наконец-то обрело смысл. Он  присел  перед
ребенком на корточки, вынул  из  кармана  шоколадку,  протянул  девочке,
улыбнулся мягко:
   - Мы его починим, малышка.
   Девочка бросила быстрый взгляд на мать,  стесняясь,  взяла  плиточку,
сказала спасибо, забралась на сиденье и затихла.
   Женщина посмотрела на Гринева странно... Что ему привиделось  в  этом
взгляде, он не понял - это был  другой  мир,  мир  потаенный,  сокрытый,
полный смирения, терпения и бесконечной надежды.
   Олег вышел на станции и пошел  через  городок.  Редкие  фонари  вдоль
дороги светили скудно, и, может быть, оттого люди, встречавшиеся Гриневу
на пути, казались злыми и  пугливыми  одновременно.  Какая-то  семенящая
женщина, похожая на старушонку, какой-то мужик,  плотный,  с  маленькими
глазками, подозрительно зыркнул на Олега и свернул в проулок.
   Настроение Гринева  сделалось  скверным.  Он  увидел  огни  маленькой
забегаловки, вошел. За хромированной стойкой скучала молодая полногрудая
деваха. Трое или четверо посетителей с  пьяным  безразличием  доцеживали
пиво.
   Олег подошел к стойке, спросил водки.
   Буфетчица оценивающе оглядела его фигуру,  решила  что-то  про  себя,
выбрала лафитник почище, налила. Олег положил на стойку  деньги,  присел
за ближайший пустой столик.
   - А нездешний вы, молодой человек. Пришлый, -  услышал  Гринев  из-за
спины сипловатый густой баритон,  обернулся.  К  нему  подсел  невысокий
бородатый очкарик лет пятидесяти с гаком с лицом  спившегося  итээра.  -
Ищете чего-то?
   - Себя, - произнес Олег машинально.
   - Мудреная задача. В каждом из нас существуют  по  меньшей  мере  два
человека. И они - непримиримы и своевольны. Но только один распоряжается
твоей жизнью.  Ему  нужны  деньги,  успех,  слава,  женщины,  вина...  А
другой... Другой - молчит.
   Гринев пожал плечами:
   - О чем же он молчит?
   - О подвиге. О любви. О  силе.  О  том,  что  силы  этой  в  человеке
столько, что он способен  перевернуть  мир!  -  Мужичок  вздохнул.  -  А
сейчас... Мир наш полон полуфабрикатов, которые так и не стали людьми. И
в жизни они ищут не  подвига,  а  комфорта,  который  им  представляется
покоем. И правит такой жизнью рок. Вначале  он  похож  на  незатейливого
суетливого бесенка, он изводит тщеславием, похотью, завистью, он дергает
невидимые нити наших страстишек и заставляет плясать под свою  музыку  в
этом  глумливом  балагане...  И  -  дает  иллюзию  счастья,   называемую
довольством... И только потом человечек  может  разглядеть  его  мерзкую
харю - харю лжеца... Но поздно. Жизнь  уже  прошла.  Прошла  бездарно  и
мнимо, и впереди - ничего. - Мужичок уставил немигающий взгляд на Олега:
   - Человеку дар дан, чтобы сотворить чудо, а он его не  пойми  на  что
разбазаривает... Как в Писании? "При всем этом они продолжали грешить  и
не верили чудесам Его. И погубил дни их в суете и лета их в смятении". -
Мужичок вздохнул, попросил:
   - Угости меня выпивкой, странник.
   Олег подошел к стойке, взял бутылку,  тарелку  со  снедью,  вернулся.
Мужчина заметно приободрился.
   - Меня Константином Гуровым зовут. Местные так и называют - Гуру.
   Словоблуден и непонятен. А как тебя величать, странник?
   - Медведем.
   - Ну и за знакомство.
   Олег едва пригубил, Гуров накатил  почти  полный  стакан,  раздумчиво
разжевал корочку:
   - Медведь... Ну да, нездешний ты. Забрел к нам откуда-то и  уйдешь  в
никуда. Есть в тебе какая-то одержимость.  Но  чтоб  стать  непобедимым,
тебе нужно найти любовь.
