ся  в  салон  и  взял  водилу  на  удушающий.  Он
подергался секунд двадцать и - обмяк.
   Вот теперь рвать когти нужно было шустрее некуда.  Аккуратно  опустил
шофера на руки Козыря, тот  оттащил  его  вслед  за  полканом  от  авто,
запрыгнул на переднее, спросил запоздало:
   - Ты его не пришил часом?
   - Водилу?
   - Ну.
   - Десять минут легкого кайфа еще никому не вредили, - ответил я и дал
по газам. Уходить с этого супостатного места нужно было немедля.
   Машина  мчалась  в  ночь.  Скорость  я   превышал   злонамеренно   до
неприличия, ибо был уверен:  если  какая-нибудь  случайная  патрулька  и
вырулит на нас в это неурочное времечко, то вряд  ли  станет  стопорить:
номера и бибику начальника знают куда лучше,  чем  слова  Гимна  России.
Благо их там немного.
   - В какие веси доставить? -  осведомился  я  у  пассажира.  За  время
трехнедельного целевого ничегонеделания  в  Покровске  я  успел  изучить
город достаточно подробно: сначала по карте,  потом  проехав  вживую  по
всем автобусным и троллейбусным маршрутам,  а  отдельные  места  исходив
пешком. Не с оперативными целями: город был хорош, чуть моложе Москвы  и
куда меньше затронут урбанизацией.
   Козырь сидел мрачнее тучи.
   - Что-то не так, уважаемый?
   - Нет. Просто страх переживаю.
   - По поводу?
   - Как ты никого не грохнул там - ума не приложу.
   - Практика. Фирма веников не вяжет,  -  выстреливаю  я  скороговоркой
расхожие фразы.
   - А что вяжет фирма? Венки на могилку? Признаться, с  той  поры,  как
авто под моим мудрым руководством помчалось по  ночным  улицам  и  мы  с
"временным попутчиком" оказались в состоянии неконтролируемой свободы, я
тоже пребывал во взвинченно-напряженном ожидании: что  дальше?  То,  что
оба мы далеки от идеала  законопослушания,  коню  понятно;  но  вот  чем
завершится наша упорная скоростная ездка? "Хинди-руссо пхай-пхай", что в
переводе с иноземного означало когда-то  "дружба  навек"?  Или  все  же,
выражаясь   по-ученому,   конфронтацией   с   непредсказуемым   исходом?
Нервозность моего подельника была куда большей, чем моя. Дело в том, что
в каталажке он находился,  условно  говоря,  на  своей  территории,  где
правил воровской закон и имелись  какие-никакие,  а  кенты,  выполнявшие
приказы авторитета безоговорочно и  скоро.  А  вот  в  "ночном  казенном
такси" - на неизведанной земле,  кою  испанские  конкистадоры  именовали
красиво и завлекательно: терра инкогнита.  Рядом  с  боевиком-маргиналом
несуществующей армии, который, однако, успел за короткую  ночь  доказать
свою распорядительность делом.
   Козырь тем временем перестал угрюмо  таращиться  в  ветровое  стекло,
одним движением  распахнул  бардачок;  не  успел  я  заподозрить  его  в
нехороших намерениях, как он уже извлек оттуда початую плоскую бутылочку
"Ахтамара",  отвинтил  пробку,  брезгливо  ополоснул  горлышко  тем   же
коньяком и приложился любовно и крепко, как  гипсовый  пионер  к  горну.
Оторвался, перевел дыхание, спросил:
   - Будешь?
   - Не-а. За рулем.
   - А-а-а... - понимающе протянул  авторитет  и  вдруг  довольно  глупо
хихикнул.
   Потом откинулся на спинку кресла  и  захохотал  уже  во  весь  голос,
смаргивая слезы.
