- Черт побери, Каз, я всего лишь сказал, что это скоро. Я совсем не  имел
в виду, что это не правильно. Значит, еще две недели подготовки  и  одна  на
транспортировку штурмовой  группы  и  выход  на  исходную  позицию?  -  Грир
посмотрел на присутствующих. Они утвердительно кивнули. -  Как  относительно
погоды?
   - Это то, что не поддается  контролю,  -  признался  Максуэлл.  -  Однако
погода - палка о  двух  концах.  При  плохой  погоде  труднее  летать,  зато
радиолокация и зенитный огонь тоже делаются намного сложнее.
   - Как вам удалось, черт возьми, так быстро все подготовить? -  "В  голосе
Грира звучало недоверие и восхищение.
   - У нас есть свои способы, Джеймс. В конце концов, мы - адмиралы, правда?
Отдаем приказы, и корабли отправляются к месту назначения, понимаешь?
   - Значит, окно открывается через двадцать один день?
   - Совершенно точно. Каз завтра вылетает  на  "Констелейшн".  Мы  начинаем
инструктировать тех, кто обеспечит поддержку с воздуха. "Ньюпорт  ньюз"  уже
ознакомлен с тем, что  ему  предстоит,  -  по  крайней  мере  частично.  Они
полагают, что им предстоит очистить побережье от зенитных батарей.  Основной
корабль плывет сейчас через большой  пруд.  Им  ничего  не  известно,  кроме
одного - предстоит рандеву с ТФ-77.
   -  Да,  мне  еще  следует  провести  инструктаж  со  многими  участниками
операции, - подтвердил Каз усмехнувшись.
   - А экипажи вертолетов?
   - Они готовились в  Коронадо.  Сегодня  вечером  перелетают  в  Куантико.
Вообще-то им не предстоит ничего необычного.  Тактическая  сторона  операции
достаточно проста. А что говорит твой "Кларк"?
   - Вот как, теперь уже мой! - улыбнулся Грир. - По его мнению,  подготовка
идет хорошо. Тебе понравилось, как тебя убили?
   - Он тебе рассказал? - в свою очередь улыбнулся  Максуэлл.  -  Джеймс,  я
знал что он хорош, после того что он сделал для Санни, но  когда  ты  видишь
все собственными глазами - вернее, не  видишь  и  не  слышишь.  Он  заставил
замолчать Марти Янга, а это совсем непросто. Привел в  замешательство  целый
взвод морских пехотинцев.
   - Теперь мне требуется  время,  чтобы  получить  согласие  на  проведение
операции, - сказал Грир.  Отныне  все  стало  серьезным.  Он  всегда  считал
операцию  заслуживающей  внимания  и,   наблюдая   за   подготовкой   к   ее
осуществлению, познакомился со многим,  что  пригодится  на  службе  в  ЦРУ.
Теперь он пришел к выводу, что операция возможна.  "Зеленый  самшит"  вполне
может оказаться успешным, если на операцию будет получено разрешение.
   - Ты уверен, что мистер Риттер не подведет?
   - Не думаю. В конце концов, он один из нас.
   - Пока еще нет. Только после того, как все окажется  на  своем  месте,  -
заметил Подулски.
   - Он захочет присутствовать на репетиции, - предупредил  Грир.  -  Прежде
чем просить человека принять на себя такую ответственность, ему  нужно  быть
уверенным в успехе.
   - Справедливо. Завтра ночью мы проводим учение  с  использованием  боевых
патронов и гранат.
   - Мы приедем к вам. Голландец.

***

   Группа разместилась в старой казарме, предназначенной по крайней мере для
шестидесяти  солдат,  так  что  места  хватило  для  всех,  даже  никому  не
понадобилось  занимать  верхнюю  койку.  Келли   распорядился,   чтобы   ему
приготовили отдельную  комнату,  одну  из  нескольких,  предназначенных  для
сержантов - помощников командира взвода.  Он  решил,  что  не  стоит  больше
ночевать на яхте. Нельзя быть одним из солдат штурмовой группы  и  в  то  же
время жить в совершенно другом месте.
   Это была первая ночь, которую  солдаты  проводили  в  казарме,  а  не  за
учениями - первая такая ночь после прибытия в Куантико. Какая-то добрая душа
распорядилась доставить им три ящика пива. В результате на каждого  пришлось
ровно по три банки, потому что один из них пил  только  лимонад,  и  старший
сержант Ирвин позаботился о том, чтобы никто не превысил положенную норму.
   - Мистер Кларк, - спросил  один  из  гранатометчиков,  -  а  в  чем  цель
операции?
