центров  -
были городами закрытыми  для  иностранцев.  Исключение  составляли  наши
столицы, некоторые города-музеи и порты, но и то - не все. Но сэр Роджер
Джонс был в те времена человеком весьма и весьма влиятельным и в мировой
экономике, и в мировой политике; было принято решение  предоставить  ему
такую возможность. К тому же было известно, что изучение сэром  Роджером
культуры и народа той или иной страны выливается в весьма  выгодные  для
этой страны деловые проекты: пример Японии и Южной Кореи уже  тогда  был
впечатляющ.
   Мария  Федоровна  Елагина  была  в  то  время  не  только   блестящим
переводчиком-референтом Министерства  иностранных  дел,  но  и  женщиной
обаятельной, незаурядной, исключительного образования и высоких душевных
качеств. На службе ей было предложено сопровождать сэра Роджера Джонса в
его поездке по стране.
   Сэру Джонсу были созданы  и  иные  послабления.  Его  сопровождали  в
поездке  двое  его  личных  телохранителей,  а  вовсе  не  представители
спецслужб  СССР.   Может   создаться   впечатление,   что   КГБ   жестко
контролировал поездку, но это не так: если  КГБ  и  принимал  участие  в
контроле, то только в визуальном: Роджер  Джонс  согласовывал  вопрос  в
Промышленном и Финансовом отделах ЦК КПСС; Юрий  Владимирович  Андропов,
принявший Комитет под свое руководство только в 1967 году, не посмел  бы
в семидесятом поставить под  контроль  человека,  в  коем  заинтересован
аппарат  ЦК.  Поездка  сэра  Джонса  по  стране  происходила  достаточно
свободно.
   Мне довелось познакомиться с Роджером Джонсом три года спустя,  когда
он снова посетил Москву,  на  этот  раз  с  серьезными  предложениями  и
проектами.
   Признаюсь, что  этот  незаурядный  человек  поразил  всех  нас  своей
исключительной   эрудицией,    жизнелюбием,    блестящим    интеллектом,
невероятной работоспособностью и исключительной, не поддающейся никакому
объяснению  интуицией  во  всем,  что  касалось  финансов  и  финансовых
проектов.  Прибавьте  к  этому  обаяние,  обходительность,   авантюризм,
респектабельность, любовь к литературе и  изобразительному  искусству  и
огромные  знания  в  этих  областях  и  притом  внешнюю  подтянутость  и
элегантность - и вам станет понятно, почему Мария Федоровна в его первый
приезд увлеклась таким человеком, несмотря  на  существенную  разницу  в
летах. Да и его увлечение ею не было мимолетным: в свой второй приезд он
пытался наводить о ней справки, но тщетно: Мария  Федоровна  поменяла  и
фамилию, и место жительства.  К  тому  же  тогда  ее  и  вашего  батюшку
связывало сильное взаимное чувство; Федор Юрьевич по долгу службы  -  он
служил тогда в  одном  из  отделов  Внешторгбанка,  -  общался  с  сэром
Джонсом, но, по взаимной договоренности между вашими родителями,  ничего
ему не сообщил ни о вас, ни о Марии Федоровне. Еще  раз  повторюсь:  все
это я пересказываю вам не из старческой  любови  к  сплетням  о  "лучших
временах", когда все мы были молоды и полны  сил,  а  исключительно  для
того, чтобы наиболее точно и  достойно  выполнить  возложенное  на  меня
вашими покойными родителями,  Федором  Юрьевичем  и  Марией  Федоровной,
поручение.
   Оно состояло конкретно вот в чем. Марию Федоровну беспокоило  чувство
вины перед вами; она полагала, что так или  иначе  вы  должны  узнать  о
своем родителе;
   Федор Юрьевич был с нею полностью согласен. Но оба они не знали,  как
сделать это достаточно корректно, так, чтобы такая информация не нанесла
вам душевной травмы. В конце концов они решили следующее: ваша мама сама
сообщит вам об этом, но после  кончины  Федора  Юрьевича;  в  случае  ее
кончины эту миссию должен был взять на себя  сам  Гринев.  Меня  же  они
попросили быть посредником в сообщении такой информации  в  том  случае,
если... Как видите, именно такой случай и произошел.
   Тогда же, во время нашего разговора с Гриневыми год  назад,  они  мне
показали фотографию сэра Роджера Джонса приблизительно в вашем возрасте;
ваше  сходство  поразительно!  Притом  что  благородные  стародворянские
черты, унаследованные  вами  от  матушки,  придают  вашему  облику,  как
внешнему, так и внутреннему, еще большую привлекательность. Это не лесть
- у меня нет причины льстить вам, как нет привычки льстить кому бы то ни
было. Это просто констатация факта.
   Свою игру на Российской фондовой бирже вы начали столь внезапно,  что
она показалась нам  безрассудной.  Но  вы  действовали  так  уверенно  и
изобретательно, что мои товарищи согласились с решением  подключиться  к
игре на повышение; к этому мы не были готовы, но  случай  и  конъюнктура
вашими стараниями складывались вполне благоприятно. Вы были победителем.
А потом - начались сложности.
