никаких  сообщений  о  результатах
футбольных матчей, никаких театральных обзоров, отчетов о  новой  постановке
балетного спектакля. Ничего нет в этом проклятом месте, что бы могло  как-то
развлечь его. Какой  бы  важной  ни  была  поставленная  перед  ним  задача,
полковник Гришанов, как и всякий человек, нуждался в том,  чтобы  отвлечься,
хотя бы на короткое время. Тут нет даже приличного туалета. Он уже привык  к
этому, но все равно все это тяжко. Господи,  как  хочется  вернуться  домой,
услышать родную речь, снова оказаться среди  культурных  людей,  с  которыми
можно поговорить. Гришанов  нахмурился,  взяв  бритву  и  глядя  на  себя  в
зеркало. Впереди еще месяцы  работы,  а  он  ноет,  как  новобранец.  Нельзя
позволять себе этого.
   Его мундир нуждался в чистке и глажке.  Воздух  был  таким  влажным,  что
свежая хлопчатая  форменная  рубашки  мигом  превращалась  в  подобие  мятой
пижамы. Он уже донашивал тут третью пару ботинок. Полковник поднес  к  губам
стакан чая, одновременно просматривая записи, сделанные  во  время  допросов
прошлым  вечером.  Одна  работа  и  никаких  развлечений..,  однако  он  уже
опаздывает. Гришанов попытался закурить, но спички отсырели.  Ничего,  можно
прикурить и от примуса. Куда он дел зажигалку..?
   Впрочем, у его работы были и положительные стороны.  Вьетнамские  солдаты
приветствовали его с уважением, едва ли не с благоговением - за  исключением
коменданта лагеря, майора  Вина,  этого  мерзкого  подонка.  Из  уважения  к
союзнику по социалистическому лагерю полковнику Гришанову выделили ординарца
- это был низенький, одноглазый, неграмотный  крестьянский  парень,  умевший
заправлять постель и выносить по утрам  помойное  ведро.  Полковник  покидал
свою комнату с уверенностью, что по его уходе ее  приведут  в  порядок.  Ему
предстояла важная  работа.  Исключительно  важная,  она  возбуждала  у  него
профессиональный  интерес.  И  все-таки  он  готов  был  на  убийство   ради
"Советского спорта" по утрам.

***

   -  Доброе  утро,  Иван,  -  прошептал  про  себя  Келли.  Ему   даже   не
потребовалось бинокля. Рост офицера так выделял его среди остальных фигур на
плацу - он был выше шести футов, - а его мундир  был  куда  аккуратнее,  чем
форма северо-вьетнамских солдат. Приложив к глазам бинокль, Келли  разглядел
лицо русского офицера - бледное, с нездоровым  румянцем,  прищуренные  глаза
говорили о сосредоточенности на мыслях о предстоящем  рабочем  дне.  Русский
махнул рукой низкорослому солдату, что стоял у входа в офицерское общежитие.
Ординарец, подумал  Келли.  Русский  офицер  явно  любил  знаки  уважения  и
связывал их с предоставлением определенных удобств. Судя  по  крылышкам  над
карманом на левой стороне груди, это несомненно летчик. И так  много  боевых
наград. Неужели здесь только один русский?  -  подумал  Келли.  Только  один
русский помогает вьетнамцам пытать военнопленных? Как-то  странно.  Впрочем,
это означало, что придется убить только одного лишнего человека, и, несмотря
на свой узкий политический кругозор,  Келли  понимал,  что  смерть  русского
офицера может привести к одним неприятностям. Он следил за тем, как  русский
шел по плацу. И тут навстречу ему появился явно старший вьетнамский  офицер,
майор. И этот хромает,  отметил  Келли.  Низенький  майор  приложил  руку  к
фуражке, приветствуя высокого полковника.

