ющими  ветрами.  Такой  разговор  навевал  скуку  даже  на
профессионального дипломата, привыкшего к бесцельной болтовне. Нагумо прожил
в  Вашингтоне  уже  достаточно  долго,  чтобы  исчерпать  запас   интересных
замечаний,  и  за  последние  несколько   месяцев   темы   разговора   стали
повторяться. Впрочем, почему он должен отличаться от  других  дипломатов?  -
спросил себя Кук, еще не зная, что в следующее мгновение будет удивлен.
   - Мне стало известно, что  вам  удалось  заключить  важное  соглашение  с
русскими, - произнес Сейджи Нагумо, когда ужин закончился и посуду унесли.
   - Что ты имеешь в виду? - спросил Кук, считая это продолжением  светского
разговора.
   - Мы слышали, что вы ускорили демонтаж межконтинентальных  баллистических
ракет, - добавил японец и сделал глоток вина.
   - У тебя отличные источники информации,  -  заметил  Кук  с  нескрываемым
удивлением. - Вообще-то мы предпочитаем не касаться этой темы.
   - Несомненно, об этом  не  следует  вести  разговоры,  но  разве  это  не
замечательно? - Он поднял свой бокал в дружеском тосте. Довольный американец
ответил ему тем же.
   - Да, конечно, такое событие весьма знаменательно, - согласился  чиновник
Госдепартамента. - Ты ведь знаешь, американская дипломатия стремилась  много
лет, с конца сороковых годов - если мне не изменяет память,  еще  со  времен
Бернарда Баруха<Бернард Маннес  Барух  (1870-1965)  -  крупный  американский
финансист  и  предприниматель>,  -  добиться  уничтожения  оружия  массового
поражения, представляющего такую опасность для человечества. Как тебе хорошо
известно...
   К удивлению Кука, японец прервал его.
   - Мне это понятно куда лучше, чем может тебе показаться,  Кристофер.  Мой
дед жил в Нагасаки, работал механиком на военно-морской  базе,  находившейся
там в то время. Он уцелел при взрыве атомной бомбы, а вот  его  жена  -  моя
бабушка - погибла, о чем я очень сожалею. При последовавшем пожаре он сильно
пострадал - я до сих пор помню следы ужасных ожогов на его теле. Боюсь,  что
пережитое тяжело сказалось на нем, и вскоре он  умер.  -  Печальный  рассказ
звучал очень убедительно, в особенности потому, что был выдуман от начала до
конца.
   - Мне очень жаль, Сейджи. Я  ничего  об  этом  не  знал,  -  сказал  Кук,
сочувствуя другу в его несчастье. В конце концов,  главная  цель  дипломатии
заключается в том, чтобы не допустить войны или, если она все-таки начнется,
положить ей конец с минимальными потерями для обеих сторон.
   - Теперь ты понимаешь, почему я проявляю такой интерес  к  окончательному
избавлению от этого ужасного оружия, - заметил Нагумо, подливая гостю  вино.
Это было великолепное . столовое шабли, превосходно сочетавшееся  с  главным
блюдом.
   -  Ну  что  ж,  твоя  информация  соответствует   действительности.   Мне
неизвестны детали, но кое-что я услышал в столовой за ланчем, - добавил Кук,
давая  понять  своему  другу,  что   обедает   на   седьмом   этаже   здания
Государственного департамента, а не в общедоступном кафетерии.
   - Должен признаться, что мой интерес носит чисто личный  характер.  День,
когда будет уничтожена  последняя  ракета,  станет  для  меня  торжественным
праздником. Я вознесу молитвы духу дедушки и дам понять, что его  смерть  не
была напрасной. Ты не  знаешь,  когда  наступит  этот  знаменательный  день,
Кристофер?
   - Точная дата мне неизвестна, нет. Ее хранят в тайне.
   - Но почему? - удивился Нагумо. - Не понимаю.
   - Думаю, президент собирается превратить этот день во всеобщее торжество.
Роджер любит  время  от  времени  ошеломить  средства  массовой  информации,
особенно теперь, когда выборы не за горами.
   -  А-а,  понятно,  -  кивнул  Сейджи.  -  Значит,   это   не   составляет
государственной тайны,  угрожающей  национальной  безопасности?  -  небрежно
спросил он.
   Кук задумался, прежде чем ответить.