   Несправедливо, подумал Келли, заставлять их  готовиться,  не  посвящая  в
цель предстоящего задания. Они готовились рисковать своей  жизнью,  даже  не
зная почему, не имея представления о том,  ради  чего  подвергают  опасности
свою жизнь и свое будущее. Это было  несправедливо,  но  совсем  не  так  уж
необычно. Он посмотрел в глаза морского пехотинца, задавшего вопрос:
   - Я не могу ответить вам, капрал. Все, что я могу сказать, - это то,  что
предстоящая операция станет для вас предметом гордости. Даю вам свое честное
слово.
   Капрал, в свой двадцать один год  самый  молодой  и  наименее  опытный  в
группе, не ожидал ответа, но не мог не задать такой вопрос. Он молча кивнул,
подняв банку в торжественном салюте.
   - А ведь мне знакома эта татуировка, - произнес другой,  повидавший  виды
морской пехотинец.
   Келли улыбнулся, допивая вторую банку пива.
   - А-а, вот вы о чем. Однажды вечером мы напились,  и  мне  кажется,  меня
приняли за кого-то другого.
   - Тюлени годны только на то, чтобы держать мяч на носу, - заметил молодой
сержант и рыгнул.
   - Хочешь продемонстрирую это с твоим  носом?  -  тут  же  поинтересовался
Келли.
   - Не стоит. - И сержант кинул ему новую банку пива.
   - Мистер Кларк? - Ирвин сделал жест в сторону двери. Снаружи было так  же
душно и жарко, как и внутри. Легкий  ветерок  шевелил  длинные  иглы  сосен,
слышалось хлопанье крыльев - летучие мыши  охотились  где-то  в  темноте  за
насекомыми.
   - В чем дело? - спросил Келли, прикладывая к губам банку и делая огромный
глоток.
   - Это и есть мой вопрос, мистер Кларк, сэр,  -  шутливо  произнес  Ирвин.
Затем его голос изменился. - Я знаю вас.
   - Вот как?
   - Третья группа специальных операций.  Мы  поддерживали  вашу  группу  во
время  операции  "Горностаевая  мантия".  Для  старшины  категории  Е-6   вы
продвинулись очень далеко, - заметил Ирвин.
   - Только не надо говорить об этом, но перед самым  уходом  в  запас  меня
произвели в боцманы. Кому-нибудь еще известно о моем прежнем месте службы?
   Ирвин усмехнулся:
   - Нет, иначе капитана Элби хватил бы удар, а генерал  Янг  лопнул  бы  от
ярости. Давайте будем держать это  между  нами,  мистер  Кларк,  -  произнес
Ирвин, утверждая таким туманным, но недвусмысленным образом  свое  положение
старшего в штурмовой группе.
   - Я попал сюда не по своей воле. Просто на адмиралов, по-видимому,  легко
произвести впечатление.
   - На адмиралов - может быть, а вот на меня - нет, мистер  Кларк.  У  меня
едва не случился инфаркт, когда вы появились из темноты со  своим  резиновым
ножом. Не помню ваше имя - я имею в виду настоящее имя, -  но  вы  ведь  тот
парень, которого называли Змеей, верно? Это вас забрасывали за линию  фронта
в ходе операции "Нежный цветок"?
   - Участие в этой операции прошло для меня не слишком удачно,  -  напомнил
ему Келли.
   - Мы и в тот раз обеспечивали поддержку, вот  только  проклятый  вертолет
рухнул, едва мы поднялись на десять футов -  трах!  Отказал  двигатель.  Вот
почему мы не прибыли вовремя. Ближайшей  воинской  частью  оказалась  Первая
воздушно-десантная дивизия, поэтому и потребовалось столько времени.
   Келли повернулся. Лицо Ирвина было черным как ночь.
   - Я не знал этого.
   Старший сержант пожал в темноте плечами.
   - Я видел фотографии случившегося. Шкипер сказал нам, что  глупо  было  с
вашей стороны нарушать правила. Но вина полностью ложится на нас. Мы  должны
были оказаться на месте через двадцать минут после вашего сигнала.  Будь  мы
вовремя, одна, а может, и две маленькие девочки остались бы живы. Как бы  то
ни было, причина заключалась  в  том,  что  лопнула  трубка  гидравлического
привода, ведущего к двигателю. Проклятая маленькая резиновая трубка.
   Келли покачал головой. От подобных  тривиальных  событий  зависит  судьба
государств.
   - Могло быть хуже - трубка могла лопнуть на большой высоте, и  вот  тогда
все вы сидели бы в дерьме.
