Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
агается. Я же сижу
паинькой - "пушка" на другом конце стола, стволом ко мне, обойма -
рядом, руки на столе - ладонями вниз. Подъезжают еще две машины -
тормозят лихо, с визгом.
Появляется Кузьмич - в белоснежной форменной рубахе, заправленной в
брюки. У Кузьмича два бзи-ка: по три раза на день менять сорочки (он
предпочитает белые) и не носить положенного по форме головного убора -
наверное, чтобы не отдавать чести никакому начальству. Тогда погоны на
его плечах были еще майорские.
С полминуты он стоит в дверях, оглядывая зал: оценка ситуации. Потом
обращается к старлею:
- Ты это... чтобы все по форме.
- Есть, - козыряет старлей.
А Кузьмич направляется ко мне. Сгребает со стола пистолет, обойму, и
они исчезают в безразмерных карманах штанов, похожих больше на казацкие
шаровары.
Берет стул и садится напротив.
За его спиной уже работают. Парнишки закованы в "кандалы" - руки
назад, без баловства, - одного за другим их уводят. Оперативники в
штатском занимаются свидетелями. И тут я вижу девушку - длинные
каштановые волосы, легкое платьице до колен. Где были мои глаза! Мысль,
что она со спутником, приходит в голову позже...
- Ты это... документы... - выводит меня из мечтательности голос
Кузьмича.
- С собой нет. Дома.
- Где - дома?
- Здесь, в Приморске.
- Ты местный?
- Наполовину. Домик купил.
- Где?
- На Зеленой.
- У Асланбея?
- Да.
- Не похож ты на шахтера.
- Шахтер дом купил, я - летний домик. На самом берегу.
- А-а. Фамилия?
- Дронов. Олег Владимирович.
- По профессии кто? Хотел бы я сам это знать!
- Преподаватель. - (Ну не моряк же!) Кузьмич усмехается, достает из
кармана портсигар, оттуда - окурок сигары, прикуривает, пыхает ароматным
дымом.
- Поехали. Только ты это... Без баловства. Майору я, видимо,
понравился.
Поскольку в райотдел меня доставили на его "уазике" (он спереди, а я
- с сержантом и собакой - сзади, в клетке), наручников не надевали. Ну а
я никогда и не считал, что выгляжу уркой. Заходим в дежурку.
- Ты это...
А я уже выкладываю на стол: деньги, ключи, сигареты, зажигалку. Все.
Ни наркотиков, ни ампул с ядом.
Майор смотрит на ключи, потом на меня. Похоже, симпатия у нас
взаимная.
Пододвигаю к нему ключи:
- Только документы у Степана Тимофеевича, в доме. Я тут третий день
всего, дверь на соплях.
- Сам из Москвы?
- Да.
- Посиди с дежурным. Адрес, родственники... Я это... Матвеев!
- Я!
- Ты это... Займись гражданином. Чтобы все по форме.
- Есть!
- И "пальчики" не забудь. - Глядя на меня, пояснил:
- Для порядку.
- Я это... - произношу в тон Кузьмичу.
- Чего?
- Сигареты.
- Кури.
В два ночи сержант препроводил меня в отдельный "нумер" и удалился,
щелкнув замком.
Судя по тому, что Кузьмич не торопился меня навестить, либо он не
исповедовал принцип "куй железо, пока горячо", либо я вовсе не железо, а
фанерка для этого сыскного волка, а он сейчас "колет" стальных парней,
взятых в кабаке "на шару". Убаюканный этим прозорливым видением, я
уснул. И видел во сне девушку из ресторана. Только безо всякого платья -
выходящую из моря. Обнаженной.
Я проснулся от скрежета ключа в замке и, когда дверь отворилась, был
уже бодр и свеж, как голодная черноморская кефаль. Вот только со стороны
заметить это было сложно.
- Дронов, на выход!
Кузьмич встретил меня в кабинете, чисто выбритый, в свежей сорочке,
сияя золотом погон. Вкусно пахло кофе и сигарами.
На небольшом столе у окна стоял компьютер. Я бросил взгляд на экран -
и увидел набранный текст.
- Галя, зайди, - сказал Кузьмич в селектор.
Вошла женщина лет тридцати в лейтенантских погонах.
- Прибери-ка это хозяйство! - Кузьмин кивнул на компьютер.
- А сам чего? - норовисто возразила дама.
- Прибери, я сказал!
