ли кастетом лицо...
   Торговцы и покупатели сыпанули в стороны. Милиции, как всегда, не было, и
вдруг...
   Визг тормозов, хлопанье дверец...
   Парни из внутренних  войск  выскакивали  из  кузовов  машин.  Дубинки  со
свистом рассекали воздух. Били всех: правых,  виноватых,  случайных...  Были
здесь и менты местного РОВД: они под сурдинку чистили палаточки, громя все и
вся...
   Я почувствовала, как меня схватили за  шиворот,  обернулась:  меня  цепко
держал здоровенный ментяра... Я попыталась вырваться - куда там!
   -  А  с  этой  что,  Палыч?  -  спросил  сержант  милицейского   старлея,
красномордого, толстого, дубинкой он  усердно  и  монотонно  бил  по  голове
какого-то невесть как попавшего в переделку кавказца.
   - С этой?.. - Старлей глянул на меня, глазки лакомо блеснули.  -  Вези  в
клетку... - Гоготнул: - Там разберемся...
   Я дернулась, пытаясь вырваться, обернулась и хватанула  мента  зубами  за
руку. От неожиданности он выпустил воротник, я рванулась бежать, но  сержант
подсек меня тяжеленным кованым ботинком, будто оглоблей по ногам двинул, и я
рухнула подкошенно на землю. Он  поднял  меня  за  ворот,  с  маху  впечатал
пощечину громадной пятерней: - Будешь брыкаться, стерва?!
   В голове помутилось; я почувствовала  кровь  на  губах;  кровь  текла  из
носа... А сержант добавил: - Прибью!
   Схватил меня в охапку, словно куль, поднес к милицейской  машине,  старой
такой, допотопной, с маленькими зарешеченными оконцами,  забросил  внутрь  и
захлопнул дверцу. Кроме меня, там были еще четверо:  трое  молодых  девчонок
лет двадцати, видно, продавщиц из палаточек, и одна взрослая, лет  тридцати,
тетя.
   Девки смолили сигарету за сигаретой. Все молчали.
   Я придвинулась к оконцу, приподнялась на цыпочках.  Служивые  заканчивали
работу. Избитых, бесчувственных пацанов  забрасывали  в  машины  и  увозили.
Пятеро парней -  Булдак,  Буня  и  еще  трое,  мне  незнакомых,  лежали  без
движения. Подъехали легковушки, оттуда вываливались люди в штатском.
   - Пошла писать губерния... Пять жмуриков... - прокомментировала старшая.
   Куда делась Светка, я не заметила. Зато заметила, что ларьки  разгромлены
не все - только некоторые.
   -  Хорошие  менты  остановили  кровопролитие  и  немножко  побили  плохих
мальчиков, - снова сказала старшая. - Теперь все в одних руках.
   - А в чьих? - спросила я довольно глупо.
   - Видишь "Волгу" серую? И рядом рыло холеное...  -  Тетка  обернулась  на
девок, прищурилась: - Пардон, лицо.
   - А кто это? - шепотом спросила я.
   - Князек. Груздев.
   Груздев... Вот, значит, как. Права Медвинская: Булдак - придурок. И ствол
ведь он достал откуда-то... А сейчас лежит, затоптанный, и никто в  этом  не
виноват... Стихия...
   Дверь распахнулась, к нам пинками загнали  еще  двоих  девчонок,  -  Мент
поганый! - огрызнулась одна, отбив руки сержанта, когда он облапил ее  попу,
"помогая" залезть в машину.
   - Ну ты договорилась, паскуда! Приедем в управу, там ты у меня по-другому
запоешь! Лично займусь! -  с  нехорошей  ухмылкой  пообещал  той  сержант  и
захлопнул дверцу.
   Машина завелась и тронулась, переваливаясь на колдобинах, как  беременная
утка.
   Не к случаю ругнувшаяся девчонка закаменела лицом. Тут ее товарка  еще  и
подначила: - Дура ты, Танеева! Чего мента материть? Кусок, он кусок и  есть!
