и
сотрудников  корпорации,  но  в  первую  очередь  именно  на  него,  Джорджа
Уинстона, потому что его имя служило гарантом успеха.
   Доверие  такого  множества  людей  лежало,  на  плечах  Уинстона   тяжким
бременем, он нес его с чувством гордости  и  сознанием  ответственности,  но
всему когда-то приходит конец. Наступил  момент,  когда  он  должен  уделить
время семье, преданной жене и пяти детям. Он устал повторять им,  что  занят
на работе, и слышать в ответ, что они понимают это. С одной стороны,  в  нем
нуждались столько людей, с другой - всего несколько. Но разве эти  несколько
не были его самыми близкими?
   Райзо Ямата вкладывал в покупку  акций  значительную  часть  собственного
состояния  и  немалую  долю  корпоративных  средств  промышленных  компаний,
находящихся под его контролем.  И  хотя  Уинстон  настаивал  на  том,  чтобы
осуществить сделку без большого шума, что было вполне понятным для тех,  кто
работали на инвестиционном  рынке,  избежать  слухов  оказалось  невозможно,
поэтому необходимо,  чтобы  деньги,  изъятые  из  активов  корпорации,  были
возмещены человеком, заменяющим его на  посту  президента.  Это  восстановит
доверие вкладчиков. Кроме того, такой шаг еще  больше  укрепит  связь  между
американскими и японскими финансовыми системами. Уинстон  наблюдал  за  тем,
как ставили подписи под документами,  осуществляющими  перевод  денег  между
банками шести стран, ради чего управляющие этими банками все еще  оставались
в своих кабинетах в этот поздний для них час. Богатый и влиятельный  человек
этот Райзо Ямата.
   Впрочем, нет, хитрый и ловкий, поправил себя Уинстон.  После  выпуска  из
Уортонской школы бизнеса он встречал множество умных и пронырливых  дельцов,
и все были расчетливыми и  практичными  людьми,  пытающимися  скрыть  хищные
инстинкты за маской добродушия. Он  быстро  научился  распознавать  их,  это
оказалось так просто. Ямата полагал, наверно, что  унаследованные  им  черты
позволяют  более  умело  скрывать  свои  чувства,  точно  так  же,  как  он,
несомненно, считал себя очень проницательным финансистом, играющим в  данном
случае на понижение - или на повышение, улыбнулся Уинстон. Может  быть,  так
оно и есть, а может - и нет, подумал  он,  глядя  на  сорокафутовый  красный
стол. Но почему на его лице не отражается  никакого  волнения?  Японцы  тоже
испытывают эмоции. Уинстону приходилось иметь дело с финансистами из  Страны
восходящего солнца, и всякий раз они выражали удовольствие,  если  удавалось
добиться крупного успеха на Уолл-стрите.  Стоит  им  выпить  немного,  и  по
поведению их  вообще  трудно  отличить  от  американцев.  Да,  конечно,  они
сдержаннее, может быть, немного застенчивы, но неизменно вежливы, что  очень
нравилось Уинстону. Жителям Нью-Йорка было бы неплохо перенять у них  манеру
держаться. Вот оно, вот в чем дело, понял Уинстон. Ямата вежлив, как  и  все
японцы, но вежливость его неискренняя. Для него она всего лишь прикрытие, за
которым скрывается маленький робот без чувств и эмоций. А застенчивостью тут
и не пахнет...
   Пожалуй, нет, это тоже не объяснение, подумал Уинстон, наблюдая  за  тем,
как документы передвигаются все ближе к нему. Просто стена, отделяющая Ямату
от остального мира, выше и  толще,  чем  у  других  людей,  и  потому  лучше
скрывает  его  чувства.  Зачем  ему  понадобилось  воздвигать  такую  стену,
изолировать  себя  от  окружающих?  Ведь  в  этом  зале  нет   необходимости
оставаться в одиночестве, здесь он среди равных, более  того,  его  окружают
партнеры. Ямата только что поставил  подпись  под  документами,  передающими
Уинстону  значительную  часть  своего  состояния,  и   теперь   его   личное
благополучие зависело от благополучия  партнеров.  Выплатив  Уинстону  почти
двести миллионов долларов, Ямата  стал  обладателем  более  одного  процента
денежных средств, находящихся в распоряжении "Коламбус групп".  Это  сделало
его самым крупным вкладчиком. Теперь он мог  контролировать  каждый  доллар,
каждую акцию и каждый опцион, составляющие активы гигантской корпорации. Да,
конечно,  "Коламбус"  не  была  самой  крупной  инвестиционной   фирмой   на
Уолл-стрите, но все-таки входила в число лидеров. На эту корпорацию обращали
внимание, интересовались направлением ее развития, тенденциями деятельности.
