тся и затем  придет  область
высокого давления. Сегодня вечером нас покачает, зато дальше наступят четыре
дня хорошей погоды. - Ореза не высказал вслух своего совета,  да  это  и  не
требовалось. Два старых моряка понимали друг друга без слов.
   Уэгенер кивнул, соглашаясь.
   - Передай в Мобил,  чтобы  отложили  прибытие  вертолета  до  завтрашнего
полудня.
   - Слушаюсь, капитан. Незачем рисковать вертолетом для перевозки дерьма.
   - Ты прав, Португалец. И позаботься об Уилкоксе.  Нужно  сообщить  ему  о
погоде - вдруг шторм изменит направление. - Уэгенер взглянул на часы. - Пора
садиться за бумаги.
   - Завтра предстоит нелегкий день, Рэд.
   - Это верно.
   Каюта Уэгенера была, разумеется, самой большой на фрегате и единственной,
рассчитанной на одного  человека,  потому  что  уединенность  и  одиночество
являлись роскошью, по традиции принадлежащей  шкиперу.  Но  "Панаш"  не  был
крейсером, и потому каюта Уэгенера чуть превышала площадью десять квадратных
метров, правда, с отдельным гальюном  -  удобство,  за  которое  на  корабле
стоило бороться. На протяжении всей своей карьеры в береговой охране Уэгенер
всячески избегал канцелярской работы. У него был помощник, способный молодой
лейтенант, и на него капитан взваливал столько канцелярской работы,  сколько
позволяла его совесть. Таким образом, на долю Уэгенера выпадало два или  три
часа в день, во время которых он корпел над бумагами. Капитан набросился  на
документы с энтузиазмом приговоренного, идущего к виселице.  Полчаса  спустя
он понял, что сегодня эта работа  давалась  ему  труднее  обычного.  Уэгенер
никак не мог сосредоточиться - убийство на борту яхты постоянно вторгалось в
его сознание.
   Убийство в море, подумал он, глядя на  иллюминатор  в  правой  переборке.
Конечно, нельзя считать это таким уж необычным. Ему  приходилось  слышать  о
нескольких случаях, хотя непосредственно капитан не имел  к  ним  отношения.
Однажды на корабле у побережья  Орегона  обезумевший  матрос  едва  не  убил
своего товарища.
   Впоследствии оказалось, что у бедняги опухоль головного мозга, от которой
он и умер позднее, вспомнил Рэд. "Пойнт Габриэль"  вышел  в  море  и  забрал
безумца, уже связанного  по  рукам  и  ногам  и  усыпленного  большой  дозой
транквилизатора. Этим и ограничивалось непосредственное знакомство  Уэгенера
с насилием в море. По крайней  мере  с  тем  насилием,  источником  которого
является человек. Море само по себе достаточно  опасно  и  без  человеческой
помощи. Подобная мысль все время возвращалась к нему, как  надоевший  припев
песни. Он попытался вернуться к работе, но безуспешно.
   Уэгенер нахмурился, недовольный  собственной  нерешительностью.  Нравится
ему канцелярская работа или нет,  она  составляет  часть  его  обязанностей.
Капитан раскурил трубку, надеясь, что это поможет сосредоточиться. Но и  это
не помогло.
   Уэгенер выругался про себя, отчасти изумленно, отчасти с раздражением,  и
вошел в гальюн, чтобы напиться. Разложенные на столе бумаги тянули  к  себе.
Он взглянул в зеркало и понял, что нужно побриться.  В  то  же  самое  время
бумаги сиротливо лежали на столе, и канцелярская работа не продвигалась.
   - Ты стареешь, Рэд, - сообщил он лицу в  зеркале.  -  Становишься  старым
маразматиком.
   Уэгенер  решил,  что  сначала  побреется.  Он  совершал   эту   процедуру
старомодным способом, с помощью мыльной пены и кисточки, и его  единственной
уступкой современности  была  безопасная  бритва.  Уэгенер  намылил  лицо  и
наполовину побрился, когда раздался стук в дверь.
   - Заходите!
   В дверях стоял боцман Райли.
   - Извините, капитан, я не знал, что вы...
   - Ничего страшного, Боб, в чем дело?
   - Я подготовил первый черновик отчета о досмотре яхты,  сэр.  Решил,  что
вам захочется его прочитать.  Мы  записали  свидетельства  всех  на  аудио-и
видеопленку. Майерс снял копию видеокассеты происшедшего на  яхте.  Оригинал
находится в ящике с остальными вещественными доказательствами,  а  сам  ящик
заперт в сейфе с секретными документами, как  и  полагается  по  инструкции.