- Пожалуйста! - Женщина нажала пару клавиш, вынула дискету. - В
сейф?
- Ага. - Кузьмин звякнул ключами, и они исчезли в его безразмерных
штанах.
Лейтенантша пошла к двери, соблазнительно двигая крепкими ягодицами,
туго обтянутыми форменной юбкой. Мы проводили ее взглядами.
- От, бабы!.. - вроде в сердцах произнес Кузьмич, возвращаясь в
привычный образ "камаринского мужика". Судя по всему, своих
"внеслужебных" отношений лейте-нантша и майор не скрывали. И в "мужика"
это вписывалось. А компьютер - не вписывался. Ладно. Разберемся.
- Кофейку?
- Ага. И бутерброд.
Кузьмич достал огромную чашку, кипятильник, растворимый кофе, сахар.
Пододвинул все это мне вместе с графином:
- По вкусу.
Потом воровато оглянулся на дверь и извлек из шкафа громадный
трехэтажный сандвич - с жареным мясом,луком, салом, помидорами и Бог
знает с чем еще. К такому не кофе, к такому горилка с перцем в самый
раз. Лейтенантше такого не сотворить - не та фактура, или, по-научному,
не то видение жизни.
- Гарно зроблено, - ввернул я по-украински.
- Атож.
Кузьмич подождал, пока я насыщался, деликатно прихлебывая пустой
кофеек.
Потом сказал:
- Рассказывай.
Я изложил свою версию событий. Кузьмич кивал.
Раскладку на меня он, надо думать, уже получил. Умный, русский,
беспартийный, в меру пьющий, разведен. Хорошая считалочка получается.
Дальше: не был, не состоял, не привлекался, не участвовал, не служил
(что и подтверждается военным билетом, согласно которому я рядовой,
состав - солдаты, не служил). О том, как я бороздил просторы Мирового
океана, знает такой узкий круг ограниченных лиц, что ограниченнее не
бывает. Я не прохожу ни в одном компьютере ни одного ведомства; правда,
это не значит, что какой-нибудь ретивец на свой страх и риск не завел на
меня папочку, - но что в ней? Слезы... Все "бумаги" вместе с дорогой
моему сердцу формой и кортиком укрыты в несгораемом ящике, который сам
спалит в прах собственные внутренности, ежели к нему намылится любой
другой человек, кроме единственного имеющего доступ.
Ну а трудовой стаж - в зеленой книжице, как у прочих трудящихся. К
тому же я - кандидат наук. Исторических. Это - без балды. Может, теперь,
пока не у дел, докторскую тиснуть? В свете новых веяний, так сказать...
О войне Украины с Турцией за Крым, к примеру! Что докторская -
национальным академиком стану, на серебре есть буду, на золоте пить, и
мое славное имя на скрижалях или где там еще...
- Учитель, говоришь?
- Преподаватель, - скромно поправляю я. Называть себя ученым еще не
привык - несмотря на большие творческие планы.
- А где так драться научился?
- На секцию бокса ходил. В детстве. Первый разряд, - застенчиво
произношу.
И еще более застенчиво добавляю; - Юношеский.
- И стрелять там же, на секции?
- Случайно. С перепугу.
- Ты это... Знаешь, кого повязал? С перепугу-то?
- Кого?
- Григорий Голубенников, кличка - Сивый. Он же - Тесак.
Кузьмич пристально наблюдает за мной, стараясь заметить реакцию. А
реакции - никакой. Здесь он профессионал, не я. Ни фамилия, ни клички
мне ничего не говорят. Пожимаю плечами.
- Ну-ну, пре-по-да-ва-тель, Они-то уверены, что ты - подсадка. Причем
профессионал.
- А-а-а... - тяну неопределенно. И думаю, каково на моем месте было
бы оказаться действительно историку, какому-нибудь специалисту по
поливной керамике или иконописи тринадцатого века. Не, по-моему, я все
сделал правильно. - А девицы? - меняю тему. - Это ж ходячий триппер в
юбке, прямая угроза отдыхающим трудящимся!
- Разберемся. - Кузьмич вытаскивает из стола мои документы и подаст
мне. - А что до трудящихся, то постоянную бабу надо иметь. И - никакого
триппера.
- Одну? - невинно интересуюсь я.
- Выметайся, доцент.
- Старший преподаватель.
- Ну-ну.
Уже подхожу к двери.
- Ты это...
- Да?
- Зачем приехал-то?
