екались.  А  в  последние  несколько  дней  буквально
натыкаемся друг на друга. Почему?"
   Женечка Ланская... Юная художница, пытающаяся постичь этот мир и себя
вместе с ним. И - что-то еще? Избавиться  от  одиночества?  Марина  тоже
пыталась сбежать от одиночества... Но мир ее не отпустил. В этом мире мы
делаем слишком много долгов, чтобы он отпускал нас от себя свободными.
   Миры Олега Гринева и Жени Ланской теперь пересеклись. И куда  жестче,
чем предполагает эта милая девочка.
   Олег достал мобильный, набрал номер. Ответили после второго гудка:
   - Вас внимательно слушают.
   - Леонида Витальевна?
   - Да. А кто еще  может  взять  трубку  в  квартире  пожилой  одинокой
женщины?
   - Пожилой, но импозантный возлюбленный.
   - Это льстит.
   - А еще - кошка.
   -  Моя  Кассандра   слишком   старомодно   воспитана,   чтобы   ночью
разговаривать, с незнакомыми мужчинами.
   - Извините, Леонида Витальевна. Это Гринев.
   - Я вас узнала, Олег Федорович. У вас совершенно удивительный  голос.
Вы собираетесь стать богатым?
   - Раз узнали -  то  не  сегодня.  Прошу  прощения  за  столь  поздний
звонок...
   - Милый  Олег,  неужели  вы  думаете,  что  мой  телефон  по-прежнему
обрывают молодые люди? О, я слишком много  пожила  в  этом  мире,  чтобы
спать по ночам, и  слишком  жизнелюбива,  чтобы  не  радоваться  каждому
звонку. Тем более, сейчас даже еще не вечер. Всего-то четверть второго.
   - Детское время.
   - Ну конечно.  Только  ночами  люди  могут  вспомнить  непережитое  и
помечтать о несбывшемся. Вы знаете, у меня есть  один  знакомый,  он  на
всех вечеринках рассказывает о Гватемале. Он  невзрачен,  неказист,  но,
когда начинает рассказывать, от его лица невозможно оторвать взгляд.  Он
искренен  и  вдохновенен!  И  кажется  эдаким  юным   богом,   атлантом,
викингом...  Как-нибудь  я  вас  познакомлю.  Вы  будете  поражены  этой
переменой.
   - Видимо, что-то очень хорошее произошло с ним в Гватемале. А скорее,
когда он там был, - он был молод и счастлив.
   - Вся штука в том, Олег Федорович, что он никогда не был в Гватемале.
   Никогда. Это я знаю точно. Но не могу в это поверить. Как и он сам.
   - И никто этого не замечал?
   - Во-первых, люди моего круга слишком заняты  собой,  чтобы  замечать
что-то в других, кроме плохого. Во-вторых, не многие теперь  скажут,  на
каком материке находится Гватемала. И в-третьих... Зачем?  Его  рассказы
столь чудесны, что всем хочется  в  них  верить.  -  Леонида  Витальевна
вздохнула:
   - Я вас заговорила, Олег Федорович. Раз уж вы звоните в такой  час...
У вас какое-то дело? Вас что-то интересует?
   - Не что, а кто.
   - Ах, неужели опять наша маленькая художница Женя Ланская?
   - Именно. Мы виделись сегодня на вернисаже графиков.
   - Женечка не очень жалует этих... Но бывает: куда  денешься,  бомонд,
тусовка. А вас как туда занесло, Олег?
   - Торгую...
   - Чем?
   -  Собой.  -  У  Олега  едва  не  вырвалось  принятое   у   политиков
наименование присутствия на каком-либо мероприятии... Но он постеснялся,
заменил  не  вполне  адекватным,  но  близким  по  смыслу.  Но   Леонида
Витальевна поняла:
   - О да. Вы теперь звезда. Мне даже пришлось  слышать  от  кого-то  из
коллег более изысканное выражение... Хотя он произнес его и  иронически,
но... Принц финансового потока, так, кажется. Это неологизм или принятая
у маклеров идиома?