Если хотите, у меня с собой копия черновика.
   - О'кей, положи на стол. Что-нибудь новое от наших гостей?
   - Нет, сэр. А день сегодня просто великолепный.
   - День-то великолепный, а вот я занимаюсь проклятыми бумагами.
   - Боцман трудится с утра до ночи,  а  шкипер  и  ночью  спать  не  хочет,
продекламировал Райли.
   - Не следует издеваться над своим капитаном, боцман.  -  Уэгенер  подавил
смех, лишь когда вспомнил, что держит бритву у своего горла.
   - Покорно прошу извинения у капитана. Между прочим, сэр,  мне  тоже  есть
чем заняться.
   - Юноша, который стоял у пулемета сегодня утром,  нуждается  в  лекции  о
безопасности. Он не отвел вовремя пулемет от яхты. Только не надо слишком уж
его ругать, - заметил Уэгенер, закончив бриться. - А я поговорю  с  мистером
Петерсоном.
   - Вы правы, сэр, с этими вещами нужно обращаться  осторожно.  Поговорю  с
парнем сразу после очередного обхода.
   - Я тоже хочу осмотреть судно - вечером ожидается шторм.
   - Португалец уже сказал мне. Мы все принайтовим.
   - Хорошо, Боб, скоро увидимся.
   - Есть, сэр. - Райли вышел из каюты.
   Уэгенер убрал  свои  бритвенные  принадлежности  и  снова  сел  за  стол.
Черновик доклада о высадке на яхту  и  аресте  подозреваемых  лежал  сверху.
Сейчас  печатается  окончательный,  полный  вариант  того  же,  но   капитан
предпочитал ознакомиться с черновиком. Он, как  правило,  был  более  точен.
Уэгенер  просмотрел  его,  отхлебывая  из  чашки  холодный   кофе.   Цветные
фотографии, сделанные "Полароидом", лежали в  кармане  пластиковой  обложки.
Они не улучшили его настроение, и так плохое из-за навалившейся канцелярской
работы. Капитан решил вложить видеокассету в свой плеер и просмотреть запись
перед обедом.
   Качество   съемки   было   намного   хуже   того,   что   можно   назвать
профессиональной  работой.   Вести   съемку   портативной   телекамерой   на
раскачивающейся яхте оказалось почти невозможно, да и не хватало  света  для
получения достаточно высокого качества кадров. И несмотря на  все  это,  то,
что увидел капитан, встревожило его. Микрофон схватывал отрывки разговора, и
время  от  времени  экран  ярко  освещался,  когда  срабатывала  фотовспышка
"Полароида".
   Было совершенно очевидно,  что  на  борту  "Основателя  империи"  погибли
четыре человека, и все они оставили после себя кровавые следы.  Пятна  крови
не были слишком уж выразительными,  однако  воображение  заполняло  пробелы.
Койка в каюте, судя по всему принадлежавшая сыну, была обильно залита кровью
в районе подушки.
   Выстрел  в  голову.   Еще   три   комплекта   кровавых   пятен   украшали
кают-компанию. В этом помещении на борту яхты  было  наиболее  просторно,  и
именно  здесь  пираты  развлекались.  Развлекались,  подумал  Уэгенер.   Три
комплекта кровавых пятен. Два рядом, один в стороне. У владельца  яхты  были
привлекательная жена и дочь тринадцати лет... Не иначе пираты заставили  его
наблюдать за представлением, верно?
   - Боже мой, - выдохнул Уэгенер. Именно так все и произошло. Они заставили
его наблюдать и затем убили всех... изрезали тела  и  бросили  их  за  борт.
Мерзавцы.

Глава 2

Ночные хищники

   В этом паспорте было вписано имя Дж. Т. Уилльямса,  однако  у  него  было
много  паспортов.  Сейчас  его  прикрытием  была   должность   представителя
американской фармацевтической  фирмы,  и  он  мог  пространно  рассуждать  о
различных синтетических антибиотиках. С не меньшим знанием  дела  он  был  в
состоянии говорить о достоинствах и недостатках  тяжелых  землеройных  машин
как специальный представитель компании "Катерпиллар трактор", а  также  имел
еще две легенды и был способен переключаться на них с  такой  же  легкостью,
как менял одежду, Уилльямс - его ненастоящая  фамилия.  Он  был  известен  в
оперативном управлении ЦРУ как Кларк, но и это  не  являлось  его  фамилией,
хотя именно как Кларк он жил и растил семью. Вообще-то, он был  инструктором
в школе оперативников ЦРУ, известной как "Ферма", однако инструктором он был
потому, что прекрасно владел своей профессией, и по  той  же  самой  причине
часто выполнял оперативные задания.