   Во-первых, мы выяснили происхождение капитала, тех ста  миллионов,  с
которых вы начали игру. Они принадлежали одному олигарху, который  давно
стал  персоной  non  grata  не  только  в  российском  экономическом   и
политическом establishment, но и  во  всех  значимых  финансовых  кругах
Запада. Этого олигарха мировые деловые круги могли использовать лишь для
широкомасштабной провокации, направленной против интересов России. И  вы
оказались сыгранной жертвенной пешкой.
   По неофициальным каналам мы получили сообщение  о  грядущих  нефтяных
неурядицах и заморозили биржу; ваша  участь  представлялась  незавидной;
все сошлись на том, что вас необходимо  устранить,  чтобы  не  допустить
огласки и разрастания провокации до  масштабов  скоординированного  шоу,
способного вызвать серьезные социальные и иные последствия.
   Когда вы появились у меня, ваша  участь  была  уже  решена.  Но  меня
беспокоило чувство долга перед вашими покойными  родителями...  Впрочем,
не могу и не хочу вам лгать: вы оказались в том  положении,  когда  ваша
частная  жизнь  уже  ничего  не  значила  по   сравнению   с   возможным
общественным ущербом. И все же, все же...
   И вот тогда я решился на авантюру: послал вас  в  клинику  к  Роджеру
Джонсу.
   Никаких гарантий к тому, что сэр Джонс узнает вас, как узнал я, -  не
было; никаких гарантий, что он признает в вас своего сына, - тем  более.
Положение усугублялось тем, что Папа Джонс  вот  уже  двадцать  лет  как
отошел от дел, стал  "императором  без  трона",  эдаким  королем  Лиром;
поговаривали также, что он не вполне в своем рассудке. И все же - я счел
нужным поступить так, как поступил.
   Я сумел связаться с сэром Джонсом и напрямую, без  обиняков,  изложил
ему и суть  дела,  и  суть  проблемы.  Он  ответил  ничего  не  значащим
хмыканием и молчанием. Признаться, вчера  на  даче  я  ждал  вас:  хотел
узнать хотя бы ваше мнение об итогах встречи: мне более  дозвониться  до
сэра Джонса не довелось.
   Но сегодняшнее утро показало, что ваш второй  отец  -  позвольте  мне
все-таки так его  называть,  первым  я  считал  и  буду  считать  Федора
Юрьевича  Гринева,  -  Роджер  Эванс  Джонс  сделал  все   возможное   и
невозможное - скорее даже невозможное! - чтобы за  столь  короткий  срок
изменить все. Это означает, что он полностью  убедился  в  правоте  моих
слов..."
   Олег вспомнил "случайное" ранение в фешенебельном автомобиле...
   По-видимому, у него негласно взяли анализ на ДНК  и  сумели  сообщить
Роджеру Джонсу. Гринев вернулся к письму:
   "Не знаю, как он повлиял на господ... впрочем, не  буду  поминать  их
имена  всуе,  но  поверьте,  люди  это   значимые   и   -   куда   более
могущественные, чем главы любого  из  существующих  государств.  Тем  не
менее - факт остается фактом.  И  нам  приятно,  что  сэр  Роджер  Джонс
оказался человеком воистину порядочным, человеком долга и чести.
   Если вы сможете связаться с ним, передайте сэру Джонсу мое всегдашнее
почтение и всемерную готовность к содействию  в  любых  вопросах,  какие
только смогут его заинтересовать, разумеется, если это будет служить  на
пользу и к процветанию нашего Отечества.
   Вы же можете чувствовать себя спокойно и уверенно. А мы уверены,  что
те капиталы, какие вы приобрели, как и те, что теперь захотят доверите в
ваше управление очень и очень многие люди, вы употребите с  пользой  для
нашего  Отечества.  И  еще  одно...  Будущее  рождается  в  прошлом,  но
наступить  может  только  через   настоящее.   Через   настоящую   веру,
самоотверженность, отвагу, стойкость и постоянство - в  любви,  чести  и
выполнении долга перед теми, кто до нас честно его выполнял.  Мы  верим,
Олег Федорович, что вас ждет отважное и высокое будущее".

Глава 109

   Олег сидел опустошенный и отрешенный. Положил письмо  в  ящик  стола,
выудил из кармана  пиджака  глянцевый  прямоугольник  визитки  с  личным
номером Роджера Эванса Джонса. Положил перед собой на черную поверхность
стола. Рядом темным огнем мерцал рубин в золоте.
   Гринев взял трубку, набрал номер. О чем он будет говорить с  Роджером
Джонсом, он себе не представлял.
   Длинные гудки  тянулись  словно  провода,  протянутые  сквозь  время.
Гриневу никто не ответил. Он перезвонил снова. И снова - тишина.
   Олег выдвинул ящик стола, желая перечесть письмо... Вместо исписанных
старинным  каллиграфическим  почерком  листов  в  ящике   оказались   их
обугленные останки. Прочесть на них ничего уже было нельзя.
   Появилась Аня, взглянула на Гринева встревоженно:
   - Что с тобой, Олег?
   - Ничего.