Ямата стал руководителем не просто инвестиционной фирмы, теперь он  вошел  в
число избранных, занял место в  иерархии  дельцов  Уолл-стрита,  управляющих
финансами  страны.  Его  имя,  ранее  почти  неизвестное  в  Америке,  будут
произносить с  уважением.  Только  этого  было  достаточно,  чтобы  на  лице
японского финансиста появилась улыбка, подумал Уинстон. Но нет, оно осталось
непроницаемым и бесстрастным.
   Вот и последний документ,  его  передал  один  из  заместителей,  который
станет заместителем Яматы, как только на документе появится  его,  Уинстона,
подпись. Как все просто!  Одна-единственная  подпись,  ничтожное  количество
синих  чернил,  нанесенных  на  бумагу  определенным  образом,  -  и   конец
одиннадцати годам напряженного труда. Эта подпись  передавала  дело  в  руки
человека, намерения которого оставались загадкой.
   А зачем мне понимать их? - подумал он. Ямата  будет  продолжать  добывать
деньги для себя и для остальных - точно так же, как это делал я сам. Уинстон
достал ручку и, не поднимая головы, поставил подпись. Если его  интересовали
намерения Яматы, об этом нужно было думать раньше.
   Он услышал хлопок пробки  от  шампанского  и,  посмотрев  вокруг,  увидел
улыбающиеся лица своих бывших подчиненных. Заключив эту сделку, он стал  для
них символом успеха. Ему всего сорок лет, он обладает  огромным  состоянием,
добился неслыханного успеха и сумел оставить деятельность, требующую  такого
неотступного напряжения. Теперь он сможет наслаждаться плодами своего труда.
Какими бы умными ни были окружающие его люди, вряд ли  у  кого-либо  из  них
хватит смелости попытаться повторить пройденный им  путь.  Но  даже  в  этом
случае  почти  все  потерпят  неудачу,  подумал  Уинстон.  И   все-таки   он
превратился для них  в  живой  символ,  подтверждающий  возможность  успеха.
Какими бы циничными и крутыми  ни  были  эти  профессионалы  инвестиционного
бизнеса, у всех в глубине души скрывалась одна мечта - составить состояние и
уйти от дел, избавиться от  невероятного  напряжения,  вечных  поисков,  как
удачнее  вложить  капитал,  в  стопках  оценок,  докладов  и   аналитических
обобщений, как завоевать репутацию, привлечь к себе побольше клиентов  и  их
денег. Схватить сундук с золотом у края радуги - и тут  же  отыскать  выход.
Яхта, особняк во Флориде, другой на Виргинских островах, еще один  в  горном
Аспене, возможность  иногда  поспать  до  восьми  утра,  поиграть  в  гольф.
Привлекательность такого будущего была неотразимой.
   Тогда почему не воспользоваться предоставившейся возможностью сейчас?
   Боже милостивый, что он наделал? Вот проснется завтра утром  и  не  будет
знать, чем заняться. Неужели можно разом отключиться от всего этого?
   Поздновато спохватился, Джордж, напомнил  он  себе,  протягивая  руку  за
бокалом французского шампанского и делая традиционный глоток.  Потом  поднял
бокал в молчаливом тосте, обращенном к Ямате, как того требовала традиция. И
тут он увидел улыбку на лице японца, - улыбку, которой следовало ожидать, но
которая удивила его. Это была улыбка победителя. Но почему? -  спросил  себя
Уинстон.  Ямата  заплатил  запрошенную  сумму.  В  такой  сделке  не  бывает
победителей или побежденных. Уинстон забирал свои  деньги,  Ямата  вкладывал
свои. И  все-таки  эта  насмешливая  улыбка  казалась  какой-то  неуместной,
особенно потому, что Уинстон не мог понять ее причины. Он пил игристое вино,
пытаясь разобраться в происшедшем. Будь улыбка  дружеской  и  вежливой,  все
было  бы  в  порядке.  Но  за  нею  скрывалось  что-то  другое.  Их  взгляды
перехлестнулись, хотя никто не заметил этого, и,  хотя  здесь  не  произошло
никакого сражения и не было победителя, создалось впечатление, что за столом
происходили военные действия.
