о ж, водитель-телохранитель. Человек на своем месте.
   - А на мужика с "тихушником" попался, как карась на хлеб...
   - ...или - на девку.
   - Дрон, у тебя спермотоксикоз! Что ты усложняешь?
   - Крутов, у тебя профнепригодность на почве отработанного стереотипа:
если девяносто пять процентов мужиков предпочитают девять миллиметров, а
девяносто шесть процентов дам-с - малый калибр, значит,  если  выплывает
ствол серьезный - стрелял  всенепременно  мужик.  А  представь  -  милая
девушка, блондинка, в короткой  юбочке,  в  норковом  манто,  с  изящной
кожаной сумочкой, улыбаясь, подходит к машине и одним  своим  появлением
активизирует ту самую  прямую  извилину  Рафика  под  названием  "бабы".
Просит подвезти, болтает  непринужденно,  открывает  сумочку  -  достать
какой-нибудь причиндал - кого это насторожит? - и аккуратно  -  девочки,
они по природе аккуратнее нашего  брата  -  стреляет  пареньку  точно  в
висок...
   - ...переносит девяностовосьмикилограммового увальня с  водительского
сиденья назад и запихивает на пол... - хмыкает Игорь.
   - Машина?
   - Тридцать первая "волга".
   - Нет вопросов. Опускает сиденье водителя  и  пассажира  -  переднее,
просто толкает труп на пол, пока тепленький. Потом - села за руль?
   - Сел, Олег.
   - Ну ладно, пусть будет "оно". Может, это будет ближе всего к истине:
существо, считающее убийство бизнесом,  причем,  как  они  подчеркивают,
"ничего личного"... И все для того, чтобы сладко есть, пить, спать... Да
это просто дрянь человекоподобная...
   - И все же, Олежек, это  мужик...  не  знаю,  как  объяснить.  Чутье.
Интуиция.
   Все же делом этим давно занимаюсь - убивцев ловлю...
   - Но и вариант с девицей из-за твоего чутья отбросить нельзя.
   - Согласен. Будем думать.
   Игорь снова замолчал, глядя на огонь. Подкладывает понемножку щепочки
- костерок хоть и не жаркий, а приветливый...
   Да нет, глупость я сказал - ничего личного... Что  такое  возможность
безнаказанно убивать? Не что иное, как власть,  квинтэссенция  власти...
И-ее  иллюзия...  Отнимать  то,  что  не  тобой  дано...  Этакий  способ
возвыситься не столько  над  миром,  сколько  над  его  Творцом...  И  -
представление о мире как о чем-то  среднем  между  кабаком  и  борделем:
ниоткуда пришли, в никуда уйдем, а потому - валяй, круши, властвуй!
   Пока не придет время смерти.
   Как там у Иоанна? "И всякий живущий  и  верующий  в  Меня,  не  умрет
вовек.
   Веришь ли сему?"
   Я - верю. Потому что хочу жить всегда.
   Спрашивается, а почему тогда я занимаюсь всей этой бодягой? И беру на
себя судить, что добро и что зло?
   А это тоже - личное. Меня лично  возмущают  хамство,  самодовольство,
жестокий  эгоизм  так  называемых  "сильных",   меня   лично   возмущает
приниженное лизоблюдство и лицемерие так называемых "слабых", меня лично
возмущает скотоподобие тех и других!
   И я уверен: только когда лично каждый утвердится в своем ДОСТОИНСТВЕ,
только тогда он сможет почувствовать и оценить бесценные, данные каждому
дары Господа - бессмертную душу и свободу воли. В том  числе  -  свободу
погубить свою жизнь. Или - душу. Немногие знают, что "душа" и "жизнь" на
арамейском языке - одно слово...
   Ну а что до меня... Раз я ощущаю себя по этой жизни  воином  -  нужно
исполнять долг. Перед Богом и людьми...
   - Что замолчал? - Игорь смотрит на меня, и я только  теперь  замечаю,
как он устал. Все же я порядочный поросенок... По-житейски-то...
   - На огонь смотрел.
   - Будем бабки подбивать?
   - Зачем? Все, вроде, ясно.
   - Ну, чтобы стало еще яснее... Некоторые мои  коллеги  полагают,  что
все названные случаи ничего общего между собой не  имеют...  Связали  их
только мы с тобой, да и то вручную, на глазок... Так  вот,  следователь,
занимающийся убийством Кругленького и его шофера, тоже полагает, что это
- заказное, и считает, что проведено оно с подачи Штерна.  Сам  Штерн  к
уголовщине, как и покойный, вроде никакого  отношения  не  имеет,  очень
"темная лошадка".
