ителе.
   Джек сглотнул слюну и перевел дыхание. Теперь Миллер уже не  казался  ему
таким чудовищем. Страх изменил выражение его лица, в нем проглядывало что-то
человеческое. Миллер судорожно хватал ртом  воздух  -  рука  Джека  все  еще
сжимала его горло. Райан разжал пальцы, и Миллер упал на палубу.
   - Я знаю... - сказал Брекенридж, положив  руку  на  плечо  Райану.  -  Он
искалечил вашу дочь... Я знаю... Но все равно не стоит.  Я  мог  бы  заявить
полиции,  что  вы  пристрелили  его  при  попытке  к  бегству.  И  мои  люди
подтвердили бы это. Так что до суда бы не дошло, но все равно не стоит... Вы
не убийца, мягко подытожил Брекенридж.
   Джек молча кивал, словно лишившись дара речи. Миллер так и лежал  ничком,
страшась поднять голову,  чтобы  не  встретиться  глазами  с  Райаном.  Джек
почувствовал, что волна ненависти отпускает его. "Я победил, -  повторял  он
про себя. - Я победил. Я уничтожил его и при этом  не  сломался  сам".  Рука
его, судорожно сжимавшая пистолет, расслабилась наконец.
   - Спасибо, Пушка. Если бы не вы...
   - Если бы вы действительно хотели шлепнуть его, вы не забыли бы  спустить
предохранитель. Я вас, лейтенант, давно уже знаю, так  что...  -  Брекенридж
кивнул, чтобы подчеркнуть смысл сказанного. - А ты, - приказал  он  Миллеру,
давай перемещайся к своим.
   Миллер, с трудом поднявшись на  ноги,  сделал  несколько  шагов  и  снова
растянулся на палубе, возле остальных террористов.
   - Если кто-то из вас решит, что ему подвернулся  удачный  случай  бежать,
пусть прежде  подумает.  Я  изрешечу  его  из  этой  вот  штуки,  -  объявил
Брекенридж.
   - Вы совершили убийство  в  штате,  где  есть  смертная  казнь.  Так  что
снисхождения от меня не ждите. Запомните это.
   Потом прибыла группа спасения заложников. В  это  время  цепочка  морских
пехотинцев   и   полицейских,   прочесывая   проходы   между   контейнерами,
продвигалась по направлению к корме. Но оставшихся четверых членов АОО нигде
не было видимо, они успели перебраться  куда-то  в  надпалубные  сооружения.
Вернер принял командование на себя.
   К  причалу  подкатили  три  фургона   с   телевизионщиками   и   включили
осветительные лампы  -  стало  еще  светлей,  почти  как  днем.  Полиция  не
подпускала телевидение к судну, тем не  менее  телезрители  всего  мира  уже
получили свою порцию  новостей  о  происходящем.  Полковник  полиции  сделал
заявление для прессы, смысл которого  сводился  к  тому,  что  ситуация  под
контролем - отчасти благодаря некоторому везению, но в  основном  вследствие
блестящей работы полиции.
   Все террористы были  уже  подвергнуты  обыску.  Агенты  ФБР  зачитали  им
параграфы  о  их  конституционных  правах.  На  палубе  появился   принц   в
сопровождении многочисленной охраны. Он подошел к группе сидевших на  палубе
террористов, постоял, разглядывая их, и отошел в сторону, так и не  вымолвив
ни слова. Слова тут были не нужны.
   - Мы закупорили все входы и выходы, - сказал десантник из группы спасения
заложников. Четверо террористов - так говорит команда - прячутся  на  судне.
Надо их найти и попытаться уговорить сдаться. Вряд ли это будет трудно, и  у
нас в запасе бездна времени.
   - А если они откажутся, то как вы их будете выкуривать? - спросил Пауэрс.
   - Мы еще не решили, но прежде всего надо убрать отсюда всех  гражданских.
И мы предпочли бы, чтобы вы увели своих людей тоже. К морским пехотинцам это
тоже относится, - обернулся он к капитану Петерсу. - И  спасибо  за  помощь,
капитан.
   - Надеюсь, мы ничего не напортачили? Пауэрс покачал головой.
   - Вы действовали в соответствии с  законом.  А  кроме  того,  у  нас  все
необходимые улики налицо.
   - О'кей, тогда мы возвращаемся в Аннаполис.
   - Отлично. Там вас расспросят агенты ФБР.
   - Сержант, распорядитесь.
   - О'кей. Морская пехота, по коням! - рявкнул Брекенридж.
   Две  минуты  спустя  патрульный  катер  вышел  в  море.   Дождь   наконец
прекратился, и небо прояснилось. Морские пехотинцы тут же  вскарабкались  на
койки. А остальные набились в камбуз, где их ждал кофе.
   - Денек сегодня оказался долгим, - сказал Джексон, взглянув  на  часы.  -
Мне через несколько часов положено было бы быть в небе.
   - Похоже, что мы выиграли этот раунд, - заметил капитан Петерс.
   - Довольно дорогой ценой, - сказал Райан.
   - Такое, сэр, всегда дорого обходится, - заключил, помолчав, Брекенридж.
   Катер вдруг наддал,  задрожав  от  работавших  на  полную  мощь  моторов.
Джексон потянулся к телефонной трубке - спросить, в чем дело. Услышав ответ,
он заулыбался во весь рот, но никому ничего не сказал.
   Райан поднялся наверх. Ему не хотелось сидеть в помещении.  Свежий  ветер
дул ему в лицо и, казалось, что обуревавшие его чувства и  мысли  наконец-то
улягутся. Увидев забытые кем-то сигареты,  он  жадно  закурил.  Балтиморская
гавань уже была еле видна, и катер шел по направлению к Аннаполису,  выжимая
все свои тринадцать узлов. Дым от  сигареты  стремительно  таял  в  воздухе.
"Прав ли Брекенридж, остановив меня? - спросил он  себя.  -  В  одном-то  он
точно прав: убийцей мне быть не дано".
   - Устали, Джек? - спросил принц. Джек и не заметил, когда он подошел.
   - Вроде бы должен, но не чувствую - верно, перевозбужден.
   - Еще бы. Я, - тихо сказал принц, - хотел спросить их:  почему?  Когда  я
подошел к ним, я хотел...
   - Да-а, - Райан сделал последнюю затяжку и швырнул окурок за борт.  -  Вы
могли бы спросить, но сомневаюсь, чтобы ответ их был вразумителен.
   - Тогда как же нам решать эту проблему?
   "Мою-то проблему мы уже решили, - подумал Джек. - Ни за мной, ни за  моей
семьей они уже охотиться не будут.  Но  вы  ведь,  принц,  ждете  не  такого
ответа, не так ли?"
   - Я думаю, - сказал он, - все сводится  к  понятию  справедливости.  Если
люди верят в справедливость общества,  в  котором  живут,  они  не  нарушают
законов. Но фокус состоит в том,  как  сделать,  чтобы  они  верили  в  это.
Справедливость далеко не всегда легко дается. У каждой  проблемы  есть  свое
решение, если только вы всерьез его ищете. У вас там вполне хорошая система.
Надо только, чтобы плюсы ее распространялись на всех, и тогда люди уверуют в
нее.  Это  трудно,  но,  думаю,  это  все  же  возможно.  Рано  или  поздно,
цивилизация все равно берет верх над варварством. Я, во  всяком  случае,  на
это надеюсь.
   Принц Уэльский помолчал, потом произнес:
   - Джек, вы очень хороший человек.
   - Вы - тоже, дружище. Поэтому мы и победим.