   Пожалуй, Жванецкий был прав: спиртное в малых дозах полезно  в  любых
количествах. Я примерился, припарковал машину к обочине, взял  фляжку  и
приложился не менее основательно. Козырь был  сейчас  не  опасен:  когда
человек смеется, ему не до смерти.
   Впрочем, ребяческая смешливость его быстро испарилась. Пошарив в  том
же бардачке,  Козырь  обнаружил  и  сигареты.  Закурили.  Расслабухи  от
коньяка особой не наступило, но внутреннее напряжение ослабло у обоих.
   - А что, парень, угодил ты сегодня  под  самую  авторитетную  статью:
нападение на сотрудников. Причем без всякого бакланского довеска,  вроде
хулиганки.  -  Козырь  помолчал,  добавил  со  смешком,  но  глаза   его
оставались серьезными:
   - При таком начале и послужной список может быть блестящим.
   - Я не служу. И не собираюсь, - довольно  невежливо  отклонил  я  его
"щедрое" предложение. Ибо, как гласит эпос: "Кого-ток увяз - всей птичке
пропасть". Да и недосуг мне мелочевкой заниматься.
   - Все мы служим. Но часто не желаем в этом  признаваться  даже  самим
себе.
   Я ничего не ответил, лишь скосил глаза на попутчика: с чего  это  его
на философинку потянуло? Выпили-то с гулькин нос.
   - Ладно, как гуляли - веселились, подсчитали - прослезились.  Спасибо
этому дому. - Козырь открыл дверцу, повернулся ко мне,  взгляд  его  был
абсолютно трезв и строг. - Я выйду, а ты езжай.
   Хм... Осторожный дядька. Сфурычить, что под шоферским сиденьем вполне
может оказаться "ПМ", а то и "бизон", - большого  ума  не  надо.  А  вот
решить, что я вполне могу закатать ему пару  маслин  в  затылок,  -  для
такого умозаключения нужны годы  "веселой"  жизни  в  самом  "избранном"
окружении. Где человек человеку, как водится, волк,  товарищ  и  братан.
Каждому свое.
   В ответ я только кивнул.
   Козырь уже вылез из машины, вновь просунул голову в салон:
   - Да... А тебе, подельник, я вот что  посоветую:  уезжай  ты  отсюда.
Наши менты шибко не любят, когда им вывески портят.
   - Скажи, где любят, поеду туда.
   - А ты шутник.
   - Так ведь жизнь веселая.
   - Читал я про солдатиков удачи как-то. Сама статья  грошовая,  а  вот
девиз ваш запомнился: "В понятие полноты жизни входит все. Даже смерть".
Так?
   - Сейчас даже генералы не верят каждой печатной строчке.
   - Не пойму я таких,  как  ты,  парень.  Чего  тебе  нужно?  -  Козырь
помолчал, отрубил:
   - Лады. Разбежались.
   Он захлопнул дверь, я - дал по газам.  Козырь  шагнул  в  сторону  от
освещенного одиноким фонарем пространства и растворился в ночи.
   Автомобиль несся в ночь. Чего  мне  нужно?  Того  же,  чего  и  всем:
остаться в живых. И - победить.

Глава 32

   По тормозам я дал, когда понял, что совершаю  глупость.  Задумался  о
вечном и бренном: пусть на минуту, но мне  вдруг  стало  почти  до  слез
жалко себя, глупого и неприкаянного,  несущегося  в  отбитой  у  важного
начальника служебной "волжанке" по  незнакомому  городу,  грозящему  мне
облавой, пулей и другими "радостями"...  А  тут  еще  фонари  на  трассе
"слепые", и звезды сияют над спящим чутко городом по-южному крупные...
   Мужчина? А вы, собственно, кто? Мои одногодки стали кто  -  банкиром,
кто - политиком, кто - бизнесменом.  И  спят  сейчас,  спокойно  или  не
очень, в своих или чужих постелях, а  я  несусь  черте-те  куда  незнамо
зачем:  великовозрастный  бомж  без  документов,  разыскиваемый,   кроме
милиции разных городов и весей, еще и неведомой мне конторой.