- Отдохнуть.
- Вот и отдыхай.
- Ага.
-
Глава 6
Выхожу из управы, вдыхаю ароматы южного сентябрьского утра и
размышляю, с чего бы начать вот это самое: отдых. Вчерашняя попытка
отдохнуть накрылась медным тазом - зато повеселились. Особливо
присутствовавшие отдыхающие. По мне "бархатосезонникам" для тонуса не
хватает как раз острых ощущений. Вино, девки, азартные игры - все это
они имеют круглый год. Даже наживание денег со временем теряет аромат
новизны. Два вида спорта не приедаются: борьба за жизнь и борьба за
власть. Для многих это одно и то же. И даже если сама персона не
участвует в игре - азарт болельщика доставляет удовольствия куда
большее, чем рулетка.
Рядом тормозит дымчатый "трехсотый" "мере", открывается дверца:
- Э-эй!
За рулем сидит мое давешнее ночное видение. Девушка из ресторана.
Разумеется, одетая. Стильно. А жаль.
- Привет, - неуверенно улыбаюсь я и делаю ручкой. Надо полагать,
из-за врожденного целомудрия. И жест мой похож одновременно на "прощание
славянки" и "у нас не все дома".
- Садитесь, подвезу, - приглашает девушка. Опускаюсь в прохладу
кондиционированного салона. Пахнет дорогими духами, кожей кресел,
хорошим табаком. Странный я - ну не килькой же в томате здесь должно
пахнуть!
- Куда вас подбросить?
"К небесам!" - единственное, что пришло на ум. Девушка повернулась ко
мне, и я заметил, что она не просто красива - она незаурядно, изысканно
красива!
Густю-щис длинные каштановые волосы, глаза цвета глубокого моря -
темно-зеленые и переменчивые. Высокие скулы, чуть восточный разрез глаз,
правильный изящный нос и .припухшие губы искушенной любовницы... Если
она желала мне понравиться, то ей это удалось!
- Извините, я не представилась, меня зовут Элли. "Элли" - музыкой
запело в ушах. "Элли..." Да и как ее еще-то могли звать? Ну конечно,
Элли!
- А я - Дрон.
- Это что, имя?
- Нет, это профессия. А имя - Олег.
- Дрон... А, ! Птица Додо! Меня вообще-то тоже зовут Лена, или Лека.
Но ведь Элли - красивее, правда?
- Замечательно, - с энтузиазмом киваю я, разглядывая ее изумительные
загорелые ножки.
- Дрон, прекрати так глазеть. - На "ты" она переходит легко, и моя
преподаватсльско-кандидатская душа переполняется тщеславием, наверное,
принимает за ровесника.
- Так куда поедем? - спрашивает девушка.
- В Изумрудный город, это ж ежу понятно!
- Как скажете! - И машина трогается с места. Элли нажимает какую-то
кнопку, и в салоне звучит музыка. Я закуриваю, закрываю глаза и
откидываюсь на спинку.
Музыка расслабляет. А я представил, как приятно было бы заняться
любовью прямо здесь, в машине, которая по размерам чуть меньше, а по
комфортабельности много больше моей холостяцкой коммуналки. Разумеется,
под музыку поживее...
- Прикури мне, - просит девушка, и я окончательно убеждаюсь, что
происходящее не продолжение сна и мне не придется снова услышать:
"Дронов, на выход". Хотя как знать...
Прикуриваю для нее "Мальборо" с ментолом из ее же пачки. Девушка
затягивается:
- Дрон, а тебе не страшно было? В своих эротических грезах я отлетел
далеко, поэтому не сразу понимаю, о чем она.
- Когда?
- Вчера. В ресторане.
- Страшно?..
- Ну да. Ты боялся?
Интересно, почему я сам об этом никогда не задумывался. Страшно? Нет,
не то. Было неприятно, тоскливо - и оттого, что вечер сыпался, и еще Бог
знает от чего. Потом - омерзение. Потом - злость. Потом - грусть. А
потом уже нужно было действовать...
- Нет. - Но они же могли тебя убить. Или - чего похуже.
- Да?
- Ну, издевались бы... Ведь никто бы не вступился.
- И правильно. Не должны нормальные люди лезть на ножи и стволы.
- Но ты же полез?
- Меня оскорбили.
- Подумаешь, разжевал бы и выплюнул.
- Так можно проплевать все.
- Слушай, а если бы обидели не тебя, а кого-то другого ты бы тоже
полез?