   Кларк был высоким, крепким мужчиной шести футов роста, с пышными  темными
волосами   и   квадратной   челюстью,   позволяющей   догадываться   о   его
происхождении, с голубыми глазами, которые весело улыбались, когда он  хотел
этого, и горели яростным пламенем, если ему не хотелось улыбаться.  Несмотря
на то, что возраст Кларка давно перешагнул за сорок, у него не было  брюшка,
обычно появляющегося у тех, кто  проводит  время  за  письменным  столом,  а
широкие мощные плечи  красноречиво  свидетельствовали  о  количестве  часов,
проведенных в тренировочном  зале.  Несмотря  на  все  это,  сейчас,  в  век
всеобщего внимания к физическому состоянию,  он  ничем  не  выделялся  -  за
исключением одной заметной детали. На кисти руки  у  него  был  вытатуирован
улыбающийся красный тюлень. Вообще-то, татуировку следовало бы  удалить,  но
Кларк  не  делал  этого  по  сентиментальным  причинам.  Тюлень  был  частью
прошлого, которое он когда-то выбрал для себя. Если ему задавали  вопрос  во
время полета в авиалайнере,  он  отвечал  совершенно  честно,  что  когда-то
служил на флоте, и затем принимался лгать о  том,  как  военно-морской  флот
заплатил за его обучение в колледже, где он стал фармацевтом, механиком  или
специалистом в другой области, соответствующей его  легенде.  Если  говорить
честно, Кларк не заканчивал колледж и не имел никакой ученой  степени,  хотя
за много лет  накопил  столько  специального  опыта,  что  мог  бы  получить
полдюжины таких степеней. Отсутствие высшего  образования  могло  бы  должно
было бы - воспрепятствовать его службе на должности, которую  он  занимал  в
ЦРУ, но у Кларка был талант, чрезвычайно  редкий  для  большинства  западных
разведывательных служб. Впрочем, и потребность в этом таланте тоже возникала
не часто, однако эта потребность временами бывала критически важной, и  один
из высших руководителей ЦРУ однажды понял, что такой человек будет полезным,
и зачислил его в штат. То, что он  превратился  в  исключительно  способного
офицера-оперативника, - особенно когда  требовалось  выполнять  специальные,
непродолжительные и опасные поручения, - принесло только пользу управл ению.
   Кларк стал человеком-легендой, хотя причину этого знала в  Лэнгли  только
горстка людей. В конце концов, существовал всего один мистер Кларк.
   - Какова причина вашего приезда в нашу страну, сеньор Уилльямс? - спросил
сотрудник иммиграционной службы.
   - Бизнес. Кроме  того,  перед  возвращением  домой  я  надеюсь  посвятить
некоторое время рыбной ловле,  -  ответил  Кларк  по-испански.  Он  свободно
владел шестью языками, причем тремя из них так, что мог бы сойти  за  жителя
этих стран.
   - Вы превосходно говорите по-испански.
   - Спасибо. Я вырос в Коста-Рике, - солгал Кларк. В этом искусстве он тоже
преуспел. - Мой отец работал там много лет, - Да, это сразу  заметно.  Добро
пожаловать в Колумбию.
   Кларк отправился за своим багажом. Здесь разреженный воздух, заметил он.
   Ежедневные пробежки помогли ему справиться с недостатком кислорода, но он
напомнил себе, что придется подождать несколько дней, прежде чем ему удастся
заняться чем-то действительно изнурительным. Сюда  он  приехал  впервые,  но
интуиция говорила ему, что  этот  визит  будет  не  последним.  Все  крупные
операции начинались с разведки. Это и было его  теперешним  заданием.  Когда
его инструктировали относительно предмета разведки, Кларк понял, в чем будет
заключаться сама операция. Ему приходилось  заниматься  подобным  и  прежде,
напомнил себе Кларк.  Более  того,  именно  то,  что  он  осуществил  раньше
подобную операцию, и заставило ЦРУ взять  его  к  себе,  изменить  ему  имя,
биографию и дать жизнь, которую он вел почти двадцать лет.
