те
сделать это после сигнала. Спасибо. Пи-и-и-и... Алло! Алло! Это Лабудянский
Вениамин, здравствуйте. Я завтра хотел подъехать, в удобное для вас время.
Я позвоню в десять утра. Спасибо."

- Пожалуйста, - отвечаю я, проматываю ленту дальше, и, убедившись, что
накануне вечером и сегодня ночью кроме Лабудянского мою персону никто не
беспокоил, ставлю аппарат в режим ожидания. Обычно сообщений гораздо
больше, но вчера я засиделся до десяти и отвечал на звонки лично.

Вениамин Лабудянский - это подающий надежды молодой кинорежиссер. Как он их
подает, не знаю, кроме пары рекламных роликов какого-то клея, он ничего
пока не снял, но зато написал сценарий, копия которого валяется у меня в
столе. "Занесенные снегом". Психологический боевик с элементами драмы.

Лабудянский утверждает, что сценарий крут, тянет на какую-то "Нику",
осталось лишь найти спонсора и снять картину. Я пока не успел оценить
шедевр и узнать, кого и почему занесло снегом, хотя именно для этого
режиссер и приволок мне свое творение месяц назад. Мол, есть пара эпизодов,
связанных с работой органов правопорядка, и не хотелось бы допустить
досадных оплошностей, ибо сам автор знаком с данной темой поверхностно.
Вероятно, он звонил вчера узнать мнение. Черт, говорить ему, что руки не
дошли, как-то неловко, хотя так оно на самом деле и есть. Мне с головой
хватает чтения протоколов, заявлений, жалоб и приказов, какие уж тут
сценарии. Но придется читать, раз обещал. Хотя можно обрадовать, что вещь
действительно классная, никаких ошибок, Тарантино отдыхает. Пускай с Богом
снимает. Тем более, пока спонсора нет, дальше разговоров дело не пойдет.
Да, так и сделаю. Или Жоре отдам прочитать. Он кино страшно любит, особенно
катастрофы и "ужастики". Мало ему в жизни и того и другого. А хрустальная
мечта детства и зрелости - попасть на большой экран. На малый он уже разок
угодил - заливал телезрителям "Криминальной хроники", как борется с
наркоторговлей. Попросил при этом закрыть ему полоской глаза.

"Стыдно людям в глаза глядеть?" - уточнил я. "Лучше иметь полоску на
глазах, чем в углу фотокарточки", - резонно ответил он. Этим Жорин
актерский опыт ограничивался, но он упорно ждет своего часа, даже отправил
на "Ленфильм" свой анфас и профиль.

С Лабудянским я познакомился, как это у нас, сыщиков и бывает, в ходе
выполнения своих прямых обязанностей. Год назад квартиру режиссера обнесли,
цинично выбив хилую дверь ногой. Я немедленно отреагировал, быстро выехал,
качественно все запротоколировал, то есть, показал высокий профессиональный
уровень. Вещички, правда, так и не нашлись, мы, увы, не всесильны, но
надежду я не теряю, глядишь что-нибудь, когда-нибудь и отыщется. Режиссер
время от времени наведывается к нам, узнать о ходе расследования, я убеждаю
его, что розыск активно ведется и преступник вот-вот приземлится на скамью
подсудимых. Мы вместе обсуждаем смелые версии, чертим круг подозреваемых,
планируем многоходовые комбинации. Хотя версия тут одна - дверная. Пожалел
денег на нормальную дверь, вот и получай. И не вали теперь на злобных
завистников таланта. Но я это режиссеру не говорю, чтобы не расстраивать.
Каждый раз он уходит от меня с благодарностью во взгляде, стало быть, я
свою продуктовую карточку, как говорил Жеглов, получаю не зря.

Я достаю из сейфа материалы, но подготовить их к отправке, похоже, не
удастся. В кабинет заглядывает проснувшийся Георгий. Вероятно, услышал
хлопок моей двери и решил отрапортовать о событиях минувшей ночи. Ночь,
судя по внешнему облику напарника, выдалась Варфоломеевской. Георгий похож
на воробья, нечаянно угодившего в миксер. Больше тут добавить нечего,
поэтому ограничусь сказанной метафорой.

- Здорово, - мрачно приветствует он, протягивая руку, - чего в такую рань
приперся?

- Надо, - коротко отвечаю я, - Хотя не такая уж и рань. Что, разбудил?

- Не до сна... Мокруха у нас. Всю ночь с Васькой пахали.

- Раскрыли, надеюсь?

- Раскроешь такое... У нас не семь пятен во лбу.

Насчет "пятен" подмечено в "десятку".

