вместить палата. Включая и  телевизионную  группу.  Это  все,  что
Джеку удалось выторговать. Операторы и  техники  оккупировали  пространство,
которое  в  ином   случае   было   бы   заполнено   куда   более   дотошными
корреспондентами.
   В утренних выпусках "Таймса" и "Дейли телеграф" сообщалось, что Райан был
(а может, и есть) сотрудником ЦРУ. (Это было не совсем верно.) А потому  ему
не положено, мол, представать перед публикой. Райан припомнил, что  говорили
в Лэнгли об утечке информации.
   - Готово, - сказал осветитель. И минуту спустя доказал, что не обманывал,
включив три "солнечных" прожектора.
   Как Джек ни щурился, на глазах все равно выступили слезы.
   - Ужасно яркие, - посочувствовал один  из  репортеров,  пока  прочие  без
передышки щелкали своими "Никонами".
   -  В  каком-то  смысле  да,  -  ответил  Джек.  К  его  халату  прицепили
двухголовый микрофон.
   - Скажите что-нибудь, - попросил звукооператор.
   - Как вам нравится в Лондоне, доктор Райан?
   - Ну, как  вам  сказать?..  Я  не  склонен  верить  жалобам  о  том,  что
американские  туристы  не  хотят  посетить   Англию   из-за   страха   перед
террористами.
   - "Экий ты, однако, прохвост". - сказал он себе и усмехнулся.
   - В самом деле! - рассмеялся  репортер.  -  Все  в  порядке.  спросил  он
оператора и звукотехника.
   Райан глотнул чаю и отодвинул пепельницу, чтобы она не попала в кадр.
   Народ был в основном английский,  кроме  телекорреспондента  Эн-би-си  да
лондонского корреспондента "Вашингтон пост". Впрочем,  как  было  условлено,
материал будет предоставлен в распоряжение и всех прочих средств информации.
   Для настоящей пресс-конференции просто-напросто не было места. Заработала
камера.
   Они начали с обычных вопросов.  Затем  камера  нацелилась  на  его  руку.
Потом, подумал Джек,  они  этими  кадрами  будут  иллюстрировать  дикторский
рассказ о том, как его подстрелили. Немного драматизма  никогда  не  мешает,
как ему уже раз было сказано. Он подвигал пальцами левой руки - для камеры.
   - Доктор  Райан,  американская  и  британская  пресса  сообщают,  что  вы
сотрудник ЦРУ.
   - Я прочитал об этом сегодня утром. И удивился не менее других, -  сказал
Райан с улыбкой. - Это какая-то ошибка. Я недостаточно  красив,  чтобы  быть
шпионом.
   - Итак, вы отвергаете  это  сообщение?  -  спросил  корреспондент  "Дэйли
миррор".
   - Да. Это не правда. Я  преподаю  историю  в  Военно-морской  академии  в
Аннаполисе. Это легко проверить. На  прошлой  неделе  я  принимал  экзамены.
Можете спросить моих студентов, - сказал он и снова - ради камеры - подвигал
левой рукой.
   - Это сообщение поступило из неких высоких кругов, -  заметил  парень  из
"Вашингтон пост".
   - Если вы немного займетесь историей, вы узнаете, что  высокопоставленные
лица тоже допускают ошибки. Полагаю, что именно это и  имеет  место  в  моем
случае. Я преподаю. Я пишу книги. Я читаю  лекции...  Верно,  как-то  раз  я
читал лекцию и для ЦРУ, но это была та же лекция,  что  и  в  Военно-морском
колледже.
   Ничего секретного в ней не было. Возможно, отсюда и возникли эти слухи.
   Проверьте, я вам говорю.  Мой  кабинет  -  в  Лихихолл  в  Военно-морской
академии.
   Думаю, что тут кто-то попал пальцем в небо. - "Именно,  что  в  небо",  -
подумал он и продолжал:
   - Я могу разыскать вам текст той лекции - не так уж это и сложно.
   - По душе ли вам то, что вы оказались в центре внимания? - спросил кто-то
из британского телевидения.
   "Спасибо за то, что сменили тему", - мысленно поблагодарил его Райан.
   - Ничего, можно пережить и это. Хотя я и не  кинозвезда,  ибо,  повторяю,
внешностью не вышел.
   - Вы слишком скромны, доктор Райан, - заметила женщина-репортер.