   Одной из необычных черт Колумбии было то, что здесь  разрешалось  ввозить
оружие почти без всяких формальностей. На этот раз Кларк  не  воспользовался
этим. Интересно, подумал он, может быть, в  следующий  приезд  ему  придется
поступить по-другому. Кларк знал, что не сможет обратиться за помощью в этом
к местному резиденту ЦРУ. В конце концов, резидент  даже  не  знал,  что  он
прибыл в Колумбию. Кларк так и не понял почему. Это обстоятельство не должно
интересовать его. Целью приезда была операция.
   Всего несколько лет назад армия Соединенных Штатов вернулась  к  мысли  о
восстановлении дивизии легкой пехоты. Сформировать такие  дивизии  оказалось
совсем  несложно.  Следовало  всего  лишь  взять  механизированную  пехотную
дивизию и  убрать  из  нее  все  механизированное  снаряжение.  После  этого
осталась дивизия примерно  из  10  тысяч  500  человек,  чьи  организация  и
вооружение были  Даже  легче,  чем  у  воздушно-десантной  дивизии,  которая
традиционно считалась самой легкой  из  всех  войск  и  потому  способной  к
переброске по воздуху "всего" пятью сотнями  рейсов  самолетов  транспортной
авиации ВВС. Но дивизии легкой пехоты, или ДЛП, как их стали называть,  были
совсем  не  такими  бесполезными,  как  это  могло   показаться   стороннему
наблюдателю. Скорее наоборот.
   Воссоздавая "легких бойцов", армия решила вернуться  к  основам  истории,
освященным веками. Любой думающий воин засвидетельствует, что существуют два
типа бойцов: пехота  и  те,  кто  тем  или  иным  способом  обеспечивают  ее
поддержку.
   Дивизии легкой пехоты в большей степени, чем что-нибудь еще, представляли
собой  курсы  совершенствования  для  опытных   пехотинцев   -   завершалось
формирование  настоящих  бойцов,  доводились   до   блеска   навыки   боевой
подготовки. Именно то этих дивизий  армия  получала  сержантов,  воспитанных
древним способом.  Признавая  это,  армия  тщательно  отбирала  своих  самых
опытных офицеров, чтобы командовать ими.
   Полковники, командующие бригадами, и генералы, стоящие во главе  дивизий,
были ветеранами, прошедшими Вьетнам,  чья  память  о  том  страшном  времени
смешивалась с восхищением по адресу их врагов и особенно по поводу того, как
Вьетконг и армия Северного Вьетнама превратили свой недостаток снаряжения  и
огневой мощи в самое ценное качество. Руководители армии  пришли  к  выводу,
что американские пехотинцы вполне могут достичь  того  же  уровня  искусства
боя, что и солдаты Во Нгуен Гиапа. И тогда  боевая  подготовка  американских
пехотинцев поднимется на  новый,  более  высокий  уровень,  потому  что  они
совместят восточную  хитрость  с  традиционным  преклонением  Америки  перед
новейшим снаряжением и огневой  мощью.  В  результате  были  созданы  четыре
отборные дивизии: 17-я в зеленых холмах  Форт-Орда,  штат  Калифорния,  10-я
горная в Форт-Драме,  штат  Нью-Йорк,  25-я  в  казармах  Шофилд-Бэрракс  на
Гавайях и 6-я, разместившаяся в Уэйнрайте, штат  Аляска  У  каждой  из  этих
дивизий возникли трудности - командиры безуспешно старались удержать у  себя
сержантов и молодых офицеров, командиров взводов  и  рот,  однако  это  было
частью общего, более широкого плана. Легкие пехотинцы ведут трудную жизнь, и
по достижении тридцати лет даже лучшие из них начинают мечтать о том,  чтобы
мчаться в бой на вертолете  или  бронетранспортере,  или  же  о  том,  чтобы
провести  некоторое  время  со  своими  молодыми  женами  и  детьми   вместо
беспрестанного лазанья по горам. Таким образом, лучшие из  солдат,  те,  что
остались в армии,  сумели  закончить  весьма  непростые  сержантские  школы,
существующие в Каждой дивизии. Только те, кто понял, что  и  сержанты  могут
иногда действовать без указаний своих лейтенантов,  переводились  в  тяжелые
формирования, составляющие остальную армию, забирая  с  собой  приобретенный
ими опыт и навыки, которые они уже  никогда  не  забудут.  ДЛП  представляли
собой, короче говоря, что-то вроде фабрик, где армия производила  сержантов,
обладающих исключительными способностями вести за собой, и навыками полевого
боя вечными, никогда не меняющимися истинами вооруженной борьбы.  В  к  онце
концов, судьба сражений решалась солдатами в  грязных  сапогах  и  пропахших
потом мундирах, способными использовать условия местности и ночь  как  своих
союзников, чтобы обрушить огонь и смерть на врагов.