- Рассказывай.

Георгий разминает немузыкальными пальцами сигарету, прикуривает.

- Директора фабрики хлопнули. По переработке бытовых отходов. Илья
Сергеевич Бочкарев. Пивная фамилия. Сорок девять лет от роду. Прямо в
адресе завалили. На Пескоструйной, пять.

- Заказуха?

- Хрен его разберет... Вообще то, не очень похоже. Статуэткой бронзовой по
репе, прикинь? Два удара. Второй, наверно, контрольный. Жена обнаружила. В
полночь из театра притащилась, а он в комнате, на полу. И статуэтка рядом.
Тяжелая, блин. Баба голая со стрелой.

- Может, с веслом?

- Не, со стрелой. Сейчас, - Жора закатывает глаза под потолок, - "Дафна,
пронзенная стрелой Эрота". Короче, "Дафной" по башке.

- Точно ли жена в театр ходила?

- Точно. Я проверил. Про отморозка какого-то спектакль. Из древнего Рима.

- Калигула.

- Да, про него, кажется... Она из дома в шесть вечера вышла, мужика еще не
было, он раньше девяти никогда не приползает. Спектакль четыре часа идет. Я
б столько не высидел, свалил бы в буфет, ей-богу.

Жора оглушительно чихает.

- О, верно сказал.

- Ты не отвлекайся на буфет. Они вдвоем живут?

- Дочка еще. Но она в Болгарии, в лагере пионерском. Или как там это сейчас
называется... Короче, начальства понаехало, как обычно. Прокуратура, опера
из Главка. Из убойного отдела. Понтовые все, на мизинцах. Они жену всю ночь
кололи, а нас с Васькой на обход выперли. Как "шестерок" каких-то. А я
чего, мальчик? Я шестой год землю топчу!...А там один молодой, длинный
такой, с утиным носом, мне грузит - когда будешь на моем месте, тогда и
командуй. Я хотел ему резко возразить, да Васька удержал... Утконос... Вот
мы до шести утра по подъездам и ползали, народ опрашивали - кто, чего
видел.

Я представил, как в три ночи к мирно спящим обывателям являются Вася и Жора
и сообщают, что в соседней квартире убийство. А потом задают наводящие
вопросы. Чудесные впечатления.

- Ну, и кто, чего видел?

- Ничего не видели. Тетка с первого этажа сказала, терпила часов в десять
приехал. Его на машине домой привозят. На лохматой "Волге". Без охраны.
Все. Потом ни криков, ни ругани...

- Да, интересно... Директора фабрики - статуэткой . Новое слово в
криминалистике. Вещички ушли какие-нибудь?

- Вроде нет. Бардак не нарушен.

Жора хотел сказать - порядок.

- Следы?

- Пальцев много, но пока не известно, чьи они. В том числе и на "Дафне"
парочка. На полу ни фига. Убийца в тапочках был, ну в смысле, переобулся,
когда к Бочкареву заявился. Либо босиком. В комнате сидели, "Мартини"
сосали, базарили. Но не добазарились. Не судьба.

Жора еще раз чихает, затем начинает смачно сморкаться в свой мятый
платок-парашют. Разобравшись с соплями, делает глубокий вывод.

- Да, в общем, наверно... Я тебе больше скажу. "Мартини" нормальные мужики
не пьют. Либо водку, либо коньяк. На худой конец сушнячок. "Мартини" -
бабский напиток...

- Что жена говорит? В смысле версий?

- Она ревела больше. Милый, единственный, как я теперь без тебя?... На
работу все валит. На фабрику. Гнилуха, мол, там у них. Третьего директора
мочат.

- Ого. Тех тоже статуэтками?

- Нет. Первого взорвали в девяносто третьем, второго на улице расстреляли
два года назад. Ничего пока не раскрыто. Теперь вот, Бочкарев. Как
говорится, фабрика со славными трудовыми традициями.

- Никогда б не подумал, что переработка мусора такой криминальный бизнес.
Чего там делить? Городские помойки?

- Мне это тоже непонятно. Фабрика загибается, доходов никаких, ничего на
ней не перерабатывают. Зарплату работягам последний раз в прошлом апреле
платили. Выживают за счет аренды.

- Это тоже жена сказала?

- Нет... Зам. Примчался среди ночи. Стонал, да охал. Версий, конечно,
никаких не назвал. Мол, с фабрикой убийство никак не связано... "Крыши"
братской нет, дескать, на мусор никто не претендует. Все они так говорят.

- Меня в этой истории больше всего "Дафна" смущает. Вот ты бы стал убивать
директора фабрики статуэткой?