   - Идиома.
   - Вас есть с чем поздравить?
   - Пока нет.
   - Звучит все равно красиво. Что вы хотите знать о Ланской?
   - Ее настоящее имя.
   - Евгения Ланская - не псевдоним.
   - Вы упоминали, что это фамилия бабушки. Кто ее родители?
   - У вас, кажется, серьезные намерения, Олег Федорович?
   - Более чем.
   - Ну тогда... Тем более,  в  нашем  кругу  это  не  только  не  тайна
мадридского  двора,  но  -  постоянный  повод  для  злословия.   Женечка
безусловно талантлива. Она же не виновата, что ее родители столь богаты!
И хотя сейчас  принято  считать  богатство  синонимом  нечистоплотности,
кто-то в этом мире ведь должен богатеть?
   - Богатым быть не запретишь. Но и не прикажешь.
   - Олег, вам очень не идет повторять расхожие выражения.
   - Виноват.
   - Нет, это я виновата. Бессоница, знаете  ли.  Вот  я  и  пытаюсь  ее
скрасить разговором с вами. Иначе тени прошлого обступают, и  порой  они
навязчивы, как отвергнутые кавалеры. - Леонида Витальевна  вздохнула.  -
Так вот, о Женечке Ланской. Ее  отец  -  Александр  Гедиминович  Брагис,
вице-президент банка "Интеркредит". Слышали о таком?
   - Естественно.
   - Мама  -  Инесса  Робертовна  Декельбаум.  Кажется,  она  занимается
туристическим бизнесом или чем-то в этом  роде.  Вас  интересует  что-то
еще?
   - Она живет одна в своем шале?
   - Вопрос бестактный, Олег Федорович, но от вас стоило его  ожидать  -
вы же финансист. У вас прямая - кратчайший путь к цели.
   - О нет. Прямо только  вороны  летают.  А  для  биржи  прямая  -  это
витиеватая совокупность кривых. Восходящих и нисходящих.
   - Вы хотите знать, есть ли у нее кто-то?
   - Нет. Это лишнее знание.
   - Тогда почему...
   - Я приглашен в гости. Боюсь нарушить чей-то покой.
   - Более всего вы нарушите свой. С Женечкой Ланской... Она - как море.
С ней ничего нельзя знать наверняка.
   - Вот это и страшит.
   - Не такой уж вы пугливый...
   Олег не ответил.  Мысли  неслись  в  голове,  как  листья,  сорванные
порывом урагана.
   - Олег Федорович?
   - Да.
   - Можно и я задам вам вопрос?
   - Конечно.
   - Только ответьте  быстро.  Тогда  это  будет  правдой.  Вы  увлечены
Ланской?
   - Мы виделись несколько раз и... Она не перестает меня удивлять.
   - Вы еще очень молоды, потому и не разучились удивляться.
   - Жизнь это поправит.
   - А вот это будет действительно жаль.

Глава 75

   Победа благоволит смелым. Тем, кто смеет ее добиваться. Вот эта  -  и
еще одна мысль, даже не мысль - фраза, популярная в запредельно  дальнем
теперь революционном прошлом, брезжила в воспаленном от усталости  мозгу
Олега Гринева:
   "Мир хижинам, война дворцам!" Он гнал автомобиль к Рублевке.
   Заглянул по пути в какой-то круглосуточный  магазин  -  Олег  называл
такие "вечнозелеными", - купил мокасины и  куртку.  Куртка  должна  была
скрыть наплечную кобуру. Да и заявляться к господам жизни в сапогах было
совсем не по понятиям.
   Хотя... "Хотя мы не господа положения, но по положению мы - господа!"
   Бред лез в голову. А тут еще  дождь  припустил  было  и  -  перестал,
сделав ночь душной  и  влажной  и  обещая  под  утро  пролиться  ливнем,
молниевыми разрядами и освежающей грозой. Может быть, утром так и будет.