***

   Вид  был  ужасный,  но  никто  из  присутствовавших  чувства  жалости  не
испытывал. Тело Джеффри Уоткинса  еще  не  остыло,  а  кровь  еще  капала  с
потолка.
   Когда фотограф кончил съемку, один из детективов вынул из  руки  Уоткинса
пистолет.  Телевидение  продолжало  работать.  В  программе  "Доброе   утро,
Британия" шли репортажи из Америки. Все террористы были уже в тюрьме.
   "Вот это его, верно, и прикончило", - подумал Мюррей.
   - Кретин, - сказал Оуинс. - У нас против него никаких  существенных  улик
не было.
   - Зато теперь есть, - сказал один из детективов. В руке у него  было  три
листа бумаги. - Это, я вам скажу, то еще письмо, - усмехнулся  он  и  вложил
листы в пластиковый конверт.
   Сержант Боб Хайленд тоже был тут. Он лишь недавно начал понемногу ходить,
нога его еще была в гипсе, в руках  -  трость.  Он  молча  смотрел  на  тело
человека, из-за которого его дети едва не осиротели.
   - Итак, Джимми, дело закрыто, - заметил Мюррей.
   - Не совсем так, как мне этого хотелось бы, - ответил Оуинс.
   - Но в данный момент мистер Уоткинс, полагаю, держит  ответ  перед  более
высоким судией.