- Я б, конечно, застрелил. На худой конец, ножом пырнул, - простодушно
отвечает Жорик.

- То-то и оно... Это в чистом виде бытовуха, с фабрикой вряд ли не
связанная. Женой надо заниматься. Выяснять моральный климат в семье. Очень
вовремя она в театр намылилась. Словно чуяла. Где ты видел жен, в одиночку
блуждающих по театрам? Как у нее со внешним обликом?

- Высшая проба ... Жанна Андреевна, хм... Ее Утконос сразу за плечико и в
темный угол, а мне и поговорить не дали толком... Ну, гад... Меня до сих
пор трясет, - Жора сжимает кулак, - ничего, посмотрим, кто раньше раскроет.
Я ему еще утру носяру утиную.

- Мокрухи не наш профиль, Жор. Есть убойный отдел, пускай и кувыркается.
Они люди опытные, грамотные...

- Я тебя умоляю! Этот грамотный двух слов связать не мог. Заладил заму, как
петух: "Кто ваша крыша, кто ваша крыша?"... Только "мобилу" на веревочке
крутит. Дурень. Мне аж за органы неудобно стало.

Вместо петуха Георгий имел в виду, конечно же, попугая. Не обращайте
внимания, напарник в гневе.

- А профиль у нас один...Оклад только разный.

- И как ты собираешься раскрывать, если не секрет?

- Не знаю пока... Пускай Главк жену трясет, а я бы с зама начал. Не
понравился он мне. На словах охает, а глазки бегают. Он ведь теперь
основной на фабрике. Мотив - на лицо. А под бытовуху обставится самое милое
дело. Эти штучки на всяких утконосов рассчитаны.

Да, видно конфликт с представителем управления получился у Георгия шумным,
задев моего друга за живое.

- Алиби, кстати, у него нет... Я уточнил, между делом. Чушь какую-то несет.

- Ты считаешь, он собственноручно приложился?

Жора перемещается на стул, поближе ко мне.

- Нет, собственноножно... Естественно, сам. Выбрал момент, когда шеф один
будет, и навернул "Дафной". Бочкарев легко мог проболтаться, что женушка
намылилась в театр.

- И что ты предлагаешь?

- Для начала справочки о нем наведу. Что за кадр, откуда на фабрике взялся.
Установочку сделаю в адресе, по учетам прокину. А через недельку сгоняем с
тобой к нему на рабочее место. Без предупреждения. Посмотрим, удобно ли ему
в новом кресле? И заодно покрутим.

Вот так, ненавязчиво, коллега втягивает меня в свою очередную авантюру.

- Главк Жанной Андревной увлекся. А зама покрутят так, для близиру.
Формально. А мы с душой подойдем. Творчески, обстоятельно и вдумчиво...

Я согласен, что к заму надо подходить обстоятельно и вдумчиво. Но я очень
хорошо знаю своего друга. В его понимании эти слова могут иметь несколько
иной смысл. Нет, ничего противозаконного, не подумайте плохого про Георгия.
Просто в последнее время он мне все больше напоминает героя пословицы,
которого заставляли Богу молиться... Слишком много энергии, текущей не по
тому руслу... С другой стороны, неплохо, что энергия еще сохранилась. Вон,
Укушенный, вряд ли бы стал из-за "чужой" мокрухи так переживать. Да и я,
если честно, тоже...

- Ну что, лады?

- Поглядим... Жор, ты, кажется, в кино хотел сняться? - я решил с убийства
перепрыгнуть на искусство.

- Не откажусь, вообще то. А что за кино?

- Настоящее. На большом экране... У меня режиссер знакомый. Лабудянский.
Вениамин Антонович. Могу познакомить. Он как раз фильм собирается снимать,
актеров подбирает. Давай, словечко замолвлю.

- Ты серьезно?

- Никаких шуток. Все по взрослому. Камера! Мотор! Дубль семь, дробь два!

- Ладно. Только ты предупреди, что я не актер.

- Хороший опер, прежде всего, актер. Ты любому заслуженному фору дашь.

- Это верно. А про что фильм?

Я достаю из стола сценарий.

- Не знаю точно. Вроде драма. Или триллер. "Занесенные снегом". Вот,
возьми, почитай. Тем более, ты сегодня выходной.

- Тут не до выходных, - тяжело вздыхает Георгий, но сценарий берет.

- Прочитай, а потом я тебя с Лабудянским сведу. Глядишь и найдет для тебя
эпизодик. Главное, говори, сценарий классный, круче тучи и все такое.
Будешь у нас кинозвездой. А хорошо сыграешь, может, еще куда пригласят. В
сериал какой-нибудь, а то и снова на большой экран. Опять же, денег
заплатят.

