аже Есенин не интересует. Они так и варятся в собственном соку, пока
не превращаются в бурую однородную массу.
   - Может быть, из этого бульона и возникнут гении?
   - О нет.  Из  этого  бульона  возникнет  только  холодец.  Да  и  тот
употребят завсегдатаи кабаков под водочку.
   - Что с вами, Женя? Вы богаты, вы можете выбирать все, что  пожелаете
в этой жизни, и вы - брюзжите?..
   - В мирах, в которых я вращаюсь, мне неуютно. А в каком уютно - я еще
не нашла. - Женя помолчала, добавила:
   - Мне кажется, в этом мы похожи.
   - Такой мир нельзя найти. Его можно только выдумать. Создать.
   - У вас получается, Олег?
   - Я стараюсь.
   - Я тоже стараюсь, но пока... Когда ждать  вас  в  гости?  Только  не
подумайте, что я навязываюсь. Просто...  вы  странный.  Может  быть,  вы
посмотрите на то, что я делаю, и увидите  мой  истинный  путь?  Если  он
есть... Это эгоизм, конечно, но взамен я угощу вас  вкусным  ужином.  Вы
приедете, обещайте!
   - Да. Я приеду.
   - А знаете, что я вдруг подумала? Вот странно, мы вращались все время
где-то рядом, а никогда не пересекались. А в  последние  несколько  дней
буквально натыкаемся друг на друга. Почему?
   - Я подумал о том же.
   - Это символично.
   - Нет.
   - Нет?
   - Просто у дураков - мысли сходятся. Женя улыбнулась:
   - Только сами они - никак.
   - Потому и дураки.
   - Дурак у нас - это не глупость. Это особый склад ума, когда человек,
как ребенок, не слишком понимает этот мир, но зато - верит в него.  И  в
тот, что вокруг, и в тот, что он придумывает сам.
   - Вера в нашем мире - плохая замена расчету.
   - Разве у нас есть выбор, если мы - такие?
   - Вы правы, Женя. Самое  грустное,  что  выбора  нет.  Ни  у  кого  и
никогда.
   - Дело не в дорогах, которые мы выбираем, а в  том,  что  внутри  нас
заставляет выбирать дорогу.
   - Хорошо сказано.
   - Это не я выдумала. Это О'Генри. Он своей наивной верой  и  добротой
на столетие вперед оправдал весь американский практицизм.
   - А кто оправдает наш?
   - Вы думаете, нас придется оправдывать?
   - Да. Русские  вообще  таковы:  бессмысленно  мы  жить  не  хотим,  а
осмысленно - не умеем.

Глава 69

   С презентации Олег уехал уставшим. Не успел  вежливо  раскланяться  с
Женей Ланской, как на него тайфуном налетела  Светлана  Заметельная:  ее
вопросы сыпались как град  палочных  ударов;  она  постоянно  словно  бы
пыталась уличить Гринева в чем-то  скверном  и  недостойном.  Работающая
камера и жестикулирующая дама привлекли  внимание:  эскорт  журналистов,
сопровождавших Гринева от конторы, остался за дверями  элитной  тусовки,
но кое-кто просочился.
   - Не кажется ли вам, Олег Гринев, что таким, как вы, людям чистогана,
не место  в  мире  искусства?  -  закончила  свой  наезд  темпераментная
Заметельная.
   - А что есть искусство, как не чистоган, и что есть чистоган, как  не
искусство? - ответил  незамысловато  Олег,  а  оператор  притом  наезжал
оптикой на его усталое лицо.
   Что оставалось Гриневу? Только улыбаться, стараясь верить, что улыбка
его  выйдет  на  "картинке"  жизнеутверждающей,   полной   оптимизма   и
мистической  загадочности.  А  впрочем,  любой   "ответчик",   исключая,
понятное  дело,  лиц   сановных   и   сановитых,   имеющих   собственные
пресс-службы,   беззащитен   перед   телеобъективом,    вернее,    перед
журналистом: с помощью  монтажа  и  закадрового  комментария  из  любого
человека можно сделать и гения и злодея. В  соответствии  с  пожеланиями
заказчика.
   Сразу следом за Заметельной к  Олегу  подскочил  маленького  росточка
толстенький живчик и,  прихохатывая,  рассыпая  хохмочки  и  непрестанно
украшая речь цитатами из бородатых анекдотов, пытался выведать у  Олега,
к чему идет Россия; следом важно подошел  штатный  печальник  за  Святую
Русь  и  потребовал  отчета:  кто  заказал  Гриневу  издевательство  над
народом: мировое масонство или продажное правительство?