   - Будьте осторожны - моя  жена  может  неверно  истолковать  ваши  слова,
парировал он, вызвав общий смех. - Хоть внешостью я и не вышел, ей  я  вроде
бы нравлюсь. И с меня этого довольно. Леди  и  джентльмены,  при  всем  моем
уважении к вам, я вынужден  признаться,  что  был  бы  рад  вновь  кануть  в
неизвестность.
   - Думаете, вам это теперь удастся?
   - Это зависит от удачи. И от того, позволит ли это мне ваша братия.
   - Как, вы думате,  следует  поступить  с  террористом  Сино  Миллером?  -
спросил корреспондент "Таймса".
   - Это дело суда. Я вам для этого не нужен.
   - Считаете ли вы, что нам нужна смертная казнь?
   - У нас она есть. Что касается вашей страны, это должны решать  те,  кому
народ отдал свои голоса. И вы, и мы ведь живем в демократических  обществах,
не так ли? Тем, кого вы избрали, надлежит выполнять волю избирателей. - "Это
не совсем так на практике, но такова теория..." - подумал он.
   - Так вы поддерживаете эту идею? - не унимался "Тайме".
   - В определенных случаях, после всестороннего рассмотрения дела судом да.
А теперь вы, разумеется, спросите меня об  этом  случае,  так?  Это  спорное
дело. И вообще, я не специалист. Вот отец мой -  он  был  полицейским,  а  я
всего лишь историк.
   - А что вы как американец ирландского происхождения  думаете  о  Раздоре?
пожелал узнать "Дейли телеграф".
   - У нас в Америке достаточно своих проблем - ваших нам не надо.
   - Так вы считаете, что нам следует решить эту проблему?
   - А как вы полагаете? Разве не для того и существуют проблемы?
   - У вас наверняка есть предложение на этот счет. Большинство  американцев
напичканы предложениями.
   - Мое дело - преподавать историю. А предложения - пусть  этим  занимаются
другие. Я предпочитаю быть чем-то вроде репортера, - улыбнулся  Райан.  -  Я
критикую тех, кто когда-то давно принял те или иные решения. Но это вовсе не
значит, что я знаю, как надо действовать сегодня.
   - Однако во вторник вы знали, как действовать, - напомнил "Тайме".  Райан
пожал плечами.
   - Да, думаю, что это так, - сказал Райан с телеэкрана.

***

   - Умен мерзавец, - пробормотал себе под  нос  Кевин  Джозеф  О'Доннелл  и
отхлебнул из стакана пива. Его оперативная база располагалась куда дальше от
границы, чем это кому-нибудь могло прийти в  голову.  Ирландия  -  маленькая
страна, и расстояние там - понятие относительное, особенно для тех,  у  кого
есть все им необходимое. У его бывших соратников  из  ВГИРА  было  множество
надежных явок возле границы, откуда было удобно  перебираться  за  кордон  -
хоть в ту, хоть в эту сторону. Но не для него. И тому была масса причин. Там
было полным-полно стукачей и британских разведчиков, плюс еще диверсанты  из
СЛС, которые не брезгают ни  похищениями,  ни  убийствами  тех,  кто  сделал
ошибку, став чересчур известным. Им ведь близость границы тоже на  руку.  Но
более всего опасна сама ВГИРА, которая тоже не спускает глаз с границы. Хотя
он  изменил  свой  облик,  претерпев  небольшую  пластическую   операцию   и
перекрасив волосы, бывшие коллеги все же могли узнать его. Но не здесь. Да и
до границы, в конце концов,  не  так  уж  было  далеко  в  стране  длиной  в
какие-нибудь три сотни миль.
   Он отвернулся от телевизора и уставился в окно  -  в  морскую  темь.  Вот
показались огни парома, идущего из Гавра. Море было прекрасно,  как  всегда.
Даже во время шторма, когда видимость - хуже некуда, ощущаешь  мощь  стихии,
мощь этих серых водяных валов, атакующих скалистый берег.  Но  сегодня  было
ясно,  воздух  прозрачен  и  студен.  Вид  открывался  до  самого  горизонта
очерченного звездами.
   Вон еще судовые огни -  какое-то  торговое  судно...  спешит  на  восток.
О'Доннеллу льстила мысль, что этот величественный  дом  некогда  принадлежал
английскому лорду. Еще более он был доволен тем, что покупку  эту  провернул
через подставную корпорацию и что все  вопросы  удалось  свести  к  минимуму
благодаря наличным и респектабельному адвокату. До  чего  же  податливо  это
общество - да  и  любое,  если  ты  располагаешь  хорошими  средствами...  и
толковым  советником.  До  чего  все  они  мелки.   Никакого   политического
кругозора. "Нужно знать своих врагов", повторял себе О'Коннелл  десятки  раз
за день. Впрочем, врагом было не "демократическое"  общество.  Врагами  были
те, с кем приходилось иметь дело,  идти  на  компромиссы,  быть  культурным,
ходить застегнутым на все пуговицы, сотрудничать.