- Да.
- Почему?
- Я умею драться.
- А если бы не умел?
- По обстоятельствам.
- Что значит...
- Позвонил бы в милицию.
- Веришь во всесилие закона?
- Не всегда. Но это лучше, чем не сделать ничего. И много лучше, чем
налететь на нож, никого не умея уберечь - ни себя, ни других. Это я без
балды.
- Значит, я поступила правильно.
- Да?
- Это я вызвала милицию. По автомату.
- А твой спутник?
- Да ну его.
- А сегодня ждала меня на входе?
- Вот еще. Просто позвонила и спросила, когда ты освободишься.
- У кого?
- У Кузьмича. - Так ты его знаешь?
- А кто его здесь не знает?
- Ну да, мужик он простой, - лукавлю я.
- Простой. Как сибирский валенок с программным управлением и
вертикальным взлетом.
Машина набрала скорость, - мы выехали из города.
- Почему ты меня не спрашиваешь?
- О чем?
- Тебя что, девушки всегда встречают из милиции? После драк?
- Ага. Только с чайными розами и на "кадиллаках".
- Все ясно. Ты - балабол. А серьезно?
А серьезно-я никогда ни о чем девушек не спрашиваю. То, что они хотят
рассказать, они расскажут сами, а то, о чем не хотят, - выспрашивать
бесполезно.
Наврут. Вернее - нафантазируют.
- Боюсь скоро состариться.
- Хочешь жить долго?
- Всегда. Хочу жить всегда.
- Ты как ребенок: "Пусть всегда буду я!" А мы почти приехали.
Машина остановилась у железных ворот. Лека приветливо помахала
охраннику, и ворота отъехали в сторону. Мы покатили мимо небольших
трехэтажных особнячков, скрытых за деревьями.
- Это что? - спрашиваю я.
- Территория.
- Территория чего?
- Ничего. Просто Территория. Ты что, никогда не слышал?
- Пока нет.
- В Приморске все знают.
- Я здесь четвертый день.
- А-а-а. Тогда понятно.
Мы проезжаем еще одни ворота. Тоже с охранником. Дорога пошла под
уклон, к морю.
- Это вроде дома отдыха. Но - для очень важных персон.
- Так ты - персона?
- Нет. Я дочь персоны.
То, что персона важная, я понимаю и сам, когда вижу двухэтажный
домик-особняк. Но мы едем дальше, пока не останавливаемся у небольшого
одноэтажного бунгало на берегу моря. Небольшой - это относительно. На
крыше - садик, самый настоящий, и множество цветов.
- Здесь живу я, - говорит Лека. - А папа, когда приезжает, в большом
доме.
Но там прислуга, а я их терпеть не могу - наушники.
- Работа у них такая.
- Но стараться-то не обязательно. Ну что, нравится?
- Роскошно, - пожимаю я плечами.
- Слушай, пойдем купаться? Или сначала позавтракаем?
- Совместим. Если, конечно, здесь найдутся две корочки хлеба.
- Найдутся.
Нашлись хлеб, салями, холодная телятина, фрукты, две бутылки белого
полусухого... О том, что еще хранилось в финских холодильниках размером
с небольшие рефрижераторы, спросить мне не позволила скромность.
День покатил. Полуденное солнце оказалось ласковым и нежгучим, море -
достаточно теплым. И мы с Лекой заплывали так далеко, что ее холостяцкий
домик казался меньше спичечной коробки.
Вечер наступил быстрее, чем я хотел. Просто потому, что заснул. А
когда проснулся, Лека стояла рядом. Вечерняя и загадочная. И когда я
вышел из душа, голодный, как сто волков, на столике возле кресла дымился
огромный ростбиф, в кувшине мерцало красное вино, за огромным, во всю
стену, окном устало дышало море.
И - горел камин.
- Ешь, - сказала она.
- А ты?
- Я не голодна.
Голос ее был чуть с хрипотцой, глаза блестели.
- Знаешь, почему ты здесь?
- Ага. Я тебе понравился.
- Нет.
- Не понравился?
- Конечно, понравился. Но ты здесь не потому.
- А почему?
- Ты - . Потому что свободен. Потому что... Потому что я влюбилась в
тебя.
- Любовь с первого взгляда?.. - брякнул я.
- А какая она бывает еще? - просто сказала Лека. На столике остался
лишь коньяк в хрустальном графине. Она налила, пригубила и передала мне.