А пока - голова была тяжкой,  словно  наполненная  теплой  патокой;  вот
только никакой сладости - во рту горчило  от  выкуренных  сигарет.  Олег
палил их одну за одной.
   Ни мыслей, ни плана. Зачем он мчится через ночь? Что его ждет? Что он
скажет и кому?  Или  -  вовсе  не  станет  ничего  никому  говорить  или
объяснять,  и  единственным  существенным   аргументом   сейчас   станет
крупнокалиберный "магнум", покоящийся в оперативной  кобуре?  Как  шутят
американцы? "Господь Бог создал людей разными, а потом полковник Самюэль
Кольт создал револьвер, чтобы уравнять шансы".
   В России все крайнее десятилетие  шансы  выравнивали  именно  так.  И
пусть вместо кольта  чаще  всего  работали  "Калашников"  или  "тульский
Токарева", результат был столь же фатален. Или - в этом и есть  мудрость
жизни?  Когда  непросчитываемая  энергия  дерзких   ломает   многолетние
расклады властных, тонкие многофигурные комбинации умных, тупое упорство
сильных? Но и дерзкие,  отыграв  свою  роль,  скоро  уходят  в  небытие,
уступая место другим.
   И кто были эти другие? И кто он, Олег  Гринев?  Финансовый  недоумок,
игрок или - проходной валет, какого играют большие умные дяди  до  поры,
чтобы прихлопнуть с маху мухобойкой, словно пчелку, сдуру залетевшую  на
чужой купеческий стол и пролитое варенье?..
   Неожиданно Гриневу стало грустно. Куда он ломится,  что  он  пытается
сделать, зачем? В его стране за десятки и сотни лет  ничего  существенно
не поменялось: всегда здесь было "трое с сошкой, семеро -  с  ложкой"...
Что, "элита" помельчала? Были  и  личности,  но,  если  честно,  "элита"
всегда состояла из тысяч  и  тысяч  прихлебателей,  только  если  раньше
варилась  себе  тихо  в  собственном  соку,  то  теперь,  под   взглядом
телекамер, себялюбие, эгоизм, краснобайство "слуг  народа"  и  безмерное
мздоимство и продажность  чиновников  стали  восприниматься  просто  как
"нормальное явление": везде так.  И  вместо  идеала  победы  или  успеха
идеалом стало набитое чрево...
   Компьютер показывал, что меченый убийца все еще на Рублевке.  Кто  он
Жене?
   Сердечный друг? Личный телохранитель?  Охранник  от  папы?  Александр
Гедиминович в банковском мире фигурой был, может, и не столь  известной,
как  модные  олигархи,  но  очень  значимой.  Он   контролировал   серые
финансовые потоки, перемещавшиеся из стран Средней Азии в страны  СНГ  и
на  Запад,  контролировал  и  обратные.  "Белая"  составляющая  в  играх
Александра Брагиса была от  силы  процентов  десять;  вопрос:  сам  папа
участвует в играх или кто-то, кто стоит за "Интеркредитом"?
   Олег  остановил  автомобиль  у  маленького  ночного  кафе.  Взял  два
эспрессо и шоколадку. Не сказать, что голова сильно прояснилась. Но, как
ни странно, пока он сидел и  меланхолично  прихлебывал  кофе,  глядя  на
редкие  автомобили  за  окном,  мысли  его  переменились:  он   перестал
размышлять и о вечном, и о том, что ему предстоит, и о  том,  что  может
так и не случиться в его жизни; он перестал переживать по  этому  поводу
совсем. Даже дело, которым он был занят, перестало волновать  его:  если
он это не сделает, это сделает кто-нибудь еще. Не сейчас, хуже, чем  он,
но сделает, А он... Ему нужно приехать в  рублевское  поместье  великого
князя Александра Гедиминовича и дщери его Евгении легким и  пустым,  как
июньское утро.