***

   - Доброе утро, товарищ полковник.
   - Доброе утро, майор Вин. -  Эти  маленькие  ублюдки  даже  не  научились
правильно  салютовать.  Может  быть,  он  просто  не  хочет  заставить  себя
относиться  с  должным  уважением  к  старшему  по  званию.  -  Рацион   для
военнопленных?
   - Они  будут  есть  то,  что  получают,  -  ответил  маленький  майор  на
исковерканном русском языке.
   - Послушайте, майор, очень  важно,  чтобы  вы  поняли  меня,  -  произнес
Гришанов, делая шаг вперед и глядя на вьетнамца сверху  вниз.  -  Мне  нужна
информация, которой они располагают. Я не смогу получить ее, если они  будут
слабыми и больными и не смогут говорить со мной.
   - Товарищ, у нас не хватает пищи  для  собственного  народа.  Вы  хотите,
чтобы мы тратили продукты питания на убийц? - спокойно  ответил  вьетнамский
офицер. В его голосе звучало одновременно презрение к этому иностранцу, и  в
то же время казалось, что он разговаривает  с  ним  с  уважением,  что  было
немаловажно для его солдат, не понимающих, о чем идет речь. В конце  концов,
солдаты считали, что русские - их верные союзники.
   - У ваших людей нет того, в чем нуждается моя страна, майор. И  если  моя
страна получит то, что ей нужно, то и ваша страна  может  получить  побольше
того, в чем она нуждается.
   - У меня приказ. Если у вас есть трудности с допросом  американцев,  могу
помочь. - Высокомерный пес. Это можно было не произносить вслух, и майор Вин
знал, как уколоть русского в самое чувствительное место.
   - Спасибо, майор. В этом нет необходимости. - Гришанов  приложил  руку  к
фуражке еще небрежнее майора, этого  отвратительного  маленького  человечка.
Чтоб ты сдох, подумал русский, направляясь к тюремному  бараку.  Его  первая
встреча сегодня утром была с американским морским летчиком, готовым к  тому,
чтобы рассказать ему все.

***

   Да, у них отношения достаточно неформальные, подумал Келли,  наблюдая  за
офицерами с расстояния в несколько сотен ярдов. Похоже, эти  двое  не  очень
ладят друг с  другом.  Теперь  его  наблюдение  за  лагерем  не  было  столь
напряженным. Больше всего Келли боялся, что охрана  лагеря  вышлет  патрули,
чтобы  прочесать   окружающие   джунгли,   как   поступило   бы   регулярное
подразделение  во  вражеской  стране.  Но  вьетнамцы  находились  на   своей
территории, и охрана лагеря не была  подразделением  регулярной  армии.  Его
следующее донесение, переданное на "Огден", гласило, что все  развивается  в
ожидаемых пределах, никакой дополнительной опасности.

***

   Сержант Питер Майер курил. Его отец относился к этому с неодобрением,  но
примирился с этой слабостью сына, требуя одного - чтобы он не курил в  доме.
И сейчас они сидели после воскресного ужина на  заднем  крыльце  пасторского
дома.
   - Значит, это Дорис Браун? - спросил Питер. В свои двадцать шесть лет  он
был одним из самых молодых сержантов полицейского  департамента  и,  подобно
большинству  современных  полицейских,  ветераном  войны  во  Вьетнаме,  ему
оставалось шесть зачетных часов до получения диплома вечерней  школы,  и  он
подумывал о поступлении в академию  ФБР.  Соседи  уже  знали  о  возвращении
девушки, исчезнувшей несколько лет назад. - Я помню ее. В прошлом у нее была
любопытная репутация.
   - Питер, ты ведь знаешь, что я  не  могу  говорить  об  этом.  Пасторская
клятва, понимаешь. Я посоветую девушке поговорить с  тобой,  когда  наступит
время, но...
   - Папа, я знаком с тайной исповеди. Но ты должен понять, что речь идет  о
двух убийствах. Два человека убиты, да еще торговля наркотиками. - Он бросил
окурок сигареты "Салем" в траву. - Это очень серьезное дело, папа.
   - Даже хуже, чем ты думаешь, - еле слышно вздохнул отец. - Они не  просто
убили этих девушек. Их подвергли пыткам, сексуальным  извращениям.  Все  это
просто ужасно. Спасшаяся девушка проходит сейчас курс лечения у психиатра. Я
знаю, что должен предпринять что-то, но не могу...
   - Да, я понимаю, что ты не можешь нарушить закон.  Ну  хорошо,  завтра  я
позвоню в полицию Балтимора и передам им то, что ты мне рассказал. Вообще-то
следовало бы подождать, пока мы не  предоставим  в  их  распоряжение  что-то
конкретное, что-то, что могло бы помочь  расследованию  этого  дела,  но  ты
правильно говоришь - мы должны что-то предпринять. Я  позвоню  им  завтра  с
самого утра.
   - А это не подвергнет девушку опасности? - спросил  пастор  Майер,  ругая
себя за  то,  что  в  начале  разговора  употребил  слово  "девушка",  а  не
"человек".
   - Не должно, - ответил подумав Питер. - Если ей удалось скрыться от них -
я имею в виду, что они не знают, где она находится, а если бы знали, то  уже
попытались бы устранить ее.
   - Но как могут люди поступать так жестоко? Питер закурил новую  сигарету.
Его отец был слишком праведным человеком, чтобы понять, какое зло существует
в мире. Впрочем, и он сам не до конца  понимал  это.  -  Папа,  я  постоянно
сталкиваюсь с подобными случаями, и  мне  тоже  трудно  поверить  этому.  Но
главное в том, чтобы арестовать этих мерзавцев.
   - Пожалуй, ты прав.