   Как там, почти по Пушкину? И надо же  было  родиться  именно  в  этом
веке?
   Вместо того, чтобы нежиться в постельке с  королевой  Неаполитанской,
вести светскую жизнь в Париже, беседовать  с  одногодкой  Бонапартом  об
обширных творческих  планах  похода  на  Россию,  а  по  вечерам  писать
пространные донесения в Особенную канцелярию при  Генеральном  штабе,  я
пытаюсь жить здесь и  сейчас  по  безусловному  пушкинскому  императиву:
"Береги честь смолоду"... Глупо?
   Безусловно. Но это - принцип. Как пели мы когда-то?

   Пусть век солдата быстротечен,
   Пусть век солдата быстротечен,
   Но вечен Рим, но вечен Рим!

   Тогда,  может  быть,  не  так  глупо?  Ведь  безусловные   императивы
существуют для того, чтобы человек познал свое место в этом  мире  и  не
утратил достоинства.
   Именно так. Я дал по тормозам и понял, что автопилот  привел  меня  к
любимому макаронному цеху,  за  которым  громоздился  шестнадцатиэтажный
панельный скребонеб, в коем  я  снимал  квартирку.  Намерения  мои  были
просты и сиюминутны, желания - пусты и тенденциозны. Когда у тебя нет ни
куска хлеба, ни куска картона под названием "паспорт", ни  даже  доброго
имени, выручить могут деньги. А деньги как раз и хранились на  гардеробе
времен отца всех народов, завернутые в легкомысленную местную  газетенку
"Купидон".
   Нет, умом я понимал, что жадность сгубила не одного фраера, но сердцу
- не прикажешь. Когда в  жизни  нет  ничего  светлого,  кроме  будущего,
деньги греют. И не только самого обладателя, но и окружающих, потому как
расстаюсь я с дензнаками  легко  и  непринужденно,  влегкую  давая  себя
облапошивать  ресторанным  метрам,  официанткам,  бабушкам-старушкам  на
рынках, цыганкам, липовым нищим и прочему народцу,  мотивируя  для  себя
глупую дурость мудрым: может, для них оно сейчас нужнее?
   Загнав машину в соседний проходной, вышел и побрел в  ночь.  К  двери
квартиры приблизился с некоторой опаской. Вставил ключ в замок. Медленно
повернул. И меня преследовало оч-ч-чень нехорошее чувство: страх. Больше
всего я боялся, что обнаружу на продавленной  софе  нагую  красотку  без
признаков жизни с очередным чулком вокруг шеи... Я сжал челюсти:  губить
девчонок ради подставы даже такого  залетного  субъекта,  как  я,  -  не
просто сволочизм. Это скотство, возведенное в ранг гордыни. Я  отказываю
таким людям в высоком звании профессионалов: бандит профи быть не может,
он оборотень, позорящий память всех бойцов на всех войнах,  известных  и
тайных, что не щадили себя, защищая людей.
   Света я зажигать не стал. Аккуратно прикрыл дверь, прошел в  комнату,
забросил руку на шкаф... Денег не было. Кое-как приволок табурет, встал,
осматривая верхнюю крышку, провел ладонью. Пыли - пуд, денег - шиш.
   На секунду замер, чувствуя, как холодные струйки  стекают  по  спине.
Нет,  пустое:  никого  чужого  здесь   сейчас   не   было,   подсознание
среагировало бы чутко.
   Никого живых. Страх, ледяной ужас снова охватил меня с головы до пят;
я метнулся к постели, рывком сорвал покрывало. Никого. Кошкой прыгнул на
пол, на четвереньки: под диванчиком - тоже пусто.
