору и села на поезд Ждановско-Краснопресненской линии, помеченной  на
карте города пурпурной линией. Вагоны были переполнены, и никто  не  обратил
внимания на то, что она передала кассету. Говоря  по  правде,  она  сама  не
видела лица этого человека. В свою очередь, он сошел на  следующей  станции,
"Пушкинской", и по подземному  переходу  прошел  на  станцию  "Горьковская".
Следующая передача кассеты произошла через десять  минут,  на  этот  раз  ее
получил американец, направлявшийся в  свое  посольство  этим  утром  позднее
обычного, поскольку накануне допоздна задержался на дипломатическом приеме.
   Американца звали Эд Фоули, и он служил пресс-атташе в посольстве  США  на
улице Чайковского. Он и его жена, Мэри-Пэт, тоже агент ЦРУ,  жили  в  Москве
вот уже почти четыре года, и оба  предвкушали,  что  скоро  уедут  из  этого
серого мрачного города, покинут его раз и навсегда. У них было  двое  детей,
которые вот уже длительное время находились вдали от "хот  доге"  и  игры  в
бейсбол.
   Это не означало, однако, что их пребывание в  Москве  не  было  успешным.
Русские знали, что у ЦРУ имеется несколько разведывательных групп, состоящих
из мужа и жены. Такие группы  успешно  занимаются  оперативной  работой,  но
русские с трудом воспринимают вероятность того, что разведчики могут брать с
собой и детей. В тщательной разработке нуждается и прикрытие  оперативников.
Перед тем как перейти на работу в Государственный департамент, Эл Фоули  был
репортером в "Нью-Йорк тайме". Служба в Госдепе соблазнила его, потому  что,
объяснил он, жалованье примерно одинаковое, а полицейский  репортер  никогда
не выезжает дальше Ютики в штате Нью-Йорк. Его жена обычно оставалась дома с
детьми,  хотя  иногда  заменяла  преподавателей,   когда   возникала   такая
необходимость, в англо-американской школе на Ленинском проспекте в доме 78 и
часто ездила с ними на  вечерние  представления.  Ее  старший  сын  играл  в
детской хоккейной команде, и сотрудники КГБ, сопровождавшие их  в  разъездах
по городу, писали в своих отчетах,  что  Эдвард  Фоули-младший  отлично  для
семилетнего мальчишки играет на месте  крайнего  нападающего.  Единственное,
что вызывало раздражение советского правительства, -  это  излишний  интерес
Фоули-старшего к проблеме уличной преступности в Москве,  которая,  несмотря
на  заметный  рост,  все-таки  никак  не  могла   сравниться   с   масштабом
преступности, о которой писал в Нью-Йорке  Эд  Фоули.  Впрочем,  это  только
доказывало, что американский пресс-атташе - относительно безобидный человек.
Он был  слишком  любопытен,  чтобы  оказаться  сотрудником  разведывательной
службы, ведь разведчики, в конце концов,  прилагали  все  усилия,  чтобы  не
выделяться.
   Оставшиеся несколько кварталов от станции метро Фоули прошел пешком.  При
входе в сурово-чинное здание посольства он вежливо кивнул милиционеру, затем
сержанту морской пехоты и поднялся в свой кабинет. Кабинетом его можно  было
назвать с большой натяжкой.  Здание  посольства  описывалось  в  официальном
докладе Государственного департамента как  "переполненное  и  нуждающееся  в
ремонте". Автор этого доклада, наверно, и обгоревший остов  многоквартирного
жилого  дома  в  Южном  Бронксе  описал  бы  как  здание,   "нуждающееся   в
незначительной перестройке", подумал Фоули. Во время недавней  реконструкции
помещения посольства из кладовой и встроенного шкафа для  хранения  метел  и
тряпок,  используемых  при  уборке  коридоров,  удалось   выделить   кабинет
пресс-атташе. В результате получилась комната в  десять  квадратных  метров.
Шкаф  использовался,  однако,  для   проявления   фотопленок   и   печатания
фотографий, почему в этой комнате всегда размешался один из сотрудников ЦРУ,
хотя в качестве кабинета резидента ЦРУ она использовалась впервые.
   Тридцатитрехлетний высокий и худой  ирландец  из  Куинса,  Фоули  обладал
потрясающим интеллектом, исключительно  медленной  частотой  сердцебиения  и
бесстрастным лицом игрока в покер. Последнее качество помогло ему  закончить
католический  колледж  Святого  Креста.  На  последнем  курсе  колледжа  его
завербовали в ЦРУ. После окончания учебы  Фоули  проработал  четыре  года  в
газете "Нью-Йорк таймс", чтобы создать себе надежную легенду. В редакции его
помнили  как  неплохого,  хотя  и  несколько  ленивого  репортера,  исправно
предоставлявшего удовлетворительные материалы,  но  не  хватающего  звезд  с
неба. Редактор не расстроился, узнав, что Фоули  уходит  на  государственную
службу,  поскольку  теперь  освобождалось  место  для  молодого   выпускника
факультета журналистики Колумбийского  университета,  обладающего  нюхом  на
новости и бьющей через край энергией. Корреспондент газеты "Нью-Йорк  таймс"
в Москве описывал Эда в своих письмах в редакцию и в разговорах со знакомыми
как человека с посредственными способностями,  да  и  скучного  к  тому  же.