***

   Резидент КГБ в Ханое имел звание генерал-майора, и его работа заключалась
преимущественно в том, чтобы шпионить за так называемыми союзниками.  Каковы
их  истинные  цели?  Являются  их  разногласия  с  Китаем   настоящими   или
притворными? Останутся ли они союзниками России после  успешного  завершения
войны? Позволят ли они. Советскому Союзу пользоваться военной  базой,  после
того как американцы покинут  Вьетнам?  Действительно  ли  их  идеологические
взгляды так тверды, как они пытаются уверить русских? Это были  вопросы,  на
которые, как ему казалось, он имел ответы,  но  приказы,  полученные  им  из
Москвы, и его собственный  скептицизм  заставляли  генерала  снова  и  снова
задавать их. У него были агенты в Министерстве иностранных дел Вьетнама и  в
других правительственных учреждениях.  Это  были  вьетнамцы,  их  готовность
информировать  его,  союзника  по   социалистическому   лагерю,   в   случае
обнаружения означала для них смерть, хотя во имя сохранения добрых отношений
между их странами такая смерть будет представлена  как  "несчастный  случай"
или "самоубийство", поскольку  ни  одна  из  сторон  не  хотела  формального
разрыва.  Словесным  выражением  преданности  в   социалистических   странах
придавали еще большее значение, чем в капиталистических, генерал знал это, -
ведь создавать символы намного проще, чем преобразовывать действительность.
   Расшифрованная телеграмма, что лежала на его столе, представляла  немалый
интерес, особенно по  той  причине,  что  в  ней  не  было  прямых  указаний
относительно того, как ему следует поступить. Как это похоже  на  московских
бюрократов! Они всегда спешат вмешаться в события, которые он мог уладить  и
без их участия, а вот теперь они не знали, что предпринять, - не  знали,  но
боялись не предпринять ничего. Вот потому и поручили ему решить проблему  на
месте.
   Генерал, разумеется, знал о существовании  лагеря.  Несмотря  на  то  что
лагерь с американскими военнопленными находился в ведении военной  разведки,
у него были свои люди в аппарате военного  атташе,  информировавшие  его.  В
конце концов, КГБ следил за всеми, для чего и был создан. Полковник Гришанов
пользовался в своей работе нестандартными  методами,  однако,  судя  по  его
донесениям, ему удалось добиться хороших результатов, намного лучших, чем та
информация, которую получал сам генерал от этих  маленьких  дикарей.  И  вот
теперь у полковника появилась по-настоящему смелая идея. Вместо  того  чтобы
разрешить вьетнамцам расправиться с военнопленными, он предложил вывезти  их
в Россию. Эта мысль была по-своему блестящей, и генерал КГБ пытался  решить,
стоит ли ему поддержать ее в одном из своих  донесений  в  Москву,  где  это
предложение, несомненно, будет рассматриваться на  уровне  Совета  Министров
или даже Политбюро. В целом, считал генерал, такая мысль заслуживает особого
внимания.., и эта точка  зрения  помогла  ему  решить  возникшую  перед  ним
проблему.
   Как ни привлекательно было бы предоставить американцам возможность спасти
своих военнопленных в ходе  их  операции  "Зеленый  самшит",  поскольку  это
убедит вьетнамцев в необходимости более тесного сотрудничества  с  Советским
Союзом, докажет им их несостоятельность, в то же время это  будет  означать,
что сведения, находящиеся в головах американцев, будут навсегда потеряны для
его родины, а Советскому Союзу эти сведения были необходимы.
   Сколько времени, подумал генерал,  можно  с  этим  подождать?  Американцы
действуют быстро, но отнюдь не молниеносно. Операцию одобрили в  Белом  доме
всего неделю назад. Все бюрократические колесики, в конце  концов,  крутятся
одинаково медленно. В Москве для подготовки и осуществления  такой  операции
потребовалась бы вечность. Операция "Кингпин" тоже готовилась очень долго  -
иначе она оказалась бы успешной.  Только  удача  второразрядного  советского
агента на юге Соединенных Штатов  позволила  Советскому  Союзу  предупредить
Ханой, и то  с  эвакуацией  военнопленных  едва  не  опоздали.  Зато  сейчас
предупреждение поступило загодя.
   Политические игры. Их  просто  невозможно  отделить  от  разведывательных
операций. В прошлом его едва не обвинили в намеренной  затяжке  решения,  но
впредь  он  не  дает  им  такой  возможности.  Даже  с  марионетками   нужно
обращаться, как  с  товарищами.  Генерал  поднял  трубку,  чтобы  пригласить
вьетнамского коллегу вместе  пообедать.  Они  будут  обедать  в  посольстве,
только там подают приличную пищу, подумал генерал.