   Так и сидел, грязный, пыльный, ощущая противное сердцебиение и липкий
пот на спине и под мышками, а внутренний голос издевательски  вещал:  "А
ты еще в холодильнике посмотри, в холодильнике...  Расчлененка  -  самое
верное дело..."
   Вот  так  люди  и  двигаются  по  фазе.  "До  свиданья,   крыша,   до
свида-а-анья-а-а..." И не мудрено после всех напрягов. А если по уму? Ну
да,  все  просто.  Деньги  могли  взять:  во-первых,  не  совладавшая  с
соблазном и алчностью тетка-хозяйка; во-вторых,  случайная  личность,  у
которой имелись ключи от квартиры (сын, брат, сват,  внучатый  племянник
или племянница, соседка, ее муж и т. п.); в-третьих, обычный  квартирный
воришка.  Тогда  кому-то  из  них  крупно  повезло,  сумма  была   очень
немаленькая, а заявлять в милицию о краже я почему-то не хочу.
   Есть и четвертый  вариант,  противный  до  омерзения.  Деньги  стырил
неизвестный мне фигурант неведомой службы, но не той, что порешила  меня
мочить грубо и без затей; эта -  со  своим  пиковым  интересом:  создать
индивиду  преодолимые  трудности  и  побудить  к  действиям.  Желательно
глупым: дабы он заметался, как гамадрил в прериях, и другие охотнички не
видели в  оптику  прицела  ничего,  кроме  мельтешащей  красной  задницы
шустрого примата, в которого не так-то просто и попасть. А  сами  в  это
времечко будут  валить  штабелями  буйволов,  гну  и  прочих  козлорогих
нособрюхов с бивнями, рогами и хвостами, на радость то ли великому вождю
Мамбо, то ли  колонизатору-спонсору,  организовавшему  туземную  царскую
охоту во всем блеске злата и трепетанье павлиньих хвостов  на  опахалах.
Недурственная версийка?
   Ну, тогда мне нужно лететь из временного обиталища со скоростью пули:
легавые потеряли след, и охотничек готов свистнуть  борзую  "на  седло":
"Ко мне, Валдай! Зверь, зверь, ату!" Это в кино.  А  в  жизни  -  просто
отзвонить по мобильнику "от встревоженных соседей" и  вызвать  машину  с
мигалкой: вполне достаточно, чтобы  сократить  отрыв  и  заставить  меня
нестись во все лопатки с непродуманной энергией невесть куда, увлекая на
себя обширную погоню.
   И тут на меня накатила шальная  вселенская  злость  на  этих,  вторых
игрочков:  приморили,  гады,  приморили!  Оставили,  мля,  без  копейки,
дескать, голодный - злее будет. А положенный морскому офицеру паек? Даже
в    концлагере    выдавали     полноценное     трехразовое     питание:
понедельник-среда-понедельник; недовольные митинговали у крематория...
   Короче, я бодро шагнул на кухню, запалил  свет,  поставил  чайник  на
плиту и мужественно открыл  холодильник.  Никакой  расчлененки,  скудный
набор продуктов на месте. Только тут я почувствовал,  как  проголодался.
Прошлым утречком в премилом подвальчике я только пил, как конь;  закуску
заменила беседа с умным и ученым  профессором,  а  в  каталажке  принять
по-человечески  такую  разносторонне  одаренную  персону,  как   я,   не
удосужились. Да и аппетита не было. Зато теперь есть.
   А потому я наколол на вилку  круг  "Одесской",  подставил  под  пламя
газовой горелки и, в приступе здорового социалистического  жлобства,  со
злорадством  наблюдал,  как   жир   с   треском   капает   на   горелку:
тетушке-хозяюшке будет забота плиту отмывать, ну да деньги ей  заплачены
вперед за три месяца, а жилец съедет раньше, - пусть отрабатывает.