   И  только  в  банкетной  зале,  куда  Гринев  наконец  добрался,   он
положительно  засиял:  бокал  шампанского,  рюмка  водки  и  вожделенный
бутерброд  пролили  на  его  щеки  румянец,  наполнили  разум  легчайшей
эйфорией, и вот  Олег  уже  сам  рассказывал  анекдоты  и  комментировал
представленное в залах "высокое искусство" столь  заразительно  и  живо,
что сначала хохотала ближняя  часть  присутствующих,  а  потом,  завидуя
бесшабашному  веселью  на  скучном  мероприятии,  к  Гриневу  потянулись
персоны значительные, и было в выражении их лиц нечто  странное,  эдакая
смесь суетного:  "Что  происходит?"  и  "Как  бы  не  опоздать..."  -  и
незыблемого, чиновного:
   - "Мы знаем гораздо больше, чем можем сказать, а говорим  только  то,
что хотят услышать..."
   В их сдержанных улыбках читался  один  вопрос:  "Кто?!"  Кто  победит
завтра, к кому присоединяться? Нет, можно присоединиться и к  заведомому
победителю, но тогда ты получишь лишь кормовое место, а сейчас  -  можно
еще и банчок сорвать...
   И все это - в полувзглядах, в движениях бровей, в понимающих  кивках,
в  неприступном  величии  или,  наоборот,  показной  браваде...  Мастера
подковерных интриг плели сети из воздуха, из ничего, потому что привыкли
за случайностями видеть  закономерности...  И  вчерашнее  рукопожатие  с
самим Максимом Евгеньевичем не осталось незамеченным, и, если бы  Гринев
сейчас  честно  стал  убеждать  кого-то,  что   это   была   совершенная
случайность, кто бы ему поверил? Вот именно, кто?  Порой  ему  казалось,
что и сам он уже не верит в эти случайности, в веселое лопотанье Женечки
Ланской, в  "дядю  Максима",  в  полувзгляды  людей  значимых,  опытных,
умных...
   Все эти мысли неслись в голове Гринева сами собой,  словно  годовалые
мустанги, еще  не  прирученные  уздою  и  плетью...  А  он  -  продолжал
вспоминать что-то из времен франкфуртского  студенчества,  когда  они  в
изряднейшем подпитии заладились купаться с какими-то итальянками нагишом
в Майне, и как бежали от полиции, и как  ломились  в  крохотную  частную
гостиничку семейства Гринберг...
   Глава семейства, Марк, оказался бывшим московским  деловым  и  принял
загулявших студентов  вместе  с  итальянками  со  всем  радушием,  выдав
страждущим по простыне и  скрыв  на  кухне  крохотного  ресторанчика  на
первом этаже от недремлющего ока полицаев... А  потом  -  была  водка  с
пивом, и селедка с картошечкой, и уставшие итальянки полегли вповалку на
мягких пуфиках, а они с Марком до утра травили анекдоты, пели  советские
песни, снова травили, ухохатываясь до слезной усталости...
   ...На самом деле  Олег  ничего  этого  не  рассказывал  -  он  просто
почувствовал вдохновение того вечера, тот кураж и ту усталость, и сейчас
его тащило, и он травил анекдот  за  анекдотом,  и  гости  подхватывали,
забывая о рангах и чинах, и веселье постепенно ширилось, и не  было  уже
здесь ни чиновных, ни богемных, и  каждый  плел  какую-то  историйку,  а
остальные внимали рассказчику с необъяснимым сочувствием и даже азартом,
готовые в каждое мгновение взорваться едва сдерживаемым хохотом...
   Ушел Гринев по-английски. И, сев в поджидавший его лимузин, откинулся
на сиденье с  чувством  тяжкой  усталости  и  -  грусти...  Оттого,  что
беззаботность дается ему все труднее, и все  труднее  ему  вспоминать  о
важном в этой жизни, и все чаще приходится контролировать себя... И  эту
же грусть он видел и в лицах отъезжающих еще раньше чиновных... Маски...
Если носить их слишком долго, они срастаются с лицами и становятся ими.
   - Ты был в ударе, Медведь! - услышал он голос Борзова, подняв  к  уху
мобильный.
   Олег хотел что-то ответить, но только кивнул.
   - Таким бесшабашным может быть лишь человек,  полностью  уверенный  в
успехе!
   Или - сумасшедший!
   - Может быть, я и есть сумасшедший?
   - Да? И что это меняет? Ты был на хорошем нерве, и это  почувствовали
все!
   Сейчас - отсыпайся. Завтра вся пресса грохнет!