   Доказательств  у  следователя,  понятно,  никаких:  как  и  у  твоего
покорного - интуиция, домыслы. Чутье. Его к  делу  не  пришьешь,  а  вот
делиться - мы делимся.
   Работаем вместе давно. И не без результатов. Теперь - все.
   - Старый ты стал. Склероз. Как все-таки завалили Кругленького?
   - Преступник сел в его машину, сам подкатил  к  дому,  дверцу  заднюю
открыл - да, стекла в машине чуть затемненные,  -  тот  сунул  голову  и
получил пулю в переносицу. Потом убийца уложил труп  на  заднее  сиденье
поверх шофера, преспокойно укатил в центр и оставил машину  в  переулке.
Ювелир с железными нервами. А ты говоришь - девица...
   - Разберемся.
   - Разбирайся... Я же не знаю, на какую вязанку  ты  все  эти  бублики
нанизывать станешь... Может, у тебя и ответ уже есть, а я  сижу  дурнем,
извилинами шевелю...
   - Ответа нет. А шевелить извилинами никогда не вредно.
   - Но иногда - поздно. Ну что, разбежались? Темно  уже.  На  "жигулях"
прокачу, с ветерком.
   - Давай по маленькой. На посошок.
   - А по большой и не выйдет. - Игорь доплескал остатки по стаканчикам.
   Снова смотрю на огонь. А в "бестолковке" - полная тьма. Беспросвст. И
поговорка о том, что мрак гуще перед рассветом, меня не утешает.
   Мелочей я нахватался  и  что-то  важное  упустил.  А  ведь  было  это
"что-то" в разговоре... Было...
   Игорь  тем  временем  расстегивает  куртку,  снимает  следом  пиджак.
Галстук у него стильный - под цвет глаз.
   - А ты стиляга...
   - Во-во, словечко то самое. Сейчас и не вспомнит никто, что значит.
   Держи...
   И  передает  мне  отстегнутую  "сбрую".  В   кобуре   -   укороченный
полицейский кольт 38-го калибра.  Надежнейшая  штука,  признаю.  Хотя  и
патриот, и наган мне милее.
   - Шутишь?
   - Стал бы я ради шуток на такой холодрыге пиджак с  курткой  снимать.
Бери давай, мерзну!
   - А сам?
   - У чукчи - проездной. Ствол, приставленный к моей груди, убеждает  в
этом.
   Никогда не жаловался на реакцию, но Игорек  выхватил  пистолет  из-за
пояса сзади просто виртуозно. Мастерство, его не пропьешь!..
   - Пропускаешь удары-то, - укоризненно тянет Крутов.
   - Так то - на тренировке, - улыбаюсь я. - "Гюрза"?
   - Ага. Табельный.
   - Дай посмотреть. - Прикидываю оружие в руке.
   - Нравится?
   - Неплохо. Сколько в магазине?
   - Двадцать.
   - Стрелять - не перестрелять. На спуске что, второй предохранитель?
   - Ну. А то ведь, ежели за поясом таскать - или яйца  Отстрелишь,  или
попу поцарапаешь. Сам понимаешь, бывают  случаи  -  "предохранительные",
полсекунды жизни могут стоить. А тут - вот под пальцем.
   - На армейский "стечкин" похоже.
   - Похоже, да не то. Эта машинка на тридцать метров любые  бронежилеты
"гасит".
   - Так уж и любые...
   - Кроме четвертой степени защиты, типа "антикалашников". Только много
ты по городу граждан в подобном снаряжении  видел?  То-то...  Поиграл  и
будя.
   - А кольт?
   - Какой хороший мент  не  любит  быстрой  стрельбы!  Из  нетабельного
оружия...
   - Где взял?
   - Где взял, где взял - купил... - смеется  Игорь.  -  Не  сумлевайся,
боярин, ствол "чистый". Пристрелянный. Бери и пользуйся  моей  добротой.
Контрабандный товар...
   - А "маслята"?
   - Пять обойм хватит?  В  машине,  в  бардачке.  И  еще  пачку  -  сам
снарядишь, если нужно.
   - Спасибо.
   - Не за что. Голову береги.
   - Буду.
   - Ну и ладушки. Заливаем костер и двигаем. Игорь  встает,  запахивает
куртку, затягивает узел галстука... Галстук!
   - Стоп!
   - Ты чего?
   - Быстро крутим снова: убийства в аэропорту. Ты помнишь, сказал,  что
ими масса народу интересовалась? Ну тем, что при них было, -  документы,
бумажник, кредитки...
   - Ну...
   - А теперь - вспоминай: меня интересует, чего при них или на  них  не
было, а должно быть? Ну, давай, Игорек!.. Часы, трусы, галстук!..
