одумать.
   - Как долго?
   - Пятнадцать - двадцать минут.
   - Хорошо. Я перезвоню через пятнадцать.
   - Через двадцать.
   - Через двадцать. Да,  барышня...  Мне  жаль,  что  я  вас  принял  за...
Действительно, жаль.
   - Жалость - сестра любви, - неожиданно вырвалось у Али.
   Трубка забулькала сиплым смехом, потом послышались гудки отбоя.
   - Уф. - Аля перевела дыхание. - Налей еще воды. А лучше... лучше... Лучше
пойдем в ванную...
   - Зачем?
   - Затем.
   Девушка запустила душ, подхватила несколько капель  на  ладонь,  плеснула
себе в лицо.
   - Ну как, Настя?
   - Сильна!
   - Что, правда?
   - Я вообще удивлена сверх всякой меры... Знаешь, это гены.
   - Гены?
   - Ну да. Характер.
   - Жизнь у меня была спартанская, вот и характер.
   -  Нет,  Алька.  Понимаешь...  Ты  на  агрессию  отвечаешь  еще   большей
агрессией...
   - Да ты что? На самом деле я чуть со страху не уписалась. Это звонил  тот
дегенерат, что девчонке шею свернул за просто так!
   - Ладно. Вот выберемся из этой бодяги, и твоим прошлым я займусь сама,  -
резюмировала Настя.
   - Вот именно. Если выберемся.
   - В душ забрались - опасаешься прослушки?
   - Ну да.
   - А откуда ты...
   - Да брось! Каждое второе  кино  про  шпионов,  а  каждое  первое  -  про
бандитов. Тут и дура просечет. - Так они же в квартире не были...
   - Ну и что? Я как-то видела - направляют такой лучик на стекло...
   - Алька... Мой Женька разбирается в аппаратуре - работа такая; то, о  чем
ты говоришь, - лазерный луч, считывающий колебания оконных стекол. Это очень
дорогая аппаратура. Очень.
   - А у этих бандитов денег, я думаю, немерено. Я догадалась,  что  было  в
рюкзачке.
   - Вы что-то говорили о спичках...
   - Ну. Это он так наркотики решил обозвать.
   - Погоди-погоди... То есть он сразу предложил назвать одно другим?
   - Ну. Мало ли кто подключится к линии...
   - Слушай... А ведь это называется - залегендировать.
   - Как?
   - Кагэбист этот твой псих со шрамом.  Они  все,  работавшие  на  контору,
малость того: легендируют все, что нужно и не нужно. От греха. Школа.
   - А ты-то это откуда знаешь?
   - Да у Женьки моего на фирме отдел  собственной  безопасности  из  них  и
состоит. - Настя поморщила лоб. - А в ванную пошли правильно. Лазер они вряд
ли уже приспособили, но все может быть. А скорее  всего...  Карташев,  он  у
Жени работает, говорил как-то, что любой телефон, даже если в  него  никакие
прибамбасы не установлены, может работать как подслушивающее устройство: там
ведь мембрана есть, нужно только подключиться через узел... А я - дура. Надо
было сотовый из дому захватить. Только...  Кто  ж  знал,  что  такая  бодяга
завернется...
   - Ладно, Насть. У нас есть пятнадцать минут, нужно решить, что делать.
   - Женьке звонить.
   - Если у них такие деньги - а  в  сумку,  по  самым  скромным  прикидкам,
героина влезет на пол-лимона, а если кокаин - так и вообще на лимон...  Если
у  них  такие  деньги,  то  и  возможности  -  о-го-го.  Не  дадут  они  нам
прозвониться. И из квартиры выйти не дадут. Только... Только я одно  поняла:
этот Сиплый прокололся, крупно прокололся, и вряд ли кому-то из тех, кто над
ним, это понравится...
   - А может, он - главный.
