ездить верхом?
   - Может быть, - согласился Джек, пытаясь  представить  себя  в  седле,  а
также думая о том, сумеет ли он оставить службу  на  целую  неделю.  -  Если
только обещаете не размахивать при мне этими молотками.
   - Клюшками, Джек, клюшками. Нет, я не буду пытаться вовлечь вас  в  игру.
Это может закончиться тем, что вы покалечите несчастных лошадей. Надеюсь, вы
сумеете выбрать время для этой поездки.
   - Приложу все усилия. Если мне повезет, к этому времени мир станет  более
спокойным местом.
   - Он и так уже успокоился во многом благодаря вашим усилиям.
   - Боюсь, сэр, что Бэзил излишне подчеркнул мою роль в этом. Я  был  всего
лишь одной шестеренкой в большой машине.
   - Скромность может зайти слишком далеко. Меня  расстроило  то,  что  ваши
заслуги никак не отмечены, - заметил принц.
   - Такова жизнь, правда? - Джек сам удивился тому, что  произнес.  Впервые
ему не удалось скрыть свои чувства.
   - Я так и думал, Джек. Да, такова жизнь, и она не всегда справедлива. Вам
не хотелось бы изменить работу - хотя бы взять отпуск?
   Райан ухмыльнулся.
   - Ну что вы, сэр, неужели я действительно выгляжу так плохо? Я нужен им.
   Его Королевское  Высочество  внезапно  посмотрел  на  Джека  с  серьезным
выражением на лице.
   - Джек, мы друзья?
   Райан выпрямился в своем кресле.
   - У меня не так много друзей, но вы один из них.
   - Вы верите мне?
   - Да, сэр.
   - Тогда прислушайтесь к моему совету. Оставьте работу. Вы всегда можете к
ней вернуться.  Человек  с  вашими  способностями  никогда  не  останется  в
стороне. Вы знаете это. Вы занимались своим делом слишком долго. Вы даже  не
представляете себе, как вам повезло - вы можете уйти! У  вас  есть  свобода,
которая отсутствует у меня. Воспользуйтесь ею.
   - Вы говорите весьма убедительно, сэр. Но будь вы в моем положении, вы не
ушли бы - и даже по той же причине. Я не могу сдаться. И вы не можете. Вот и
все.
   - Гордость может стать разрушительной силой, - напомнил принц.
   Джек наклонился вперед.
   - Это не гордость. Это всего лишь реальность. Я нужен им. Жаль,  конечно,
но ничего не поделаешь. Дело в том, однако, что они не понимают этого.
   - Неужели новый директор настолько плох?
   - Маркус неплохой человек, но он ленив. Ему нравится его должность, но не
нравятся связанные с нею обязанности. Впрочем, не думаю,  что  эта  проблема
присуща только американскому правительству. Я знаю, что это  не  так.  И  вы
знаете это. Долг прежде всего.  Бывает,  что  вы  вынуждены  исполнять  свои
обязанности потому, что родились в такой семье, но я вынужден  исполнять  их
потому, что лучше других справляюсь с ними.
   - Они прислушиваются к вашему мнению? - резко спросил принц.
   Джек пожал плечами.
   - Не всегда. Черт побери, иногда  и  я  ошибаюсь,  но  ведь  должен  быть
человек, который всегда стремится поступить правильно. Это  я,  сэр.  Именно
поэтому я и не могу уйти. Вы должны понимать это не хуже меня.
   - Даже если вы страдаете от этого?
   - Да.
   - Ваше чувство долга поразительно, сэр Джон.
   - - У меня были хорошие учителя. Вот вы, например, - вы не убежали  и  не
попытались спрятаться, когда в вас стреляли. Вы могли бы сделать это...
   - Нет, я не мог сделать этого. В противном случае...
   - В противном случае противник одержал бы  победу,  -  закончил  за  него
Джек. - Но и мое положение мало отличается от вашего,  правда?  Я  узнал  об
этом от вас. Это вас удивляет? - спросил Джек.
   - Да, - признался принц.
   - Вы не ищете спасения в бегстве. Я - тоже.
   - По-прежнему искусны в словесных маневрах, а, Джек?
   - Видите? Этого я не утратил. - Райан был доволен.
   - Я буду настаивать, чтобы вы вместе с семьей поехали с нами в Вайоминг.