   - Любовь?
   - Всю жизнь мы ищем любви, потому что боимся немощи. Даже не  смерти,
нет,  немощи,  когда  одинокая,  загнанная  душа  окажется   в   дряхлой
оболочке... Мы ищем ту женщину, которая будет любить  того,  скрытого  в
нас, кажущегося слабым. Ведь слабость - оборотная  сторона  силы,  и  мы
ищем женщину, которая сможет это понять. И простить.
   Гуров плеснул себе еще, выпил, поморщился.
   - Мне пора, - сказал Гринев.
   - Пора? - поднял помутневший взгляд Гуров.  -  Пора  -  чего?  Любви,
доблести, угасания?
   - Идти.
   - Ты счастлив, странник. Тебе есть куда пойти.
   - Это и называется счастьем?
   - Да. Просто сейчас ты еще не знаешь об этом.
   От выпитого Гуров затосковал тяжело и глухо, понуро опустил голову на
руки.
   - Пойду, - сказал Олег.
   - Удачи тебе. Мир жесток к смелым.
   Олег пошел пустой улицей вдоль тянущегося бетонного забора; поверху -
проржавевшая  колючка.  Увидел  провал,  прошел,  побрел  по  территории
завода. В темноте  видны  были  решетчатые,  без  стекол,  ребра  пустых
цехов-ангаров,  из-под  снега   торчали   полуржавые   остовы   каких-то
механизмов;  Гринев  перешагнул  бурый  ручеек,  влажно   и   маслянисто
переливавшийся в неверном свете  дальних  фонарей,  и  пошел  по  тропке
вверх.

Глава 12

   Оказавшись перед воротами небольшого особняка, Олег  некоторое  время
помедлил, примерился и - разом перемахнул чугунную ограду и направился к
дому.
   В тот же момент  вспыхнули  галогенные  лампы,  заливая  пространство
неживым люминесцентным светом.
   Когда Олег подошел к двери, у порога уже стоял высокий и широкоплечий
мужчина и улыбался визитеру.
   - Медведь-то ты медведь, а скачешь, как леопард.
   Они пожали руки и прошли в дом.
   - Леша, это и есть старая дачка? - спросил Олег.
   - А то.
   - Что в гараже?
   - "Мерседес".
   - Служебный?
   - Свой.
   - Растут люди. А ты раздобрел, Леший.
   - Скорее раздался. Зато ты тощ, как дворовый кот.
   -  Порода  такая.  Ем  мало,  сплю  еще  меньше.  Это  в  мою   честь
иллюминация?
   - Сработали сенсорные датчики. Ты зачем через забор прыгал?
   - Усомнился. Место вроде то, береза - тоже. А домик -  другой.  Решил
убедиться.
   - Убедился?
   - Да.
   Они прошли на второй этаж, устроились на просторном балконе. Стол был
уже накрыт: коньяк, водка, холодные закуски.
   - Когда тебя нет - охрана? - спросил Гринев.
   - Нет.
   - Значит, не пристрелили бы.
   - Привычки детские забывать пора.
   - Думаешь?
   - Обидно словить пулю в Подмосковье в мирное время.
   - А оно мирное?
   - Брось, Олег. Ты же финансист, а не философ.
   - Финансы без философии не финансы, а просто деньги.
   - Сильно сказано. Но глупо. Всем милее то, что в кошельке. Тебе нет?
   - Смысл ищу.
   - Жизни?
   - Не меньше.
   - Не поздно?
   - Это - как умирать или жениться: никогда не поздно.
   - Лучше второе.
   - Кто бы спорил.
   - Ну что? За встречу? Они разлили, выпили.
   - Что не похвастался, Леший? - спросил Гринев, поведя рукой.
   - Я скромный.
   - Воздух здесь - хоть пей.