   - Нет, пожалуй. Просто мы будем чувствовать себя более уверенно, зато сам
процесс протекает... в благожелательной атмосфере, скажем так.
   - В таком случае могу я обратиться к тебе с просьбой?
   - Ив чем она состоит? - спросил  Кук,  чувствуя  умиротворение  от  вина,
приятной компании и  того  обстоятельства,  что  уже  в  течение  нескольких
месяцев снабжал японца  информацией  относительно  позиции  США  в  торговых
переговорах между их странами.
   - Ты оказал бы лично мне  большую  услугу,  если  бы  узнал  точную  дату
уничтожения последней ракеты. Дело в том,  -  объяснил  Нагумо,  -  что  мне
требуется время для подготовки к этой весьма важной церемонии.
   Кук едва не произнес: Сейджи, извини, но  это,  строго  говоря,  все-таки
затрагивает проблему национальной безопасности и  я  не  давал  согласия  на
разглашение подобной  информации.  Колебания,  отразившиеся  на  его  обычно
непроницаемом  лице,  и  эмоции,  вызвавшие   их,   нарушили   самообладание
дипломата. Он попытался собраться с мыслями. Действительно, вот  уже  три  с
половиной года он говорит с  Нагумо  о  проблемах,  возникающих  в  торговых
отношениях между их странами, иногда получает от него полезные сведения, что
помогло  ему  подняться  до  ранга  помощника  заместителя  госсекретаря,  а
временами сам снабжает японца информацией, потому что... почему? Да  потому,
что  ему  наскучила  однообразная  работа  в  Госдепартаменте  с   невысоким
жалованьем федерального чиновника,  а  однажды  бывший  сослуживец  дал  ему
понять, что с его опытом, накопленным за пятнадцать лет  службы,  он  вполне
может  уйти  и  стать  консультантом  или  лоббистом,  защищающим   интересы
какой-нибудь частной корпорации. Ведь действительно,  черт  возьми,  неужели
кто-то думает, что он наносит ущерб своей стране? Нет,  конечно,  это  всего
лишь бизнес.
   Разумеется, это не шпионаж, уверил себя Кук,  верно?  Ракеты  никогда  не
были нацелены на Японию. Более того, если  верить  газетам,  они  вообще  не
нацелены никуда, разве что на середину Атлантического океана, и  последствия
их уничтожения никак не  повлияют  на  международную  обстановку.  Никто  не
пострадает от этого. Впрочем, никому это не приносит  и  пользы,  разве  что
уменьшит дефицит бюджета, да  и  то  крайне  незначительно.  Таким  образом,
проблема  национальной  безопасности  никак  не  затрагивается.  Ведь   так?
Конечно. Следовательно, он может передать эту информацию и не нанесет ущерба
своей стране.
   - Хорошо, Сейджи, ради такого случая я попытаюсь узнать для  тебя,  когда
наступит этот день.
   - Спасибо, Кристофер. - На лице Нагумо появилась  улыбка.  -  Мои  предки
будут тебе благодарны. Это будет великим днем для всего мира, мой друг, и он
заслуживает  того,  чтобы  его  отметить  должным  образом.  -  В  некоторых
спортивных играх это называется "проводкой", завершаемой успешным ударом.  В
шпионаже не существует подобного термина.
   - Знаешь, мне тоже так кажется, - согласился Кук, немного подумав. Ему  и
в голову не пришло удивиться тому, насколько простым окажется первый шаг  за
прочерченную им же невидимую линию.

***

   - Это большая честь для меня.  -  Ямата  склонил  голову  в  подчеркнутом
смирении. - Счастлив тот человек, у  которого  столько  мудрых  и  преданных
друзей.
   - Это вы оказали нам такую честь, приняв нас, - вежливо отозвался один из
банкиров.
   - Разве мы не коллеги? Разве не служим одинаково преданно  своей  стране,
своему народу, своей культуре? Вот вы,  Ичики-сан,  какие  прекрасные  храмы
древности  вы  восстановили!  -  Ямата   провел   рукой   над   полированной
поверхностью низкого стола. - Мы все слуги нации и ничего не просим  взамен,
кроме возможности  служить  своей  стране,  приложить  усилия,  чтобы  снова
сделать ее великой. И добиваемся успеха в этом благородном деле,  -  добавил
он. - Итак, могу ли  я  оказаться  полезным  для  моих  друзей?  -  На  лице
промышленника появилось  смиренное  выражение.  Ямата  ждал,  когда  к  нему
обратятся с просьбой, о содержании которой он уже знал. Его единомышленники,
сидящие напротив, за этим же столом,  среди  девятнадцати  гостей,  даже  не
подозревавших  об  этом,  были,  так  же  как  и  он,  мастерами  закулисных
комбинаций. И  все-таки  в  комнате  ощущалось  напряжение,  атмосфера  была
настолько  насыщена  ожиданием,  что  его  дух  ощущали  все,   словно   дух
иноплеменника.