А теперь - отыгрываться начнет на всех!
   - Да? - огрызнулась та досадливо.  -  А  может,  мне  нужно  было  еще  и
подмахнуть ему, козлу меднолобому?
   - И чего ты добилась? Только разозлила...
   - Да пошла ты! - Распаленная Танеева  оглядела  нас,  остановила  на  мне
взгляд: - А это что за ребенок? Ей в куклы играть впору, а  не  в  "воронке"
разъезжать...
   - Детдомовская, видно, - подала голос другая. -  Из-за  них,  недоносков,
весь  сыр-бор  и  заварился.  Они,  видите  ли,   с   малахаевскими   пришли
разбираться. Синуса решили укоротить...
   - Ну, Синуса укоротить давно пора было... -  сказала  какая-то  маленькая
толстушка.
   - Да?! Теперь из-за этих ублюдков нас всех и подмели.  Хорошо  еще,  если
подержат да и отпустят... Только верится в это слабо... Ты  что,  Палыча  не
знаешь? Или дело катать начнет, или - раздвигай, подружка, ножки...
   - Не имеют права.
   - Ха-ха... Право... Забудь это слово, пончик! Прав тот, у кого сила!  Еще
сама ему и брюки рассупонишь!..
   - А может, этой детдомовке морду набить? Чтобы не подставляла всех!
   - А ну, заткнитесь все! - прикрикнула на них самая старшая.  -  Дуры  вы,
дуры и есть! Вы чего думаете, это менты на драку таким кагалом слетелись? Да
пасли они... Загодя пасли... А как  драка  началась,  так  и  высыпали,  что
тараканы, из всех щелей...
   - Ты чего, думаешь, они нарочно? Подзавели детдомовских, малахаевских,  а
сами...
   - А то...
   - Да у Палыча или у  начальника  ихнего,  Карташева,  на  это  мозгов  не
хватит! - Зато у Груздя хватит, - подала голос до того  молчавшая  девчонка,
очень хорошенькая зеленоглазая шатенка. - Здесь вся милиция под ним пляшет!
   - А ну, хватит языком молотить! - рявкнула на нее  старшая,  и  та  разом
затихла.
   Дальше ехали в полном молчании. Минут через десять машина остановилась, в
проеме растворенной двери под явилась довольная красная  физиономия  старлея
Палыча.
   - Вытряхивайтесь, мочалки. Разбираться с вами будем. - Два сержанта, тот,
что схватил меня, и другой, стоял по бокам.
   - Куда их, Василь Палыч? В клетку?
   - Место в клетке еще заслужить надо. Веди в вытрезвитель.
   Глава 31
   Нас затолкали в бывшую вытрезвительскую "спальню": раньше здесь на крытых
клеенкой вонючих топчанах отмокало пьющее  население.  Вытрезвитель  уже  не
работал - в связи с  демократией  пить  стали  много,  но  с  пьяниц  теперь
никакого навара: очереди на квартиру нет, лишить премии или там еще  чего  -
тоже нельзя, а штраф с них взять  -  это  как  шерсти  начесать  с  болотных
лягушек.
   Собственно, Палыч раньше и правил  "трезвиловкой",  в  период  борьбы  со
"змеем" стал чуть не вторым  человеком  в  городе  после  первого  секретаря
райкома:  подловить  с  запашком  мог  любого  начальника,  и  пожалуйста  -
показательное лишение должности, партбилета и  прочего...  Нормальные  менты
Палыча презирали.  Вытрезвитель  стоял  на  отшибе,  за  забором,  метрах  в
восьмистах от здания, и подъезд у него был свой, отдельный. А  Палыч  теперь
действительно "танцевал" под Груздевым; бывшего начальника РОВД убрали еще в
девяносто первом,  в  милиции  демократил  какой-то  выдвиженец,  постепенно
отправил "старичков" на пенсию, набрал  своих  людей...  А  Палыч  прижился.