   - Да. Когда-то это было глушью, а теперь... Дорогу подвели, был бы на
машине, заметил. Ты по делу?
   - Нет. Просто.
   - Я, вообще-то, так и решил. А потом подумал -  мало  ли...  Все-таки
давно не виделись.
   - Очень давно. Ты поднялся.
   - Одни люди  падают,  другие  поднимаются.  По  второй?  Они  выпили.
Повспоминали общих знакомых. Выпили по третьей.  Поболтали  о  политике.
Снова налили... И снова...
   - Как-то странно себя чувствую, - признался Лешаков.
   - С чего? Хороший дом, теплая ночь.
   - Отвык общаться просто так. Совсем отвык. Умом понимаю: мы же  знаем
друг друга сто лет, и вообще... Пью и - не пьянею. Сверлом  мысль:  "Что
ему от меня нужно?"
   - Мне? Я же сказал: ничего.
   - Я не о тебе, Олег. Я о привычке. И о времени.  Оно  меняет  нас.  И
когда-нибудь изменит совсем. Общество свободных индивидуумов.  Наверное,
ты прав.
   - В чем?
   - В войне. Как сформулировал некогда Томас Гоббс: "Война всех  против
всех". А свобода - не что иное, как свобода подмять остальных.
   - Может быть.
   - Война... Она всегда за выживание. Если покатишься вниз,  можешь  не
остановиться.
   - Кто знает, Леший, где верх, где низ?  Может,  в  этом  и  есть  вся
прелесть?
   - В падении?
   - Я же медведь. Работаю на падение для будущего подъема.  Да  и,  как
сформулировала одна милая  девушка...  по  ощущениям  полет  от  падения
неотличим.
   Лешаков посмотрел на Олега пристально и очень внимательно.
   - Я не пьян, - улыбнулся тот. - Но и не трезв.
   - Вид у тебя шальной.  Словно  ты  собираешься  прыгнуть  с  вышки  в
бассейн без воды.
   - Почти что.
   - А воду нальют, когда научишься прыгать?
   - Надеюсь, раньше. - Олег помолчал, произнес раздумчиво:
   - Иногда это приходится делать. Прыгать или...
   - Или?
   - Имитировать прыжок.
   Лешаков погрустнел:
   - Вот это и плохо.
   - Что именно?
   - Мы не виделись черт-те сколько времени... Сидим, умничаем, а каждый
думает о своем. И ладно бы дети, жена, семья. Нет. Бизнес.
   Олег встал, прошелся по балкону-террасе, вдохнул настоянный  сосновый
аромат:
   - Почти рай.
   - Мне тоже нравится. Вот только... Мы сидим здесь, видим кусочек леса
и - друг друга... И приходит мысль такая, что дух захватывает... А  есть
ли остальной мир? Или он - мираж?
   - Ты в поселке давно не был, Леша?
   - С детства.
   - Жаль.
   - Почему?
   - Завод там был.
   - Сейчас разве нет?
   - Пустые цеха. Ребра ангаров. Свалка. Лешаков пожал плечами.
   - Сейчас невыгодно производить. Сейчас выгодно торговать. Никому  нет
дела до цеховых развалин.
   - Тебе тоже?
   - Мне тоже.
   - Плохо.
   - Чтобы эту рухлядь поднять, нужно вложить... даже не  знаю  сколько.
Пусть экономисты считают.
   - Продавать проще?
   - Проще.
   - Понятно. Товары и услуги. Ты, кажется, на инженера учился?
   - Мы все учились понемногу... Ты же знаешь, Медведь, у меня  охранное
предприятие. Фирма.
   - Которая веников не вяжет... А кого вяжет?
   - Кого нужно, того и повяжем.
   - Погоди, ты же был связист...
   - Я и теперь он. Связи... куда без них? Что ты засмурнел, Медведь? Не
Россию продаю. Ее без меня продали.
   - Понятно. Услуги и... что еще?
   - Олег, этот разговор "о птичках"... - Я не о птичках. Я о заводе.  О
людях. Об их детях.