***

   Катер добрался до Аннаполиса через сорок минут. Райан удивился, что  Мэри
Замировски  направила   катер   к   больничному   причалу.   Она   мастерски
пришвартовалась, и все, кроме команды катера, выбрались  на  берег.  Там  их
поджидали двое морских пехотинцев.
   - Все в порядке, - доложил Брекенриджу сержант Каммингс.
   - У нас тут миллион  полицейских  и  прочих.  Все  пребывают  в  отличном
настроении.
   - Отлично. Вы свободны.
   - Доктор Райан, - сказал Каммингс, - не пройдете ли вы со мной. Нам  надо
поспешить, - и он пустился почти рысцой. Райан едва поспевал за ним  -  ноги
не больно-то слушались его от усталости. Наконец они добрались до госпиталя.
   - Минутку! - остановил их стоявший у входа  агент  ФБР  и  вытащил  из-за
пояса Райана пистолет. - Верну, когда будете уходить. Не возражаете?
   - Прошу прощения, - смутился Джек.
   - Ничего, ничего... Проходите. В холле никого не было.
   - А где же все? - спросил Джек Каммингса.
   - Сэр, ваша жена сейчас в родильной палате, - обернулся тот, улыбаясь.
   - Почему же мне никто не сказал? - встревожился Джек.
   - Она просила не говорить, чтобы не волновать вас, сэр. Через минуту  они
были уже на нужном этаже.
   - Вот там, - ткнул Каммингс пальцем в дальний конец коридора.
   Джек кинулся бегом. У дверей палаты его остановил санитар  и  направил  в
раздевалку - облачиться в больничный халат. От  усталости  и  возбуждения  у
Джека дрожали руки, и тесемки  халата  никак  не  завязывались.  Наконец  он
кое-как справился с ними и вошел в приемный покой. Все друзья были в  сборе.
Он махнул им рукой и проследовал за санитаром в родильную.
   - Давненько я этим делом не занимался, - услышал он голос врача.
   - Я тоже. Последний раз - несколько лет тому назад,  -  ответила  Кэти  и
снова сделала глубокий вдох, чтобы умерить боль, а потом прибавила:
   - Вы ведь должны стараться внушить пациенту доверие к себе.
   - Привет, милая, - схватил ее руку Джек.
   - Идет как по расписанию, - заметил врач.
   - Могло бы и чуть поскорей - не повредило бы, - сказала Кэти.  -  У  тебя
все в порядке?
   Лицо ее, мокрое от пота и измученное, было прекрасно.
   - Все кончено. Все кончено, - сказал Джек. - Как ты?
   - Воды отошли два часа тому назад, - сообщил врач. - Она вполне могла  бы
уже родить, если бы не ждала вашего появления. В общем, все в норме, - бодро
заключил он, хотя на самом деле нервничал даже больше, чем  роженица.  -  Вы
готовы сделать еще одно усилие? - спросил он Кэти.
   - Да!
   Кэти сжала руку Джека, закрыла глаза и напряглась изо всех сил.
   - Показалась голова. Все прекрасно. Еще чуть-чуть и все! - сказал врач.
   И тут же раздался крик новорожденного. И это  тоже,  -  подумал  Джек,  -
голос свободы".
   - Мальчик, - сказал жене и поцеловал ее Джон Патрик Райан-старший.
   Медсестра помогла врачу перерезать пуповину, затем запеленала  ребенка  в
белое одеяльце и отошла в сторону. Послед отошел без особых усилий.
   - Небольшие разрывы, - сообщил врач. -  Сейчас  введем  обезболивающее  и
зашьем.
   - Как он? - спросила, морщась от боли, Кэти.
   - Все в порядке, - сказала сестра. - Ровно восемь фунтов, и все на  своих
местах. Легкие работают, и сердечко колотится отлично.
   Джек взял сверток в руки - маленький  крикливый  комок  красной  плоти  с
крохотной кнопкой вместо носа.
   - Добро пожаловать, - тихо сказал он. - Я твой отец. - "И  твой  отец  не
убийца, - подумал он. - Это куда  важнее,  чем  многие  думают".  Он  прижал
ребенка к груди и побаюкал его с минуту, думая в это время, что Бог все-таки
есть на небесах.
   - Хочешь посмотреть на сына? - спросил он Кэти.
   - Боюсь, он испугается меня - я еле жива.
   - Не бойся, - сказал Джек сыну. - Она у нас красавица. Как  ты?  -  опять
спросил он Кэти, передавая ей ребенка.
   - Только Салли мне не хватает, а так все хорошо.
   - Закончено, - сказал врач. - Я не штатный гинеколог, но зашил, по-моему,
прекрасно.
   Медсестра унесла Джона Патрика Райана младшего в детскую.
   Джек видел, что глаза Кэти смыкаются от усталости. Он  взглянул  на  часы
двадцать три часа она была на ногах. Ей нужен был  сон.  И  ему  тоже,  хотя
сейчас было и не до этого. Еще раз  поцеловав  Кэти,  он  вышел  в  приемный
покой, чтобы сообщить  всем  о  рождении  сына,  прекрасного  мальчугана,  у
которого будут две такие разные пары крестных родителей.