   Старший сержант Доминго Чавез был одним из них. Ему было  двадцать  шесть
лет, и его знали под кличкой Динг. Сейчас за его плечами было уже девять лет
армейской службы; он начал свою карьеру как участник одной из многочисленных
юношеских  банд  в  Лос-Анджелесе,  и  его  природный  здравый  смысл  сумел
преодолеть отсутствие образования - он понял, после того как его лучший друг
был убит выстрелом из проезжающей  машины  и  он  так  и  не  узнал  причины
убийства,  что  ничего  хорошего  от  пребывания  в  bandidos   ожидать   не
приходится. Утром следующего понедельника Чавез сел в автобус  и  приехал  в
ближайший вербовочный пункт, где шел  набор  в  армию,  поскольку  в  корпус
морской пехоты его не приняли.
   Несмотря  на  почти  полную  неграмотность  Чавеза,   сержант,   ведающий
вербовкой, сразу зачислил его; дело в том, что  квота  набора  еще  не  была
выполнена сержантом, и юноша выразил желание стать пехотинцем, в  результате
чего заполнились сразу два белых пятна в  ежемесячном  отчете.  Более  того,
Чавез изъявил готовность немедленно отправиться в казарму.  Лучшего  клиента
для вербовщика было трудно придумать.
   Юноша почти ничего не знал о военной службе, да и то немногое,  что  было
ему известно, оказалось непохожим  на  действительность.  Потеряв  волосы  и
крысиную бородку, он понял, что упрямство мало что значит без  дисциплины  и
что армия не терпит непокорных. Этот урок был преподан ему за  окрашенной  в
белый цвет казармой сержантом-строевиком, чье лицо казалось  чернее  ночи  в
джунглях.
   Однако в жизни Чавеза не было  легких  уроков,  и  потому  он  привык  не
обижаться на трудные. Узнав, что в армии тоже существует  своя  иерархия  со
строгими правилами подчинения младших старшим, юноша подчинился правилам и с
течением времени  постепенно  превратился  в  неплохого  солдата-первогодка.
Пройдя начальную подготовку в уличных  бандах,  Чавез  уже  познал  важность
товарищества, взаимодействия и  чувства  локтя  и  сумел  теперь  дать  этим
качествам нужное направление, что оказалось для него совсем просто.  К  тому
моменту, когда завершился период  учебной  подготовки,  его  худощавое  тело
стало подтянутым и сильным, словно вместо мышц у него были стальные тросы; с
чувством определенной гордости Чавез смотрел на себя в зеркало, к тому же он
уже овладел почти  всеми  видами  оружия,  которые  состояли  на  вооружении
пехоты. Где еще, подумал однажды юноша, тебе дают пулемет, да еще платят  за
то, что ты из него стреляешь?
   Но солдатами не рождаются, ими становятся. Сначала Чавеза  направили  для
прохождения службы в Корею, где он познакомился с холмами и понял, насколько
опасными могут быть вражеские банды, поскольку службу  в  демилитаризованной
зоне уж никак нельзя назвать спокойной. Здесь он узнал раз и  навсегда,  что
дисциплина  имеет  глубокий  смысл.  Она  позволяет  тебе  сохранить  жизнь.
Небольшая группа лазутчиков из Северной Кореи  выбрала  дождливую  ночь  для
того, чтобы пересечь участок,  охраняемый  его  подразделением,  для  целей,
известных  только  их  командирам.  По  пути  они  натолкнулись  на  скрытый
передовой пост;  находящиеся  там  два  американских  солдата  решили  ночью
поспать  и...  больше  не  проснулись.  Части  южнокорейских  войск  позднее
перехватили и уничтожили лазутчиков, но именно  Чавез  обнаружил  солдат  из
своего взвода, лежавших с перерезанными глотками,  точно  так  же,  как  это
делалось в его родном городе  Военная  служба,  тут  же  решил  он,  -  дело
серьезное, и ему захотелось овладеть