   Только тогда он сможет  хоть  что-то  понять  и  что-то  сделать.  Не
предать прошлое. Не потерять настоящее. И - найти будущее.
   Олег набрал номер Жени Ланской... Часы показывали без четверти два.
   - Да?
   - Женя, это Олег Гринев. - Ого.
   - Кажется, вы приглашали на ужин.
   - Ужин? Если вас устроит что-то легкое...
   - Я вас разбудил?
   - Нет. Только-только разъехались гости. Весь ужин они и съели.
   - Гости?
   -  Художники.  Милый  народ:  они  злословят  тебя  только   в   твое
отсутствие. А так - очень даже милый.
   - Настоящие художники?
   - Разные. Половина из них кормится от всяких фондов, другая  половина
голодает. Оттого они меня и не сильно любят. Но я не  обижаюсь.  Я  была
как-то в гостях у одного. У него квартира похожа  на  конуру.  Нелюбимой
собаки. Словно он сам обиделся на себя на всю жизнь. Вы далеко?
   - Минутах в двадцати.
   - Я успею пожарить шашлык в камине. Вы не против?
   - Я - за.
   - Какая у вае машина? Я позвоню на пост, чтобы пропустили.
   Гринев назвал.
   - "Нива"?
   - Удивлены?
   - Немного. Ваш смокинг стоит дороже.
   - "Быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей..."
   - "...К чему напрасно спорить с веком..."
   - Да. Смокинг, как и костюм, - униформа. А я буду  у  вас  с  частным
визитом.
   - Вы меня заинтриговали, Олег.
   Гринев вернулся к машине, сел за руль. 'Открыл компьютер. Маячок  был
на месте. Ну что ж... Интрига налицо. И что  это  означает?  Чему  быть,
того не воротишь, что будет, того не вернешь.
   Кофе  подействовал.  Голова  сделалась  ясной,  дорога   стремительно
неслась  под  колеса   мелодия   радио   "Ностальжи"   будила   странные
воспоминания о временах, в какие Гринев еще не жил. Сначала  удивительно
щемящая музыка Гершвина - о  времени  лета,  случайном,  как  видение...
Потом волнующая с детства песня Тухманова на стихи  Николаса  Гильена  -
"Когда это было, когда это было - во сне,  наяву..."  И  он  уже  словно
летел не только в потоках душной  предгрозовой  ночи,  но  и  в  потоках
своего сознания, и сознаний иных, выдумавших  тысячи  миров  и  успевших
поделиться ими с людьми...  "Во  сне,  наяву  по  волне  моей  памяти  я
поплыву..."
   А потом зазвучала другая песня, и Олег  подпевал  ей,  незаметно  для
себя...
   Журавль по небу летит, корабль по морю идет, А что меня, куда  влечет
по белу свету, И где награда для меня, и где засада для  меня  -  Гуляй,
солдатик, ищи ответа...
   На въезде в поселок "улучшенного типа" - ряды особняков с  поместьями
стоимостью в миллионы и десятки  миллионов  ненашенских  зеленых  денег,
который просто язык не поворачивался назвать  "дачным",  машину  Гринева
остановил охранник.
   Олег назвал себя. Охранник кивнул. Предложил проезжать. Сказал что-то
неведомому собеседнику по переговорному устройству.
   Особняки никакого "товарищества" не представляли. Нет,  дорожки  были
ухожены, территория вылизана и безопасна: эдакий  кусочек  Нью-Джерси  в
самом центре России. Еще бы гномиков... Нет. Гномики живут в Цюрихе, это
даже кошкам известно. А здесь за каждым забором  киплинговские  джунгли.
Где каждый - сам за себя.