   - Может. Только если у него и нет шефа, то  есть  партнер  или  партнеры,
которые такую ошибку могут не простить. Поэтому он  будет  действовать  сам,
через людей, которые подчиняются лично ему и  больше  никому.  Значит,  есть
шанс.
   - Какой?
   - Прорваться. Здесь мы в капкане, Сиплый не соврал. Нам  нужно  убираться
из этой квартиры.
   - Выходить на оперативный  простор?  -  Ну  да.  Хотя  бы  до  ближайшего
телефона, а лучше - до конторы  твоего  мужа.  Настька,  ты  же  умница,  ну
придумай что-нибудь! У меня уже бестолковка совсем не работает на отдачу!
   - Голова, дорогая подруга, дана женщине для того, чтобы на  ней  причесон
делать. А мы все время используем ее не по назначению.
   - Жизнь такая.
   - Ну тогда -давай думать.
   Ворон оклемался полностью  только  через  день.  К  обеду.  Он  лежал  на
диванчике  расслабленно,  чувствуя  на  сомкнутых  ресницах  любое  движение
воздуха, словно заново переживая рожденные белым порошком грезы. Если  бы...
Если бы можно было не возвращаться в этот мир и  жить  там...  Но  там  жить
нельзя, там можно только  подыхать.  Обманка.  Этим  хорошо  оттянуться,  но
увлекаться  нельзя:  постепенно  превратишься  в   скрюченного   трясущегося
доходягу, которого бросает в жар и холод при одной мысли о ширеве...
   Колян приподнялся на диванчике, вдохнул всей  грудью.  Тело  было  еще  в
сонной истоме, и мысли шевелились лениво, но Ворон лишь хмыкнул:  этой  лени
предаются только недоноски; ему, Ворону, нравилось жить, жить в  этом  мире,
пусть он и жесток,  и  несправедлив...  А  потому...  Он  теперь  уже  резко
вдохнул, выдохнул, встал с постели. Главное, ничего не откладывать. Решил  -
делай, и никак иначе!
   Быстро оделся, спустился в кухню. Ксанки не  было,  и  немудрено,  третий
час. Выпил подряд три стакана крепчайшего  чифиря,  перевел  дух  -  хорошо.
Вышел к станции, на электричке добрался до города. Теперь позвонить.
   Набрал номер. Прослушал три длинных гудка, положил трубку, набрал  снова.
После  трех  гудков  в  мембране  зазвучал  приятный  женский  голос:  -  Вы
дозвонились  по  телефону...  Оставьте  свое   сообщение   после   короткого
сигнала...
   - Николай Воронов хочет встретиться с Николаем Порфирьевичем, -  произнес
в трубку Ворон и нажал отбой.
   Вышел в скверик, не торопясь выкурил сигарету, другую.  Пятнадцать  минут
прошло. Вернулся к автомату, снова покрутил диск, набирая на этот раз другой
номер. Трубку сняли.
   - Да? - ответил приятный женский голос.
   - Ворон, - произнес он.
   - В восемнадцать десять ждите у памятника, - ответили ему.
   - Дело срочное, - не удержался Колян.
   - В восемнадцать десять.
   В трубке зазвучали гудки отбоя.
   Странно. Судя по всему, Автархан залег. А чего ему было  залегать?  Вроде
спокойно все, все поделено,  все  работает.  Деньги  в  общак  идут,  братва
довольна, зоны греются... Ладно, не его это, Ворона, дело. Ему свое сделать,
и хорошо. И ладно.
   До шести время было. Ворон  зашел  в  небольшой  ресторан,  заказал  себе
двести водки и полбутылки сухого красного: начинал томить  легкий  кумар,  и
перебить его алкоголем было самое время.
   Мужчина со шрамом энергично растирал себе щеки ладонями.
   - Вот стерва, а, Шалам! Хар-р-рошая стер-р-р-ва! Сколько ей лет?
   - Восемнадцать скоро.