   Как это понять? Уинстон тут же обратился за ответом к  своим  инстинктам.
Что мелькнуло во взгляде Яматы - жестокость?  Может  быть,  он  относится  к
числу  тех  финансистов,  которые   рассматривают   свою   деятельность   на
Уолл-стрите как битву?  Когда-то  Уинстон  тоже  придерживался  такой  точки
зрения, но с годами перерос ее. Конкуренция  всегда  была  ожесточенной,  но
проходила в цивилизованных рамках. На Уолл-стрите  все  соперничали  друг  с
другом, но это соперничество, пусть временами жестокое, оставалось дружеским
до тех пор, пока все придерживались одинаковых правил.
   Значит, вы не собираетесь принимать участие в биржевой  игре?  -  захотел
спросить Уинстон и тут же понял, что уже слишком поздно.
   Он попробовал новый тактический ход, стараясь разобраться в этой схватке,
начавшейся так неожиданно, и снова поднял бокал в молчаливом тосте, глядя на
преемника, в то время как все остальные в зале продолжали беседовать друг  с
другом, не обращая внимания на происходящее. Ямата ответил ему тем же, и  на
лице его появилось еще более высокомерное  выражение,  словно  он  стремился
выразить презрение по отношению к глупости человека, только что  уступившего
ему контрольный пакет.
   Но разве всего несколько минут  назад  вы  не  скрывали  так  умело  свои
чувства? - мысленно спросил Уинстон. Тогда почему такое открытое  презрение?
Неужели вы считаете, что добились чего-то... куда более  значительного,  чем
мне известно? Но чего?
   Уинстон повернул голову и посмотрел на зеркальную гладь гавани.  Внезапно
ему надоела эта игра, пропал интерес к победе,  которую,  как  считает  этот
желтый ублюдок, он, японец, одержал..
   Ну и черт с тобой, подумал он, я уже далек от всех этих сражений и  войн.
Я ничего не потерял, наоборот, обрел свободу, получил деньги, у меня  теперь
есть все. Отлично, теперь вы стали главой корпорации, будете  управлять  ею,
грести деньги, для  вас  всегда  будет  место  в  любом  клубе  и  ресторане
Нью-Йорка, вы можете тешить себя своим могуществом, и,  если  считаете,  что
одержали победу, пусть будет так. Но это не победа над кем-то, подумал
   Уинстон.
   Жаль, конечно. Уинстон со  своей  обычной  проницательностью  понял  все,
опознал все составляющие, относящиеся к делу. Однако впервые в жизни ему  не
удалось собрать эти составляющие в единое целое.  Это  не  было  его  виной.
Уинстон отлично разбирался в собственной игре, но ошибочно предполагал,  что
все остальные играют в нее же. Он просто не знал, что есть и другие игры.

***

   Чет Номури прилагал все усилия, чтобы не обнаружить в себе  американского
гражданина. Он принадлежал к четвертому поколению  японцев,  поселившихся  в
Соединенных Штатах, - первый из его предков прибыл в Америку в самом  начале
века,  еще  до  заключения  "джентльменского  соглашения"  между  Японией  и
Америкой, ограничивающего дальнейшую иммиграцию.  Он  почувствовал  бы  себя
оскорбленным, если бы всерьез  задумался  над  этим.  Куда  более  серьезным
оскорблением было происшедшее с его предками, несмотря на то что  они  стали
ужа.  полноправными  американскими   гражданами.   Дед   Чета   с   радостью
воспользовался  предоставившейся  возможностью  доказать  свою   преданность
родине, служил в 442-й  полковой  боевой  группе,  вернулся  домой  с  двумя
"Пурпурными сердцами" за ранения  и  нашивками  главного  сержанта.  Там  он
обнаружил, что семейное предприятие - магазин конторских  принадлежностей  -
продано за бесценок,  а  семья  интернирована  в  лагерь  для  лиц  японской
национальности. Проявив стоическое терпение, он начал все с  самого  начала,
создал предприятие с новым и недвусмысленным  названием  "Конторская  мебель
ветерана", заработал достаточно денег,  чтобы  заплатить  за  обучение  трех
сыновей в колледже и за их дальнейшее образование. Отец Чета стал хирургом и
занимался  операциями  на  сосудах  -  это  был  невысокий  бодрый  мужчина,
родившийся в лагере. По этой причине и чтобы порадовать его  деда,  родители
вместе со знанием языка сохранили некоторые японские традиции.