   "Глупцы, самоубийственные, невежественные глупцы, заслуживающие  смерти",
вот что он думал о них.
   Придет день, когда все они исчезнут,  как  то  судно,  соскользнувшее  за
горизонт. История - это наука, поступь неизбежности.  О'Доннелл  точно  знал
это.
   Отвернувшись от окна, он принялся смотреть в огонь,  жарко  полыхавший  в
камине. Во время оно над ним висели оленьи рога и картины. С лошадьми.
   О'Доннелл был уверен - именно лошади. Владелец этого дома, думал он,  был
существом, имевшим все, что желал. В его  пустую  голову  никакая  идеология
никогда не проникала. Он себе посиживал на стуле, вроде вот этого, потягивал
из стакана виски, таращился в огонь - любимая собака у  ног  -  и  болтал  с
соседом о сегодняшней охоте, договариваясь об охоте завтрашней. "Снова  дичь
или теперь лисица, Берти? Давно уже не охотились на лисиц,  пора  бы  снова,
как ты думаешь?"
   Что-нибудь в таком духе. Интересно, охотился лорд только в сезон или  ему
было плевать - что настроение подскажет, то  и  делал?  Теперешний  владелец
этого дома такой охотой не занимался. Какой прок убивать того, кто не вредит
ни тебе, ни твоему делу? И потом, охота это для  британцев  да  для  местных
джентри. За  местными  ирландскими  джентри  он  не  охотился,  он  даже  не
удостаивал их презрения, не говоря уж  о  каких-то  акциях  против  них.  Во
всяком случае, пока.
   "Деревья не ненавидишь, - говорил он себе. - Их просто игнорируешь,  пока
не приходит время срубить их". Он снова повернулся к телевизору.
   Этот Райан все еще был на экране, дружески беседуя с идиотами из прессы.
   Чертов герой. "Чего ты сунул свой нос куда не следует?" Это что-то  вроде
рефлекса, рассудил О'Доннелл.  "Чертов  кретин,  лезущий  не  в  свое  дело.
Наверняка ведь, даже и не знал, что там было.  Да  и  никто  не  знал  и  не
знает".
   Американцы. Эти дураки из "Временной" все еще обожают толковать с типами,
вроде этого, пускать пыль в глаза и  притворяться,  будто  они  представляют
Ирландию. Разве янки вообще хоть что-то понимают?  Эти  "Временные"  твердят
свое:
   "Мы не можем позволить себе обижать американцев". Чертовы американцы,  со
всеми их деньгами и заносчивостью, со всеми  их  рассуждениями  о  том,  что
такое хорошо и что такое плохо, с их инфантильным  представлением  о  судьбе
Ирландии. Как детишки, принарядившиеся по случаю  первого  причастия.  Такие
чистенькие. Такие наивные. Толку от  их  жалких  денежных  подачек  -  нуль.
Сколько бы по этому поводу ни плакались британцы,  О'Доннелл  знал,  что  за
последние три года ВГИРА даже и миллиона не выудила из Америки. Все, что эти
американцы знают об Ирландии, они почерпнули из фильмов  да  из  полузабытых
песенок, исполняемых в день святого Патрика. Ну  и  время  от  времени  дуют
ирландский виски - из патриотизма. Что они знают о жизни в Ольстере, о гнете
империалистов,  о  том,  как  Ирландия  порабощена  загнивающей   Британской
империей, которая, в свой черед, порабощена Америкой?
   Что они вообще знают? "Но мы не можем обижать американцев".  Глава  Армии
освобождения Ольстера разделался со своим пивом и поставил  стакан  на  край
стола.
   Для Дела, которому он себя посвятил, фактически не так уж  много  и  надо
было. Четко очерченная идеологическая цель. Несколько хороших людей. Друзья,
хорошие друзья с доступом к хорошим ресурсам. Вот и все.  Зачем  путаться  с
американцами? А все эти политические игры - люди "Шин Фейн", баллотирующиеся
в парламент!.. Экая чушь! Они  ждут...  Да  что  там  -  надеются  дождаться
признания британских империалистов. И уже провозглашают, что важнейшие  наши
политические цели недостижимы. А после этого народ  еще  удивляется,  почему
"Временным" ничего не удается.  Их  идеология  обанкротилась,  а  в  Бригаде
слишком много народу.