   Взгляды присутствующих то и дело незаметно устремлялись в сторону Мацуды.
Многие действительно думали, что  известие  о  его  финансовых  затруднениях
застанет врасплох Ямату, несмотря на то что просьба об этой встрече не могла
не возбудить его любопытства и не пустить в  дело  огромную  сеть  агентуры,
собирающей сведения обо всем, что  представляло  интерес.  Глава  одного  из
самых крупных в мире концернов заговорил спокойным, полным достоинства, хотя
и печальным голосом. Он не спеша объяснил, что условия,  которые  привели  к
временным финансовым затруднениям, вызваны отнюдь  не  ошибками  руководства
его корпорации, начавшей  с  судостроения,  затем  занявшейся  строительными
работами и бытовой электроникой. В середине восьмидесятых, когда  корпорация
принесла своим акционерам прибыли, о которых они не могли даже  мечтать,  он
занял пост  председателя  совета  директоров.  Мацуда-сан  подробно  излагал
историю своей корпорации, и Ямата не проявлял  ни  малейшего  нетерпения.  В
конце концов, будет лучше  всего,  если  присутствующие  услышат  от  самого
Мацуды рассказ об успехах его корпорации, потому что,  познакомившись  с  ее
взлетом, похожим на расцвет их компаний, они  испытают  страх,  связанный  с
вероятностью собственного разорения. Если этот кретин пожелал стать  крупным
собственником в Голливуде и выбросил на ветер колоссальные деньги,  заплатив
за восемьдесят акров на Мелроуз-булвар и клочок  бумаги,  гласящий,  что  он
имеет право снимать кинофильмы, - ну что ж, разве это не его личное дело?
   - Продажность и бесчестие американцев поистине поразительны, -  продолжил
Мацуда голосом, который обычно слышит католический священник на исповеди, не
понимая, исповедуется ли грешник в своих грехах или просто  оплакивает  свою
неудачу. В данном случае два  миллиарда  долларов  улетучились  с  такой  же
легкостью, словно на них поджаривали сосиски.
   Ямата мог бы сказать: "Я предупреждал вас", но промолчал, потому что  ему
и в голову не приходило высказать такое предупреждение, даже после того, как
его собственные советники по инвестициям, американские  юристы,  внимательно
изучили условия сделки и  убедили  его  в  самых  категорических  выражениях
отказаться от нее. Вместо этого он понимающе кивнул.
   - Мне совершенно ясно, что вы не могли предвидеть такого обмана, особенно
после всяческих заверений со стороны американцев и предложенных вами  взамен
поразительно  выгодных  условий.  Я  думаю,  друзья,  элементарная   деловая
честность просто чужда американцам. - Он обвел взглядом сидящих за столом  и
заметил одобрительные кивки. - Мацуда-сан, разве найдется разумный  человек,
способный обвинить вас в ошибочности суждений?
   - Многие выскажут  такую  точку  зрения,  -  тихо  проговорил  Мацуда,  и
присутствующие отметили его мужество.
   - Только не я, мой друг. Кто из нас обладает  таким  достоинством,  такой
мудростью? Кто еще руководил своей корпорацией с  таким  усердием?  -  Райзо
Ямата печально покачал головой.