   Олег чувствовал себя превосходно. То ли кофе был настоящим, да еще  и
мастерски приготовленным, то ли - как в драке: кончалось время ожидания,
близилось  время  действия,  и  умные  железы  выбрасывали   потихонечку
бодрящий адреналин в кровь,  чтобы  не  убить  его  в  случае  настоящей
схватки безмерной дозой.
   "Гуляй, солдатик, ищи ответа..."
   Рулить по ухоженным до зеркальности австрийских автобанов дорожкам  -
одно удовольствие. Вот только "Нива" в эдаких декорациях - как "Москвич"
на просторах Невады: существо экзотическое.
   А вот и шале. Выстроено несколько экстравагантно, но, надо  полагать,
удобно для пользователей. Красивая подсветка, красивые сосны...  Что  за
этой декорацией?
   Все ненужные  мысли  исчезли,  ушли,  растворились...  Осталась  лишь
уверенность: победа благоволит смелым. Тем, кто смеет  ее  желать.  Тем,
кто ее достоин.

Глава 76

   Женя Ланская вышла  встретить  Гринева,  как  только  он  припарковал
машину.
   Она  была  в  джинсовой  рубашке  навыпуск  и  свободных  вельветовых
джинсах. Олег успел взглянуть  на  экран  компьютера.  Меченный  маячком
субъект был рядом.
   ...Что он помнил еще, кроме вельветовых  джинсов?  Что  было  там,  в
квартире Мурдина? Ботинки? Кроссовки? Мокасины?  Он  не  помнил.  Помнил
только  вельветовые  джинсы  и  яркую   вспышку,   отправившую   его   в
беспамятство. Что он упустил? Ну да:  он  никогда  не  видел  фотографии
Евгении  Александровны  Ланской.  Ее   описала   по   телефону   Леонида
Витальевна. И все. Но ее же принимали на раутах! Принимали. За кого?..
   Олег  закрыл  "лэптоп",  опустил  на  пол,  под  сиденье,   спрыгнул,
захлопнул дверцу. Растянул губы в улыбке.
   Женя уже спустилась по лестнице, мельком взглянула на него,  странное
разочарование отразилось  на  ее  лице...  Она  словно  притормозила  на
полпути; так бывает с людьми, торопящимися заключить кого-то в объятия и
натыкающимися на холодный, полный бессознательного неузнавания взгляд.
   Чувствуя жуткую, непонятную неловкость, Олег развел руками:
   - Я приехал. И кажется, вы не рады.
   Женя изобразила на губах улыбку:
   - Странно. Но - пройдемте в дом.
   Они поднялись в прихожую, прошли холл, оказались в столовой. Стол был
сервирован на двоих, горели свечи.
   - Что - странно? - спросил Олег. Лицо девушки было непроницаемым,  но
губы уже сложились в гримаску готового заплакать ребенка.
   - Вы приехали... по делу, Олег. - Вздохнула печально:
   - Значит, интуиция меня не подвела.
   - Почему вы так решили? Потому что я - без букета?
   - Дежурные букеты мне так же неинтересны, как и вам. Просто... Была у
меня мысль: надеть малиновое платье и шею  украсить  рубинами...  Вы  не
находите, что это было бы смешно?
   Она подошла к столу, задула свечи на канделябре, зажгла верхний свет.
   - Так лучше, не правда ли?
   - Не уверен.
   - Я уверена. У вас в глазах столько тревоги, что ни к чему множить ее
мнимыми плащами теней, какие свивают свечи...
   - Очень поэтично.
   - Это из песни. - Девушка вздохнула, уже вполне справившись с собой.
   Улыбнулась устало:
   - Но ужином я вас накормлю. Как обещала. Шашлык из свинины.
   Хорошо  прожаренный.  Печеный  картофель.  Маслины.  Томаты.   Соусы.
Бургундское. Вам налить бокал?
   Смущение Олега росло. Ему было так неуютно, что и сказать нельзя...
   - Или - бог с ними, с формальностями? Стаканчик бренди для храбрости?