   И сделали это весьма кстати, подумал  Номури.  За  несколько  недель  ему
удалось преодолеть проблему акцента, и теперь, сидя  в  токийской  бане,  он
говорил по-японски так хорошо, что сидящие с ним рядом задумывались только о
том, из какой префектуры он приехал. У него были  документы  на  выходца  из
нескольких префектур. В  действительности  он  являлся  оперативным  агентом
Центрального разведывательного  управления,  выполнял  задание  Министерства
юстиции,  и  при  всем  этом  Госдепартамент  даже  не  подозревал   о   его
существовании. От своего отца-хирурга он научился  смотреть  только  вперед,
заниматься тем, что ему по плечу, и никогда не оглядываться назад, вспоминая
о том, чего изменить уже никак  нельзя.  Вот  почему  его  семья  незаметно,
постепенно и с таким успехом обосновалась в Америке, напомнил себе Чет, сидя
по горло в горячей воде.
   Правила поведения в японской бане очень просты. Тут можно говорить о  чем
угодно, кроме своей работы, и даже о работе тоже можно говорить при условии,
что речь идет о слухах и сплетнях, а не о конкретных деталях  того,  как  ты
зарабатываешь деньги и какие сделки заключаешь. При такого рода ограничениях
практически все было открыто для обсуждения в этой на удивление неформальной
обстановке, несмотря  на  крайнюю  скрытность,  существующую  в  этом  самом
закрытом в мире обществе. Номури появлялся в бане  каждый  день  примерно  в
одно и то же  время  и  делал  это  уже  достаточно  долго,  чтобы  те,  кто
встречались с  ним  здесь,  успели  познакомиться  и  почувствовать  к  нему
дружеское расположение. Теперь он уже знал все об их женах и семьях,  а  они
знали все о его семье - вернее, о семье из  "легенды",  придуманной  им  для
себя и  ставшей  для  него  такой  же  реальной,  как  жизнь  в  том  районе
Лос-Анджелеса, где он вырос.
   - Мне нужна любовница, - в который раз повторил Кацуо Таока. - С тех  пор
как у нас родился сын, жене нужен только телевизор.
   - Женщины вечно жалуются, -  согласился  другой  служащий  при  одобрении
остальных мужчин, сидящих в бассейне.
   - Любовница дорого  обходится,  -  заметил  Номури  -  он  сидел  в  углу
бассейна, пытаясь догадаться, о чем говорят жены,  сидя  в  бассейнах  своих
банных отделений. - На нее надо тратить много денег и времени.
   Из этих двух понятий - деньги и время  -  последнее  было  более  важным.
Каждый из молодых  служащих,  с  которыми  познакомился  в  бане  Номури,  -
оказалось трудно провести границу между теми, кто были  просто  клерками,  и
теми, кто занимали руководящие должности, потому что в Японии граница  между
этими двумя категориями была весьма  расплывчатой,  -  неплохо  зарабатывал,
однако за высокое жалованье приходилось платить: они были навсегда прикованы
к своим корпорациям, как углекопы к шахтам Теннесси во времена  Эрни  Форда.
Обычно им приходилось вставать еще до рассвета, ехать на пригородном поезде,
допоздна и без отдыха работать в переполненных  офисах,  возвращаясь  домой,
когда жена и дети уже спят. И хотя Номури еще  до  приезда  в  Токио  многое
узнал о Японии из телевизионных программ и материалов, предоставленных в его
распоряжение, он  все-таки  был  потрясен  тем,  как  напряженная  работа  и
непреходящее стрессовое  состояние  разрушительно  действуют  на  социальную
структуру общества, здесь  даже  сама  семейная  жизнь  уже  находилась  под
угрозой. Все это особенно удивляло Номури, потому  что  именно  традиционная
прочность японской семьи позволила его предкам выжить и  добиться  успеха  в
Америке, где расизм казался почти непреодолимым препятствием.
   - Это верно, дорого, - мрачно согласился Таока,  -  но  где  еще  мужчина
найдет то, что ему требуется?