   Мысли ворочались в голове Гринева тяжело-тяжело,  как  вросшие  в  ил
валуны.
   "И что это меняет?.." Эта фраза вяло  покачивалась  в  мозгу,  словно
плавучая трава на томной и теплой воде лесного озерка.
   - Что нужно сказать, Медведь?
   - Доброй охоты.

Глава 70

   - Домой, Олег Федорович? - спросил водитель.
   Домой? Как будто у него остался дом.  И  даже  если  бы  он  и  стоял
где-то, большой, просторный, за крепким забором, - то оставался бы  лишь
строением, но никак не домом. Домом строение делает семья. Ту  семью,  в
какой он вырос, Олег  потерял.  Своей  не  создал.  Почему?  Или  -  ему
действительно  застят  мир  цифры,  восходяще-нисходящие  тренды,   пики
колебаний, уровни поддержки... Олег тряхнул головой.  Ты  бомж,  Гринев,
самый настоящий бомж, по  странной  прихоти  фортуны  мчащийся  в  чужом
роскошном  автомобиле  с  чужим  водителем  за  рулем  и  чужим   черным
"хаммером" позади, изображающим из себя то представительскую охрану,  то
соглядатаев.  Ты  хуже,  чем  бомж.  Ты  -   манекен,   модель,   муляж,
рассуждающий с богатой взбалмошной девчонкой о природе  вещей,  валяющий
дурака на презентации, танцующий заводным плюшевым медведем на странном,
чужом празднике... А что у тебя за душой? Ночь, и ничего, кроме ночи.
   Все еще будет. И рассвет, и солнце, и день, бесконечный, как  сияние.
А сейчас нужно делать дело.
   - В контору.
   В офисе было пустынно. Никого. А Гринев вдруг  почувствовал  страшную
усталость. И снова - жалость к самому  себе.  Жизнь  его  сейчас  словно
зависла на восходящей биржевой кривой, и падение  с  этой  высоты  может
быть стремительным и фатальным. Но... нет у него права на  это  падение.
Нет - и все тут.
   Олег  прилег  на  кушетку,  накрылся  пледом.  Нужно   хоть   немного
вздремнуть.
   Хотя бы до полуночи. Пять часов сна. И тогда ночь не покажется  такой
длинной, как предыдущая.
   Ему снилась ночь. Она была словно хрупкой, выкованной изо льда, и сам
он замерзал в этой ночи... А потом на него  надвигались  большие  катки;
они катились медленно по маслянисто  отливающему  асфальту,  и  удушливо
пахло гарью, а катки пронизывали ночь  галогенным  светом  фар,  которые
казались живыми глазами этих механизированных монстров...  Они  катились
медленно, но он почему-то не мог сдвинуться с места; от свежезакатанного
асфальта поднимался пар, но он  почему-то  тотчас  покрывался  блестящей
коркой льда,.. Да, они катились медленно, а Олег так и застыл,  а  потом
вдруг поскользнулся, упал и покатился по этому ледяному насту прямо  под
многотонные громады широких катков...
   Каким-то чудом он проскочил мимо и оказался возле какой-то трубы  или
металлического лаза, слишком узкого, чтобы он мог туда пролезть,  но  он
сделал усилие, проскользнул и - полетел вниз по гладкой,  отполированной
поверхности...
   И  сразу  оказался  в  темном  дворе,  и  какой-то   человек   взялся
отсчитывать ему деньги тысячными купюрами, вот только купюры были совсем
незнакомые... и какие-то тени толпились вокруг и требовали делиться...
   Он проснулся, рывком вскочил на диванчике и понял, что  от  холодного
пота промок насквозь. Потянул носом - нет, простуда здесь  ни  при  чем.
Просто нервы.
   Нервы,  усталость,  перенапряжение   крайней   недели   и   ожидание,
бесконечное ожидание... Разделся, пошел в  душ,  пять  минут  стоял  под
обжигающе горячей струей, потом под ледяной, потом  снова  под  горячей.
Вытерся, оделся - но уже не в костюм: джинсы, рубашка,  куртка-ветровка.
Вернулся в кабинет, подошел к компьютеру, рассеянно пролистал почту и  -
замер на месте. Сообщение  от  Роберта  поступило  десять  минут  назад.
Сейчас было четверть первого.