Благодаря  этому  о  нем  сложилось  впечатление,  о  котором  мечтают   все
разведчики: "Фоули? Он недостаточно умен для шпиона". По  этой  и  некоторым
другим  причинам  ему   доверили   связь   с   самым   плодовитым,   глубоко
законспирированным агентом ЦРУ, работавшим на американскую спецслужбу  очень
долгое  время,  под  кодовым   именем   "Кардинал",   полковником   Михаилом
Семеновичем Филитовым. Даже это  кодовое  имя  хранилось  в  такой  глубокой
тайне, что всего пять человек в ЦРУ знали,  что  "Кардинал"  означает  нечто
большее, чем просто высокопоставленный церковный деятель в красной сутане.
   Сведения, поступающие от "Кардинала", проходили под  грифом  "Специальная
разведывательная информация, исключительно для лиц с допуском "дельта"".  Во
всем правительстве США  всего  шесть  человек  были  допущены  к  информации
"дельта". Каждый месяц кодовое наименование  такой  информации  менялось.  В
этом месяце она проходила под наименованием "атлас",  и  знакомиться  с  нею
имели право еще  двадцать  человек.  Но  даже  под  специальным,  меняющимся
ежемесячно кодовым  названием  информация  обязательно  перефразировалась  и
подвергалась некоторой интерпретации, прежде чем  выходила  за  пределы  тех
шести человек, которые составляли группу "дельта".
   Фоули достал кассету из кармана и заперся в темной комнате. Он  настолько
хорошо владел процессом  проявления,  что  мог  заниматься  им  пьяным  и  в
полусонном состоянии. Между прочим, несколько раз так и случалось. Не прошло
и шести минут, как работа была закончена и Фоули привел комнату  в  порядок.
Его бывший редактор был  бы  крайне  изумлен  аккуратностью,  проявленной  в
Москве молодым репортером.
   Далее он следовал процедуре,  разработанной  почти  тридцать  лет  назад.
Фоули осмотрел шесть проявленных кадров с  помощью  увеличительного  стекла,
которым пользуются для изучения слайдов, сделанных 35-миллиметровой камерой.
Через несколько секунд он запомнил каждый кадр и начал печатать  перевод  на
своей портативной пишущей машинке. Это была механическая машинка с настолько
изношенной лентой, что прочитать что-нибудь по ней было  невозможно  никому,
даже КГБ. Подобно большинству репортеров, Фоули печатал плохо. Ему то и дело
приходилось перебивать допущенные опечатки. Бумага, на которой  он  печатал,
была обработана специальным химическим составом, и пользоваться резинкой  он
не мог.  Фоули  понадобилось  почти  два  часа,  чтобы  напечатать  перевод.
Закончив работу, он еще раз убедился в том, что ничего  не  пропустил  и  не
сделал серьезных грамматических ошибок. Убедившись в правильности сделанного
им перевода, с трепетом, который так и не сумел побороть за все  это  время,
он смял пленку, положил комочек в металлическую пепельницу,  поднес  к  нему
спичку, и единственное доказательство существования "Кардинала" превратилось
в пепел. Затем Фоули выкурил сигару, чтобы скрыть характерный запах горелого
целлулоида, сложил и сунул в карман листы бумаги с напечатанным  на  пишущей
машинке текстом и пошел по лестнице вверх, в посольский центр связи. Там  он
набросал невинно выглядящее донесение в почтовый ящик 4108,  Государственный
департамент, Вашингтон: "В ответ на ваш запрос от 29  декабря  сообщаю,  что
отчет по текущим расходам выслан диппочтой. Фоули".  Как  пресс-атташе,  ему
часто приходилось оплачивать счета за выпивку  в  барах  со  своими  бывшими
коллегами, глядящими на него свысока. Фоули ничуть на  них  не  обижался  за
это. В результате ему приходилось  писать  множество  финансовых  отчетов  о
мелких расходах и посылать их для оплаты чиновникам в "Туманное болото", как
принято именовать американскую столицу. Его немало забавляло то, что  братья
по  перу  прямо-таки  из  кожи  вон  лезли,  чтобы  сделать  его   прикрытие
поубедительнее.
   После этого Фоули отправился на поиски дипкурьера посольства.  Хотя  мало
кто знал об этом, этот  аспект  деятельности  посольства  США  в  Москве  не
менялся с тридцатых годов - здесь всегда находился  курьер  Госдепа