   - Ты все-таки пьян.
   - Чуть-чуть.
   - Я их на завод палкой не гнал.
   - Просто им не повезло?
   - Можно и так сказать.
   - Нам с тобой повезло больше. Москва, родители по советским  временам
зажиточные и значимые...
   - Да? А армия?
   - Не знаю, как ты, а я дурак был. Хотел стать настоящим мужчиной.
   - А я провалил первый экзамен. Вчистую. Я тебе рассказывал.
   - Помню. Любовь. Безответная.
   - Любовь всегда безответная, Гринев. Мы  любим  не  женщину,  а  свое
представление о ней. А с годами понимаешь... От баб - одни потери. После
Эвелины ты, надеюсь, это осознал.
   - Не вполне.
   -  Значит,  все  впереди,  Медведь.  Хотя  мальчишкой  ты  давно   не
выглядишь.
   - Всякому овощу - свое время.
   - Если дадут созреть.  Нет,  ты  не  сбивай  меня,  Медведь.  Вот  ты
говорил: родители, влияние... Как ты попал в Туркестан?
   - Нарушал дисциплину. Характер такой.
   - А я не нарушал. Но  тоже  попал.  Разнарядка.  План.  Когда  предки
узнали - начали рвать и метать. А также звонить и  перезванивать.  Но  -
поздно. Я был уже далеко.
   - И к чему ты это? "Мой  адрес  не  дом  и  не  улица,  мой  адрес  -
Советский Союз..." Система.
   - Ты помнишь, что было потом?
   - Подрались в части с туземцами.
   - Это не драка была, Медведь.  Быть  московским  пацаном  и  тогда  и
теперь...
   Нас очень не любят везде, Медведь.
   - Были бы вместо нас рязанские или калужские - им бы тоже  досталось.
А вообще... Нам тогда просто повезло.
   - Ты это называешь "повезло"?
   - Да. Мы же отбились.
   - А военная  прокуратура,  дело,  угроза  дисбата  -  это  что?  Тоже
"повезло"?
   - Конечно повезло. Мы же в него не попали.
   - Зато попали в Афган. Под занавес.
   - Очень повезло.
   - Да?
   - Мы - живы.
   - Живы. - Леша задумался, вспоминая. Повторил:
   - Живы.
   Разлил. Они выпили молча.
   - Вообще-то, жаль, что давно не виделись, - сказал Лешаков.  -  Очень
жаль.
   Может, все как-нибудь и по-другому вышло...
   - Что - все?
   - Не знаю. Жизнь.
   - Это - вряд ли.
   - И все же вид у тебя совсем шалый. Ты что-то задумал?
   - Не я один. - Олег помолчал, произнес медленно:
   - Таких поселков и городков, как этот, в России тысячи.  По  большому
счету ты прав: здесь Москва рядом, люди  худо-бедно,  но  устроились.  Я
хочу, чтобы люди жили достойно. Везде.
   - Зачем тебе это?
   - Хочу быть богатым.
   - "Жить достойно". Звучит как лозунг. Уж если я  чего  и  понял,  так
только то, что жить богато или счастливо заставить нельзя.
   - Со счастьем - это кому как повезет.
   - Но нам-то повезет?
   - Нам повезет. Потому что мы этого хотим.
   - Ладно, Олег. Давай по крайней накатим  и  -  спать.  Подъем  завтра
ранний.
   Ляжешь в большой комнате, на кушетке.
   Леший разлил:
   - За что пьем? За падение?
   - За полет.
   Через пятнадцать минут Олег уже крепко спал. Ему снилось небо.

Глава 13

   В  конторе  Олег  появился  к  девяти:  в  безукоризненном   костюме,
белоснежной сорочке и при галстуке. Борис  Михайлович  Чернов  сидел  за
своим столом и был сонно-невозмутим. Добавь  его  лицу  умиротворение  -
вылитый бы Будда.
   - Ты сегодня сияешь, -  мельком  глянув  на  Олега,  произнес  он.  -
Готов?