   Стоило британцам заловить кое-кого из них, как раскололись  и  позаложили
всех своих товарищей.  Для  такой  работы  нужна  особая  преданность  Делу,
которая по плечу лишь элите а следовательно, единицам. Насчет такой элиты  у
О'Доннелла было все в порядке. "И еще нужен верный план,  -  сказал  он  сам
себе, при этом тонко улыбнувшись. У него  был  такой  план.  -  Из-за  этого
Райана, - напомнил он себе, - мой план не изменился".
   - Смотри, этот сукин сын так и светится самодовольством! - обратился он к
человеку, находившемуся в комнате, но все время молчавшему.
   Откупорив еще одну бутылку пива, О'Доннелл наполнил стакан.
   - Сину, - сказал он, - надо было поглядывать назад, и тогда этот  поганый
герой был бы трупом. А дело наше увенчалось бы успехом. Проклятье!
   - Ничего, сэр, еще не все потеряно, - сказал его гость.
   - На пустяки мы свою энергию не тратим, нет, - сказал О'Доннелл и покачал
головой. - "Временные" уже десять лет только и занимаются,  что  ерундой.  И
вот до чего это их довело.
   - А что если он из ЦРУ? Что если они проникли в наши ряды, и он был  там,
потому что?..
   - Не будь дураком,  -  оборвал  собеседника  О'Доннелл.  -  Если  бы  они
пронюхали, то вся лондонская полиция, переодевшись в штатское, поджидала  бы
нас там. - "И я бы знал об этом заранее", -  подумал  он,  не  сказав  этого
вслух.
   Об источнике его информации знал лишь еще один человек из Организации,  и
он был в Лондоне.
   - Это просто вопрос  удачи,  -  сказал  О'Доннелл.  -  На  этот  раз  она
оказалась на их стороне. Зато нам повезло в твоем деле, не так ли, Майкл?
   Как и всякий ирландец, он верил в удачу. Никакая  идеология  не  способна
была отменить этой веры. Никогда.
   Собеседник О'Доннелла был моложе его. Он сидел  и  думал  о  восемнадцати
месяцах,  проведенных  в  блоке  Эйч  тюрьмы  Лонг-Кеш.  По  телевизору  уже
тарахтели о чем-то другом.
   О'Доннелл  пожал  плечами.  Везенье.  Везенье  и  все.   Этому   богатому
американцу с его длинным носом  просто  очень  повезло.  Операция  могла  бы
провалиться и из-за любого другого непредвиденного обстоятельства -  прокола
шины, севшей батареи в радио или из-за внезапного ливня. Его преимущество  в
том, что тем Удача нужна всегда, а  ему,  О'Доннеллу,  надо,  чтобы  повезло
всего один раз. Обдумав только что  виденное  по  телевизору,  он  пришел  к
выводу, что на Райана не стоит тратить силы. "Не надо обижать американцев, -
снова вспомнил он, на этот раз с удивлением. - Почему? Разве они  не  враги?
Святой Патрик, теперь и ты тоже думаешь, как те идиоты из ВГИРА. Терпение  -
самое важное качество подлинного революционера. Надо выждать нужный момент -
и тогда ударить со всей решимостью".
   Он ждал следующего сообщения своей разведки.

***

   В  Берлингтонском  пассаже,  в  самой  фешенебельной   части   Пикадилли,
находился магазин редких книг. Он был зажат между ювелиром и  портным  -  из
тех, что обслуживают в основном туристов, прячущихся в пассаже от  дождя.  В
магазине стоял запах, привлекавший книголюбов, как цветочный аромат -  пчел:
пыльный запах иссохшейся от времени  бумаги  и  кожаных  переплетов.  Хозяин
магазина - он же и продавец - был сравнительно молод. Пиджак его тут  и  там
был испачкан пылью. День  он  начинал  с  того,  что  проходился  по  полкам
метелочкой из перьев, но это не помогало - книги, казалось, только и делали,
что выделяли из себя все новые порции пыли. Он так привык  к  ней,  что  она
стала ему нравиться. Он любил все в этом магазине. Оборот тут  был  невелик,
но все же прибыль магазин приносил, причем прибыль эта зависела  не  столько
от туристов, сколько от небольшого числа постоянных покупателей из  наиболее
богатых слоев лондонского общества.  Мистер  Деннис  Кули  много  разъезжал,
порой ему приходилось вдруг бросать все и лететь на очередной  аукцион,  где
распродавалась  библиотека  какого-нибудь  усопшего  джентльмена.  В   таких
случаях он оставлял магазин на попечение одной юной леди, которую можно было
бы назвать хорошенькой, если бы она чуть больше занималась своей внешностью.
