Петр КАТЕРИНИЧЕВ
   РЕДКАЯ ПТИЦА 1-3

   РЕДКАЯ ПТИЦА
   ОГОНЬ НА ПОРАЖЕНИЕ
   БЕГЛЫЙ ОГОНЬ


   Петр КАТЕРИНИЧЕВ
   РЕДКАЯ ПТИЦА



   Все  события,  составляющие  сюжет  дилогии,  являются  вымышленными.
Совпадение  имен,  названий,  наименований,  времени  и  места  действия
считать случайным.


Глава 1

   Пляж - как раскаленный противень, а я - коржик на  нем.  Хотя  пляжем
этот лоскут песка является лишь для меня одного -  рядом  шоссе,  оттуда
несет гарью автомобильных выхлопов  и  перегретого  асфальта.  Приличные
люди отдыхают в девятнадцати кэмэ отсюда - в тени навесов, на мельчайшем
намытом земснарядом  белом  песочке  или  на  травке,  подстриженной  по
последней моде, коротко - как затылок звезды американского баскетбола.
   В тридцати кэмэ есть и затененные дорожки для любителей  пробежек,  и
подогретые либо охлажденные бассейны с морской водой -  на  любителя,  и
коттеджи   с    саунами,    бильярдными    и    просмотровыми    залами,
алкогольно-безалкогольными  напитками  всех  расцветок  и   обслугой   -
девочками любой масти и оттенка кожи...  В  народе  эту  бодягу  издавна
именуют уважительно - Территория. С заглавной буквы.
   Контингент  отдыхает  теперь  разный  -  от  бывших  в   употреблении
партократов  и  дармократов  (или   дерьмокрадов   -   греческое   слово
"демократия" слабо привилось среди отечественного демоса,  равно  как  и
среди "кратоса")  до  новых  коммерсантов  средней  руки,  полумафиозных
торговцев, тех, кто в законе, и тех, кто при законе, национал-радикалов,
масонов,   борцов   с    коррупцией,    профессиональных    компрадоров,
ура-патриотов, полководцев без армий... Ковчег: каждой  твари  по  паре.
Хотя всех объединяет одно: люди они состоятельные.
   С похмелья всегда так - думается о грустном.  Для  своих  "слегка  за
тридцать" я худощав, одинок и беден. Особенно с утра. Да еще  фрустрация
накатила минут семнадцать назад. То есть - потеря жизненных ориентиров и
целей. Понятия не имею, чем займусь вечером, где взять денег, да и зачем
они мне.
   Солнце припекает все сильнее, и если я по-прежнему похож  на  коржик,
то уж непременно  с  кремовой  начинкой:  мысли  растеклись  изнутри  по
черепной  коробке  и  тают,  тают...  Остается  одна:   заставить   себя
подняться, пройти два десятка шагов и упасть в прохладу моря...
   Неожиданная тень  падает  на  спину,  и  состояние  блаженной  ломоты
улетучивается. У  меня,  как  у  Диогена,  одно  желание  -  чтобы  тень
убралась.
   Открываю глаза и вижу  два  массивных  ботинка.  А  выше  -  тушу  их
обладателя. В черном с блесткой костюме и при  галстуке  парень  уместен
здесь, как катафалк на свадьбе.
   - Привет, Дрон.
   Дрон - это я.  Олег  Владимирович  Дронов.  Но  все  -  то  ли  из-за
собственной невоспитанности, то ли из-за моей  юности  -  называют  меня
кратко. Потому неопределенно киваю - привет, дескать, старина... Хотя мы
друг другу и не представлены. И снова укладываю лицо на руки.
   - Тебя хочет видеть Ральф.
   Вслед за этой фразой перед моим носом падает бумажка. Зеленая.
   - Сто баксов, - цедит фигура, словно я сам стал  путать  Франклина  с
Вашингтоном.
   Вытягиваю из пачки  сигарету,  закуриваю  и  рассматриваю  банкнот  с
интересом первоклассника, научившегося вчера читать.
   - Тебя хочет видеть Ральф! - Тон собеседника нетерпеливо наглый.
   - А я хочу видеть блондинку в бикини. А лучше - без, а еще лучше... -
Тирада  остается  незавершенной  -   лакированный   остроносый   ботинок
превращает мои губы в вареную свеклу, - сплевываю кровь, песок и остатки
сигареты. Обидно - это моя последняя сигарета.
   - Он хочет видеть тебя сейчас. И подбери баксы. Хотя я бы на  тебя  и
рваного не потратил.
   Когда тебя приглашают столь изысканно, отказать трудно. Зато в голове
прояснилось - и без всякого купания.