Глава 29

И покинет последним

   Команда знала, что  они  будут  лишь  сторонними  наблюдателями,  поэтому
следила за морскими пехотинцами  с  радостным  возбуждением.  Двадцать  пять
солдат без устали проделывали физические упражнения и  закончили  тренировку
пробежкой вокруг стоящих на  палубе  вертолетов.  Матросы  смотрели  на  них
молча. Теперь все стало известно. Слишком многие видели  подводные  сани,  и
матросы,  сидя  за  столами  в   кают-компании,   подобно   профессиональным
разведчикам, собрали  воедино  некоторые  факты  да  еще  и  приукрасили  их
домыслами. Значит, морские пехотинцы высаживаются в Северном  Вьетнаме.  Что
последует за этим, никто не знал, но все пытались  догадаться.  Может  быть,
операция заключается в том, чтобы захватить установку  по  запуску  зенитных
ракет и доставить на корабль какие-то важные детали. Может быть,  собираются
уничтожить какой-то мост, но скорее  всего  целью  операции  являются  люди.
Возможно, вьетнамские партийные руководители.
   - Военнопленные, - уверенно заявил старшина второй  статьи,  доедая  свой
гамбургер, который на флоте называют, "салазками". - Кто еще? - прибавил  он
и кивнул в сторону медицинского персонала, обедавшего за отдельным столом:
   - Шесть санитаров, четыре врача - слишком  много  медицинских  дарований,
парни. Как вы думаете, зачем они здесь?
   - Господи, -  заметил  другой  моряк,  отпивая  молоко  из  чашки.  -  Ты
действительно прав, приятель.
   - Да, нам будет чем гордиться, если это закончится успехом,  -  отозвался
третий,   -   Сегодня   вечером   ожидается   плохая   погода,   -   вставил
старшина-рулевой. - Главный метеоролог флота улыбался по этому поводу,  а  я
видел,  как  вчера  его  выворачивало  наизнанку.  Наверно,  он  не   может,
переносить плавание на корабле меньше  авианосца.  -  "Огден"  действительно
очень  странно  раскачивался  на  волнах,  и  причина  этого  заключалась  в
необычной форме, которую имел  корпус  судна,  а  когда  оно  поворачивалось
бортом к  порывистому  западному  ветру,  ситуация  еще  больше  ухудшалась.
Матросам всегда доставляло удовольствие наблюдать, как у кого-то из офицеров
исчезает за бортом обед - в данном случае это был ужин,  -  и,  уж  конечно,
никто не станет радостно улыбаться, узнав о том, что приближается шторм, при
котором его снова вывернет наизнанку. На это должна  быть  весомая  причина.
Заключение  было  очевидным,  хотя  от  таких  выводов  служба  безопасности
приходит в отчаяние.
   - Боже милостивый, надеюсь, у них будет все в порядке.
   - Давайте еще раз осмотрим летную палубу, - предложил младший боцман. Все
закивали. Тут же была собрана рабочая команда. Через час  на  черной  летной
палубе, покрытой составом, предупреждающим  скольжение,  не  останется  даже
спички.
   - У вас хорошие парни, капитан, - заметил Голландец Максуэлл, наблюдая  с
правого крыла мостика за рабочей командой. То и дело кто-нибудь из  матросов
наклонялся, подбирая что-то с палубы, - самый  малый  "посторонний"  предмет
мог, попав в лопасти турбины  вертолета,  повредить  двигатель.  На  морском
языке это называлось  ППП  -  "повреждение  посторонним  предметом".  Своими
действиями команда "Огдена" показывала - что  ни  случись  сегодня  вечером,
причина никак не будет связана с их судном.
   - Много студентов из колледжей, - ответил Фрэнке, с  гордостью  глядя  на
своих матросов. -  Иногда  мне  кажется,  что  палубная  команда  ничуть  не