   - Меня гораздо больше тревожит то, что такая судьба,  мои  друзья,  может
постигнуть всех нас, - негромко заметил один из банкиров, имея в виду, что у
него в банке находятся закладные на недвижимое имущество Мацуды в Японии и в
Америке и что крушение такой корпорации сократит до  опасно  низкого  уровня
его собственные резервы. Проблема заключалась в том, что, хотя банк способен
устоять после подобного краха не только  теоретически,  но  и  на  практике,
достаточно одного  лишь  подозрения,  что  активы  уменьшились  и  не  столь
значительны, как раньше, чтобы вызвать банкротство, а для такого  подозрения
достаточно какой-нибудь  публикации  не  очень  сведущего  репортера.  После
появления подобной статьи или даже слухов начнется массовое изъятие  вкладов
из банка и наступит  разорение  даже  вполне  платежеспособного  финансового
учреждения. Разумеется, изъятые средства будут затем куда-то вложены - такие
деньги слишком значительны, чтобы их можно было просто спрятать в чулок, - и
попадут в другой банк, принадлежащий аналогичной банковской корпорации,  что
укрепит ее финансовую позицию,  но  повторный  кризис  такого  рода,  вполне
возможный в  создавшихся  обстоятельствах,  может  стать  началом  всеобщего
краха.
   Никто не упомянул, а большей частью  и  не  подумал,  что  присутствующие
здесь необдуманными действиями сами навлекли на себя эту беду.  Ни  один  из
них не замечал собственной слепоты - или почти ни один, подумал Ямата.
   - Основная  проблема  заключается  в  том,  что  экономика  нашей  страны
покоится не на твердом фундаменте, а на песке, - философски начал  Ямата.  -
Какими бы глупыми и слабыми ни были американцы, судьба дала  им  то,  в  чем
отказала нам. В результате мы,  несмотря  на  наш  ум,  всегда  находимся  в
подчиненном положении. - Все это он говорил не в первый раз,  однако  только
сейчас к его словам начали прислушиваться, и  Ямате  потребовалось  все  его
самообладание, чтобы удержаться от презрительной усмешки.  Он  посмотрел  на
одного из присутствующих, того, кто упорно не соглашался с ним.
   - Помните, как вы  говорили,  что  наша  сила  заключается  в  прилежании
японских рабочих и в искусстве инженеров? Вы были  тогда  совершенно  правы,
мой  друг.  Это  действительно  источник  нашей  силы,  и,  более  того,  он
недоступен американцам.  Однако  судьба  по  каким-то  собственным  причинам
оказалась снисходительной  к  ним,  они  сумели  парализовать  присущие  нам
сильные стороны и превратили случайную удачу в реальную мощь, а именно  мощи
нам и не хватает. - Ямата сделал паузу,  стараясь  проникнуть  в  настроение
аудитории, прочесть, что  в  действительности  скрывается  за  бесстрастными
лицами присутствующих.
   Несмотря на то что он сам был порождением этой культуры  и  лучше  других
знал правила, которым подчинялись  ее  представители,  ему  придется  сейчас
пойти на риск. Наступил решающий момент, в этом не приходится сомневаться. -
Но и не в том главное. Они выбрали такой путь, тогда как  мы  отказались  от
него. И вот теперь нам приходится расплачиваться за эту ошибку. Однако у нас
есть выход.
   - В чем же он состоит? - не выдержал кто-то из слушателей.
   - Сейчас, друзья мои, судьба улыбнулась нам и перед нами открылся путь  к
подлинному величию. На самом пороге катастрофы мы  увидели  сияющие  вершины
славного будущего.
   Ямата напомнил  себе,  что  пятнадцать  лет  ждал  этого  момента.  Затем
сосредоточился на том, как ему лучше сформулировать свою мысль.  Внимательно
наблюдая за лицами сидящих вокруг стола, он лишь теперь понял, что на  самом
деле ждал этого момента с тех самых пор, как ему исполнилось десять лет и  в
феврале 1944 года он один из всей семьи поднялся на  борт  корабля,  который
направлялся от Сайпана к берегам Японии. Он все  еще  помнил,  как  стоял  у
поручней, глядя на мать, отца, младших братьев и сестер, провожавших его  на
причале. Он старался тогда казаться  мужественным,  но  с  трудом  сдерживал
слезы, зная, как это знает ребенок, что увидит их снова, и  в  то  же  самое
время понимая, что видит их в последний раз.