   "Уважаемый Олег Федорович! Нам представляется, что два ваших  запроса
можно объединить в один. А  именно:  в  двадцать  два  часа  в  квартире
шестнадцать в  доме  тридцать  четыре  улице  Н-ской  дежурным  экипажем
патрульно-постовой службы, по телефонному звонку неизвестного о скандале
в  квартире,  был  обнаружен  труп  женщины.  По  документам  -   Марина
Анатольевна   Миронова,   тридцати   одного   года,   уроженка    города
Климентьевска  Макарьевской  области.  Смерть  наступила  в   результате
виртуозного удара в область сердца острым предметом, а именно ножом  для
разрезания бумаги (немецкого производства с  характерной  рукоятью).  На
рукояти обнаружены отпечатки пальцев; идентифицировать их  по  картотеке
пока не удалось. Перед смертью женщина была жестоко избита. Сама  смерть
наступила  предположительно  с  двадцати  до  двадцати  двух  часов.  Мы
сравнили присланное вами фото с  имеющимся  у  судмедэксперта  -  полное
совпадение. Это именно та особа, которую вы разыскивали. Роберт".
   Олег мотнул  головой,  включил  в  кабинете  верхний  свет.  Нож  для
разрезания бумаги "немецкой работы с характерной рукоятью",  которым  он
вскрывал  конверт  с  компрометирующим  порно,  -   исчез.   Исчезли   и
фотографии. И что это означает?
   Пружина сработала, капкан захлопнулся.
   Что имеется? Мотив  двойного  убийства.  Ревность?  Мотив  хилый,  но
немаловажный. К нему можно прибавить другой: шантаж.
   Чтобы избавится от шантажистов, Олег Гринев сначала  убивает  Леонида
Мурдина, затем - Марину Миронову. То, что убийца довольно  легкомысленно
бросает на месте преступлений орудия убийства с отпечатками  собственных
пальцев - пистолет и нож... Кого это смутит?
   Только  в  романах  сыщики  и  следователи  ищут   пути   наибольшего
сопротивления, в нашем отечестве на все есть план, ходить ему конем!
   Итак, на  Олега  не  просто  набросили  удавку,  ее  еще  и  затянули
накрепко. Три "зайца", вернее, три человека, так или иначе  связанные  с
теневыми персонами, что имеют интерес  в  затеянной  Олегом  рискованной
биржевой игре, убиты.  Убийство  Марка  Захаровича  Розена  недоказуемо;
произошло оно при столь пикантных обстоятельствах (французы называют это
"сладкая смерть"), что вряд ли  родственники  согласятся  на  сложные  и
дорогостоящие обследования, которые вполне могут и не принести  никакого
результата. Тем  более,  свидетель-исполнитель,  Марина  Миронова,  сама
убита. Ну и Мурдин, конечно.
   Что еще? Алиби у Гринева нет на время обоих убийств. Сказать, что  во
время первого он валялся  в  совершенной  шоковой  отключке  на  лавочке
близлежащего дома?
   И кто этому поверит? Никто. В период совершения другого  убийства  он
спал. И этого тоже никто не сможет подтвердить. Арестовать и закрыть его
могут в любой  момент  безо  всяких  дополнений.  И  любой  непредвзятый
прокурор ордер подпишет немедля.  И  предвзятый  -  тоже.  Прямые  улики
перевешивают все домыслы, вымыслы и даже здравый смысл.
   Что еще смущает? Пока он, Гринев, соловьем разливался на  презентации
и  торговал  собственной  одухотворенно-уверенной  мордой  лица,  кто-то
побывал в офисе, забрал нож и пачку  фотографий  -  с  отпечатками  его,
Гринева, пальчиков, -  и  успел  совершить  убийство.  Или  -  никто  не
побывал: фотографии и нож мог взять любой из порученцев  Борзова  или  -
милая девушка Анюта, столь решительно желавшая сломать  нос  взбалмошной
стервочке Эвелине... Эдак станешь параноиком.
   Но, как учит Голливуд, если даже ты параноик, это не значит,  что  за
тобой никто не следит.
   Олег мотнул головой. Сказать, что он был испуган? О  нет,  только  не
испуг и не страх. Более  всего  его  тревожило  собственное  непонимание
того, что  происходит!  Где  же  здесь  здравый  смысл?  Зачем?  Зачем?!
Зачем?!! Вот только без истерик, ладно?
   Гринев подошел к шкафу,  открыл,  взял  пузатую  бутылку  "Хеннесси",
налил в стакан щедрую порцию и медленно  выпил.  Посмотрел  на  бутылку.
Мысль была диковатой, но естественной: нужно стереть отпечатки  пальцев.
Иначе и этой бутылкой кого-нибудь укокошат. Усмехнулся  невесело,  налил
еще, закурил, с бокалом в руке  опустился  в  кресло.  Напряжение  разом
отпустило, а пришедшая в голову  фраза  Козьмы  Пруткова  была  простой,
понятной и - все объясняла: "Если на клетке со слоном написано  "Буйвол"
- не верь глазам своим!"