   Извлек из холодильника  непочатую  бутылку  "Посольской",  с  хрустом
распечатал и щедрой рукой плеснул в стакан сто пятьдесят с довеском; как
говаривали в отлетевшей студенческой юности: да  отсохнет  рука  у  себе
недолившего!  Хряпнул  упомянутую  емкость  исключительно  для   полноты
пищеварения и принялся за колбаску.
   Хряцал, уминал, старательно работая челюстями, желая набрать  калорий
впрок и прогоняя от себя верную, но малоприятную мысль: впрок нельзя  ни
наесться, ни напиться. Да и жить впрок не получается.  Или  живешь,  или
мечешься загнанным зайцем. И не важно, кто тебя гонит: бандиты,  спецура
или скачущие по пятам, как озверевшие мустанги, цены.
   Блин!  Хоро-о-ошая  водка!  Эко  меня  повело!  Был  бы  собутыльник,
обязательно погундели бы "за  жизнь",  приняли  бы  по  второй,  а  там,
глядишь, и бежать никуда не захотелось бы...
   Заварил чай, за такой любого спортсмена снял бы с трассы "по  статье"
самый либеральный антидопинговый комитет. Ну а мне на это кивать нечего:
если что и снимет меня с "трассы", так только пуля. Сам я с дистанции не
сойду.
   Ну вот и все. Спасибо этому  дому,  а  мы  пойдем  на  север.  И  там
переждем опасность. А когда все подохнут - мы вернемся.
   Нет. Я решительно выпил мало  водки.  Появилась  какая-то  игривая  и
неуместная дурашливость, раз начал думать фразами  шакала  из  "Маугли".
Добавим. Пока есть что. Двести пятьдесят для кита - не доза, для блохи -
не море. Для меня - в самый  раз.  Вот  так.  Гэкнуть  напоследок,  и  -
вперед. С песней: "В поход на чужую страну собирался король..."
   Аккуратно прикрыл  за  собой  дверь  и  посеменил  вниз  по  лесенке.
Выглянул из подъезда: тишина и благость. И снова,  как  и  час  назад  в
авто, на меня накатила глупая жалость: словно  сейчас  я  был  не  я,  а
далекая, безличная  звезда,  с  удивлением  взирающая  на  неприкаянного
субъекта мужеска пола, устремленного даже не в ночь, в никуда.
   Так и есть, права звездочка. Идти мне  некуда.  И  слезливо-пакостное
настроение, то ли от перебора "огненной воды", то ли от зависти к темным
ночным окнам мирно спящих семей, расплескалось в глубине  груди  щемящей
тоской... Вместо того чтобы брести  проходным  к  покинутой  "Волге",  я
присел на затененную  кустами  скамеечку,  откинулся  на  ней  в  полной
расслабухе, изучая взглядом мириадозвездное близкое  небо.  К  чему  все
наши метания, если мир так совершенен и  единственно  лишнее  и  вредное
существо в нем - человек?.. Или  он  нужен  как  раз  затем,  чтобы  мир
осознал, насколько он совершенен?
   Я вовсе не собирался останавливать "поток сознания". Имеет воин право
на легкую расслабуху? Ведь  совсем  немного  нужно:  просто  посидеть  и
посмотреть на звезды, чтобы почувствовать себя бессмертным.
   Выудил из сумки пачку, подхватил губами сигарету, чиркнул спичкой и -
замер: через двор двигались четыре тени. В форменках.  Трое  блюстителей
из "линейки", "безлошадные", видимо выставленные  в  усиление  прямо  из
милицейской школы, и прикомандированный к ним стажер  направились  прямо
ко  мне.  Надо  полагать,  решили  выяснить:  кто  в  пятом  часу   утра
неприкаянно покуривает на лавчонке?
   Автоматов при них не было. Молодняк.  Выметают  из  городка  отбросы,
вроде бомжей и  другого  антиобщественного  элемента.  Лавров  борцов  с
бандитизмом им сегодня, увы, не досталось, а крутость показать  хочется.