   - Верно. Но чтобы ребенок погиб из-за такой  ерунды?  -  Ирвин  замолчал,
глядя в темноту соснового леса, как привыкли делать это люди его профессии -
смотреть и слушать. - Но я понимаю, почему вы так  поступили.  Мне  хочется,
чтобы вы знали об этом. Наверно, я сам поступил бы так же.  Может  быть,  не
так хорошо, как это сделали вы, но, черт побери, приложил бы все усилия и не
дал бы уйти этому ублюдку - неважно, какой был приказ.
   - Спасибо; сардж, -  тихо  произнес  Келли,  бессознательно  переходя  на
морской слэнг.
   - Это как в Сонг-Тае, верно? - после непродолжительного молчания  спросил
Ирвин, зная, что теперь услышит ответ.
   - Да, что-то вроде. Вам скоро сообщат.
   - Вы должны рассказать мне подробнее, мистер Кларк. Мне  нужно  думать  о
своих морских пехотинцах.
   - Учебный  полигон  точно  соответствует  тому,  что  нам  предстоит.  Не
забудьте, сардж, что и я буду там.
   - Продолжайте, - негромко сказал Ирвин.
   - Я участвовал в составлении плана высадки в том районе. Если в  операции
примут участие подготовленные солдаты, она пройдет успешно.  У  вас  хорошие
парни, сардж. Не буду говорить глупости вроде того, что нам предстоит легкая
прогулка,  но  операция  не  окажется  излишне  трудной.   Мне   приходилось
участвовать и в более сложных. Вам тоже. Подготовка идет хорошо, по  крайней
мере на мой взгляд.
   - Вы считаете, что успех операции стоит риска?
   Смысл этого вопроса был настолько глубок, что мало кто  мог  его  понять.
Ирвин провел во Вьетнаме два срока, и,  хотя  Келли  не  видел  колодки  его
боевых наград, ему было ясно, что старший сержант повидал немало.  А  теперь
Ирвин был участником того, что вполне может привести к  гибели  его  морских
пехотинцев.  Солдаты  умирали,  чтобы  захватить  холмы,  которые   тут   же
переходили обратно к противнику, а через шесть месяцев они возвращались -  и
все начиналось сначала. У профессиональных военных в характере было  что-то,
заставлявшее их ненавидеть повторение.  Несмотря  на  то  что  подготовка  к
операции заключалась именно в этом  -  они  "штурмовали"  лагерь  бессчетное
число раз, - реальная война состояла  в  том,  что  каждый  бой  велся  ради
захвата одной позиции. Перед тем  как  подумать  о  штурме  новой  цели,  ты
оглядываешься  назад   и   проверяешь,   насколько   далеко   тебе   удалось
продвинуться, и сравниваешь шансы на успех с тем, что ты  узнал  раньше.  Но
когда в третий раз видишь, что люди гибнут в бою за один  и  тот  же  клочок
земли, начинаешь понимать. Просто понимаешь, как все  это  закончится.  Твоя
страна все еще  продолжает  посылать  своих  солдат  штурмовать  этот  холм,
заставляет их рисковать жизнью за место, политое кровью американцев.  Говоря
по правде, Ирвин не согласился бы  добровольно  отправиться  во  Вьетнам  на
третий срок, провести  там  еще  несколько  месяцев,  постоянно  подвергаясь
опасности.  И  дело  было  не  в  недостатке   мужества,   преданности   или
патриотизма. Просто он  понимал,  что  жизнь  слишком  ценная  штука,  чтобы
отдавать ее задаром. Ирвин дал клятву защищать свою страну,  но  взамен  ему
хотелось знать, насколько важна  предстоящая  операция,  что  это  не  война
вообще, а нечто настолько необходимое, ради  чего  стоит  рисковать  жизнью,
которая у него только одна. И все-таки  старший  сержант  испытывал  чувство
вины, полагал, что нарушил лозунг корпуса морской пехоты: Semper  fidelis  -
всегда верный. И это чувство вины заставило его, несмотря на все сомнения  и
вопросы, вызваться для участия в  еще  одной,  последней  операции.  Подобно
мужчине, которому изменила любимая жена, Ирвин  не  мог  разлюбить,  не  мог
перестать беспокоиться и потому готов был принять вину,  не  принятую  теми,
кто это заслужил.
   - Сардж, я не имею права говорить вам об этом, но все-таки скажу.  Место,
которое нам предстоит штурмовать, - это лагерь для военнопленных, как  вы  и
думали, понимаете?
   Ирвин кивнул.