Глава 71

   "На чьей руке вы натянуты  перчаткой?"  Вопрос  настойчивой  Светланы
Заметельной был, надо признать, точным.  Чего  теперь  ждать?  Звонка  с
требованием определенного действия или, напротив, бездействия? "Когда на
кону миллиард долларов, все личные  обстоятельства  человека  становятся
товаром". А проблемы - и подавно.
   Кто? Версии. Даже если они невероятны, не значит,  что  они  неверны.
"Рядом всегда должен находиться друг. Но еще ближе - враг".
   Борзов? Зачем? Убрать компаньона после того, как игра будет сделана?
   Полмиллиарда долларов - тоже сумма немаленькая, чтобы за нее  списать
незадачливого Медведя и  завладеть  шкурой.  В  свете  "совершенных"  им
преступлений - тип неуравновешенный, агрессивный,  склонный  к  насилию.
Будучи в серьезном нервном напряжении, оного не вынес,  нагородил  завал
из трупов и - отошел в мир иной путем выстрела себе в висок. И даже если
выстрел будет сделан в затылок, версия самоубийства устроит всех. Борзов
признанный мастер таких штучек, тут он не соврал.
   Кто  еще?  Анюта?  Она  -  человек  Борзова?  Или  -   кого-то   еще,
подставленная и Борзову и Гриневу? Нет ответа. Только домыслы.
   Борис Михайлович Чернов? Нет. Своего  партнера  Олег  худо-бедно,  но
изучил.
   Чернов опасается длинных и неясных комбинаций; его  принцип  прост  и
действенен: всегда присоединяться  к  победителю.  Главное  для  него  -
стабильность. "Зачем тебе это нужно, Медведь? Покупать  неизвестно  что,
терять при  этом  все?!"  Чернов  был  искренен,  абсолютно.  Его  можно
исключить. Ребята из  "коллектива"?  Те,  чьи  общаковые  деньги  хитрый
Руслан вложил в предприятие?  С  ним  должны  были  произвести  жестокий
разбор, но... У теневых владельцев матушки-Расеи  хватит  консультантов,
которые могли бы им пояснить, какое лавэ им может обломиться...
   И что они поимеют? Разборки  с  Борзовым?  За  полмиллиарда  можно  и
пободаться, тем более, делать это они умеют.  Сойдет  как  версия?  Нет.
Слишком романтическая.
   Потому что... Вот именно: потому что.
   Что по большому счету совершил  Гринев,  когда  обрушил  рынок?  Стал
"поперек характера" очень многим людям. А люди предприятия акционировали
и потихоньку банкротили, чтобы прибрать к рукам. А прибрав, то или  иное
предприятие совсем  не  обязательно  "заводить":  можно  просто-напросто
разорить дотла, освободив занимаемую заводом производственную  нишу  для
иностранного конкурента, или - отдав здания  и  территорию  под  склады,
таможенные  терминалы,  гаражные  кооперативы,  автостоянки  и   прочая,
прочая, прочая... Новые хозяйчики - люди  деловые:  зная  конечную  цель
действа - полнейшее разорение, - не желали  упускать  никакой  выгоды  и
разместили большую часть  акций  на  биржах,  надеясь  заработать  и  на
понижении...
   Олег рынок обрушил - сразу и весь! Он сыграл на руку  тихим  кидалам?
Как бы не так! Банкротство предприятия в  нашей  стране  -  дело  тихое,
кулуарное, почти семейное, а Гринев вломился в эту семейную идиллию, как
медведь в посудную лавку! Он  напряг  "социалку"!  И  сразу  -  по  всем
городам и весям, по стране!
   Скрытая вялотекущая безработица, как шизофрения, никого не пугает.  А
он - устроил показательный "психоз", и это - накануне выборов! Да еще  и
"привлек внимание общественности"! Да, это не экономика, это  -  большая
политика. А раз так -  "большие  мужчины"  подхватят  растущий  тренд  и
выровняют  его  -  возможно,  экономическими,  возможно,   политическими
усилиями, а скорее всего, и так и этак.
   На этом и строился расчет Гринева.
   Но, судя по тому, как катятся события... Олег тряхнул головой. Это же
очевидно!.. Политика! Предприятия должны лежать и не чирикать!  И  сотни
тысяч работающих останутся  без  средств  к  существованию...  Вместе  с
семьями это миллионы! А в нашей милой стране  каждые  четыре  года  люди
перестают быть людьми - они превращаются в "электо