- Я тебе нравлюсь?
- Ты изумительна...
- Я хочу тебе нравиться... Сиди.
Девушка сделала музыку чуть громче и начала танцевать, играя подолом
легкого платьица. Танец становился все раскованнее, ритм нарастал, и она
подчинялась ему. Трусики и платье остались лежать на ковре, Лека замерла
передо мной, одним движением сбросила сорочку... Нагая, в серебряных
туфельках, она стояла, широко расставив ноги, прикусив губу и глядя мне
в глаза... Сделала шаг вперед, еще... Я обнял ее бедра, притянул к себе.
~ Ты хочешь меня? - Голос ее был чуть слышен.
- Хочу.
- Бери.
Солнце утонуло в море, сделав небо сиреневым. Ночь только
начиналась...
У Леки я провел три дня. Похоже, Территорию не зря величали с
заглавной буквы. Если и есть на земле Эдем, то это здесь. Ни войн, ни
катаклизмов, ни бурь, как сказал поэт. И что вепрь объявится - тоже вряд
ли: охрана.
Мы купались. Набрали мидий, пекли их на углях и ели, запивая белым
вином.
Ночью жгли костер, пекли картошку и пели пионерские песни (пел я
один, Лека внимала: детство у нас было разным по босоногости). "Выходили
в свет": играли в пинг-понг и бильярд, ужинали в кабаке на Территории
же, но в местах рангом пожиже; здесь я вел ученый разговор с историком,
развенчавшим (согласно поступившим указаниям) былых кумиров; с
экономистом, одним из авторов "экономной экономики", а теперь
"советником по существенным вопросам" очень важной персоны; с секретным
химиком с лицом изможденного онаниста, провожавшего взглядом каждую
юбку; с вальяжным бизнесменом лет сорока пяти, зачесанным а-ля Джек
Николсон и с лицом долларового цвета - зеленое с серым;вечера он отбывал
как нудноватую повинность, чтобы ночь провести за преферансом, причем
оставался в непременном выигрыше... Девочки его не интересовали вовсе,
хотя посмотреть здесь было на что.
Короче, понятно без дураков, почему Лека слиняла отсюда в Приморск
скоротать вечерок.
Были здесь и действительно важные персоны, но они проводили дни в
уединенных особнячках: плавали, удили рыбу, читали Достоевского,
Толстого, Тургенева. Нарушать их уединение мы сочли нетактичным.Да нам и
не нужно было ничьего общества. В свободное от развлечений время мы
занимались любовью.
Вечером третьего дня зазвонил телефон. Лека, обнаженная, стояла у
аппарата и кивала с видом примерной ученицы. Я любовался ею.
- Мне нужно в Москву, - просто сказала она. - Самолет через два часа.
- Я тебя довезу?
- Не надо. Здесь есть на такой случай "разгонные" "волги". И еще -
терпеть не могу вокзальных провожаний.
- Ты надолго?
- Не знаю.
- Может, чем-то помочь?
- Пока нечем. - Она улыбнулась. - Да я тебя разыщу.
- А как я разыщу тебя?
- Ты этого хочешь?
- Да.
- Очень просто. Позвони, - спроси Элли. Или Леку. Это все, она
назвала номер, - я.
- А я - Дрон.
- Наконец-то познакомились.
- И подружились.
- Не расстраивайся, Дрон,я сама расстроена. Может, это ненадолго...
- Ага.
- Выпьем кофе?
- Да. И - кальвадоса.
- Хочешь остаться здесь?
- Без тебя? Нет.
- Тогда обойдешься кофе. Ты уже прилично выпил сегодня. Еще машину
вести.
- Машину?
- Ну да. Не пешком же ты в город пойдешь. Возьмешь "мере".
- Может, попуткой?
- Зачем? Оставишь у горсовета. Я попрошу, утром заберут. Знаешь,
возьми кальвадос с собой.
- Зачем?
- Выпьешь дома. Роняя в стакан слезу. Скупую мужскую.
Лека обняла меня, поцеловала.
- Ну, езжай. А я поплачу.
- Лека?
- Что?
- Возвращайся скорее.
- Ага.
- До встречи.
- Пока. Езжай. На пропускные я позвоню.
"Мере" сорвался с места. Фигурка девушки уменьшилась и пропала за
поворотом.
Я гнал машину как ненормальный. Любовь с первого взгляда... А какая
она бывает еще