   - Но в этом должно быть что-то еще. Обязательно должно быть.
   - Это не обычный лагерь. Военнопленные, заключенные там, мертвы - все  до
единого, сардж. - Келли сжал в руке пустую банку. - Я видел  аэрофотоснимки.
Одного из них мы опознали. Это полковник ВВС, северо-вьетнамцы заявили,  что
он погиб, и мы считаем, что никто из этих парней не вернется домой, если  мы
не спасем их. Я ведь тоже не стремлюсь  вернуться  туда,  приятель.  Я  тоже
боюсь, понимаешь? Да, конечно, я прекрасно подготовлен, может быть,  у  меня
талант к этой профессии... - Келли пожал плечами, не желая продолжать.
   - Верно, но всему когда-то приходит конец. - Ирвин передал ему  еще  одну
банку пива.
   - Мне казалось, три банки - предел.
   - Я принадлежу к методистской церкви и не должен  пить  совсем.  -  Ирвин
усмехнулся. - Нас уважают, мистер Кларк.
   - А мы - сукины дети, правда? В лагере  находятся  русские,  по-видимому,
допрашивают наших офицеров. Все американцы принадлежат к высшему  командному
составу и все официально считаются погибшими. Не  иначе,  их  допрашивают  с
пристрастием, поскольку им известно многое. Мы знаем, что они в  лагере,  и,
если ничего не предпримем, чтобы спасти их.., во что мы тогда превратимся? -
Келли заставил  себя  замолчать,  внезапно  почувствовав,  что  ему  хочется
продолжать, рассказать о том, чем занимается он  сам,  потому  что  встретил
человека, который действительно  может  понять  его,  и,  несмотря  на  свое
стремление отомстить за смерть Пэм, он ощущал бремя вины, давящее  его  всей
своей тяжестью.
   - Спасибо, мистер Кларк. Да, нам предстоит нелегкая операция, -  произнес
старший сержант Пол Ирвин, обращаясь к темным  соснам  и  летучим  мышам.  -
Таким образом, вы будете первым на месте и последним покинете его, верно?
   - Мне приходилось работать в одиночку и раньше.

Глава 23

Альтруизм

   - Где я? - едва слышно спросила Дорис Браун.
   - Ты у меня дома, - ответила Сэнди, сидевшая в углу гостевой спальни. Она
выключила лампу и отложила книгу, которую читала вот уже не один час.
   - Как я попала сюда?
   - Тебя привез друг. Я - медсестра. Врач находится на  первом  этаже.  Она
готовит завтрак. Как ты себя чувствуешь?
   - Ужасно. - Девушка закрыла глаза. - Голова...
   - Это нормально, хотя я знаю, у тебя дикая головная боль. - Сэнди встала,
подошла к девушке и положила ладонь на ее лоб. Высокая температура  исчезла,
это хороший признак. Затем она проверила пульс - сильный и равномерный, хотя
все еще излишне частый. По зажмуренным  глазам  девушки  Сэнди  поняла,  что
продолжающийся процесс отвыкания от барбитуратов кажется ей страшным,  но  и
это было нормальным. От Нее исходил запах пота и рвоты.  Они  пытались  мыть
ее, но все попытки не увенчались успехом, да и это было не так уж  важно  по
сравнению со всем остальным. По крайней мере  до  настоящего  времени.  Кожа
Дорис казалась бледной и вялой, словно существо внутри этой оболочки  как-то
съежилось. После появления в доме у Сэнди она похудела, наверно,  фунтов  на
десять  или  пятнадцать,  и  хотя  вообще-то  это  не  представляло   особой
опасности, девушка была настолько слаба, что  даже  не  заметила  ремней  на
руках, ногах и пояснице, удерживавших ее на кровати.
   - Сколько времени?
   - Почти неделя. - Сэнди взяла губку и вытерла ей лицо. - Ты  изрядно  нас
напугала. - Это было преуменьшением, мягко говоря. Дорис перенесла не меньше
семи приступов конвульсий, причем второй приступ оказался настолько сильным,
что панически перепугал и врача и медсестру. Зато седьмой приступ  -  совсем
слабый - случился уже восемнадцать часов назад, это значило,  что  жизненные
функции  пациентки  стабилизировались.  Если  повезет,  то  худшее  осталось
позади, и она на пути к выздоровлению. Сэнди дала Дорис попить.
   - Спасибо, - тихо произнесла девушка. - А где Билли и Рик?