    Том КЛЭНСИ
    ВСЕ СТРАХИ МИРА



    ONLINE БИБЛИОТЕКА  http://www.bestlibrary.ru


    Возьмите,  к  примеру,  отважного  матроса,  смелого  летчика,  храброго
солдата, всмотритесь в них - и что вы обнаружите? Все их страхи.
   Уинстон Черчилль

   Оба претендента, с войсками, которые сопровождали их, встретились на поле
у Камлана для переговоров.  Стороны  были  вооружены  до  зубов  и  отчаянно
боялись,  что  противник  прибегнет  к  обману  или   какой-нибудь   уловке.
Переговоры шли гладко до тех пор, пока одного из рыцарей не укусила  гадюка.
Он выхватил меч,  чтобы  умертвить  змею.  Остальные  воины  заметили  блеск
обнаженного меча и тут же  набросились  друг  на  друга.  Началась  кровавая
бойня. В летописи красноречиво указывается на то, что битва  принесла  массу
ненужных  жертв  главным  образом  потому,  что  началась  случайно  и   без
подготовки.
   Герман Кан
   "О термоядерной войне"

Пролог

Сломанная стрела

   "Подобно волку на овечье стадо". Описывая наступление сирийских войск  на
Голанские высоты, находящиеся в руках израильской армии, которое произошло в
14.00 по местному  времени  в  субботу  б  октября  1973  года,  большинство
комментаторов неизменно вспоминают эту знаменитую строку лорда Байрона. Вряд
ли приходится сомневаться в том, что  именно  это  имели  в  виду  сирийские
офицеры - причем буквально, - когда окончательно  разрабатывали  оперативные
планы, согласно которым на израильские позиции устремилось больше  танков  и
артиллерийских установок,  чем  могли  когда-то  мечтать  хваленые  генералы
Гитлера, командовавшие танковыми войсками.
   Оказалось, однако, что "овцы", на которых натолкнулась сирийская армия  в
этот ужасный октябрьский день, больше походили на наделенных рогами баранов,
возбужденных августовским гоном, чем  на  покорных  животных,  упомянутых  в
пасторальных строках. Сирийские войска в  численном  отношении  превосходили
две израильские бригады раз в девять,  но  это  были  отборные  части  армии
Израиля. Седьмая бригада удерживала северную часть Голанских высот  и  почти
не отступила со своих позиций, искусно  выбранных,  одновременно  жестких  и
гибких.  Отдельные  укрепленные  точки  упрямо   сопротивлялись,   заставляя
прорвавшиеся сирийские  войска  устремиться  в  ущелья,  где  их,  рассекая,
уничтожали подвижные группы израильских танков, что находились в  засаде  за
Пурпурной  линией.  К  тому  времени,  когда  на  фронт   начали   прибывать
подкрепления, - на второй день боевых действий - бригада продолжала, хотя  и
с огромным трудом, удерживать оборонительные позиции.  К  вечеру  четвертого
дня сирийская танковая армия, которая вела наступление  на  позиции  седьмой
бригады, перестала существовать, и танки ее дымились перед ними.
   Бригаде "Барак"  ("Молниеносная"),  удерживавшей  южные  высоты,  повезло
меньше. Здесь местность была  не  столь  благоприятной  для  обороны,  да  и
сирийское командование действовало более умело. Уже  через  несколько  часов
бригада оказалась рассеченной на части, и, хотя эти части,  оторванные  друг
от друга, проявили себя подобно гнездам разъяренных змей,  передовые  отряды
сирийских  войск  мигом  устремились  в   образовавшиеся   бреши   к   своей
стратегической цели  -  Тивериадскому  озеру.  Дальнейшие  события,  которые
развивались в течение последующих  тридцати  шести  часов,  оказались  самым
суровым испытанием для израильской армии с 1948 года.
   Подкрепления, начавшие прибывать на второй день, сразу вступали в  бой  -
закрывали бреши, перерезали дороги, даже останавливали  отступление  частей,
которые, не  выдержав  отчаянного  напряжения,  впервые  в  истории  Израиля
обратились в бегство под напором наступающих арабов. И только на третий день
израильтянам удалось сформировать мощный  танковый  кулак,  который  сначала
окружил, а затем ликвидировал три глубоких прорыва сирийских войск. Тут  же,