   - Ну надо же!.. Как я сам не заметил... Голова была не тем занята...
   - Ну?!
   -  У  этого  самого,  пожилого,  которого   удар   хватил.   У   него
действительно не было часов. Ни карманных, ни ручных - никаких.
   - Вот так! Часы!
   - И что?
   - А хрен его знает. Надо этот будильник отыскать - там видно будет.
   - Можно и проще посмотреть: прикарманил часики-то кто-нибудь во время
суматохи. Из туристов или из обслуги.
   - И такое может быть.
   Быстро бредем к дороге, к Игореву "жигуленку".
   - Да, Крутов, совсем забыл... - произношу буднично.
   - Ну?
   - У тебя есть информация на  одного...  -  выдерживаю  паузу,  словно
вспоминаю:
   - Кличка - Гудвин. Игорь молчит. Тридцать секунд. Сорок.
   - Нет. Среди известных мне авторитетов такого нет. - Голос у  Крутова
такой же, как всегда. А вот глаз его я не вижу. Темно. Совсем темно.

Глава 13

   Раскачиваюсь в кресле-качалке и как  бы  отдыхаю.  На  самом  деле  -
работаю.
   Думаю. Мыслю. И, следовательно, существую.
   Вот эти выражения-паразиты - "как  бы"  и  "на  самом  деле"  -  пару
истекших лет постепенно, медленно и неуклонно "обули всю страну". Видно,
отражают процессы.
   Или, говоря по-генсековски, реалии. "На самом деле  страна  находится
как бы в трудном положении". "Руководители как бы ведомств информировали
правительство о состоянии дел в своих отраслях".  "Вице-премьер  как  бы
подвел итоги сделанному".
   "На самом деле видны существенные сдвиги". "Россия становится как  бы
мировой державой".
   Так что на самом деле живем, мыслим и, следовательно, существуем. Как
бы.
   Так что туман и бардак в моей голове на самом деле - отражение как бы
бардака и тумана в стране. Но это не утешает.
   Как бы там ни было - мне нужна ясность. Полная.
   Игорь подвез меня немного - до метро "Дмитровская". И снабдил тяжелой
сумкой. В ней, помимо обещанных патронов к кольту,  бронежилет  скрытого
ношения типа "Визит", кое-какие продукты, две фляжки - одна с  коньяком,
другая - со спиртом. Набор джентльмена-подпольщика. Оставил Крутов и два
оперативных контакта. На случай. Надеюсь - не пригодятся. Ибо еще  Чехов
констатировал: если в первом акте на стене висит ружье, в последнем  оно
должно   непременно   выстрелить.   Но   это,   как   я    понимаю,    о
причинно-следственных взаимосвязях. Из области философии. Даже точнее  -
диалектики.
   Вот чего так и не уразумею никогда, так это се. Шуточка  студенческих
времен: чем отличается мат от диамата? Второго, в  отличие  от  первого,
никто не знает, но делают вид, что знают.
   Мое  же  материалистическое  мировоззрение  накрылось  медным  тазом,
споткнувшись (было мне тогда восемна-дцать  лет  от  роду)  о  категорию
"необходимое-случайное".   Что   значит   -   цепь   случайностей   есть
закономерность?
   Именно тогда я вдруг отчетливо понял, что ни моя,  ни  чья-то  другая
жизнь вовсе не зависят ни от состояния здоровья,  ни  от  образа  жизни;
если бегущему трусцой  от  инфаркта  упадет  на  голову  кирпич,  бегуну
совершенно будет наплевать, что, согласно материалистической диалектике,
это  и  его  жизнь  тоже  -  лишь   звено   в   цепочке   какой-то   там
закономерности...
   Частично успокоился я, лишь встретив  у  Булгакова  многозначительное
Воландово: "Ни с того ни с сего кирпич на голову не падает".
   Потом было много всяких книжек - от Фрейда  и  его  недруга  Юнга  до
различных версий оккультных наук и ди-анетики. И в итоге  вернулся  я  к
тому, что знал еще в детстве: "Будь готов!" Этот краткий девиз  включает
априори многое: и монументальное "мементо море", и жесткое "хочешь  мира
- готовься к войне", и прутковское "Бди!"...
   Но я хочу жить всегда. Как ребенок. А потому принимаю:  "Бодрствуйте,
ибо не знаете, в который час Господь ваш придет".
   Это у Матфея.
   Как говаривал Лев Толстой - делай что должно, и будь что будет.
   Что должно делать мне?
   Все, что от меня зависит, дабы ружье не выстрелило в четвертом  акте,
даже если оно вывешено в первом и заряжено во втором!