   - Вы всегда можете обратиться через мою голову к начальству -  поговорите
с Кэти. Его Высочество засмеялся.
   - Пожалуй, я так и сделаю. Улетаете обратно завтра?
   - Да, сэр. Сегодня мне нужно забежать в "Хэмлис" за игрушками.
   - Поспите хорошенько, Джек. Продолжим наш спор в будущем году.
   В этот момент в Вашингтоне было на пять часов раньше. Лиз Эллиот смотрела
через свой письменный стол  на  Боба  Хольцмана,  который  представлял  свою
газету  в   Белом   доме.   Подобно   большинству   журналистов,   постоянно
аккредитованных здесь, Хольцман знал, что президенты со своей администрацией
приходят и уходят, и пережил их всех. Его огромный опыт в Белом доме являлся
чем-то вроде парадокса. Лишенный доступа к сенсационным  новостям,  Хольцман
знал, что здесь есть тайны, о которых он узнает лишь через несколько лет,  а
это будет уже слишком поздно для газетных статей и  попадет  в  распоряжение
историков, но его искусство в  распознании  тончайших  нюансов  и  выяснении
слухов позволило бы ему занять видный пост в любой разведывательной  службе.
Однако  газета  платила  ему  намного  больше   жалованья   государственного
служащего, особенно после того, как он опубликовал  несколько  бестселлеров,
освещающих жизнь высших коридоров власти.
   - Это исключительно для моего сведения?
   - Совершенно верно, - ответила советник по национальной безопасности.
   Хольцман кивнул и начал делать записи. Итак,  правила  игры  установлены.
Никаких прямых ссылок или цитат. Элизабет Эллиот можно назвать  "сотрудником
администрации"  или  лучше  во  множественном   числе:   "источники   внутри
администрации". Он поднял  голову  от  записной  книжки  -  во  время  таких
интервью магнитофоны тоже не разрешались, - ожидая продолжения.  Лиз  Эллиот
обожала драматические эффекты. Она была умной женщиной, немного элитарной  -
что встречалось среди сотрудников Белого дома не так редко - и, вне  всякого
сомнения, находилась  ближе  всех  к  президенту,  если  Хольцман  правильно
разобрался в знаках. Но это  не  для  широкой  публики.  Возможная  любовная
интрига между президентом и его советником по национальной безопасности  уже
не была полным секретом. Сотрудники Белого дома молчали, как всегда, - даже,
пожалуй, больше. Хольцману это казалось  странным.  Фаулер  не  относился  к
числу людей, к которым  испытываешь  любовь  и  преданность.  Возможно,  они
симпатизировали ему, потому  что  он  был  одиноким.  Были  широко  известны
обстоятельства смерти его жены, и это, по-видимому,  добавило  сочувственных
голосов в его пользу во время последних выборов, какую-то долю процента.  Не
исключено, сотрудники считали, что, если в его жизни снова появится женщина,
он изменится. А может быть, они были просто настоящими профессионалами. (Это
отличало их от лиц, попавшие  в  Белый  дом  по  политическим  соображениям,
подумал Хольцман. Для тех не было ничего святого.) Возможно, Фаулер и Эллиот
старались вести себя осторожно и не афишировать свою связь.  Как  бы  то  ни
было, журналисты, аккредитованные при Белом доме,  иногда  обсуждали  это  в
баре "Конфиденциальный источник", "Конфиденшиэл соре", в Национальном  клубе
прессы всего в двух кварталах от Белого дома и пришли к выводу, что любовная
жизнь Фаулера не должна попасть в фокус внимания общественности до тез( пор,
пока это не мешает ему исполнять  свои  обязанности.  В  конце  концов,  его
заслуги в области внешней политики были выдающимися. Эйфория от Ватиканского
договора и его потрясающе благоприятных последствий  так  и  не  рассеялась.
Нельзя порочить президента, так хорошо исполняющего свой долг.
   - У нас могут возникнуть трудности с русскими, - начала Эллиот.
   - Да? - Это заявление застало Хольцмана врасплох.
   - Есть основания  считать,  что  у  Нармонова  трения  с  высшим  военным
руководством. Это может  оказать  воздействие  на  окончательное  выполнение
условий договора о сокращении вооружений.
   - Каким образом?
   - Есть основания полагать, что Советы будут противиться уничтожению  всех
ракет СС-18. Они уже отстают от графика их демонтажа.
