. Они вступали в контакт с какими-то безумцами, получали оружие  и
начинали устраивать стрельбу и взрывы - в кого  попало  и  где  попало.  Они
стреляли с крыш многоэтажных отелей и  вообще  откуда  попало.  Из  винтовки
можно ведь попасть в человека и за тысячу метров. Просто ради  удовольствия.
Что-то там шевелится на улице - раз, и нету его. А потом они разъезжались по
домам. Они убивали людей для забавы! Может, некоторые из них потом доросли и
до настоящих террористов, я не знаю. Это была такая мерзость, но забыть  это
тоже невозможно. Вот такого рода типы и тут действовали! И мне плевать на их
политические взгляды, леди! Когда я был мальчишкой в Алабаме, там было такое
же дерьмо - эти ку-клукс-клановцы. И за их взгляды я тоже гроша ломаного  не
дам. Одно хорошо в этом ку-клукс-клане - все они там сплошь  идиоты.  Эти-то
террористы  куда  эффективней.  Возможно,  это  делает  их  действия   более
законными в ваших глазах. В моих же - нет.
   - Эти вещи насчет Бейрута никогда не печатались в газетах, - сказала она.
   - Один репортер - я точно знаю - видел эти данные. Может, он  решил,  что
никто этому не поверит. Я  и  насчет  себя-то  не  уверен,  если  бы  не  те
фотографии.
   Но я их видел, даю вам слово, леди.
   - Какого рода снимки это были?
   - Вот этого я не знаю. Но они были достаточно четкими, чтобы  видеть  эти
сияющие молодые лица.
   Те снимки были сделаны  с  американских  и  израильских  разведывательных
самолетов.
   - Ну, хорошо... Так что же с ними делать?
   - Если бы вы смогли сделать так, чтобы все эти  ублюдки  были  собраны  в
одном месте, я думаю,  что  вместе  с  морскими  пехотинцами  мы  сумели  бы
что-нибудь придумать, - высказал Робби желание, типичное  для  солдат  всего
мира. - Мы тогда даже пригласили бы вас, газетчиков, на это торжество. А это
кто такие? спросил он, увидев, что в зал ожидания вошли двое.
   Джек слишком устал, чтобы воспринимать вполне связно происходящее.
   Сообщение, что смерть отступила от Салли, словно сняло немыслимой тяжести
груз с его плеч, и теперь он ждал, когда ему разрешат  повидаться  с  женой,
которую вскоре должны были перевести в обычную  палату.  Сидевший  метрах  в
двух от  него  офицер  британской  службы  безопасности  Уэйсон  смотрел  на
репортеров с нескрываемым презрением, и, сколько они ни приставали с нему  с
вопросом о  его  имени,  он  не  удостоил  их  ответом.  Полиция  не  сумела
предотвратить проникновение репортеров в Институт, хотя  персонал  госпиталя
категорически  воспротивился  тому,  чтобы  сюда  притащились   еще   и   из
телевидения. Все то и дело возвращались к главному вопросу: кто это  сделал?
Джек отвечал, что не знает. Хотя он полагал, что знает. Это были,  вероятно,
те самые люди, относительно которых он решил, что можно уже не волноваться.
   "Могло быть куда хуже", - уговаривал он себя. По крайней мере было  ясно,
что Салли будет жить. Что она не погибла в результате его глупости.  В  этом
было хоть какое-то утешение.
   - Мистер Райан? - спросил один из новоприбывших.
   - Да, - ответил Джек, даже не поднимая глаз, - настолько он был измучен.
   Ему надо было бы выспаться, но нервы были слишком напряжены, чтобы он мог
заснуть.
   - Я - Эд Донохо, специальный агент бостонского отделения ФБР. Со мной тут
человек, и он хочет кое-что сказать вам.
   "Никто еще никогда не считал Пэдди О'Нила дураком", - подумал Донохо. Как
только по телевидению сообщили о покушении, этот тип из "Шин  Фейн"  спросил
свой "эскорт" из ФБР, не разрешат ли ему побывать в Балтиморе. У  него  было
полное право бывать где угодно в Америке, так что Донохо был  вынужден  даже
вызваться сопровождать его.
   - Мистер Райан, - сказал О'Нил  голосом,  источавшим  сочувствие,  -  мне
сказали, что состояние вашей дочери  стало  лучше.  Я  надеюсь,  что  и  мои
молитвы тоже помогли, и...
   Райан не сразу узнал это лицо, которое он видел несколько дней  назад  на
экране телевизора. Он даже  рот  разинул  от  изумления.  Слова  этого  типа
проникали в его уши, но он как будто не слышал их, словно они выговаривались
на каком-то неизвестном языке. Он видел  только  глотку  этого  человека,  в
полутора метрах от себя. "Всего полтора метра", - сказал он себе.