   - Как юный пионер.
   - Кратко. Наш клиент -  Никита  Николаевич  Борзов.  Жесток,  жесток,
думает быстро,  решает  еще  быстрее,  эмоционален.  Так  что  -  прояви
таланты, Медвежонок.
   Ты сам-то уверен в успехе?
   - Да. Он разбирается в бирже?
   - Он разбирается в людях. - На  губах  Бориса  Михайловича  мелькнуло
подобие улыбки. - По  крайней  мере,  он  так  думает.  У  него  хороший
советник - Савин Валентин Сергеевич.
   - Я о нем слышал.
   - Не говори: "самое хорошее".
   - Он был удачлив на бирже.
   - В нашем деле одной удачи мало.
   - Но лучше, когда она есть.
   - Соберись, Гринев. Сейчас ты должен сделать так, чтобы клиент просто
летал! Ведь мы будем продавать ему воздух.
   В комнате для переговоров расположились вчетвером: Никита  Николаевич
Борзов, моложавый человек с умным,  упрямым  взглядом  серых  глаз,  его
помощник, Валентин Сергеевич Савин, Чернов и Гринев.
   Гринев был скор, обаятелен, вдохновенен. Он жестикулировал, постоянно
обращался к графикам, снова говорил -  страстно  и  увлеченно.  Валентин
Сергеевич время от времени кивал и говорил  несколько  слов,  размеренно
поясняя патрону отдельные пассажи слишком эмоционального Гринева.
   Борис Михайлович выбрал глубокое гостевое кресло и  застыл  недвижно,
как обряженный монумент, лишь время от времени кивая - то ли поддерживая
так беседу, то ли просто в такт своим  собственным  мыслям.  Он  казался
лицом вовсе незаинтересованным, а его спокойствие словно  возносило  его
над сделкой и  тем  -  рождало  уверенность  в  ее  непременном  успехе.
Закончил Гринев просто:
   - У меня все.
   В  комнате  повисла  пауза.  Она  продолжалась  минуту-другую,   пока
напольные часы в углу не  заскрежетали  и  не  пробили  получас.  Борзов
заговорил спокойно:
   - Мне нравится ваш проект, Олег  Федорович.  Он  изящен,  эффектен  и
малую толику безумен. А потому имеет  шанс  на  успех.  Но...  рисковать
такими деньгами только под вексельное поручительство конторы...
   - Вы же понимаете, Никита Николаевич, любая перестраховочная компания
потребует такие проценты, что...
   - Я понимаю.
   - К тому же это будет утечка. А в свете предстоящей игры...
   - Возможной игры, господин Гринев. Пока только - возможной.
   - Я готов подписать личное поручительство. Аваль.
   Гринев пододвинул к себе вексель, расписался, передал Борзову.  Савин
подхватил его, словно падающий кленовый лист, на лету и упрятал в папку.
   Наклонился к уху патрона и что-то горячо зашептал.
   Борзов посмотрел в глаза Гриневу, произнес, приподняв  уголки  рта  в
оскале, весьма отдаленно напоминающем улыбку:
   - У вас светлая голова, Олег Федорович.  Будем  считать  ее  надежной
гарантией вложенного капитала.
   Вынул из внутреннего кармана коллекционный "Паркер", подвинул к  себе
бумаги из  папки,  услужливо  раскрытой  Савиным,  поставил  размашистый
росчерк.
   - Деньги переведут сегодня на указанный вами  счет.  С  чего  думаете
начать, Олег Федорович?
   - Слухи.
   - Ну что ж, разумно: слухи вещь куда более упорная, чем факты.
   Утром  следующего  дня  Гринев   чувствовал   себя   как   именинник.
Приглашенный Том на мгновение округлил глаза под толстыми линзами очков:
галстук  от  Версаче  совершенно  не  соответствовал  деловому   костюму
Гринева, точно так  же,  как  не  соответствовал  весь  его  вид  -  вид
разудалой бесшабашности.