***

   Просовываю ногу в джинсы - и падаю лицом в песок. Пинок у  верзилы  -
словно удар бампером "членовоза" на средней скорости. Кровоподтек  будет
со слоновье ухо.
   Поднимаюсь,  слыша   сзади   какое-то   бульканье,   оборачиваюсь   -
оказывается, здоровяк так смеется. Широкое  лицо  лоснится  потом,  а  в
глазах столько же тепла, сколько в блестящих латунных пуговицах  на  его
пиджаке.
   Медленно бреду по песку босиком - кроссовки в одной руке, в другой  -
тенниска. Мой конвоир движется сзади. У дороги земля  тверже  -  неловко
ступаю, роняю тенниску, надо бы поднять... Верзила радостно  делает  шаг
вперед, примеривая пинок, я резко наклоняюсь, касаясь  руками  земли,  а
пятка катапультой летит ему в пах. Звук средний - что-то между хрустом и
чавканьем.
   Резко разворачиваюсь. На лице верзилы  -  гримаса  невыносимой  боли,
огромная туша  медленно  оседает  в  пыль.  Но  времени  хватает,  чтобы
четырежды пробить по блиноподобной физиономии.  Ощущение  такое,  словно
нокаутируешь сковородку. Ну, а смотреть на то, во что превращается  лицо
после такой обработки, можно лишь человеку с крепкими нервами.
   Просто меня всегда возмущало хамство. И - наглость. Хамить,  пусть  и
незнакомым людям, - все  равно  что  писать  на  ветру:  ветер  -  штука
переменчивая.
   Занятый  философичными  рассуждениями,   я   не   забываю   осмотреть
содержимое карманов моего визави. Под пиджаком, как и следовало ожидать,
новенькая желтая "сбруя", в кобуре под мышкой - укороченный  оперативный
кольт с прекрасно изготовленным глушителем - хлопок из такого не слышнее
щелчка пальцами в пустой комнате.  В  боковом  кармане  нахожу  отличный
пружинный нож немецкой стали, который немедленно присваиваю, в  портмоне
- сто пятьдесят  "штук"  рублями,  восемьдесят  баксов  и  удостоверение
сотрудника службы охраны горисполкома Приморска.
   Последнее я изучаю наиболее тщательно, хотя подлинность той или  иной
бумаги в наше время отнюдь не гарантирует подлинность ее обладателя.
   Тем не менее - "ксива" настоящая, и я возвращаю все вышеупомянутое  в
пиджак. В руках эти сокровища просто не унести, а в тенниске, с  кольтом
за поясом и чужим бумажником  в  кармане  я  буду  выглядеть  вызывающе.
Поэтому решаю позаимствовать и пиджак. Как ни странно, в плечах  он  мне
впору, ну а чтобы сделать его таковым и в талии, пришлось бы выпивать на
дню литров по шесть пива, заедая сие великолепие голландской ветчиной.
   В кармане  брюк  обнаруживаю  ключи  -  один  от  машины,  другой  от
неизвестного мне жилища - на цепочке с красивым брелком.  Поднимаюсь  на
дорогу, - "жигуленок"
   - "шестерка" припаркован у обочины в тени чахлой акации. Порывшись  в
бардачке, нахожу то, что искал, - бутылку водки. "Смирновская" - красиво
жить не запретишь...
   Верзила продолжает "отдыхать", чем-то  напоминая  перебравшего  борца
"сумо".
   Я же хочу усилить впечатление. Обильно поливаю спиртным  его  лицо  и
сорочку, как заботливая няня, приподнимаю голову и, зажав ноздри, вливаю
щедрую порцию в рот.
   Парень поперхнулся, приоткрыл веки и стал глотать уже самостоятельно.
Похоже, он начал  приходить  в  себя,  а  это  вовсе  не  входит  в  мои
намерения. Отрываю  от  него  бутылку,  как  мамаша  соску  от  ребенка,
отступаю на нужное расстояние и, когда верзила встает на ноги  и  делает
выпад, дважды коротко бью его в подбородок - апперкотом и хуком  справа.
Теперь, по моему разумению, он отключился минимум минут на  тридцать,  -
не люблю я все эти новомодные баллончики и газовые спринцовки -  никогда
нельзя ручаться за результат. А так - полежит на солнышке полчаса, потом
еще с часок начнет соображать, как  добраться  до  городка,  -  с  такой
физиономией да еще с таким амбре его вряд  ли  подберет  попутка,  а  на
такси денег теперь нет.  А  за  вышеозначенное  время  -  "сову  эту  мы
разъясним", как говаривал бдительный Шариков.
   Поворачиваю ключ, -  двигатель  урчит  ровно,  мягко.  Хоть  и  чужая
машина, а приятно. И фрустрацию, сиречь хандру, как майкой сдуло. Теперь
я при деньгах, при авто, при "пушке" и "пере" - все стильное,  прямо  "с
иголочки". Не хватает только блондинки с золотистым загаром и в  бикини,
а лучше - без...
   И еще, сильно мешает жить вопрос: кто и зачем снарядил за мной  этого
дсбильноватого мастадонта?
   Впрочем,  от  него  имеется  нечто  реальное  и  существенное  -  сто
"зеленых" с непонятной репутацией  и  приглашение  от  Ральфа.  В  любом
случае я знаю, чем займусь сегодня вечером.
   Отклонять приглашение Ральфа, да еще  сделанное  в  столь  изысканной
форме, смертельно опасно. Впрочем - не более опасно, чем его принять.
   Телескопический объектив приблизил  окровавленное  лицо  лежащего  на
песке.
   Несколько раз щелкнул скоростной затвор. Потом объектив  переместился
на сидящего в машине Олега Дронова, и снова - щелчки.  Последний  раз  -
вслед удаляющемуся зеленому "жигуленку".
   - "Седьмой", я "первый", прием.
   - "Первый", "седьмой" слушает.
   - Объект отработал в предполагаемом режиме.  Разрешите  приступить  к
выполнению штатного варианта.
   - Разрешаю.
   - Есть.
   - "Второй", я "седьмой", прием.
   - "Второй" слушает.
   - Объект отработал в предполагаемом режиме. Приступайте к  выполнению
штатного варианта.
   - Есть.
   "Шестерка" быстро набирает обороты. Бросаю прощальный взгляд на  пляж
- он похож на раскаленный противень, а лежащее тело -  на  кусок  сдобы.
Июль, два часа пополудни-смертельная жара!