Славен он был всякими "забавами" еще в бытность свою трезвенным начальником,
но сильно буреть опасался; впрочем,  менты  и  тогда  свою  грязь  не  шибко
старались из избы выносить, а теперь и подавно. Палыч  же  в  "новое  время"
почувствовал себя если  и  не  князьком,  как  Груздев,  то  первым  холопом
знатного барина...  А  у  барского  холопа,  известно,  и  рука  тяжелее,  и
хлебальник пошире, и безобразит он так, что куда там барину...
   Все это нам обстоятельно рассказала та самая, старшая, Даша Строганова.
   - Ну, девки, мы влетели... - вздохнув, закончила она.
   - С чего это? -  не  согласилась  Танеева.  -  Нас  просто  под  сурдинку
сгребли.  Сейчас  пацанов  -  полная  клетка.  Тут  большого  ума  не   надо
догадаться: видать, Груздев решил под себя рынок  подгрести  полностью.  Чьи
ларьки громили? Исы Баслаева и Ахмедки. Другие не трогали. Ну  а  заодно  со
всем рэкетом порешили. Вон, - Танеева кивнула  на  меня,  -  и  детдомовских
прибрали, и малахаевских, Синусовых. А мы девки ларьковые, нам все одно,  на
кого работать: торговка, она торговка и есть. Нам  что  до  ихних  разборок?
Подержат до вечера или там до утра - и отпустят.
   - Угу... Жди...
   Дверь распахнулась, на пороге появился Палыч собственной персоной.  Морда
еще больше раскраснелась; от него явственно разило  спиртным.  Оглядел  нас,
лакомо чмокнул сальными губами. Глянул на долговязого сержанта: -  А  ты  не
дурак, что надо сечешь... - С шумом выдохнул: - Выводи, оформлять будем,  по
всей форме.
   - Всех сразу?
   - А то...
   Мы вышли, сгрудились в "предбаннике" - небольшом  помещении  с  истертыми
добела диванчиками. Трое здоровенных бугаев подпирали стены,  за  приставным
столиком  разместился  плюгавенький,  прыщавый  ментик-писарь.   Сам   Палыч
взгромоздился за основной стол. Поднял маленькие свинячьи глазки: -  Давайте
по одной, к Масюку... Имя, фамилия, все прочее... И  не  врать  мне!  И  все
вещички из карманов - на стол.
   Девушки подходили, называли имя, выкладывали вещи, всякую мелочь: сумочек
ни у кого не было, а в карманах  мало  кто  что  носит.  Палыч  рассматривал
каждую по всем статьям, ковыряя в зубах отточенной спичкой.
   Я подошла  последней.  Назвала  имя,  фамилию,  возраст...  Сказала,  что
детдомовская...
   - Так ты, значит, с этими была?
   - С какими "этими"? - переспросила я. По правде сказать,  я  была  как  в
тумане. Словно все разом покрылось  каким-то  мраком.  Еще  как  только  все
началось... И Сашку Буню убили... Вообще-то  я  тогда  не  верила,  что  его
убили... Мне казалось, что он, такой сильный, не может умереть... И все же в
голове словно помутилось. Нет, я воспринимала происходящее,  но  так,  будто
это сон... И даже если бы ткнуть меня иголкой, вряд ли бы почувствовала...
   - Ваши поножовщину устроили?.. - Он глянул в какие-то бумаги,  прочел:  -
Булдаков,   Буников...   Давно   надо   было   вашенское   змеиное    гнездо
раскочегарить... - Он уставился на меня своими  свинячьими  глазками.  -  Ты
чего тормозная такая? "Колес" наглоталась? Я не ответила.
   Палыч поднял глаза на девушек: - Вас тоже касается!
   - В смысле? - спросила Даша.
   - Наркотики, деньги, лезвия бритвенные...
   - Да откуда они у нас?
   - От верблюда. На "черных"  работали?  Работали.  Вот  и...  -  Он  снова
оглядел девушек, каждую с головы до ног, медленно, словно смакуя... Разлепил
сальные губы: - Придется  вас  обыскать.  По  всей  форме.  -  Он  почмокал,
прикурил сигарету. - Раздевайтесь.