И - излагайте свое дело. Ради которого  вы  примчались  сюда  в  третьем
часу.
   - Не обижайтесь, Женя...
   - Я не обижаюсь. Итак, что вас интересует? Знакомство с моим папой?
   Знакомство с дядей Максимом? С кем-то еще? Вы же деловой человек,  не
стесняйте себя глупыми правилами. - Девушка снова вздохнула,  на  глазах
появились слезы. - Только не нужно на меня так смотреть. Я сейчас говорю
и  делаю  что-то  несуразное...  А  что  прикажете  делать  девушке  без
определенных занятий, вся печаль которой - в том, что  ее  ник-,  то  не
принимает всерьез? И в том, что она - дочь своих богатых  родителей?  Ну
не виновата я в этом, понятно?  Только  не  говорите,  что  меня  деньги
испортили!
   - Чаще портят не деньги, а их отсутствие.
   - Деньги... Что они  дают?  Прежде  всего  и  всего  лишь  -  иллюзию
свободы.
   Быть  там,  а  не  здесь,  жить  так,  а  не  иначе.  Человек  словно
проплачивает билет, которым никогда не воспользуется. Как мой отец.  Как
моя мама. Как я. Деньги не прибавляют ни таланта, ни удачи.
   - Но могут подготовить успех и облегчить подъем.
   - Пусть так. Но я в этом не виновата!
   - Разве я вас обвинял, Женя?
   - Хуже. Вы отнеслись ко мне... как с средству. Ко мне  все  относятся
как  к  средству.  Одни  -  как  к  средству  с  кем-то   познакомиться,
коллеги-художники - чтобы подкормиться или  подзанять  деньжат,  которые
они никогда не отдадут...
   - Вы же сказали, что вас это не раздражает...
   - Это - нет. Вы ведь поняли, что меня раздражает?
   - Да.
   - Жаль.
   - Что - жаль?
   - Что вы - такой умный и проницательный молодой человек, но притом  -
такой же, как остальные. Жаль.
   Женя плеснула себе в стакан джина, выпила махом, мотнула головой:
   - Что остается бедной девушке? Напиться, вот и все.
   - Женя...
   - Не нужно реверансов. Что вас интересует, Гринев? Или - кто?
   - Вы живете в этом доме одна?
   - В каком смысле... А, вот что... Да. И почему вас это интересует?
   - И сейчас мы одни?
   - В доме - да. Внизу, в цокольном этаже, есть охранник.
   - Он... он может нас слышать?
   - Нет. Входить в жилые помещения он имеет право, только  если  я  его
вызову.
   Или если произошел взлом и в дом проник злоумышленник. Гринев,  может
быть, вы объясните, что все это значит?
   - Вам это нужно?
   - Да. По крайней мере, я не буду чувствовать себя оскорбленной.
   - Если женщина захочет почувствовать себя оскорбленной, она  приложит
к этому все усилия.
   - А вот это - уже бестактно.
   - Да уж какой такт от любителя наживы.
   - Кажется, вы разозлились. Я слишком много разговариваю?
   - Может быть.
   - Тогда - говорите вы. Что вас привело в мой дом?
   - Убийство.
   - Убийство?!
   - Да. Двойное.
   - И кто кого убил?
   - Пытаюсь это выяснить.
   - Подождите, Гринев, у меня не укладывается в голове... При чем здесь
вы?
   - Вот это я и хочу выяснить: при чем здесь я.

Глава 77

   Женя присела на край стула, задумалась:
   - Впечатление нездорового субъекта вы не  производите.  Свихнувшегося
от  переработки  -  тоже.  Наркотики  вы  не  употребляете.  К  алкоголю
равнодушны. Тогда - что случилось?
   - Долго рассказывать.
   - Кратко. Самую суть. Не забывайте, вы у меня в доме.
   - Вчера ночью убили человека. Я при этом присутствовал.
   - Присутствовали?! В каком же качестве?
   - В бессознатель