   - Я не могу до тебя дозвониться. И по интеркому ты не  отвечаешь.  Ты
нездоров?
   - Здоров. И даже весел. - Олег развел губы в улыбке.
   - Так не веселятся. У тебя глаза несчастливые.
   - Просто устал. Пройдет.
   - Все равно... У тебя вид такой, что... Даже не знаю, как сказать.
   - Тебе работать не надоело? - спросил вдруг Олег.
   -  Еще  как!  Сегодня  сумасшедший  день.  Ты  всем  нужен,  а  ты  -
отсутствуешь.
   Да, приходил юрист, принес бумаги  на  квартиру.  Деньги  забрал.  Но
ключей не оставил.
   - Ключи есть. Собирайся. На сегодня рабочий день закончен.
   Аня кивнула, бросила взгляд на фото, спросила удивленно:
   - Это что, пробы для "Мосфильма"?
   - Скорее - для Голливуда.
   - Правда?
   - Да. Великий Гэтсби. Похож?
   - Очень. Но... это ведь не ты.
   - Нет. Выяснилось, у меня в Америке есть родственник.
   - Близкий?
   - Да.
   - Богатый?
   Олег рассмеялся искренне:
   - Это слово к нему неприменимо. Тебе долго собираться?
   - Нет, но... что-то надо решать с делами. Телефоны не смолкают, факс,
электронная почта. Ты завален предложениями.
   - Рассмотрим. Но не сегодня. Поедем в гости.
   - К кому?
   - К Корсакову.
   - Он нас примет?
   - Может быть.
   - Дашь пять минут на сборы?
   - Даже десять.
   Олег набрал номер:
   - Иваныч?
   - Да, Олег Федорович. Рад слышать.
   - Как здоровье?
   - Хорошее. Лежу. Кости срастаются.
   - Чтобы срастались быстрее... фирма "Икар консалтинг" решила поощрить
тебя новой машиной.
   - Вот это - правильно. Только, Федорович...
   - Ты не понял. Не для работы. Тебе лично. "Вольво" устроит?
   - Погоди, Олег Федорович...
   -  Нет,  это  ты  погоди.  И  квартирой  для  дочери.  Двухкомнатной.
Улучшенной планировки. Она ведь у тебя невеста, так?
   - Олег Федорович...
   - Считай, это премия. В размере  оклада  за  десять  лет  беспорочной
службы.
   Чтобы выздоравливал быстрее.
   - Еще неизвестно, смогу ли я водить машину...
   - А вот это не важно. И - не суетись с  выбором  жилья.  Подбери  как
следует.
   Завтра кредитка "Икара" будет у тебя.
   - Олег Федорович...
   - Выздоравливай, Иваныч. Разгребусь с делами, заеду.
   Не успел Олег положить трубку, как прозвонил мобильный.
   - И как поживает воротила российского фондового рынка?
   - Чернов?!
   - Он самый. Сижу на унылых Гавайях. До здешних пасмурных  мест  дошли
слухи о ваших художествах. Поздравляю, партнер.
   - Старший партнер, Борис. Старший.
   - Ну вот, уже и старший... Эдак и в муляжи выбьешься.
   - Я не тороплюсь.
   - Я собираюсь быть в Москве...
   - Заходи. Есть идеи - обсудим.
   Появилась Аня:
   - Ну что? Едем?
   - Сначала решим на чем. Девушка пожала плечами:
   - Водитель "ауди" принес документы на машину. Они оформлены на  тебя.
И - ушел. Совсем. Джипы - тоже уехали. Это что-то значит?
   - То, что все - свободны. И я от конвоя, и конвой - от меня. Судя  по
всему... все - правда. Я стал  неприкасаемым.  В  хорошем  смысле  этого
слова.
   У странного дома в центре Москвы Гринев и Аня оказались  через  сорок
минут.
   Подошли, дверь подъезда оказалась  незапертой.  Поднялись  на  нужный
этаж, остановились перед дверью со старинной табличкой.  Олег  позвонил.
Еще. Еще.
   Дверь соседней квартиры приоткрылась, за нею появилась  подслеповатая
бабуля; на вид ей было за девяносто.
   - Вам кого? - спросила она дребезжащим голосом.
   - Сергея Кирилловича Корсакова.
   - Э-э-э... Не живут здесь. Давно не живут.  Когда-то,  до  революции,
господа жили, а теперь... нету никого.
   И - дверь закрылась.
   Они спустились, сели в автомобиль.  Олег  бросил  на  дом  прощальный
взгляд.
   Дом смотрел на него тонированным безразличием окон. Гринев приветливо
помахал рукой. Напел тихо, вполголоса:
   - Призрачно все в этом мире  бушующем...  Некоторое  время  задумчиво
смотрел прямо перед собой и - сорвал машину с места.
   - А сейчас - далеко едем? - спросила Аня.
   - Домой.
   Дорога, обрамленная рядами кленов,  укрытая  золотом  будущей  осени,
уходила вверх и упиралась в синюю твердь неба; оно неслось навстречу,  и
казалось, еще немного - мужчина и  девушка  взлетят  и  унесутся  в  эту
бескрайнюю бесконечность.