   Девушки у стены беспомощно переглядывались... Я же стояла чуть в стороне,
словно происходящее вообще меня не касалось. , - Ну что застыли?!
   - Как - раздеваться?.. - упавшим голосом произнесла шатенка.
   - Молча!
   - Мы не будем!
   - А куда вы денетесь?  Орать  станете?  Тут  стены  толстые,  наслушались
всякого... Или вы забыли - как? Сейчас  мои  хлопцы  вам  помогут.  Они  еще
помнят - здесь в свое время столько пьяных шалав  перебывало...  И  все  как
шелковые были... - Палыч загоготал мелким, булькающим смехом.
   Прекратил смеяться так же неожиданно, как и начал, гаркнул: - А ну, живо!
   От его окрика все вздрогнули. Даша Строганова  первой  стянула  свитерок,
расстегнула джинсы... Лицо ее было  бледным  и  замкнутым.  Следом  за  ней,
потупившись, стали раздеваться остальные.
   - А тебе что, особое приглашение? - рявкнул на меня сержант.
   Я вздрогнула, автоматически стала расстегивать пуговицы на блузке...
   Девушки остались в белье.
   - Ну что застыли? - прикрикнул начальник. - Совсем раздевайтесь!
   - Вы не имеете права... - начала было рыженькая.
   - Право?! - взъярился он, хрястнул  кулаком  по  столешнице.  -  Вот  мое
право! И вот что я тебе скажу, краля... Или через минуту  вы  будете  стоять
тут голенькими и завтра утром уйдете по домам, или... Тут такая  поножовщина
со стрельбой случилась,  что  по  пятнадцать  суток  я  вам  просто-запросто
запишу! И эти сутки вы здесь с моими орлами и  проведете...  С  утра  душ  и
постельная гимнастика - это я вам  обеспечу!  А  эти  орлы  устанут,  других
пришлю... А кто особо артачиться  станет,  той  я  самолично  двести  шестую
пропишу - на годик... Вот и выбирайте!
   Палыч чиркнул спичкой, прикуривая конфискованный  у  кого-то  из  девушек
"Кэмел", упер поросячий взгляд в рыженькую: - Время  прошло.  Ты  -  первая.
Девушка расстегнула  лифчик,  сняла,  медленно  стянула  трусики  с  ягодиц,
заплакала, закрыв лицо руками...
   - Совсем снимай!
   Она подчинилась. Стояла, прикрыв низ живота бельем. Палыч  встал,  обошел
ее, разглядывая, отвел руку с трусиками в сторону.
   - Вот теперь я вижу, что и вправду рыженькая, без дураков, -  сказал  он.
Увальни у стены загоготали, смех их был возбужденным, как  ржание  жеребцов,
готовых ринуться на  табунчик.  Палыч  снова  обошел  девчонку,  остановился
сзади; - А теперь - наклонись вперед! Руками до пола, как на  физкультуре...
Ну?!
   Он послюнявил палец, провел  ладонью  по  спине,  ягодицам...  Я  закрыла
глаза... Только слышала, как девушка вскрикнула...
   - Ну вот, сейчас я уверен, что ты ничего от меня не утаила...  Умничка...
- Он поднял мутные, хмельные глаза, задержал  на  мне  взгляд,  произнес:  -
Теперь - ты, детдомовская... Быстро, быстро... Трусы, маечку...
   - Ага, - согласно кивнула я, а голову уже волокло знакомой одурью...  Как
только он оказался в шаге, я резко разогнула ногу в колене,  чуть  приподняв
бедро! Что-то противно  чавкнуло,  Палыч  застыл,  ойкнул...  Его  подручные
словно оцепенели... А я повторила удар... В горле у него  забулькало,  и  он
рухнул на бок, как мешок. Я рванулась к двери, но  сержант-оглобля  оказался
проворнее: дубинка угодила в  висок,  я  успела  услышать,  как  он  крикнул
кому-то: "Загоняй этих сук под засов!" - и потеряла сознание.