   - А-а! - выдохнул Робби в  другом  конце  комнаты.  Он  видел,  как  лицо
сидевшего на диване Джека сперва налилось кровью, а потом стало бледным  как
смерть. Джек поджал ноги и наклонился вперед.
   Робби кинулся вперед, оттолкнув в сторону агента ФБР, и как раз вовремя:
   Джек вскочил с дивана и бросился  на  О'Нила,  норовя  вцепиться  тому  в
глотку. Еще бы миг... но тут плечо Джека врезалось в грудь Робби, и тот сжал
его, обхватил, тесня назад. Три репортера успели запечатлеть  эту  сцену  на
фотопленку. Наконец Робби удалось повалить Джека на диван и, обернувшись, он
рявкнул: "Уведите эту скотину отсюда пока я его не придушил!"  Ирландец  был
на десять сантиметров выше Джексона, но тот дышал  такой  яростью,  что  все
поняли,  что  ирландцу  и  вправду  не  сдобровать.  "Уберите  отсюда  этого
ублюдочного террориста!"
   Полицейский  уже  схватил  О'Нила  за  плечо  и  выталкивал  из  комнаты.
Репортеры ринулись вслед за ирландцем, громко кричавшим, что он ни в чем  не
виноват.
   - Вы что, совсем спятили? - набросился Джексон на агента ФБР.
   - Успокойтесь. Я на вашей стороне, ладно? Малость успокойтесь.
   Джексон сел рядом с Райаном. Джек дышал, как лошадь после скачек.  Донохо
пристроился с другой стороны.
   - Мистер Райан, я не мог запретить ему приехать сюда. Прошу прощения,  но
у нас нет таких прав. Он хотел сказать вам... Вот  блядство!  Всю  дорогу  в
самолете он только и твердил, что его организация не имеет к этому  никакого
отношения,  что  для  нее  это  чистая  катастрофа.   Он,   полагаю,   хотел
засвидетельствовать вам свое сочувствие.
   Донохо было мерзко выговаривать все эти слова, хотя они были правдой. Еще
более он ненавидел себя за то, что он - в ходе минувшей недели - начал  даже
по-своему как-то симпатизировать Пэдди О'Нилу. У этого "рупора"  "Шин  Фейн"
был свой шарм, он  обладал  даром  убеждать  людей  в  обоснованности  своей
позиции. Эд Донохо спрашивал себя,  почему  именно  ему  дали  это  задание.
"Почему бы им не поручить это какому-нибудь  итальянцу?"  Конечно,  он  знал
ответ на этот вопрос, но из-за того, что у начальства были  свои  резоны,  -
вовсе не значило, что этот ответ должен был быть ему по душе.
   - Я приму меры, доктор Райан, чтобы он вам более не докучал.
   - Непременно позаботьтесь об этом, - жестко сказал Райан. Донохо вышел  в
приемный покой. О'Нил разглагольствовал перед репортерами, что Донохо отнюдь
не удивило.
   - Мистер Райан не в себе, как и всякий в такой ситуации, - вещал О'Нил.
   Сперва Донохо относился с неприязнью к этому человеку, а потом начал даже
восхищаться его ораторским даром и  умением  очаровывать  людей.  Теперь  же
слова этого типа вызвали у него отвращение. И вдруг в голову ему пришла одна
идея. Он не знал, как к этому отнесутся в Бюро, но  решил  рискнуть.  Прежде
всего он схватил за руку полицейского и велел тому, чтобы он не  отходил  от
Райана. Потом он отвел в сторону фотографа и кратко переговорил с ним. Затем
они вместе с фотографом пошли искать врача.
   - Нет, решительно нет, - отрезал тот.
   - Эй, док, - сказал фотожурналист. - Моя жена беременна. Это у нас первый
ребенок. Если это поможет этому человеку, я "за". И это не попадет в газеты.
   Даю слово, док.
   - Я думаю, это поможет, - сказал  агент  ФБР.  -  Серьезно.  Минут  через
десять  агент  ФБР,  прежде  чем  отвезти  О'Нила  в  аэропорт,  позвонил  в
штаб-квартиру ФБР в Вашингтоне, и двое агентов тут же выехали по направлению
к дому Райана.
   Сигнализация в его доме не была им помехой.