Глава 2

   Скорость хорошая. Автомобиль словно летит над  шоссе  в  колеблющемся
мареве.
   Кажется, асфальт разогрет настолько, что протекторы оставляют  в  нем
рельефную колею.
   К моей радости, в бардачке нашлись и  сигареты.  Закуриваю  и  лениво
размышляю,  какие  статьи  действующего  законодательства   я   нарушил.
Понятное  дело,  чтобы  определиться,  что  можно  нарушить  еще  -   не
увеличивая тяжести содеянного, ну и, разумеется, пятна на совести.
   Итак: злостное хулиганство, нанесение более или менее тяжких телесных
повреждений, оскорбление должностного лица -  при  возможном  исполнении
(исключительно действием, не до разговоров  было),  захват  холодного  и
огнестрельного оружия  (хотя  сие  -  недоказуемо,  марка  револьвера  и
наличие глушителя позволяют  предположить,  что  оружие  нетабельное,  и
должностное лицо, "отдыхающее" сейчас  на  пляже,  таскало  криминальную
"пушку" с собой по легкомыслию, как и я сейчас, причем  исключительно  с
целью сдать первому же попавшемуся представителю власти. Безвозмездно.
   Остается  мелочевка:  угон  транспортного  средства,   покушение   на
убийство (недоказуемо!) и  кража  пачки  сигарет.  Короче  -  чист,  как
простыня в брачную ночь!
   Скорость  хорошая.  И  девчонка  появилась  неожиданно,   словно   ее
вытолкнули на шоссе  перед  самой  машиной.  Мои  руки  мягко  и  плавно
повернули руль, тоненькая фигурка в каком-то миллиметре пронеслась рядом
с автомобилем и медленно замерла на асфальте,  когда  моя  нога  вдавила
педаль тормоза. Все-таки не так уж плохо, когда мозги заняты  совершенно
никчемными размышлениями! Стоило им взять руководство  на  себя,  начать
взвешивать, как поступить, в какую сторону крутить руль,  -  и  девчонка
была бы размазана по радиаторной решетке.
   Закуриваю и выбираюсь из машины. Девушка сидит на асфальте и  смотрит
на меня испуганными оленьими глазами.
   - Не ушиблась? - протягиваю ей руку.
   - Нет.
   - Поднимайся.
   Она легко встает, а я замечаю вдруг и длинные, чисто промытые  волосы
цвета льна, и пушистые ресницы вокруг фиалковых глаз...
   - Тебе в город? - хрипло спрашиваю я, а сам снова радуюсь собственной
голове, так редко берущей на себя труд хоть о чем-то думать.
   - Да.
   - Тогда нам по пути! - догадываюсь я, делаю приглашающий жест рукой и
улыбаюсь оскалом жизнерадостного олигофрена.
   - Вы так любезны, - замечает девушка, словно два часа  дожидалась  на
жаре, а проезжающие мимо хлыщи обдавали ее пылью и презрением.
   Девушка движется  к  машине,  слегка  покачивая  бедрами,  я  любуюсь
длинными, покрытыми золотистым загаром ногами и вдруг понимаю,  что  под
коротенькой белой юбочкой ничего нет - никакого бикини.  "Осуществляются
мечты" - как говорил Райкин. Похоже, я все-таки перегрелся.
   Девчонка оборачивается и смотрит мне в глаза, - у меня такое чувство,
словно я подросток, подглядывающий из-за портьеры за взрослой  дамой,  и