   Очнулась от боли в  низу  живота.  Пошевелиться  не  могла:  меня  просто
распяли нагишом, накрепко прикрутив за запястья и щиколотки к  краям  стола.
Боль была дикой... Сержант вытащил из меня коротенькую дубинку.
   - Ну вот, теперь уже не целка... - Задумчиво-добавил: - Разве что еще раз
попробовать?
   - Как знаешь, - ответил ему писарь. - У меня на нее  и  не  стоит.  Да  у
тебя, я вижу, тоже. Не девка - кошка дикая. Да и худая...  Я  люблю  крупных
бабочек, чтобы в теле...
   - Что ж ее, так и отпустить?
   - Почему - так? Уже не девочка... - гоготнул писарь. - Был бы Палыч... Он
как раз до малолеток охоч... Был. Эта его так  двинула,  что,  глядишь,  ему
теперь не до девочек будет. Кастрировала просто. Слушай, а что все ж  с  ней
делать?.. Да и с теми, что в кутузке...
   - Ну с теми - нет разговоров. Как все уляжется, выдернем мне рыжую,  тебе
пухленькую, есть там одна, и повеселимся на славу. Они поподатливей будут. А
с этой...
   Кончать ее надо.
   - Ты чего, с ума сошел?
   - С ума не с ума... Груздя не поймешь... Он ведь сам всю сегодняшнюю кашу
заварил, а... Глянет порой таким волком, словно мы не  ему  служим,  а  Царю
Небесному...
   - Волк, он волк и есть.
   - Погоди, не сбивай... Есть у него подружка в том детдоме... А ну как эта
ей расскажет, та - Груздю? А он на нас  и  вызверится...  Не  пойму  я  его:
гребет все под себя без жалости, а девок или там детей - жалеет...
   - Потому что в башке у него все наперекосяк.
   - То-то и оно. Так что кончать девку надо.
   - Чего, прямо здесь?
   - А то... Глянькась, у Палыча в столе "колеса"  должны  быть,  он  их  от
похмелья жрет, когда невтерпеж... Грохнула дверца стола.
   - Ну? Есть?
   - Ага. Реланиум.
   - Много?
   - Три упаковки. И еще какие-то, снотворные, видать.
   - Этой хватит.
   - В смысле?
   - Накормим  таблетками  и  вывезем  куда-нибудь  подальше.  Детдомовская,
"колес" наглоталась и кони двинула - кого это удивит?  Может,  у  нее  парня
сегодня замочили,  вот  она  и  потравилась  от  того  несчастья...  Здорово
придумал? - Голова... Только... Что, так голую и бросим?
   - Зачем? Приоденем чуток... - Так она же без сознания...  Как  мы  ей  те
таблетки впихнем? .
   - Очну-у-улась... Я ей как целку ломал, дубьем-то, вздрогнула вся...
   - А не заорала...
   - Знать, гордая сильно. Вот и подохнет, как все гордые, в канаве.
   - Слушай, а может, не будем насмерть травить, а?  Не  станет  она  никому
ничего рассказывать... Да и девки, те, что в каталажке...
   - Девке каждой сейчас - самой до себя... Как и нам с тобой. А если  чего,
на Палыча все и спихнем, он щас бессловесный и безответный...
   - А все же убивать не стоит. Одно дело -  целку  поломать,  так  невелика
потеря, другое...
   - Ты что, правда дурак или прикидываешься? А ну как Груздь  действительно
прознает? Он, я слыхал, и под Палыча тихой сапой подкоп начал, не  любит  он
беспредела никакого, а тут... Да он нас  сначала  в  камеру  законопатит,  к
блатным, вот тогда и почуешь, как оно, когда очко трещит...
   - А сам он сегодня на рынке, что, не беспредел устроил?