- Ладно, договорились, - Георгий сворачивает "Занесенных" в трубочку, - Ко
мне тут тоже один творюга приходил.

- Кто-кто?

- Творюга. Творческий работник. Композитор. На моей земле живет. Оперу
написал. Про ментов. Типа, сейчас это модно, книги, кино есть, а оперы еще
не было. Вот он и сбацал. А мне текст принес, чтоб я оценил, как
профессионал. Говорит, если нормально, он Гергиеву покажет, чтоб тот ее в
Мариинском поставил.

- Ну и как?

- Да бодяга полная... Партия допроса, ария явки с повинной. Хор братвы...
Какой нормальный мент будет петь на допросе? "Скажи-и-и-те, кто при-и-и-шил
жену-у-у-у..."

Как вы догадались, последнее Жора попытался спеть. Получилось плохо. Хотя,
наверно, у Хворостовского вышло бы не лучше. Я представил последнего на
сцене, в милицейской форме, с дубинкой в руках... А живенько, кстати.

За разговорами об искусстве незаметно пролетел остаток часа. Подготовить
бумаги я не успел, и сейчас придется петь арию для Шишкина. Вообще-то, у
Шишкина есть заместитель по оперативной работе, который и должен нас
строить. Должен, но не строит. Потому что у него красивое имя. Вакансия.
Уже как два месяца мы держим оборону без командира. Когда пришлют нового,
неизвестно. Желающих не находится. Пост высок, а зарплата низка. Палыч
вынужден был дать объявление в бесплатную рекламную газету. "Срочно
требуется начальник уголовного розыска в территориальный отдел милиции.
Желательно с опытом работы. Принимаются лица, не старше 45-ти лет, годные
по состоянию здоровья. Интересная, почетная профессия, льготы. Бесплатный
проезд, тел..." Про оклад Шишкин умолчал, боясь вспугнуть кандидатов. Пока
на объявление откликнулся лишь дважды судимый бродяга, якобы порвавший с
темным прошлым. По понятным причинам его не приняли, несмотря на опыт.

Когда Палыч выходной или отсыпается после дежурства, нами руководит зам по
личному составу Стародуб Илья Ильич. Бывший замполит военно-морских сил.
Капитан второго ранга в отставке, ныне майор милиции. Троюродный брат
начальника какого-то отдела Главка. Тьфу-тьфу, не судим... И почти не пьет.
Любит воинскую дисциплину, выправку и устав. Не очень любит милицию.

В кабинет виновато заглядывает проснувшийся Рогов. На щеке крабовидный
отпечаток кокарды.

- Мужики, - растерянно хлопает глазами Василий, - вы моих сапог не брали?

Только тут я замечаю, что участковый бос.

- Они ж рядом с тобой стояли.

- Теперь уже не стоят... Сволочи, у своих воруют... Новые совсем, и года не
относил.- Да я на вас и не думаю...

- У Тамарки спроси. Она могла.

.Вася исчезает, проклиная судьбу. Звонит местный телефон. Это Шишкин. Зовет
на утренний кофе.

- Андрюхин, ты пока про наши планы Палычу не говори... У меня и так восемь
материалов на руках. Разорется еще. Сначала со своим дерьмом разберитесь, а
потом в чужое лезьте. А я не люблю, когда на меня орут.


- Послушай, мерин. Объясни мне русским языком, какого черта ты свинтил
целых восемь гаек с железнодорожных путей? Они что, золотые? Или ты не
отвинчивал?

- Ну, было дело, отвинтил.

- Так зачем?

- Не нужны б были, не отвинчивал...

Перед Борькой Укушенным пускает слюни личность средних лет, чей процент
содержания интеллекта в крови явно уступает содержанию алкоголя. Судя по
разным ботинкам на ногах, он не разборчив в гардеробе, а подвальный запах
указывает на среду обитания. Взгляд хмур, лицо выражает обиду. На Борькином
столе сложена горка из здоровенных гаек, у основания которой рапорт об
изъятии оных у сидящего напротив мужика. Борька сегодня разбирается с
задержанными, я заглянул к нему, забрать станок для подшивки бумаг, но,
заинтересовавшись беседой, решил немного задержаться.

- Так, зачем нужны, объясни? - продолжает дознание Борис.

- Мы их в приемный пункт сдаем. Как металлолом.

- Кто это - мы?

- Мы, народ... Мужики местные, то есть.