Сегодня у Беатрис был выходной.
   У мистера Кули был старинный стол  из  тикового  дерева  -  в  тон  общей
атмосфере магазина - и даже дряхлый вращающийся стул с жестким сиденьем -  в
качестве свидетельства, что ничего современного  в  этом  магазине  быть  не
может.
   Даже  бухгалтерские  книги  заполнялись  от  руки.  Никаких   электронных
калькуляторов. В потрепанной временем конторской книге, начатой в  тридцатых
годах, были зафиксированы тысячи сделок, а книжный каталог  наличествовал  в
виде карточек в деревянных ящичках. В  одном  каталоге  книги  значились  по
названиям, в другом -  по  авторам.  Все  записи  производились  авторучкой,
кончик пера которой был  золотым.  Табличка  со  словами  "Не  курить"  была
единственной данью времени.
   Запах  табака  мог  испортить  непередаваемый  аромат  книг.  На  бланках
магазина значилось, что он поставляет книги членам  королевского  семейства.
Пассаж был всего в  десяти  минутах  ходьбы  от  Букингемского  дворца.  Над
стеклянной дверью магазина висел серебряный колокольчик  прошлого  века.  Он
зазвенел.
   - Доброе утро, мистер Кули.
   - Доброе утро, сэр, - ответил Деннис и поднялся навстречу одному из своих
завсегдатаев. У Денниса был такой нечетко выраженный акцент, что  посетители
не могли толком угадать, из какой части страны  он  родом.  -  У  меня  есть
первое издание Дефо. То самое, насчет которого  вы  звонили  в  понедельник.
Прибыло как раз вчера.
   - То самое, из библиотеки в Корке, о которой вы говорили?
   - Нет, сэр.  Я  думаю,  оно  прежде  находилось  в  поместье  сэра  Джона
Клаггетта. Я раскопал его в Кембридже.
   - Первое издание?
   - Никаких сомнений, сэр, - ответил Деннис, почти не интонируя фразу.
   Шифрованные фразы были и постоянными, и изменяющимися в то же время. Кули
часто бывал в Ирландии, как в  Южной  так  и  в  Северной,  скупая  книги  у
наследников умерших коллекционеров  или  у  перекупщиков.  Когда  посетитель
упоминал какое-нибудь  графство  Ирландской  республики,  этим  он  указывал
место, куда надо доставить информацию. Спрашивая о том, какое это издание  -
первое или второе, - он сигнализировал  о  важности  этой  информации.  Кули
достал книгу с полки и положил ее на свой стол. Покупатель бережно взял ее и
пробежался пальцем по титульному листу.
   - В век бумажных обложек...
   - В самом деле, - поддакнул Кули. Любовь обоих к  переплетному  искусству
была неподдельной. Со временем хороший  переплет  только  хорошеет.  -  Кожа
прекрасно сохранилась, - добавил он.
   Посетитель хмыкнул в ответ, соглашаясь.
   - Я возьму ее. Сколько?
   Кули не ответил ничего. Вместо этого  он  достал  из  ящичка  карточку  с
данными книги и протянул ее покупателю. Тот бросил на нее беглый взгляд.
   - Идет, - сказал он, сел на стул и открыл портфель. - У меня для вас  еще
одно дело. Это раннее издание "Векфильдского священника". Я набрел  на  него
прошлом месяцем в маленькой лавчонке в Корнуолле, - он протянул книгу Кули.
   - Катастрофа, - сказал тот, с одного взгляда определив состояние книги.
   - Сумеет ваш человек реставрировать ее?
   - Трудно сказать... Кожа потрескалась, некоторые  страницы  загнулись,  а
переплет истрепался донельзя.
   - Подозреваю, что на чердаке, где она валялась, текла  крыша,  -  как  бы
между прочим заметил покупатель.
   - Вот оно что! - "Настолько важна эта информация?", -  спрашивал  глазами
Кули. - Преступная небрежность, - сказал он.
   - Я не вижу другого объяснения, - пожал плечами покупатель.
   - Посмотрим, что можно будет сделать. Он ведь не чудотворец,  знаете  ли.
"Настолько это важно?" - Кули опять взглянул на покупателя.
   - Я понимаю. И все же постарайтесь, - сказал тот. "Да, это  очень  важно"
означал этот ответ.
   - Конечно, сэр, - Кули открыл стол и выт