   "Есть  основания".  Эта  многозначительная  фраза   повторилась   дважды.
Хольцман на мгновение задумался. По-видимому, очень чувствительный  источник
- скорее всего разведывательное сообщение, а не перехват.
   - Русские утверждают, что завод по уничтожению  ракет  не  справляется  с
работой. Наши инспекторы, которые там находятся, согласны с ними.
   - Может быть, завод был спроектирован с - как это говорится? - с  заранее
рассчитанной недостаточностью?
   - Каково мнение ЦРУ? - спросил Хольцман, записывая все это в свой блокнот
и стараясь не отстать.
   - Первоначальный доклад поступил от них, но пока им не  удалось  получить
убедительные доказательства.
   - А что думает об этом Райан? Он хорошо разбирается в советских делах.
   - Райан не оправдывает наших надежд, - ответила Лиз. - Между прочим, -  и
об этом вы ничего не должны писать и не должны  упоминать  его  имени  -  мы
провели небольшое расследование, которое обнаружило тревожные факты.
   - Какие именно?
   - Именно? Мне кажется,  что  полученные  сведения  противоречивы.  В  них
говорится, что один из руководителей ЦРУ состоит в любовной связи с женщиной
иностранного происхождения, и не исключено, что родился ребенок.
   - Речь идет о Райане?
   Советник по национальной безопасности покачала головой.
   - Я не могу опровергнуть или подтвердить эту информацию. Не  забывайте  о
правилах.
   - Не забываю, - ответил Хольцман, скрывая раздражение. За кого  она  меня
принимает? За какого-нибудь Джимми Олсена?
   - Дело в том, что он, похоже, знает, что нам не нравится доставляемая  им
информация, однако пытается закрутить факты, чтобы заставить нас проявить  к
ним интерес. Сейчас такое время, что нам требуется достоверная информация из
Лэнгли, но мы не получаем ее.
   Хольцман задумчиво кивнул. Такое случалось в Лэнгли и раньше, но  это  не
походило на Райана. Репортер решил пока отложить эту проблему в сторону.
   - А что по поводу Нармонова?
   - Если получаемые нами сведения хотя  бы  отчасти  верны,  он  в  трудном
положении и уступает позиции, кому  -  левым  или  правым,  -  мы  не  можем
сказать. Не исключено, что он может уйти.
   - Это точно?
   - Нам кажется. То, что силы безопасности шантажируют его, очень тревожно.
Но при наших проблемах в Лэнгли... - Лиз беспомощно подняла вверх руки.
   - Да, когда все шло так хорошо. У вас, наверно, трудности с Каботом?
   - Он быстро овладевает своими обязанностями. Если бы у него  был  хороший
помощник, все было бы в порядке.
   - Вы очень обеспокоены происходящим? - спросил Хольцман.
   - Очень. В такой момент нам нужна надежная разведывательная информация, а
она к нам не поступает. Как можно догадаться, что нам делать  с  Нармоновым,
если у нас нет никаких сведений? - произнесла Лиз раздраженно. -  Наш  герой
носится по городу, занимаясь делами, которые не должны  его  касаться,  -  к
примеру, он обратился прямо в Капитолий, не поставив  в  известность  своего
босса, ведет переговоры по одной проблеме и в то же  время  не  дает  Каботу
хороших аналитических материалов  по  глобальной  проблеме.  Разумеется,  он
должен уделять внимание и кое-чему на стороне...
   Наш  герой,  подумал  Хольцман.  Какой   интересный   выбор   слов.   Она
по-настоящему ненавидит Райана, это уж точно. Хольцману это  было  известно,
но он не знал почему. Ей вроде бы незачем ревновать его.  Райан  никогда  не
проявлял честолюбия, по крайней мере  не  в  сфере  политики.  По  всеобщему
мнению, он был хорошим человеком. Репортер вспомнил  его  единственную  faux
pas <Буквально "ложный шаг", оплошность (фр.).> с Элом "Трентом, которая, по
мнению Хольцмана, была подстроена. Теперь у Райана с Трентом  были  отличные
отношения. Для чего могло потребоваться - что могло оказаться таким важным -
подстроить такое? У Райана было две звезды разведчика - за что, Хольцман так
и не сумел узнать.  Всего  лишь  слухи,  пять  различных  вариантов  четырех
различных   событий,   причем   скорее   всего    все    не    соответствуют
действительности.  Райан   не   пользовался   особой   популярностью   среди
журналистов. Причина заключалась в  том,  что  он  никогда  не  содействовал
утечке информации. Воспринимал соблюдение тайны слишком серьезно.  С  другой
стороны, он не пытался заискивать перед средствами  массовой  информации,  и
Хольцман уважал всех, кто следовал этому правилу.  В  одном  он  был  теперь
убежден:   он   серьезно   недооценивал   антипатию,   которую    испытывала
администрация Фаулера к Райану.