   - Мы сегодня делаем что-то особенное... босс?
   - Вот именно, Томас. Смотри сюда. - Гринев подвинул клерку  несколько
листков. - Биржа откроется  ровно  через  пять  минут,  и  ты  начинаешь
ме-е-едленно и аккуратно скупать акции  вот  этих  предприятий.  Сначала
тех, что подчеркнуты красным, потом - желтенькие, потом - синенькие.
   - А зеленые? -  Том  сделал  пальцами  характерное  движение,  словно
перетирая новенькую купюру.
   - Зеленые мы с тобой получим потом.
   - В каких объемах скупаем?
   - В предлагаемых. Но! - Гринев поднял вверх указательный палец.
   - Помню. Оч-чень медленно и оч-чень аккуратно.
   - Очень-очень-очень аккуратно.
   - А все-таки, Олег, какими средствами мы...
   - На счетах конторы сейчас где-то семь лимонов зелени. Вот и  работай
пока этим.
   - Пока?
   - Да. Можешь слить деньги до копечки.  До  центика.  Но  чтобы  через
неделю, максимум полторы, мы имели весомые пакеты всей этой лабуды.
   Том вытянулся шутливо:
   - Яволь, герр оберет.
   - Действуй.
   Олег подошел к окну, напевая: "Бывает все  на  свете  хорошо,  в  чем
дело, сразу не поймешь..." Подошел к шкафу, сбросил официальный  пиджак,
надел другой, стильный и несколько вычурный, скорее подходящий  человеку
искусства,  чем  финансисту,  открыл   стол,   вынул   доллары,   загодя
разделенные на тонкие пачки, уложил каждую в конверт  плотной  бумаги  и
спрятал толстую стопу конвертов во внутренний карман.
   Гринев вышел  из  конторы,  легкомысленно  болтая  портфелем,  словно
прогуливающий второклассник.
   - Далеко едем? - спросил несколько озадаченный водитель.
   - Общаться с прессой.
   - Не мое дело, Федорович, но только к прессе хорошо бы... посолиднее.
   - Господа писаки народ творческий,  но  денежки  любят.  Я  похож  на
финансиста?
   - Да сейчас... не очень.
   - Что и требовалось. А статьи заказывать надо. С человека денег  наши
неподкупные три шкуры снимут и уверят, что сделали ему  одолжение.  А  с
игрока что взять? Да еще выряженного этаким  Буратино?  Только  то,  что
предложит. И то - сразу, потому что потом денег у него не будет. Силен я
в психологии?
   - Время покажет.
   Автомобиль припарковался в  центре  Москвы,  у  здания  издательского
холдинга.
   Олег выудил  из  кармана  закатанную  в  пластик  карточку  солидного
издания, закрепил на лацкане и прошел мимо охраны к лифтам.
   Кабинет был завален  пачками  бумаг.  В  кабинете  располагалось  три
стола, но на месте оказалась только одна дама лет сорока  с  больши-и-им
хвостиком.
   - Елена Станиславовна, как славно, что вы меня дождались, - обратился
к ней Гринев.
   Елена  Станиславовна  беспокойно  погасила  сигарету  в   пепельнице,
подняла на Олега строгий взгляд:
   - Что у вас?
   - Обещанная сенсация.  Вот  бумаги  по  пятнадцати  предприятиям.  Их
реальные балансовые отчеты. Кое-кто хочет их обанкротить...
   - ...И прибрать к рукам?
   - Гораздо хуже. Похоже, предприятия  вообще  собираются  закрывать  и
демонтировать. Этот проект обсуждается в кулуарах, - Олег поднял  взгляд
к небесам, - пока очень глухо, но есть все основания полагать, что слухи
не пустые.
   Елена  Станиславовна  бегло   просмотрела   документы,   нахмурилась,
взглянула на Гринева, словно завуч на проштрафившегося ученика:
   - А как же рабочие? Там же целые города!
   Олег развел руками.
   - Я с этим разберусь. Теперешнее правительство совершенно  одиозно  и