без малейшей остановки, началось наступление. Яростная контратака  отбросила
сирийцев к столице  их  государства,  и  они  оставили  поле  боя,  усеянное
обгоревшими танками и трупами своих солдат. К вечеру этого дня солдаты обеих
израильских  бригад   услышали   по   радио   послание   своего   Верховного
командования: ВЫ СПАСЛИ НАРОД ИЗРАИЛЯ.
   Так оно и было. Тем не менее за  пределами  Израиля  -  если  не  считать
военные училища - эта эпическая битва как-то исчезла из  людской  памяти.  В
отличие от шестидневной войны 1967 года,  когда  стремительные  операции  на
Синайском полуострове приковали к себе  внимание,  вызвав  восхищение  всего
мира (переправа через Суэцкий канал, битва за "китайскую"  ферму,  окружение
Третьей  египетской  армии),  и  это  несмотря   на   возможность   страшных
последствий битвы за Голанские высоты, которая велась намного ближе к родной
территории израильтян. И все-таки ветераны этих двух бригад помнят, как  они
стояли  насмерть,  а  их  офицеры  пользуются   заслуженной   славой   среди
профессиональных военных, которые понимают, что умение воевать и  храбрость,
необходимые для победы в таком сражении, ставят битву за Голанские высоты  в
один ряд с Фермопилами, Бастонью и Глостер-Хилл.
   Тем не менее в каждой войне случаются превратности судьбы, и  октябрьская
война 1973 года не была исключением. Как часто бывает в случаях  героической
обороны,  самопожертвование  двух  бригад  израильской  армии  оказалось   в
значительной   мере   излишним.   Израильтяне   не   правильно   истолковали
разведданные, которыми располагали; приняв меры,  основанные  на  полученной
информации, всего на двенадцать часов  раньше,  они  смогли  бы  осуществить
заранее  разработанные  планы  и  перебросить  в   район   Голанских   высот
необходимые подкрепления еще  до  начала  наступления.  Поступи  израильтяне
таким образом, героической обороны не потребовалось бы, равно как не было бы
и таких людских потерь - понадобились недели, прежде чем подлинные их  цифры
стали известны гордому, но тяжело раненному народу.  Если  бы  по  получении
разведданных  меры  были  приняты  сразу,  сирийцев  уничтожили  бы  еще  до
Пурпурной линии, несмотря на огромное количество их танков и артиллерии -  а
подобная война не приносит славы. Этот провал в деятельности разведки так  и
не получил должного объяснения. Неужели легендарный Моссад  не  сумел  -  до
такой степени - разобраться в замыслах арабов? Или политическое  руководство
Израиля игнорировало переданные ему предупреждения? На этих вопросах тут  же
сосредоточилось внимание мировой прессы, особенно в связи с тем, что в  ходе
наступления египетские войска форсировали Суэцкий  канал,  прорвав  хваленую
линию Бар-Лева.
   Такой же серьезной, но  менее  заметной  оказалась  существенная  ошибка,
допущенная  несколько  лет  назад  обычно  всеведущим  и  наделенным   даром
предвидения Генеральным штабом израильской армии. Несмотря на свою  огромную
огневую мощь,  израильские  войска  не  были  в  достаточной  мере  оснащены
ствольной артиллерией - особенно по стандартам, принятым советскими военными
специалистами.  Вместо  массированных  подвижных  групп  полевой  артиллерии
израильская армия полагалась в  основном  на  минометы  небольшой  дальности
действия  и  на  истребители-бомбардировщики.   В   результате   израильские
артиллеристы,  занявшие  оборонительные  позиции   на   Голанских   высотах,
количественно уступали сирийским в отношении двенадцать к одному и не  могли
противостоять  сокрушительному  огню  на  подавление,  а  потому  не  сумели
обеспечить соответствующую поддержку своим войскам, находящимся под  напором
сирийских танков.
   Как часто случается с  большинством  серьезных  ошибок,  последняя  имела
вполне разумные основания. Один и тот же истребитель-бомбардировщик, который
только что нанес удар в районе Голанских высот,  всего  через  час  мог  уже