   - С ума сойти - детки пошли! Все просчитала. Жаль такую  соску  просто  в
расход запустить, я бы с ней поигрался... в кошки-мышки. -  Мужчина  чиркнул
спичкой, закурил: - Перемотай-ка запись. Прослушаем.
   Помощник щелкнул клавишей мини-диктофона.
   Человек со шрамом сидел сосредоточенно. Какая неприятность!  А  ведь  все
катилось так хорошо! Или слишком хорошо?
   Пробная партия наркоты прошла на ура. Очистка идеальная: две  лаборатории
НИИ с мощнейшей, поставленной  еще  в  те  годы  аппаратурой  справлялись  с
очисткой и переработкой  даже  значительной  партии  сырья  в  два-три  дня.
Поставка самого  сырья  -  лучше  и  желать  нельзя.  Канал  транспортировки
отлажен. В городе "дурь" продавать не собирались: все поделено и  расписано,
и высунуться - никакого дохода, одни убытки  по  разборкам.  Время  пока  не
пришло.
   Перспективы богатейшие. Черт!  Сколько  труда  положено,  чтобы  какая-то
глупая случайность...
   Или не случайность! И его сейчас просто используют жертвенной  фигурой  в
неведомой ему комбинации?
   Черт!
   Сначала он принес этих полудурков из службы  безопасности.  Шпионов  они,
козлы, ловят! Корень поступил правильно: забросил  весь  товар  в  случайную
сумку, а то бы здешние служивые порадовались  -  ловили  карася,  а  поймали
щуку! Вот бы разошлась пресса: "Белая смерть идет из России". Козлы! Шпионов
они ловят... А то, что героин, а в ближайшем будущем крэк будет призводиться
у них под носом... Трижды козлы!
   Корень поступил правильно. И пасти товар было нельзя, это могло  привлечь
внимание. Кто мог знать, что у каких-то нелегалов  на  этой  модной  тусовке
назначен контакт и местным  спецам  дана  жестокая  накрутка:  контакт  этот
отловить и пойманных показательно высечь! Политика.
   Вместо этого спецы повязали Коренева. М-да... Это случай. Просчитать  его
было невозможно. И кто бы мог подумать, что эта целка-пигалица,  заглянув  в
свой рюкзачок, мгновенно оценит значимость находки, ее  ценность,  и  теперь
это грозит поставить всю комбинацию раком!  Вернее,  раком  поставят  именно
его, Краса! Всегда кто-то должен стать крайним. Ошибок Лир не  прощает.  Это
принцип.
   И лишних людей задействовать  нельзя.  Пока  там  считают,  что  проходит
штатный вариант с малым коэффициентом сложности... Нужно спешить.
   Мужчина чувствовал себя прескверно. Ему казалось, что шрам налился кровью
и теперь уродует его лицо. Шрам... Если бы можно было... Нет. В  этой  жизни
никто ничего не может изменить. Каждый тащит свой воз. И всем гнить в земле.
Тогда лучше не менять свою природу. Живешь - живи, подыхаешь - подыхай.  Сам
он собирался еще пожить. А вот девчонке этой, Елене Игоревне Глебовой, такой
шанс уже не выпадет. Теперь быстренько прослушать запись и  решить,  блефует
она или нет. В любом случае девка отчаянная: поставить  осознанно  на  карту
свою голову против денег - на это не каждый мужик способен! Но в такие  игры
безнаказанно не играет никто.
   Хорошо бы... Крас облизал губы, почувствовав, как запульсировала на виске
жилка... Хорошо бы подарить ей...  сильные  ощущения  перед  кончиной...  Он
представил ее нагую, связанную, распятую перед ним, сглотнул... Нет. Нельзя.
Нельзя так рисковать. Девку  придется  просто  убить.  Без  всяких  изысков.
Побыстрее.
   - Готово, шеф, - сообщил Шалам. - Включать?
   - Включай.