***

   Джек не спал уже более суток. Будь он в состоянии думать об этом,  он  бы
поразился  тому,  что  бодрствовал  так  долго  и  при  этом  был   способен
функционировать. Впрочем, насчет последнего многие, видевшие его, усомнились
бы. И вот теперь он был один. Робби пришлось куда-то уехать. Куда - Джек  не
помнил.
   В любом случае он в этот момент был один, так как Кэти перевели в главный
корпус больницы,  и  ему  наконец  разрешили  навестить  ее.  Он  плелся  по
невзрачному коридору, как приговоренный  к  смерти.  Завернув  за  угол,  он
безошибочно признал, где палата Кэти, - возле нее стояли  двое  полицейских.
Они тут же уставились на него, а он - на них, пытаясь углядеть, нет ли в  их
глазах намека на то, что они знают: случившееся - это  его  вина.  Ведь  его
жена и дочь едва не погибли только потому, что он решил, что беспокоиться не
о чем. Он презирал себя, и полагал,  что  и  весь  мир  смотрит  на  него  с
презрением. "Ты ведь такой ебаный умник!" говорил он себе.
   Ему казалось, что не он приближается к двери, а она надвигается на  него,
становясь все больше и  больше.  За  этой  дверью  находилась  обожаемая  им
женщина.
   Женщина, которая едва не погибла из-за его дурацкой самоуверенности.  Что
она  скажет  ему?  Он  на  какое-то  мгновение  остановился  перед   дверью.
Полицейские старались не таращиться на  него.  Наверное,  они  сочувствовали
ему, не зная, что он этого сочувствия не  заслуживает.  Дверная  ручка  была
холодной Кэти лежала на постели. Ее рука была в  гипсе.  На  правой  стороне
лица был гигантских размеров кровоподтек, половина головы  забинтована.  Она
лежала с открытыми глазами, но в них почти не  было  проблеска  жизни.  Джек
приблизился к ней, как во сне. Медсестра подвинула к постели стул. Он сел, и
взял Кэти за руку, пытаясь что-нибудь сказать.  Но  ничего  не  приходило  в
голову. Она повернулась к нему - в глазах ее появилось какое-то выражение, и
они наполнились слезами.
   - Прости меня, Джек, - прошептала она.
   - Что?
   - Я видела, что она возится с ремнем, но я ничего не сделала, потому  что
спешила. А потом этот  грузовик...  и  мне  все  было  некогда.  Если  бы  я
проверила ремень, с ней  бы  ничего  страшного  не  случилось...  Но  я  так
спешила, - она отвела глаза в сторону. - Прости, Джек.
   "Господи, она считает, что это она виновата... Что ей сказать?"  -  думал
он, потрясенный услышанным.
   - С Салли все будет в порядке, детка, - выговорил он наконец, поднес руку
Кэти к губам и поцеловал. - И с тобой тоже. Остальное все неважно.
   - Но...
   - Никаких но".
   Она повернула к нему лицо и попыталась  улыбнуться,  несмотря  на  слезы,
катившиеся из глаз.
   - Я говорила с доктором Эллингстоуном из Хопкинса - он  приходил  сюда  и
видел Салли. Он говорит... он говорит, она поправится. И он говорит, что это
Шапиро спас ее.
   - Я знаю.
   - Я даже не видела ее... Я помню только мост, а очнулась я всего два часа
назад, и... О Джек!..
   Он крепко сжал ее руку и наклонился, чтобы поцеловать ее в  губы,  но  не
успел коснуться их, как оба они разрыдались.
   - Все будет хорошо, Кэти, - сказал Джек, сам тоже начиная верить, что все
придет в норму. Жизнь его еще не кончилась.
   "Но кое для кого кончится", - сказал он себе. Эта мысль пришла как бы  со
стороны, родилась в той части мозга, что уже заглядывала в будущее. Мысль  о
том, кто был причиной всего этого, родила в нем холодную ярость, и успокоить
ее могла только смерть той сволочи.
   Время печали подходило к  концу,  уносимое  в  прошлое  его  собственными
слезами. Оно еще не ушло совсем, но голова  его  уже  начала  думать  о  том
времени, когда чувства его успокоятся. Почти  успокоятся.  Но  одно  чувство
все-таки не будет знать покоя. И хотя он может держать  его  под  контролем,
тем не менее он будет слушать то, что диктует это  чувство.  И  пока  он  не
избавится от него, ему не суждено вновь обрести радость жизни.
   Какова бы ни была ситуация, а бесконечно плакать невозможно. Кэти провела
рукой по мокрому от слез лицу мужа. Теперь она по-настоящему улыбалась. Джек
давно не брился, и касаться его  было  все  равно,  что  касаться  наждачной
бумаги.
   - Который час?