как раз сейчас упал карниз... Или у меня крыша поехала...
   А все же она изумительно хороша!
   С присущей мне элегантностью открываю дверцу авто и  замираю  в  позе
грума.
   Она смотрит на жаркое замшевое сиденье, улыбается, словно извиняясь -
"Ой, совсем забыла!" - достает из сумки белый комочек и...
   Девушка поднимает  юбочку-эластик  до  пояса,  чтобы  не  мешала,  не
торопясь просовывает в трусики ножку, другую,  выпрямляется  и  медленно
подтягивает от коленей вверх. Оправляет юбочку,  щеки  ее  очаровательно
покраснели, словно у школьницы, услышавшей приятную непристойность...
   - Извините, - и садится в машину.
   Я же плюхаюсь на водительское место с видом человека, который  только
и делает в последнее время, что  подвозит  голеньких  девчонок  с  диких
пляжей до городка.
   - Меня зовут Лена. Можно сигарету?
   Гордо подаю ей "Кэмел". Непосредственность, с которой она забралась в
чужое  авто  и  угощается  чужими   сигаретами,   напоминает   мне   мою
собственную.
   - Олег, - говорю я, протягивая зажигалку.
   - Мужественное имя. Хотя - несколько аскетичное.
   - Да? - удивленно тяну я. - Никогда не считал себя аскетом.
   - Но вы и не сластолюбец... Это ваша  машина?  Ее  непосредственность
очаровательна и безгранична. Просто хочется  сдать  ей  под  расписку  и
"жигули",  и  "ствол",  и  самого  себя.   Как   представителю   власти.
Безвозмездно.
   - Нет, - честно отвечаю, - я ее угнал. До этого  машина  принадлежала
Центральному совету профсоюза гомосексуалистов-надомников.
   Все это я проговариваю грустно и устало - как и  положено  погрязшему
во грехе. Девушка смеется:
   - Все вы врете.
   - Да, - снова честно отвечаю я. - Вру. А вы?
   - Что - я?
   - Любите врать?
   - Люблю. Только это не вранье, а фантазерство.
   - И что же вы придумываете?
   - Что хочу. А сейчас мне нужно выдумать вас.
   - Ну и как, получается?
   - Пока не очень.
   - Почему?
   - По-моему, вы не поверите.
   Снова жму на тормоз. Но  не  потому,  что  собираюсь  убеждать  милую
попутчицу  в  том,  как  я  ей  верю,  а  руль   мешает   мне   отчаянно
жестикулировать. Просто поперек дороги стоит знак "Ремонт". И стрелочка,
приглашающая в объезд, по проселку.
   - Я верю только тому, что вижу, - произношу я задумчиво.  Может,  она
примет меня за интеллектуала?
   - Это вы о дороге?
   - Нет, это я о том, что вы - натуральная блондинка.
   Она краснеет, но ответить не успевает.
   Из тени придорожных акаций выходит... девушка  изумительной  красоты.
Только волосы у нее рыжие, глаза - зеленые, а на носике -  замечательные
веснушки.  На  нас  с  попутчицей  она  смотрит,  как  девственница   на
счастливых молодоженов во время брачной мессы.
   - Ребята, не подкинете до Приморска, если вам по пути?
   Вот что значит воспитание: "Если  вам  по  пути!"  Как  будто,  кроме
проселка  на  Приморск,  отсюда  исходят  шоссе  на  Париж  и  тракт  на
Санкт-Петербург!