   - Да, - донесся голос с другой стороны бассейна. Вообще-то,  скорее,  это
была огромная ванна. - Стоит дорого, но сколько не заплатишь  за  то,  чтобы
почувствовать себя мужчиной?
   - А вот для наших боссов все куда проще, - заметил Номури, не зная,  куда
может завести этот разговор. Он все еще находился на предварительной  стадии
своего задания, все еще создавал основу для осуществления своей операции, не
спешил, выполняя приказание, данное ему Эдом и Мэри-Пэт Фоули.
   - Ты бы только видел, как хорошо устроился Ямата-сан,  -  заметил  другой
служащий и многозначительно засмеялся.
   - Что ты имеешь в виду? - спросил Таока.
   - Он - приятель Гото, - заговорщицки пояснил тот.
   - А-а, политикана - да, конечно!
   Номури оперся спиной о стенку бассейна  и  закрыл  глаза,  чувствуя,  как
горячая вода обволакивает  и  расслабляет  его,  и  стараясь  не  обнаружить
интереса, хотя его мозг заработал, как магнитофон, записывая каждое слово.
   - Политикан, - сонно пробормотал он. - Хм...
   - В  прошлом  месяце  мне  довелось  отвозить  ему  кое-какие  документы,
недалеко отсюда, дом в тихом  месте.  Бумаги  касались  предстоящей  сделки,
которую, кстати, он заключил  сегодня.  Хозяином  дома  оказался  Гото,  они
развлекались.  Меня  пустили  внутрь.  Похоже,  Ямата-сан  хотел,  чтобы   я
посмотрел, как они живут. Вы бы только  видели  девушку,  которая  сидела  с
ними... - В голосе говорившего прозвучал  благоговейный  трепет.  -  Высокая
блондинка, а груди...
   - И где только они  покупают  себе  американских  любовниц?  -  похотливо
хихикнув, вмешался в беседу еще один из присутствовавших.
   - И девушка знала свое место, - продолжал рассказчик.  -  Пока  Ямата-сан
просматривал документы, она терпеливо сидела и молчала. И никакого стыда.  А
какие груди! - закончил он.
   Значит, слухи о Гото соответствуют действительности,  подумал  Номури.  И
как только, черт побери, такие люди достигают подобных вершин в политике?  -
мысленно спросил он и лишь через секунду  укорил  себя  за  глупость  такого
вопроса. Политические деятели вели себя так еще до начала Троянской войны.
   -  Продолжай,  продолжай  не  останавливайся,  -  настоятельно   попросил
рассказчика  Таока.  Тот  начал  говорить  дальше.  Он   приковал   к   себе
восторженное внимание слушателей, которые уже знали все,  что  только  можно
знать, о женах присутствующих и теперь  желали  побольше  узнать  о  "новой"
девушке во всех клинических подробностях.
   - Да кому нужны эти  американки?  -  недовольно  пробормотал  Номури,  не
открывая глаз. - Высокие, большеногие, развязные и...
   - Пусть рассказывает дальше, - прервал его чей-то возбужденный голос.
   Номури пожал плечами, подчиняясь воле большинства, но запоминая при  этом
каждое слово. Служащий, возивший документы Ямате, сумел заметить  достаточно
много, и меньше чем через минуту у Номури было подробное описание  внешности
девушки. Его отчет об услышанном  в  бане  через  местного  резидента  будет
послан в Лэнгли - ЦРУ  вело  подробную  картотеку,  куда  заносились  личные
привычки  политических  деятелей  всех  стран   мира.   В   разведывательном
сообществе не существовало ненужных фактов, хотя  Номури  надеялся  получить
более полезную для него информацию, чем сексуальные наклонности Гото.

***

   Они отчитывались об осуществленной операции на "Ферме" -  ее  официальное
название Форт-Пири, - которая служила лагерем подготовки ЦРУ и располагалась
недалеко от магистрального шоссе 64, между  Уильямсбургом  и  Йорктауном,  в
штате Виргиния. Прохладительные  напитки  осушались  банка  за  банкой.  Оба
оперативника, склонившись над картами, рассказывали о  своем  шестинедельном
пребывании в песчаной пустыне, которое закончилось так успешно. По сообщению
Си-эн-эн суд над Корпом начнется на следующей  неделе.  Исход  его  нетрудно
было предугадать. Где-то в этой экваториальной стране уже купили  пятнадцать
футов пеньковой веревки толщиной в три четверти дюйма, и теперь  оба  агента
Ц