   Мной пытаются манипулировать, подумал Хольцман. Это было так же  уместно,
как павлин на гумне.  Разумеется,  очень  ловко.  Ссылка  на  русских  была,
наверно,  точна.  Неспособность  Центрального  разведывательного  управления
снабжать Белый дом жизненно важной информацией не являлась новостью. И  это,
похоже, было правдой. Так где же таится ложь? А есть ли  она  здесь  вообще?
Может  быть,  им  хотелось  организовать   утечку   правдивой,   но   весьма
чувствительной информации.., обычным способом.  Не  в  первый  раз  Хольцман
узнавал интересные вещи в северо-западном угловом кабинете  западного  крыла
Белого дома.
   Неужели он не сумеет написать статью?
   Будет сделано, Бобби, старый друг, сказал себе репортер.
   Перелет из Лондона в Вашингтон прошел удивительно гладко. Райан  старался
побольше спать, а сержант, исполнявший роль  стюарда,  читал  инструкции  по
монтажу игрушек, которые Джек купил в Англии.
   - Эй, сержант, -  окликнул  его  пилот,  который  вышел  в  салон,  чтобы
поразмяться. - Чем это ты занимаешься?
   - Видите ли, майор,  наш  важный  пассажир  везет  с  собой  игрушки  для
детишек. - Сержант передал пилоту одну из инструкций. - Смотрите, что  нужно
сделать: вставьте петельку один в отверстие А, возьмите  болт  семь  восьмых
дюйма и затяните его гаечным ключом, пользуясь...
   - Не надо, сержант, уж лучше я буду ремонтировать поврежденные двигатели.
   - Это уж точно, - согласился сержант.  -  Этому  парню  нелегко  придется
дома.

Глава 24

Откровение

   - Не люблю, когда меня пытаются использовать в своих  целях.  -  Хольцман
откинулся назад, закинув руки за голову.
   Он сидел в конференц-зале со своим главным редактором, таким  же  опытным
журналистом, десятилетиями следившим за  событиями  в  Вашингтоне.  Редактор
завоевал известность еще в период безумия, положившего  конец  президентству
Ричарда Никсона. Да, то  было  бурное  время.  После  этого  у  американских
средств массовой информации появился вкус к крови, который так и  не  исчез.
Единственным положительным фактором в этом, думал Хольцман, было то, что они
перестали с трепетом относиться к кому бы то  ни  было.  Любой  политический
деятель  был  потенциальной  целью  для  справедливого  негодования   жрецов
американской прессы. Само по себе это было здоровым намерением, хотя  размах
расследований иногда заходил слишком далеко.
   - Это неважно.  Кому  понравится  такое?  Итак,  что  из  того,  что  нам
известно, правда? - спросил редактор.
   - Нам  придется  поверить  тому,  что  Белый  дом  не  получает  надежной
информации. Для ЦРУ в этом нет ничего нового, хотя сейчас положение не такое
плохое, как  раньше.  Более  того,  можно  с  уверенностью  утверждать,  что
деятельность  управления  даже  улучшилась  -  несмотря  на  то  что   Кабот
ликвидировал немало должностей. Нам также придется поверить  тому,  что  она
рассказала о Нармонове и его военных.
   - А относительно Райана?
   - Я встречался с ним  на  приемах,  но  ни  разу  не  брал  интервью.  Он
вообще-то приличный мужик с хорошим чувством  юмора.  У  него  поразительные
заслуги,  по-видимому.  Две  звезды  за  разведывательную   деятельность   -
конкретно об этом нам ничего не известно.  Когда  Кабот  принялся  сокращать
оперативное управление, он выступил против и, судя по всему, сумел  добиться
сохранения ряда должностей. Райан  славится  стремительными  действиями.  Эл
Трент поддерживает с ним хорошие отношения,  и  это  -  несмотря  на  ссору,
которая произошла между ними несколько лет назад. В  этом  есть  что-то  для
хорошего материала, однако Трент наотрез отказался говорить  о  случившемся,
когда я спросил его. По-видимому, они обнялись и помирились, и я верю в это,
как в Санта-Клауса.