   С присущей мне элегантностью открываю дверцу авто. Девушка смотрит на
жаркое, обтянутое замшей сиденье...
   На мгновенье зажмуриваю глаза...  Сейчас  она  поднимет  юбочку,  под
которой ничего нет, не спеша наденет трусики, чтобы я успел полюбоваться
ее фигуркой и оценить натуральность волос, потом щеки  ее  очаровательно
покраснеют, словно у школьницы, услышавшей приятную непристойность...
   "Вот вы и попались, Штирлиц!.."
   "Белая  горячка  (деллирий)  развивается  на   фоне   систематической
интоксикации организма алкоголем, причем дозы..." -  начинаю  вспоминать
читанное когда-то в учебнике психиатрии.
   - Спасибо. - Девушка садится и захлопывает за собой дверцу.
   Уф! Пронесло! "Жигуленок" послушно съезжает на проселок.
   - Меня зовут Олег, девушку рядом - Лена. Леночка сидит,  рассматривая
ведомую только ей точку на ветровом стекле, и очень похожа на  капризную
любовницу, раздосадованную нарушенным уединением и невниманием кавалера.
   - А меня - Юля. Кстати, я вас знаю.
   Лена бросает скорый, почти неуловимый взгляд в зеркальце заднего вида
и снова изучает ветровое стекло, - рыженькая смотрит на меня.
   - Да?
   - Да. Вы - Дрон.
   - Дрон? - Леночка удивленно вскидывает брови,  словно  яобманывал  ее
все семь лет супружества. - Так вас еще и так зовут?
   - Я многолик.
   - Дрон - это  такая  легендарная  птица.  Оставшаяся  в  единственном
экземпляре.
   Редкая. Слышали? - Юля радостно переводит  взгляд  с  меня  на  Лену.
Хочется надеяться, что радуется она моей редкости и тому, что  отношения
мои с сидящей рядом дамой не так близки, как ей показалось вначале.
   - Нет, не слышала, - мстительно глядя на меня, отрезает Леночка.
   - Ну это вроде... - Юля раскраснелась  и  еще  больше  похорошела.  -
Говоруна!
   Мультик  помните,   по   Киру   Булычеву?   "Птица-говорун   умна   и
сообразительна!"
   Помните?
   - Помню. Но ведь всех говорунов истребили. Ведь  так?  Резко  жму  на
тормоз.
   - Почему мы остановились? - спрашивает Леночка.
   - У меня именно здесь предполагается личное, глубоко интимное дело.
   - Что?..
   - Мальчики - направо, девочки - налево. Можно наоборот.
   Долгим взглядом смотрю на брелок и ключ в  замке  зажигания.  Но  так
вот, демонстративно, забирать его считаю неудобным.  Выходя  из  машины,
окидываю взглядом верного "росинанта". Если уж ему суждено быть угнанным
дважды в течение пары часов - значит, судьбина такая.
   Углубляюсь в кусты, пиджак болтается  вокруг  тощего  торса,  зато  и
"сбрую" можно заметить, только заведомо зная,  что  она  надета.  Спиной
чувствую взгляд двух пар любопытных девичьих глаз.
   Что ни говорите - а приятно быть редкою птицей!
   - "Седьмой", я "второй", прием.
   - "Второй", я "седьмой", слушаю.
   - "Седьмой", у меня внештатная ситуация.
   - Степень сложности?
   - Коэффициент "с". Прошу выяснить возможное влияние.
   - Принято.
   - Разрешите форсировать штатный вариант?
   - Действуйте.
   - Есть.