   Он сосредоточился, с легким  сожалением  проводив  мысль,  что  с  девкой
нельзя будет  позабавиться.  Ничего.  Шлюшку  он  себе  отыщет,  как  только
разберется с этим. В момент отыщет.  Времена  хорошие:  деньги  куда  дороже
людей. Впрочем... Других времен это стадо, называемое человечеством, никогда
и не знало.
   Ворон вышел из ресторанчика в  прекрасном  расположении  духа.  Не  спеша
направился  через  скверик  к  памятнику  Чкалова  -   месту   встречи.   До
назначенного времени был еще час. Хорошо бы подойти ровно  в  шесть  десять,
чтобы братаны не маячили на крутой машине. Маленькая  площадь  "У  Валерика"
вовсе  не  была  предназначена  для  стрелок;  так,  подхватить   человечка,
наоборот, высадить. В скверике гуляли мамашки с колясками, сидели бабульки.
   Внезапно радужное настроение у Коляна улетучилось, как сплыло. Он  и  сам
не мог понять почему. Будто заноза засела где-то глубоко, в самой душе. И не
выковырнуть ее оттуда ничем. Словно...
   Ну да. Взгляд этой девчушки, с фотографии... Видать, пацанка еще  совсем,
дите - ишь, мишку плюшевого с собой таскала... И глаза дитячьи, как  озерки.
Вот только... Горя эти глаза  видели  немало,  в  этом  Ворон  разбирался  -
повидал.
   У него могла  бы  быть  такая  дочка.  В  аккурат  бы  ей  сейчас  полных
семнадцать  было.  Ну  да,  могла  бы.  И  Олька  как  раз  забеременела   в
восьмидесятом. Олимпиада еще была. Если бы все ладно складывалось, в  ноябре
- декабре и родила бы... Потом все полетело наперекосяк, хоть не  вспоминай.
А тогда - только из армии дембельнулся, гулевал;  ну,  известное  дело,  что
дембель, что дебил - разница небольшая. Благо водки тогда и бормотухи всякой
было море разливанное, а шоферить на базе стройматериалов  -  такая  работа,
что хошь не хошь, а не уворовать чего просто грех, все одно пропадет, как  в
прорву. Да и начальство пример подавало, только крали те  начальнички  доски
не кубометрами, а вагонами и составами. И параши никогда не  нюхали.  Вот  и
думай, кто есть главная мухобель в этой жизни. А с трибун орать были мастера
и тогда, и теперь. Не люди - порожняки, мать их! Как неслись, так и  несутся
по жизни,  громыхая  на  стыках,  а  после  них  только  шпалы  покореженные
остаются. Вернее вместо шпал - судьбы людские.
   Ладно, мутота все эти мысли, а чтой-то гложут они  его...  Ну  да,  глаза
этой девчушки... Такие могли бы быть у его, Коляна Воронова,  дочки.  Вот  и
задело...
   Тогда Олька его из пьянок и  вытянула.  А  пьянки  те  бесконечные  были:
пиломатериалы шли направо-налево, и влететь бы ему по  восемьдесят  седьмой,
за хищение госимущества в особо крупных, если бы не Олька.
   Умная она была уже тогда баба, жизнью битая. И  мужиком  своим  битая  не
раз. Двадцать пять ей было, на пяток годков старше, а муж ее непутевый то  в
запое, то в загуле, то неизвестно где. Ну и зажил у нее Колян. И  не  просто
зажил... Теперь он знает: счастье это было. Как  домой  с  работы  приходил,
жена, хоть и нерасписанная, а наоборот, по паспорту - чужая, встречала таким
взглядом распахнутым, что он ее глаза до сих пор  живые  видит.  А  муж  ее,
Сашка, запропал  куда-то  с  полгода  как;  соседи  говорили,  на  заработки
подался, а Олька, да и сам он только ждали, когда объявится, чтобы заявление
им, значит, подать. С Сашкой на развод, с ним, Колькой, на регистрацию.