уступает  по  интеллекту  офицерской  кают-компании.  -  Это   было   вполне
простительным преувеличением. На самом  деле  ему  хотелось  сказать  что-то
совершенно иное, то, о чем думал каждый на борту "Огдена": насколько  велики
шансы на успех? Однако капитан не задал вопроса вслух. И  правильно  сделал,
потому что, произнесенный, он мог оказаться не к добру, принести  несчастье.
Даже мысли об этом могли сказаться на исходе операции,  но,  как  Фрэнке  ни
пытался, он не мог заставить себя перестать думать о ней.
   Тем временем морские пехотинцы собрались в своем помещении вокруг ящика с
песчаным макетом лагеря. Они уже один  раз  обсудили  предстоящую  задачу  и
теперь делали это  снова.  Процедура  повторится  еще  раз  перед  ленчем  и
несколько раз после него, причем как с участием всей штурмовой группы, так и
с отдельными солдатами и подразделениями.  Каждый  морской  пехотинец  видел
лагерь и представлял собственные действия  с  закрытыми  глазами,  вспоминая
свои тренировки в Куантико, заново переживая учебные  штурмы  с  применением
боевого оружия.
   - Капитан Элби, сэр? - В помещение вошел рассыльный и  протянул  капитану
раскрытый блокнот. - Донесение от мистера Кларка, сэр.
   Капитан морской пехоты улыбнулся:
   - Спасибо, матрос. Вы прочитали его? Рассыльный смущенно покраснел.
   - Прошу извинить меня, сэр. Да, прочитал. Все спокойно. - Он на мгновение
заколебался, прежде чем выразить собственную мысль:
   - Сэр, мои товарищи желают вам удачи. Как следует пните их в зад, сэр.
   - А вы знаете, шкипер, - заметил Ирвин, когда рассыльный вышел  и  закрыл
за собой дверь, - я, пожалуй, больше никогда не смогу ударить матроса,  даже
в кабаке.
   Элби прочитал донесение.
   - Парни, наш друг находится на наблюдательном пункте. Он сообщает, что  в
лагере сорок четыре  охранника,  четыре  офицера,  один  русский  полковник.
Караульную службу несут как обычно, никаких отклонений от нормы.  -  Молодой
капитан поднял голову. - Ну вот, солдаты. Сегодня вечером мы начинаем.
   Один из молодых морских пехотинцев сунул руку в карман  и  достал  оттуда
большое резиновое кольцо. Нарисовав на нем шариковой ручкой  два  глаза,  он
опустил его на вершину холма, который они назвали "холмом Змеи".
   - Этот  парень,  -  проворчал  он,  повернувшись  к  своим  товарищам,  -
хладнокровный сукин сын.
   - Не забудьте, - громко предостерег  всех  Ирвин,  -  и  особенно  группа
огневой поддержки. Как только мы приблизимся к лагерю, он побежит к нам вниз
по склону холма. Не вздумайте подстрелить его.
   - Не беспокойся, сардж, - заверил его старший в группе огневой поддержки.
   - Солдаты, пошли пообедаем. Я хочу, чтобы все вы  как  следует  отдохнули
днем. Ешьте выданные вам витамины. Нужно, чтобы вы хорошо видели в  темноте.
Оружие разобрать, почистить и приготовить к осмотру в семнадцать  ноль-ноль,
- обратился к морским пехотинцам капитан Элби. - Вы знаете, что за  операция
нам предстоит. Проявите хладнокровие, и мы добьемся  успеха.  -  Сейчас  ему
нужно было  встретиться  еще  раз  с  экипажами  вертолетов  и  окончательно
обсудить планы высадки и эвакуации.
   - Будет исполнено, сэр, - ответил за всех старший сержант Ирвин.

***

   - Привет, Робин.
   - Привет, Коля, - слабым голосом отозвался Закариас.
   - Я все еще стараюсь добиться, чтобы вас лучше кормили.
   - Да, это было бы неплохо, - признался американец.
   - Вот, попробуй. - Гришанов пере