Глава 3

   Глеб Жеглов и Володя Шарапов За столом засиделись не зря, Глеб Жеглов
и Володя Шарапов Ловят банду и главаря-а-я...
   Под бодрые звуки "Любэ" краденый  "жигуленок"  выезжает  на  большак.
Пока ехали  по  проселку,  девчонки  сидели  тихо,  как  мышки.  Кстати,
вернувшись к машине, я не обнаружил ни одной, ни другой.
   Не было их минут семь, и  я  уже  начал  досадовать:  такое  приятное
(вдвойне!) знакомство и -  без  всякого  продолжения!  А  потому  теперь
поглядываю то на Лену, то на Юлю и размышляю, какой бы разговор  начать.
Например, о том, что за редкая я птица!
   Но девушки молчат, а самому говорить о себе мешает  застенчивость.  В
голове - снова никаких мыслей, только  желания.  И  те-эротические.  Как
сказали бы в былые времена, "для служебного пользования".
   "Эммануэль, Эммануэль..." - напеваю мелодийку из одноименного фильма.
Не знаю, что за композитор колдовал над ней, но я  готов  поставить  все
реквизированные у громилы  деньги  против  его  жалкого  сантима  -  эту
песенку знаю с детства, причем со словами: "Жить без любви, быть  может,
можно, но как на свете без любви прожить..."
   "Ата-а-а-с!" - бурно кончают "Любэ",  а  нам,  похоже,  опять  не  до
любви.
   Сразу за поворотом вижу патруль. Похоже  -  милицейский.  Хотя  белая
фата - вовсе не гарантия девственности. И кто  только  теперь  не  носит
форму. Знавал я одного интернационального гвардейца - он  успел  сменить
штук семь форм и повоевать на стороне "всех воюющих сторон", как пишут в
прессе, пока не решил открыть свой личный  бизнес  в  этом  милом  южном
городке, - накопленный опыт позволял ему рассчитывать на успех.  Открыл.
Похороны были скромными. Но имели, я бы с