   - Это чистый бизнес, понял, придурок, бизнес! А Груздь...  Он  и  с  нами
вась-вась, и блатных, я думаю, не  чурается...  А  пуще  всего  ему,  волку,
власть нужна. Своя власть. А власть в том и состоит: кого хочу - казню, кого
хочу - помилую. Уж нас не помилует, будь спок!  Он  на  пацанок  почему  так
западает?  Потому  как  у  самого  деток  нет,  вот  и  сочетает  заботу   и
удовольствие... Короче, крыша у него, как у всех волков, протечная, так  что
нечего зря базар пустой разводить.
   - А у тебя не протечная?
   - Глохни, молодой! А то я щас тебя самого раком поставлю, понял? Ты  чего
боишься? Это я - местный, а тебе еще полтора годика срочной оттарабанить,  и
- пишите письма. Коз-з-зел! Радоваться должен, что к нам попал: и жорево,  и
порево, и развлечения... А то смотри: сплавим, поедешь вон, в Осетию или там
еще куда, чурок разнимать...
   Я услышала, как он подошел сбоку, сказал напарнику: - Голову держи,  а  я
ей буду "колеса" впихивать... Я сцепила зубы, как только смогла.
   - Ишь, сука... Не разевает... А если так?.. Боль была  жуткой:  он  нажал
где-то за ушами, я открыла рот, он кинул пригоршню таблеток,  залил  затхлой
водой из графина...
   - Вот так... Эта порция за папу... Теперь - за маму...  Так  он  повторил
раз семь или восемь... Голова куда-то поплыла...
   - Вот и славненько. Отвязывай. Теперь не дернется. И давай одевай  девку,
а то я только раздевать мастак.
   Напала  жуткая  вялость.  Звуки  слышались  как  из  бочки,  веки  словно
склеило...
   - Да что ты с колготками возишься! Юбку набрось да куртку,  и  хватит!  -
Гыгыкнул: - Не простынет - не успеет! А все остальное рядом бросишь. Глянь в
оба - чтобы ее вешей здесь духу не было!
   - Ты же сам сказал - одевать... - начал, вяло отбрехиваться писарь.
   - Сказал не сказал... Найдут, проверят - что решат? Изнасиловал  какой-то
маньяк...
   - И будут недалеки от истины...
   - Че-го? Ты что, на меня тянешь?..
   - Да ладно тебе...
   За окном вдруг раздался визг тормозов. Подъехало несколько машин.
   - Кого это черт принес? - услышала я голос долговязого.
   - Не наши. Областные.
   - Вот, блин! Быстро! Девку в охапку - и в "луноход". Завезешь куда-нибудь
за город... И сбросишь: в овраг там или еще куда... Не боись: повезет -  так
и до весны не сыщут, а до весны еще дожить надо! Ее и искать-то начнут через
пару недель, не раньше, после такой-то заварухи... А то и вообще не  станут:
кому оно надо? Что стал?' Бегом, козел! И смотри мне,  я  ведь  не  поленюсь
завтра проверить, понял?
   - Понял.
   Писарь натужно подхватил меня, едва не выронил.
   - Ты чего, худосочный?.. - Тяжелая... Может, она уже... того...
   - Кретин... Вперед, живо!
   Я почувствовала, как долговязый подхватил меня,  легко,  как  пушинку,  и
потащил куда-то. Меня бросили в "воронок" сзади, лязгнула дверь.
   - Смотри, молодой, если чего, так самого закопаю!
   - Да все сделаю...
   - Вот и я так думаю: ты ж себе не враг, а? То-то. Я пойду  этих  встречу.
По уму.
   Сколько машина ехала, я даже не поняла.  Провалилась  в  беспамятство.  И
еще... Я вдруг увидела отца и маму... Я их лиц не помнила никогда, и  сейчас
не помню, а тогда увидела ясно, обрадовалась очень, потянулась  к  ним...  А
они смотрели на меня ласково, словно хотели мне помочь и  не  могли...  Мама
говорила что-то, но я не слышала, видела только, как губы шевелятся... П