   Утешает тот же Толстой, сказавший когда-то Чехову:
   "Пьесы вы пишете еще хуже, чем Шекспир".
   Хуже чем Шекспир? Занятно...
   А вообще-то, писательство - странная профессия. Или образ жизни.  Как
и искусство вообще... Как там в  учебниках?  "Искусство  должно  реально
отражать жизнь". Во-первых, оно никому ничего не должно - или есть,  или
нет. Во-вторых, искусство - вовсе и отнюдь  не  отражение  жизни,  а  ее
дополнение. Новая реальность. Гениальный творец, художник создает мир  -
и дарит его людям. Другое дело - способны  они  понять  и  принять  этот
подарок или нет. Изумительный Ван Гог создал такой мир  -  и  был  всеми
отвергнут. Умер в безвестности и нищете. Но кто сказал, что писал он для
своих современников? Его творения - дар человечеству, они вне времени...
И какая полагалась ему за то награда?.. Бог знает.
   Писатели, художники действительно создают свой, придуманный мир,  они
работают и, созидая жизнь мнимую, лишают себя настоящей, той самой,  что
бьется в окно солнечным лучом или пряными дождевыми каплями, что  звучит
шепотом морских волн и  словами  любви,  той  самой,  где  ветер  играет
волнами волос  семнадцатилетней  девушки,  удаляющейся  от  вас  легкой,
танцующей, юной...
   Но время идет, меняет все безвозвратно,  и  жизнь,  казавшаяся  такой
реальной, - исчезает бесследно, навсегда. А та, придуманная,  оставшаяся
на страницах книг, на полотнах, в рулонах пленки, - вдруг обретает явь и
плоть, ей сопереживают, ей сочувствуют, ею восхищаются. Парадокс?..
   И когда вдруг выясняется, что Хуан Боскан, живший за пять столетий до
меня, выразил мои  переживания,  что  Ван  Гог  запечатлел  мои  красные
виноградники, а Хемингуэй жил в моем Париже, - все становится  просто  и
ясно.  "Нет  ни  эллина,  ни  иудея",  все  мы  -  одно  человечество...
Назначение высокое, отраженное в названии:
   ЧЕЛОВЕЧЕСТВО.  Первые  две  составляющих  понятны,  третья   означает
СОТВОРЕНИЕ - этого мира и собственных душ...
   ...За окном - темно, гнусная непогодь. Пора на грешную землю...
   Вот только... Странно, но писатели, поэты, художники -  люди  гораздо
более влиятельные, чем министры,миллионеры, премьерь! и президенты.  Ибо
о самом важном в этой жизни - о любви, о дружбе, о смерти  и  бессмертии
мы узнаем не из  постановлений  и  указов...  Ремарк,  Шекспир,  Гоголь,
Пушкин, Хемингуэй, Лермонтов... Вдруг выясняется, что они неотделимы  от
моей жизни, как  друзья,  как  те  девушки,  в  которых  был  и  остаюсь
влюбленным (да, я по-прежнему  влюблен  во  всех,  в  кого  был  влюблен
когда-то, я помню их прежними!)...
   Как там у Оскара Уайльда? "Жизнь гораздо чаще  подражает  литературе,
чем литература жизни". Может быть, это и хорошо?..  Стремиться  походить
на Гринева и питать отвращение  к  Яго,  быть  д'Артаньяном  и  не  быть
Рошфором... Ведь человек наполовину тот, кем себя  считает.  Половина  -
это уже не так мало.
   А тем, на мой взгляд, у людей искусства немного. Всего две, тех,  что
заслуживают внимания. Любовь и смерть. Других просто не дано. Да  и  что
можно добавить к Библии и Евангелию?
   ...Взгляд мой  блуждает  по  полкам  с  книгами.  Письменный  стол...
Машинка...
   Уютно горит камин... С кем поведешься, от того и наберешься!  Все,  с
философствованием и расслабухой заканчиваем.
   Делом занимайся!
   Обстановка,  блин!..  Просто  для  "подполья"  я  выбрал   достаточно
комфортабельное   местечко:   дачу   одного   знакомого   литератора   в
Переделкино. Так получилось, что года четыре  назад  я  вытащил  его  из
одной неприятной передряги; вряд ли наше  знакомство  как-то  продлилось
бы, но по случаю мы разговорились...
   Мужик оказался интересный, гораздо более интересный, чем  его  книги.
Так бывает: всю жизнь не  своим  делом  занимался...  Человек  светский,
порядочный, с манерами и прекрасный рассказчик. Сейчас ему за семьдесят,
он возглавил какой-то Дворянский фонд и в Москве бывает наездами: Париж,
Санкт-Петербург, Лос-Анджелес, Сидней...