   - Я не знаю, кто это, - ответила Сэнди. Формально это было  правдой.  Она
читала статьи в местных газетах, но всегда пропускала имена. Медсестра О'Тул
говорила себе, что вообще-то  ей  ничего  не  известно.  Это  была  защитная
реакция на столь запутанные чувства, что даже если бы  она  и  нашла  время,
чтобы разобраться в них, то, ничуть не сомневалась Сэнди, запуталась бы  еще
больше. Сейчас не то время, когда можно  полагаться  на  голые  факты.  Сара
убедила ее в этом. Теперь время думать о смысле событий, об их  причинах,  а
не о содержании. - Это те, кто причинил тебе столько боли?
   Дорис была обнаженной, если не считать пластиковых трусов, надеваемых  на
больных, не способных управлять естественными отправлениями, и  удерживающих
ее ремней. Так было легче лечить девушку. Ужасные ссадины на ее груди и теле
начали исчезать. Раньше они были синими, черными  и  пурпурными,  а  теперь,
когда девушка  начала  выздоравливать,  становились  желто-коричневыми.  Она
молода, напомнила себе Сэнди, и, хотя  еще  не  обрела  здоровья  молодости,
природа скоро возьмет свое. Дорис снова станет здоровой как  внешне,  так  и
внутренне. Поразившая ее инфекция отступала под  массированным  воздействием
антибиотиков. Жар спал, и теперь молодость брала свое.
   Дорис повернулась к Сэнди и открыла глаза.
   - Почему вы делаете все это для меня? Ответ на этот вопрос был простым:
   - Я - медсестра, мисс Браун. Моя работа заключается в уходе за больными.
   - Билли и Рик, - пробормотала девушка,  снова  вспоминая  что-то.  Память
Дорис по-прежнему страдала от провалов, в ней  сохранились  главным  образом
воспоминания о причиненной ей боли.
   - Их здесь нет, - заверила  ее  Сэнди.  Она  сделала  паузу,  прежде  чем
продолжать и, к своему изумлению, с удовлетворением произнесла:
   - Не думаю, что они снова будут вас беспокоить. - Ей показалось,  что  во
взгляде девушки промелькнуло понимание. Почти понимание. И это ободряло.
   - Мне нужно сходить. Пожалуйста... - Дорис начала подниматься и  заметила
удерживающие ее ремни.
   - Хорошо, подожди минуту. - Сэнди отстегнула ремни. -  "Как  ты  думаешь,
сумеешь сегодня встать?
   - ., попытаюсь, - простонала девушка. Она сумела приподняться градусов на
тридцать, и тут силы покинули ее. Сэнди помогла ей сесть, но Дорис никак  не
могла удержать голову в вертикальном положении - она все время склонялась  в
сторону. Поднять девушку на ноги оказалось еще труднее, но до  туалета  было
недалеко, и гордость  за  такое  значительное  достижение  пациентки  стоила
затраченных усилий и немалых страданий. Сэнди усадила  ее,  держа  за  руку,
затем смочила салфетку и вытерла ей лицо.
   - Это уже большой прогресс, - заметила  Сара  Розен,  стоящая  в  дверях.
Сэнди обернулась. На ее лице появилась довольная улыбка. Женщины накинули на
Дорис халат и отвели обратно в спальню. Прежде чем уложить ее, Сэнди сменила
постельное белье, а Сара принесла девушке чашку чая.
   - Сегодня ты выглядишь намного лучше, Дорис, - сказала Сэнди, наблюдая за
тем, как пациентка пьет чай.
   - Я ужасно себя чувствую.
   - Это значит, что все идет хорошо, Дорис. Ты и  должна  чувствовать  себя
ужасно, прежде чем твое самочувствие улучшится. Вчера ты  вообще  ничего  не
чувствовала. Может быть, попробуешь съесть кусочек тоста?
   - Я так проголодалась!
   - Еще один хороший знак, - одобрительно отозвалась Сэнди.  Глаза  девушки
выражали такое страдание, что обе женщины, врач и медсестра,  чувствовали  -
именно чувствовали - боль, разрывающую голову Дорис. Только пузырь со  льдом
мог ее облегчить. Они потратили целую неделю на то, чтобы вывести  наркотики
из организма девушки, и сейчас нельзя было добавлять новую порцию. -  Откинь
голову назад.
   Дорис послушно откинула голову на  спинку  глубокого  кресла,  купленного
Сэнди в магазине на распродаже. Глаза девушки были закрыты, ослабевшие  руки
бессильно лежали на подлокотниках кресла. Сара отламывала ей кусочки  тоста,
а медсестра, взяв щетку, принялась за волосы  Дорис.  Они  были  грязными  и
потому грубыми, их не расчес