   - Пол-одиннадцатого, - сказал Джек.
   - Тебе надо бы поспать, - сказала Кэти.
   - Да, надо бы, - согласился он и потер глаза.
   - Привет, Кэти, - сказал, входя в палату, Робби. - Я пришел за ним.
   - Хорошо.
   - Мы остановимся в "Холидей Инн", неподалеку отсюда.
   - Мы? Робби, ты не должен...
   - Оставь это, Джек, - сказал Робби. - Как ты, Кэти?
   - Голова болит так, что не поверишь.
   - Рад снова видеть твою улыбку, - сказал Робби.  -  Сисси  приедет  после
обеда. Что тебе привезти?
   - Пока ничего не надо. Спасибо, Роб.
   - Поправляйся, - Робби взял Джека за руку и потянул к двери. - Попозже  я
его опять привезу сюда.
   Через двадцать минут они уже  были  в  своем  номере.  Робби  вытащил  из
кармана таблетки. "Врач сказал, что тебе надо это принять".
   - Я не принимаю снотворного.
   - Ты примешь одну, вот эту маленькую. Это не  просьба,  Джек,  а  приказ.
Тебе надо выспаться. Вот.
   Робби не спускал с Джека глаз, пока тот наконец не проглотил таблетку.
   Через десять минут Джек уже спал. Прежде  чем  лечь  на  другую  кровать,
Джесон проверил запор на двери. Ему приснились те, кто устроил  все  это.  У
них был самолет, и  он  всадил  в  него  четыре  ракеты.  А  потом  их  тела
вываливались из пробоин, и, еще прежде  чем  они  упали  в  море,  он  успел
ударить по каждому из них из пушки.

***

   Бар "Клуб патриотов" находился напротив станции  "Бродвей",  в  одном  из
ирландских кварталов Бостона. Название его  имело  отношение  не  столько  к
революции 1770-х годов, сколько выражало представление его владельца о самом
себе. Когда-то Джон Донохо служил в Первой дивизии  морской  пехоты.  Дважды
раненный, он отказался уйти из своего взвода И  проделал  с  ним  весь  путь
отступления. С тех пор он прихрамывал, так как на  правой  ноге  у  него  не
хватало четырех пальцев, отмороженных в том походе. Этим  он  гордился  даже
больше, чем наградами, помещенными в  рамку,  которая  висела  на  стене  за
стойкой бара, под знаменем корпуса морской пехоты.  Любой  человек  в  форме
морского пехотинца получал здесь первый коктейль или кружку пива  бесплатно,
а в придачу и истории  о  Старом  корпусе,  в  котором  капрал  Джон  Донохо
оказался по достижении восемнадцати лет.
   Кроме  того,  он  осознавал  себя  истинным  ирландцем.  Каждый  год   он
отправлялся из бостонского Международного аэропорта Лоуген на родную  землю,
чтобы убедиться, где его корни, освежить произношение и  отведать  наилучшие
сорта виски, которые по тем или иным причинам никогда не ввозились в Америку
в достаточном количестве. Донохо также старался  быть  в  курсе  всего,  что
происходило в "Шести графствах", как он называл Северную Ирландию,  дабы  не
терять духовной  связи  с  повстанцами,  которые  мужественно  сражались  за
избавление страны от британского  ига.  В  его  баре  немало  долларов  было
собрано для помощи тем, на Севере, немало стаканов осушалось за их  здоровье
и за успех Дела.
   - Джонни, привет! - крикнул Пэдди О'Нил еще с порога.
   - Добрый вечер, Пэдди! - Донохо уже нацеживал пиво  для  дорогого  гостя,
когда увидел, что за О'Нилом в дверях показался и его  племянник.  Эдди  был
единственным сыном его любимого брата - славный мальчик, окончивший колледж,
где играл в футбольной команде, пока не поступил в ФБР. Это, конечно, не так
хорошо, как служить в морской пехоте, зато платят там куда больше.  Ему  уже
говорили, что Эдди повсюду сопровождает  О'Нила,  но  все  равно  ему  стало
малость  грустно,  когда  он  собственными  глазами  увидел  это.  Наверное,
рассуждал он, это для охраны О'Нила от британских убийц.
   Джон и Пэдди выпили по кружке пива, а потом Пэдди направился в комнату  в
задней части бара, где его ждала небольшая компания местных ирландцев.  Эдди
Донохо остался у стойки бара - пил свой кофе  и  посматривал  вокруг.  Через
какое-то время Джон Донохо направился к племяннику, чтобы поболтать о том  о
сем.
   - Привет, дядюшка, - сказал Эдди.