   Сохранившиеся там русские общины от старика  просто  без  ума,  да  и
внешность соответственная: грива седых  волос,  аккуратно  подстриженная
бородка, а  сам  -  высок,  широкоплеч,  сухощав.  И  взгляд  быстрый  и
зоркий...
   "Как заметил кто-то из великих, молодой человек, вся литература да  и
искусство вообще - не что иное, как томление по краткости жизни... Я вот
расскажу вам такой случай..." Наши беседы  за  чаем  затягивались  порой
далеко за полночь и были нужны, наверное, обоим.
   Дачей он разрешил мне пользоваться сразу и однозначно, тем более  что
сам здесь бывал теперь редко,  ближайшие  родственники  осели  где-то  в
Сибири... По правде сказать - старик был просто одинок: ровесники  ушли,
времена переменились.
   Зато теперь он нашел, по-моему, то, чего ему недоставало всю жизнь. И
слава Богу.
   Так получилось, что о нашей дружбе никто не знал, даже Круз и  Игорь:
я умалчивал из щепетильности, - отношения у нас сложились доверительные,
а фигурой он был все же весьма заметной и значимой... Ну а с его стороны
- старик и понятия не имел о роде  моих  занятий...  Хотя,  может,  я  и
ошибаюсь, - все мы склонны недооценивать прозорливость наших "предков" и
почитаем их спокойную мудрость за наивность... Ладно, доживу до его  лет
- тогда и сравним.
   Как бы там ни было, сейчас для меня эта  писательская  дача,  стоящая
немного на отшибе, не большая и не  самая  маленькая,  является  "чистой
хазой". Где никому не придет в голову меня  искать;  где  самые  ближние
соседи - все же достаточно  отдаленно  и  уединенно  живут,  меня  знают
только по имени и считают родственником старика. Что еще хорошо -  здесь
есть телефонная линия, и первым делом я "оживил" телефон, какой  с  утра
таскал в собственной сумке.
   В хитрый этот  аппарат  вмонтирована  парочка  "прибамбасов",  дающих
возможность болтать, не опасаясь чужих ушей, и, что более важно,  засечь
и  вычислить,  откуда  звоню,  можно  только  после  семи-восьми   минут
разговора, да и то при помощи  суперсовременной  аппаратуры,  включающей
спутниковые станции. Ну а поскольку супругу Клинтона или братана Хуссйна
звонками  донимать  я  не  собираюсь,  то,  теоретически,  тайна   моего
местопребывания почти абсолютна.
   Естественно, временно. А что в этой жизни постоянно?..
   Крузу я звонил из автомата  и  на  работу,  и  домой.  Тщетно.  Везде
автоответчик  -  в  первом  случае  голосом  исполнительной  секретутки,
во-втором - характерным Димкиным  полубаритоном,  извещал,  что  абонент
отсутствует, но можно оставить информацию. Вот уж фигушки! Если время  -
деньги, то уж информация, даже о моей скромной  персоне...  Представляю,
как носятся сейчас мои "опекуны"!
   Ну а я займусь оружием. Ампулок и иных штуковин с  дифференцированным
поражающим  эффектом  у  меня  в  достатке.  Во  времена  пребывания   в
"межрегиональной" группе быстрого реагирования, сиречь  в  Отделе,  куда
набрали в свое время "каждой твари по паре" из разных контор и служб, мы
активно   общались.   Делились   знаниями,   умениями,    навыками.    И
"атрибутикой". Закрепляли полученные "в оздоровительных лагерях"  навыки
теплым, дружественным и вполне профессиональным общением.
   Признаться, попервоначалу  я  чувствовал  себя  немного  не  в  своей
тарелке.
   Во-первых, конкретно  -  в  разрезе  боевых  действий,  поделиться  с
партнерами было просто нечем. Несколько озадачил, а может быть, и  задел
перевод с аналитики пусть узкопрофессиональной,  но  стратегической,  на
чисто оперативную. Однако, посмотрев,  как  пашут  ребята,  включился  в
процесс легко и  стал  полезен.  Не  говоря  уже  о  том,  что  научился
по-настоящему   обращаться   с   техникой,   взрывчаткой,   специальными
веществами...
   Ну а что до оружия, то с ним нужно не только уметь обращаться, к нему
нужно относиться. Если  револьвер,  пистолет,  винтовка  для  тебя  лишь
стреляющий кусок железа, - немудрено, что оружие тебя подведет. В  самый
неподходящий момент.
   Странно, но у людей, самых далеких от военной