   Американцы убили их, стерли его семью с лица земли, заставили покончить с
собой, броситься с отвесных утесов в бушующее жадное море,  потому  что  все
граждане Японии, будь то военные или мирные  жители,  были  для  американцев
всего лишь животными. Ямато помнил, как слушал по радио сообщения о том, как
"дикие орлы" из Кидо Бутай  сокрушили  американский  флот,  как  непобедимые
солдаты  императорской  армии  сбросили  ненавистных  американских   морских
пехотинцев в море, как они затем уничтожили множество  их  в  горах  острова
Сайпан, который перешел в руки американцев после первой  мировой  войны.  Но
даже тогда он понимал всю бессмысленность таких сообщений,  потому  что  все
это было ложью, несмотря на утешительные слова дяди.  Затем  в  радиосводках
заговорили о других битвах, победах, одержанных  над  американцами,  которые
все ближе и ближе подбирались к японским островам, он помнил  слепую  ярость
от мысли о том, что его огромная и могучая страна не в силах остановить этих
варваров, ужас от налетов бомбардировщиков, появлявшихся сначала днем, потом
ночью, которые сжигали его страну город за городом. Красный свет  гигантских
пожаров, освещавших небо иногда вблизи,  иногда  у  самого  горизонта,  ложь
дяди, пытавшегося успокоить мальчика, и, наконец, облегчение в  его  глазах,
когда все кончилось. Вот только Райзо конец войны не принес облегчения  -  у
него больше не было семьи, она исчезла, и когда он впервые увидел американца
- огромного рыжеволосого солдата с веснушками, усыпавшими молочно-белую кожу
лица, котбрый дружески погладил его по голове, словно собаку, - уже тогда он
знал, как выглядит враг.
   Ответил ему не Мацуда. Сейчас он не  должен  отвечать.  Заговорил  другой
промышленник, тот, чья корпорация по-прежнему сохраняла  свою  мощь  или  по
крайней мере казалась  таковой.  И  это  был  тот,  кто  никогда  раньше  не
соглашался с ним,  пусть  и  не  высказывая  этого.  И  хотя  присутствующие
продолжали смотреть перед собой, их  мысли  обратились  к  нему.  Нарушивший
молчание посмотрел на стоящую перед ним полупустую чашку с  чаем  -  встреча
была слишком важной для алкоголя - и заговорил, не  поднимая  головы,  боясь
встретиться с взглядами остальных, чтобы не увидеть испуганных глаз.
   - Каким образом, Ямата-сан, нам удастся осуществить ваше предложение?

***

   - Без обмана? - удивился  Чавез.  Он  говорил  по-русски,  потому  что  в
Монтерее пользоваться английским не разрешалось, а овладеть этим  выражением
на японском языке Динг еще не успел.
   - Совершенно точно, я сумел завербовать четырнадцать человек, - небрежно,
стараясь скрыть гордость, ответил бывший майор КГБ Олег Юрьевич Лялин.
   -  И  Москва  не  захотела  воспользоваться  твоей  агентурной  сетью?  -
недоверчиво спросил Кларк.
   - Без меня никто не может сделать этого. -  Лялин  улыбнулся  и  постучал
согнутым указательным пальцем по виску. - Они  все  здесь.  И  в  результате
"Чертополох" спас мне жизнь.
   Черт побери! - едва не воскликнул Кларк. То, что Райан сумел  выторговать
у КГБ их резидента и вывезти его в США живым, было более  чем  чудом.  Лялин
предстал перед закрытым судом  военного  трибунала,  который  тут  же  вынес
приговор - КГБ действовал в таких случаях  без  промедления,  -  оказался  в
камере смертников и  уже  ждал  рокового  часа.  Он  был  отлично  знаком  с
процедурой. Ему сообщили, что казнь состоится через неделю, отвели в кабинет
начальника тюрьмы,  поставили  в  известность  о  праве  каждого  советского
гражданина обратиться к президенту
   СССР с прошением о помиловании  и  предложили  написать  такое  прошение.
Более наивные люди могли бы счесть такой жест властей  искренним,  но  Лялин
знал, что это не так. Цель подобного предложения заключалась  в  том,  чтобы
успокоить  приговоренного  и  упростить  процедуру  приведения  приговора  в
исполнение.  После  того  как  прошение  написано  и  уложено   в   конверт,
приговоренного отведут обратно в камеру, исполнитель выскочит из-за открытой
двери справа, приставит к его виску пистолет и выстрелит. Вот почему не было
ничего удивительного в том, что  рука  Лялина,  сжимавшая  шариковую  ручку,
дрожала, а колени подгибались, словно ватные. После завершения  ритуала  его
отвели обратно  в  подвал,  и  Лялин  вспомнил  свое  изумление,  когда  ему
предложили собрать вещи и следовать за охранником.  Это  изумление  возросло
еще больше, когда он снова оказался в кабинете начальника тюрьмы,