А чего? Ребятишки молодые, здоровенные, работой дорожат,  при  дубинках,
по  странному  недоразумению  прозванных  резиновыми,  при   "кандалах",
способных превращаться в хороший кастет... И пистолетик хоть  у  одного,
да имеется. Я не настолько туп и самоуверен,  чтобы  решить  махаться  с
молодежью вместо утрешней  зарядки  и  на  таких  невыносимо  невыгодных
условиях.  К  тому  же  правило  номер  один  для  любой  реальной,   но
необязательной схватки, вроде уличного  мордобоя,  гласит:  если  можешь
убежать - беги.  В  простонародье  сей  немудреный  метод  называют  еще
"тридцать третий прием каратэ": ноги мои ноги, несите мою...
   - Гражданин... - услышал я ленивый оклик  старшого  юнца.  Блюстители
шага не прибавили, напротив: двигались  с  уверенною  ленцой  наделенных
властью суперов.
   Пора. С лавки я сорвался как выпущенная из рогатки гайка.  С  треском
проскочил кусты и ринулся через проходные, благо  блочные  "новостройки"
конца семидесятых -  это  один  большой  "сквозняк".  Проскочил  двор  с
уродами  из  железобетона,  когда-то  изображавшими  Гулливера,   коней,
машинки, - вот ведь пришла же какому-то подлому и влиятельному дизайнеру
мысль украсить этими каменными убожествами дворы по всей Стране  Советов
- от Прибалтики до Курил! Ну, Прибалтика, положим,  отвертелась,  а  вот
матушка-Россия покорно разместила бетонных долбанов на  всей  территории
вверенных ЖЭКам строений,  пугая  детей  и  их  родителей.  Как  пелось,
"ускакали деревянные лошадки...".
   Но размышлять об изысках архитектурных излишеств нет ни  времени,  ни
резона.
   Несусь, как ломом пуганый сайгак,  но  кованые  ботинки  молодежи  из
"линейки" не отстают. Нет, сначала я оторвался,  но  через  пару  секунд
рядовые прочухались и решили проявить свойственную  молодым  дерзость  и
неугасший задор. А чего ж не проявить, коли от вас убегает  не  метровый
верзила,  громыхая  и  постреливая  при  отходе  короткими  очередями  и
одиночными выстрелами, а небрито-нетрезвый субъект, явно  не  чающий  от
встречи  с  борцами  за  правопорядок   ничего   хорошего   по   причине
алкогольного  опьянения...  Да  и  развлекуха  опять  же:  побег   можно
приравнять к оказанию сопротивления, тогда почему бы не пройтись  дубьем
по ребрам гражданина, который, вместо того чтобы мирно дрыхнуть  в  люле
перед трудовым днем, на звезды таращится!
   Прикомандированный  к  служивым  стажер   оказался   самым   прытким.
Разрядник, ходить ему конем! Воздух со свистом вылетал из  неиспорченных
курением легких, спортсмен  меня  настигал  хорошо  выверенным  аллюром,
словно не в догонялки игрались, а олимпийскую медь оспаривали где-нибудь
под Лос-Анджелесом; у меня даже появилась  опаска,  что  парень,  догнав
меня, рванет дальше, в  светлое  будущее,  и  будет  там  первым!  Таких
карьеристов на тернистом жизненном пути должен хоть  кто-то  остановить?
Ну а если не я, то кто? Тем более в  спецназовском  простонародье  прием
называется просто: "рубить хвост по частям".
   Учуяв дыхание преследователя  в  аккурат  за  моей  спиной  и  слегка
изменив траекторию бега, резко нырнул  вниз  и  сгруппировался.  Пока  я
катился колбаской, незадачливый настигайло споткнулся  об  меня  нижними
грабками и изобразил полет  шмеля,  а  скорее  -  крокодила,  ибо  летел
низехонько-низехонько. Зато с хорошей скоростью. Тор