- Ты чего мне тут гонишь?! Какой еще металлолом? Ты дураком то не
прикидывайся! Гайка железная, а принимают только цветные металлы!

- Клянусь, в натуре, не вру! Отродясь не врал, - бормочет мужик, сверкая
набежавшей в левом глазу слезой, - сейчас все берут. И медь, и латунь и
железо. А гайки очень удобно собирать. Они маленькие, а весу много. Опять
таки, дырка в середине, можно типа, на веревочку нанизывать... Это только
дураки одну медь собирают, ну, так дуракам закон не писан...

- Я не понял, ты это серьезно?

- Конечно. Одна гайка весит больше десяти пивных баночек. Правда, железо
дешевле, но если гаек сто скрутить...

- Да что ты из меня идиота делаешь, мудило грешное? Ты не врубаешься, к
чему ведет это отвинчивание? Не догляди постовой, поезд под откос загремел
бы! Сколько людей могло погибнуть! Ты же их и убил бы...

Наваждение... Не может быть. Это я самому себе. Кажется, я проходил этот
диалог в школе... Написано больше ста лет назад. Якобы с натуры. Чеховым...

- Упаси Боже, товарищ начальник! - мужик с силой стучит себя в грудь
кулаком, - я чего, мокрушник какой? Да, сидел, но за воровство! А чтоб
убивать, так и мыслей таких в голове не было! Что вы! Отвечаю!

- Отчего ж, по-твоему, происходит крушение поездов? Отвинти пару гаек - и
кердык!

Мужик недоверчиво смотрит на Борьку.

- Да ладно... Уж сколько отвинчиваем, и никакого крушения. Ежели б я рельсу
унес или бревно поперек пути положил, ну тогда, пожалуй, своротило бы
поезд, а то - гайка.

- А чем, интересно рельса к шпале крепится? Дерьмом собачим?

Это уже не Чехов.

- Мы ж не все гайки свинчиваем... Понимаем.

- Короче, ты меня утомил, - Борька сгребает гайки и заворачивает их в
рапорт, - теперь понятно, почему у нас поезда с рельсов сходят.

- На то вы здесь и посажены, чтобы понимать... Не то что, постовой. Хрясь
дубинкой по спине, и за шиворот. Ты сначала разберись, а потом дубинкой
бей. Прошу записать в протокол - два раза дубинкой по зубам. И в грудянку.

- Я тебе сейчас добавлю. Пошли в камеру.

- Как это в камеру?... Мне на рынок надо! Рябой два червонца должен.
Сегодня срок.

- Будет тебе срок. Большой и толстый...

Я забираю станок и покидаю кабинет. Да, слышал бы Антон Палыч...
Порадовался бы.

В коридоре натыкаюсь на Георгия.

- О, Андрюха, вот ты где. Ну, что, едем?

- Куда?

- Как куда? На фабрику, к заму. Мы ж договорились еще неделю назад.

- Уже прошла неделя?

- Ты заработался... Давай, я жду на улице. Палыч тачку всего на пол часа
дал, обратно придется своим ходом.

Я не помню, чтоб мы договаривались с Жорой о поездке, у меня свои планы, но
он все равно не отвяжется, проще, действительно съездить.

- Хорошо, я сейчас.


Погода задалась сегодня на славу. За бортом УАЗика двадцать два тепла,
легкий зюйд зюйд-вест, и ни облачка на горизонте. Через сорок минут будем
на месте, если не застрянем в пробке. Фабрика раскинулась на одном из
живописных островков Финского залива, где, собственно, кроме фабрики ничего
больше и нет. Водитель Серега по обыкновению матерится на "чайников", но мы
увлечены беседой и внимания на него не обращаем. Георгий выкладывает мне
собранную о заме информацию. Шилов Рудольф Аркадьевич, сорок восьмой год,
то есть не мальчик, живет с женой и дочкой в трехкомнатной квартире с
удобствами. Ревнив, но до драк дело не доходит. Соседи его не любят, потому
что в долг никогда не дает. Не пьет, не курит, не судим. Вновь вспоминается
Антон Палыч. "Ежели человек не пьет и не курит, поневоле задумаешься, не
сволочь ли?...". Дочка Катя - студентка Института культуры, но культуры ей
это не добавляет. Как клеила "Орбит" на стены, так и клеит. Говорят, хороша
собой. На выданье. Характер гоношистый. Жена трудится в туристической
фирме, продавая курсовки. Семья не бедствует, нажила серебристый
"Фольксваген" позапрошлого года выпуска и участок под Всеволожском. Короче,
семейка как семейка, без выпендрежа.

На фабрике Шилов три года, до этого занимался наукой в обор