   И еще - очень она ребеночка хотела. Дочку. С Сашкой не получалось ничего:
у него от пьянок тех постоянных что-то с  железками  случилось  или  триппер
когда нелеченый носил, а только не было от него детей, и все. А  у  них  все
так заладилось тогда...
   И Олька,  как  забеременела,  вся  аж  засветилась.  И  берег  он  ее,  и
фрукты-овощи  сетками  приносил.  И  даже   проигрыватель   дорогой   купил,
импортный: вычитал в газете "Труд" на перекуре в каптерке,  что  беременным,
им полезно музыку классическую всякую слушать, Баха там или Моцарта, - тогда
детки рождаются умные, спокойные и пригожие. Берег он ее. Да не уберег.
   "Благоверный" возвернулся из какой-то тьмутарака-ни, а Олюня - на  шестом
месяце была, всем уже видать. И слова ей  сказать  не  дал:  в  живот  пнул,
сначала кулаком, потом сапогами... Убил ребенка, падаль. Уже потом врач, что
саму Олюню спасал, сказал ему, Коляну: девочка была. И  сама  Оля  говорила,
что девочка, что она слышит, как та техается, нежно и тихонечко...
   А Сашок этот напакостил - и пропал. Колян искал его  везде.  Нашел  бы  -
убил гниду сразу, на месте, руками бы придушил, хотя и меньше  был  чуть  не
вдвое. Не нашел.
   Напился вусмерть. Три дня так пил. Доктор тот сказал, что деток  у  Олюни
больше не будет теперь. Колян пил и плакал. А тут - прознал, что этот  козел
драный у какой-то бабенки в Лопатине хоронится; завел  самосвал  -  и  ходу.
Менты вроде тоже его искали, да, видно, не шибко: Сашок этот,  до  того  как
зашибать крепко начал, в мусарне-то и служил. Да и молва  какая?  Наказал-де
мужик гулящую свою бабу. Малость погорячился, да с кем не бывает.
   Наехал Колян в это Лопатино вечером.  В  клубе  еще  веселье  шло  полным
ходом: в честь Олимпиады, что ли, или студенты-стройотрядовцы устроили танцы
- теперь уже не вспомнить, да и не важно это. Водяру глушил как проклятый.
   Тогда он в клуб тот чуть не на  самовале  и  въехал:  ктой-то  по  дороге
подсказал ему, что Сашок в аккурат там пляшет-развлекается. Потом...  Потом,
как записали в протоколах, монтировкой нанес  телесные  повреждения  средней
тяжести тому-то и тому-то,  мирным  сельским  обывателям...  Короче,  статью
навесили.
   Вот тут начальнички с базы  и  раззадорились:  ревизия  на  них  какая-то
пришла, а под такое дело чего ж  свои  грехи  на  безответного  не  списать?
Закрутилась машина...
   Пока суд да дело, Олька, хоть самой тяжко, за него переживала. Хлопотала,
по начальникам всяким ходила. Без пользы. Срок навесили. План ведь, он  и  в
суде был план.
   Олюня ждать обещалась.
   Одно сложилось: Сашка этого все  же  приземлили.  Уж  очень  ему  условно
вытягивали кореша, да все бабы  на  поселке  взбеленились,  пришли  чуть  не
демонстрацией к суду. Дали трешник. Смешно... Ему, Коляну, за два поломанных
носа - трешник, и этому гниде за убийство девчонки неродившейся да  за  бабу
насмерть  покалеченную  -  тоже.  Аффект,  как  там  адвокатишка  выражался.
Состояние сильного душевного волнения.
   Ну да он, Колюня, тоже не в слабом волнении остался.  На  всю  жизнь.  Не
досидел тот Сашок свой трешник.
   Уперся Колям, на работу болт забил, рогом  на  всех  вертухаев  пер,  как
чумной, - все затем, чтоб  в  братву  прописаться.  Крутым  стал.  Еще  срок
прицепом взял. Бился, а через два годика на ту зону, где Сашок стружку гнал,
перевелся.