   - Он склонен развлекаться  с  женщинами  на  стороне?  -  поинтересовался
редактор.
   - Что значит - склонен? У них что, красная надпись на  рубашках,  у  тех,
кто склонен?
   - Очень остроумно. Боб. Тогда что ты хочешь от меня?
   - Так  мы  будем  печатать  статью  об  этом  или  нет?  Глаза  редактора
расширились от изумления.
   - Ты шутишь? Да разве мы  можем  позволить  себе  не  опубликовать  такой
материал?
   - Не люблю, когда меня используют в своих целях, - повторил Хольцман.
   - Мы уже говорили об этом! И мне это тоже  не  нравится.  Но  материал-то
важный, и, если мы не опубликуем его, это сделает "Тайме".  Когда  он  будет
готов?
   - Скоро, - пообещал Хольцман. Теперь ему было ясно, почему  он  отказался
от должности заместителя главного  редактора.  В  деньгах  он  не  нуждался:
доход, получаемый от книг, избавил Хольцмана  от  такой  необходимости.  Ему
нравилось быть журналистом, он все  еще  сохранил  свой  идеализм,  все  еще
интересовался содержанием своих статей. И не менее важно,  что  от  него  не
требовалось принимать ответственные решения, подумал Хольцман.

***

   Новый питательный насос оправдал все, что обещал главный  инженер,  когда
говорил о сложностях,  связанных  с  его  установкой,  сказал  себе  капитан
первого ранга Дубинин. Им пришлось демонтировать  практически  целый  отсек,
чтобы разместить его, и к тому же понадобилось прорезать отверстие в двойном
корпусе субмарины. Дубинин все еще мог поднять голову и увидеть небо  сквозь
то, что раньше было изогнутой стальной обшивкой. Такое  зрелище  действовало
на нервы любому офицеру-подводнику. Им  нужно  было  убедиться  в  том,  что
питательный насос функционирует нормально, прежде  чем  заварить  отверстие,
через которое его опустили внутрь лодки. Впрочем, могло быть гораздо хуже. У
"Адмирала Лунина" был стальной корпус. А  вот  корпуса  некоторых  советских
подлодок были из титана, который очень плохо поддается сварке.
   Отсек, где размещались питательный насос и парогенератор, находился сразу
позади реакторного отделения в сторону кормы. Более  того,  корпус  реактора
примыкал к переборке со стороны носа, тогда как питательный насос  в  полном
сборе примыкал  к  той  же  переборке,  но  позади  нее.  Насос  обеспечивал
циркуляцию воды внутри реактора. Перегретый пар  поступал  в  парогенератор,
проходя через интерфейс. Там тепло перегретого пара заставляло кипеть воду в
"наружном", или  нерадиоактивном,  контуре,  и  этот  вторичный  пар  вращал
турбины подводной  лодки  (вращая  в  свою  очередь  винт  через  посредство
редукторов). Пар из "внутренней" петли, потеряв почти всю энергию,  поступал
в конденсатор, который охлаждался морской водой,  поступающей  из-за  борта,
превращался в воду  и  закачивался  обратно  в  нижнюю  часть  реактора  для
последующего  нагрева  и  повторения  цикла.  Парогенератор  и   конденсатор
составляли единый блок, и один и тот  же  многоступенчатый  насос  заставлял
воду проходить через  все  этапы  циркуляции.  Это  механическое  устройство
представляло собой ахиллесову пяту всех судов с атомными двигателями. Насосу
приходилось прокачивать огромную массу воды,  которая  была  горячей  как  в
прямом смысле слова, то есть термически, так  и  потому,  что  она  являлась
радиоактивной. При выполнении такой механической работы  неизбежно  возникал
шум. До сих пор.
   - Удивительно оригинально, - заметил Дубинин.
   - Еще бы. Американцы потратили десять лет на разработку и  доводку  этого
насоса. Они собирались использовать его на своих атомных ракетоносцах, затем
отказались от него. Проектировщики были потрясены такой неудачей.
   Капитан только покачал головой. Циркуляция  воды  на  новых  американских
реакторах обеспечивалась естественным конвекци