   - Ну что, назначили день? - спросил Джон, подчеркнуто  выговаривая  слова
на ирландский манер. Этот ирландский  выговор  прорезался  у  него  особенно
сильно, когда поблизости находился О'Нил.
   - Может, в сентябре, - нехотя ответил Эдди.
   - А что сказал бы твой отец, узнай он, что ты уже почти год живешь с этой
девушкой? И что вообще сказали бы добрые люди, если бы они?..
   - Вероятно, то же самое, что-они говорят тебе по поводу  тех  денег,  что
собираются для террористов, - ответил Эдди. Он терпеть  не  мог,  когда  его
учили, как надо жить.
   - Я не хочу слышать таких слов в моем баре.
   - Именно этим, дорогой мой дядюшка, и занимается О'Нил.
   - Они - борцы за свободу. Я знаю, что  иногда  они  нарушают  законы,  но
нарушение английских законов это не наша с тобой  забота,  -  твердо  сказал
Джон Донохо.
   - Ты смотришь телевизор?
   Вопрос был неуместен - на стене  бара  висел  широкоформатный  телевизор,
чтобы не упустить очередного матча по футболу или бейсболу. Интерес  дядюшки
Джона к телевизору ограничивался этими сюжетами, политические  передачи  его
не привлекали. Каждые шесть лет он отдавал свой голос  за  Тедди  Кеннеди  и
считал себя твердым сторонником усиления вооруженных сил страны.
   - Тут вот кое-какие фотографии - взгляни, - сказал Эдди и положил  первую
из них на стойку бара. - Девочку зовут Салли Райан. Она живет в Аннаполисе.
   Джон взял фото и заулыбался.
   - Моя Катлин когда-то была точно такой же.
   - Ее отец преподает в Военно-морской академии, когда-то  был  лейтенантом
морской пехоты. А его отец был полицейским.
   - Похоже, что он хороший ирландец. Твой друг?
   - Не совсем, - сказал Эдди. -  Мы  с  Пэдди  впервые  встретились  с  ним
сегодня. А вот как его дочь выглядит сейчас, - он выложил на  стойку  второй
снимок.
   - Иисус, Мария и Иосиф!
   За всем нагромождением этих медицинских штук трудно было разглядеть,  что
на постели лежала девочка. Ноги  были  в  гипсе,  изо  рта  торчала  широкая
пластиковая трубка, и всюду кровоподтеки,  ужасный  цвет  которых  фотографу
удалось запечатлеть с большим мастерством.
   - Ей еще повезло, дядюшка. Ее мать тоже лежит в госпитале - вот она, - на
стойку легли еще два снимка.
   - А что случилось-то? Авария? И вообще,  зачем  ты  все  это  показываешь
мне?
   - Она - хирург, беременна, хотя этого и не видно  на  снимке.  Ее  машину
вчера обстреляли из  автомата  около  Аннаполиса.  Минуту  спустя  был  убит
полицейский. Вот он, - еще одна фотография пошла в ход.
   - Что? Чья это работа?
   - Вот отец, Джек Райан, - это был тот же снимок, что когда-то появился  в
лондонских газетах: Джек Райан был запечатлен там в форме лейтенанта морской
пехоты. Эдди знал,  что  стоило  его  дядюшке  увидеть  эту  форму,  как  он
преисполнялся гордости.
   - Я уже где-то видел его...
   - Ну да. Несколько месяцев тому назад он помешал террористам в Лондоне.
   Похоже, что они настолько обозлилилсь, что начали охоту  на  него  и  его
семью здесь. Бюро занимается этим сейчас.
   - Кто это сделал?
   На стойку  бара  лег  последний  снимок:  руки  Райана  были  уже  готовы
сомкнуться на горле Пэдди О'Нила, а сбоку - негр, отталкивающий Райана.
   - Кто этот черномазый? - спросил Джон. Племянник его вышел из себя.
   - Черт побери! Этот человек - морской летчик!
   - А-а! - Джон на секунду смутился. Он не любил черных, хотя  те  из  них,
что носили форму  морской  пехоты,  тоже  получали  в  баре  первую  выпивку
бесплатно. В форме - это совсем другое дело, говорил он  себе.  Всякий,  кто
служил Америке, как он, был в порядке. "Кое-кто  из  моих  лучших  друзей  в
Корпусе были..." Он помнил, как  бомбардировщик  морской  авиации  прикрывал
отход их подразделения к морю, отгоняя китайцев ракетами и напалмом.  О'кей,
может, этот негр тоже не такой, как все они. Он долго пялился на  фотографию
и наконец спросил:
   - Так ты говоришь, что П