   Разбирался сам, без свидетелей. Вспоминать не хочется. Почуял тот  Сашок,
что баба чувствует, когда ей живот уродуют. Ой как почуял!  Потом  он  этого
козла тряпичного под пресс уложил. Записали: несчастный случай. На зоне, там
тоже свои показатели были и свой план.
   Вот такая вот история.
   Олюня его так и  не  дождалась.  Угасла,  как  ему  написали,  от  недуга
какого-то женского. Но он-то знал: от тоски она умерла.  Как  прознала,  что
деток у нее больше не будет, так тоска ее и съела...
   ...Ворон тряхнул головой. Обнаружил, что на лавке сидит, щеки в слезах, и
прохожие быстро семенят  мимо:  пьяный.  Лишь  одна  бабулька  притормозила,
справилась: - Что, сынок, плохо тебе?
   - Плохо, мать. Плохо.
   Сорвался он с лавки, побежал. Девчонку эту, Ленку, у  которой  глаза  как
озерки, выручить надо немедля! Сейчас! Получается, подставил он  ее!  Не  по
злобе пусть, по глупости, а  подставил!  Вот  ведь  мать-перемать!  В  жизни
никого не продавал и не подставлял, а тут - "дурь" попутала, марафет драный!
   Колян рванул через дорогу. Теперь он думал только об этой девчонке.  Имя,
фамилия есть - адрес узнают мигом. Только бы успеть!..
   Тяжелый самосвал тащился едва-едва. Колян прибавил  ходу,  обходя  машину
спереди.
   Легковушка вынырнула невесть откуда, на скорости,  наподдала  под  ребра.
Ворона подняло в воздух, он полетел спиной вперед, нелепо  двигая  руками...
Увидел лицо девчонки, совсем рядом, будто живое, а не на фотографии... Глаза
смотрели ласково и внимательно: что же ты, Колюша... Ну да,  Олюня  так  его
называла: Колюша. Больше никто. Никто.
   Мужчина замер, ткнувшись затылком в  жесткий  каменный  бордюр  тротуара,
успев прошептать одними губами: - Оля... Непоняток Автархан не любил. Как  и
все. Все непонятное таило опасность. Николай Порфирьевич посмотрел на  часы.
Четверть восьмого. Ворон так и не объявился.
   Ворон был правильный вор. Пусть и  без  полета,  но  правильный.  Жил  по
понятиям, не рвач, не пустомеля. Если он просил о  встрече,  значит,  что-то
случилось.
   Может быть, у самого Ворона, а может...
   На встречу он не пришел. Братки  прождали  на  машине  почти  час,  потом
отвалили. Приехали к Автархану в Заречное, доложились: не было. Пропал.
   Автархан не любил, когда  его  люди  пропадают  даже  сами  по  себе,  но
особенно не любил, если пропадают они после того, как  назначалась  встреча.
На которой человек хотел сказать важное. Такой, как Ворон,  попусту  базлать
не станет.
   Автархан нажал кнопку  звонка.  Появился  молодой  мужчина  в  костюме  с
иголочки, лицо умное и волевое, глаза спокойные и внимательные. Новое  время
требует новых людей. Если ты в  него  не  вписываешься,  то  оно  само  тебя
спишет. Со всех счетов. Автархан  прекрасно  знал,  что  не  может  обладать
многими талантами и достоинствами; у него был другой талант: подбирать людей
по способностям и оплачивать по труду. А потому его теневая империя работала
как военный завод двадцать лет назад, без сбоев и накладок. Если трудности и
случались, их устраняли. Вместе  с  теми,  кто  эти  трудности  создавал  по
глупости, жадности  или  недомыслию.  Иначе  было  не  выжить.  Стая  должна
освобождаться от тупых, неповоротливых и слабых - или  погибнут  все.  Волки
живут по законам вол