спрашивает его сидящий напротив.
   - Во всем. Ставки очень высоки.
   - Разве? Ставка всегда одна. Жизнь.
   - Вот именно. А если ваш Гринев все-таки усомнится?
   - Мы не оставим ему на это времени.

Глава 5

   Борис Михайлович Чернов скучающе смотрел в монитор  компьютера.  Стол
его был чист: только очень дорогая представительская  ручка  и  закрытая
папка. В углу кабинета - большие напольные часы.
   - А-а-а, господин Гринев пожаловали... -  протянул  он,  сощурившись,
как только Олег появился в кабинете. - Кажется, в нашем учреждении  ленч
уже полчаса как завершился. - Чернов  демонстративно  вскинул  запястье,
посмотрел на циферблат очень дорогих часов. - Впрочем, в Лондоне как раз
начало рабочего дня. Только клерки  там  дисциплинированнее.  Вот  Томас
Иваныч там вырос, он подтвердит.
   Обращение к застывшему в дверях Тому по  имени  и  отчеству  в  устах
Чернова  выглядело  утонченным  издевательством.  Том   лишь   изобразил
уголками рта вежливое подобие улыбки, не  дождавшись  указаний,  неловко
боднул  головой  пространство,   что,   видимо,   означало   поклон,   и
ретировался.
   Гринев уселся на стул и только потом посмотрел на патрона. Произнес с
расстановкой:
   - Я не клерк.
   - Наш Медведь сегодня не в духе. А  почему,  спрашивается?  -  Чернов
вытянул руку, полюбовался стильным бриллиантом на безымянном пальце.
   - Я не клерк, - так же монотонно повторил Гринев.
   - Пардон  -  партнер,  -  чуть  кривляясь,  произнес  Чернов.  Открыл
коробку, выбрал сигару, чиркнул спичкой, со  вкусом  раскурил,  выпустил
струйку дыма, по лицу его разлилась нега отеческого добросердечия.
   - Чем мы заняты, Борис?
   - Чем? У нас трудовые будни. Мы делаем  деньги.  На  набитых  зеленью
мешках.
   Они думают, что ухватили бога за бороду, а за ниточки-то дергаем мы -
и зелень сыплется, сыплется... Не ленись, скирдуй.  Или  тебе  не  нужны
деньги? - Улыбка Чернова сделалась откровенно ернической.
   Гринев  посмотрел  сквозь  полураскрытые  жалюзи.  "Трудовые  будни".
Похожие, отутюженные  молодые  люди,  погруженные  в  напускную  деловую
озабоченность.  Такие  же  деловые  дамы.  Мерцающие  экраны  мониторов.
Заученные  движения.  Заученные   повороты   голов.   Заученная   улыбка
секретарши, встретившейся с ним взглядом.
   Искусственное освещение. Искусственная жизнь.
   Он перевел взгляд на Бориса Чернова. Тот курил  и  смотрел  на  экран
монитора. Может  быть,  это  отблески  мертвых  цифр  с  экрана  сыграли
скверную шутку, но лицо Чернова выглядело странным в таком освещении: то
ли перерумяненным, то ли  перепудренным...  Более  всего  Чернов  сейчас
напоминал восковую фигуру из  музея  мадам  Тюссо,  в  которую  прихотью
декоратора был вставлен невидимый моторчик и невидимый же  диктофон,  из
которого и доносились дежурные фразы.
   Впечатление был столь ярким, что Гринев даже  тряхнул  головой.  Нет,
ничего не изменилось, напротив: в своем вычурно-дорогом  одеянии  Чернов
действительно походил на манекен. Может, так было  всегда,  но  со  всей
отчетливостью Гринев заметил это только теперь? Олег  сидел  потерянный,
как ребенок, которого завлекли играть в чужую  сказку.  "Рекомендую  вам
подыскать другую профессию", - зазвучал в памяти голос немца-профессора.
   - Ты похож на муляж, - неожиданно для себя вслух произнес Олег.
   - Что? -  Борис  прищурился,  посмотрел  на  Гринева,  словно  сквозь
прорезь прицела.
   - Ты  похож  на  муляж.  Из  раскрашенного  воска.  Довольно  скверно
обряженный.
   - Ты пьян?
   - Хуже. Трезв. Абсолютно. Чем мы заняты,  Борис?  Ведь  жизнь  так  и
пройдет здесь, не оставив по себе ничего, кроме сожаления.
   Чернов улыбнулся, снова обрел самоуверенно-снисходительный тон:
   - Жизнь? Это игра такая. Сильные побеждают  слабых,  умные  подчиняют
сильных. Только и всего.
   - А победу над всеми  одерживают  подлые.  Те,  что  умеют  предавать
раньше.
   Чернов устремил взгляд в пустоту, и глаза его словно наполнились  ею:
стали пустыми, как матовые пуговицы дорогого клубного пиджака.
   - Зачем же так мрачно, Медвежонок? Жизнь проста. Это игра,  покер.  А
побеждает тот, кто проигрывает меньше, а  выигрывает  больше.  Только  и
всего.
   Тот, кто напрочь лишен азарта.
   - И воображения.
   - Воображение -  это  и  есть  азарт,  ставший  привычкой.  Человечек
выдумывает себе идеал, зачарованным мотыльком летит на огонь,  кажущийся
ему центром мироздания, и -  палит  крылья.  А  огонек  тот  -  всего-то
копеечная свечка на бронзовом  шандале,  от  которого  прикуривают  свои
дешевые сигарки снедаемые страстью и тщеславием игроки. -  Лицо  Чернова
ожесточилось и теперь сделалось похожим на личину каменного истукана.  -
Об этом никогда не стоит забывать.
   Губы Чернова скривились в жесткой усмешке, он  встал  с  удивительной
для его комплекции легкостью и стал скоро мерить шагами  кабинет.  Слова
его падали тяжело, как литые свинцовые пули:
   - Я похож на  муляж?!  Сынок,  свои  комментарии  можешь  высказывать
какой-нибудь  девке;  она,  может,  и  восхитится:  ах,  какой  разумный
мальчик! А для меня ты -  растяпа.  Как  говорят  американцы  -  looser.
Умничать в Германии тебя научили, а вот реально зарабатывать - нет.
   Чернов опустил жалюзи, выдвинул ящик стола,  достал  пачку  долларов,
перетянутую резинкой, грациозным движением кисти двинул  по  поверхности
стола в сторону Гринева.
   - Может, это  улучшит  твое  настроение?  Твой  процент  по  игре  на
гагаринских акциях.
   - И это - все?
   - Мой дорогой младший партнер...  Человек  получает  или  те  деньги,
которых потребует, или те, на которые согласится. Ты - из вторых.

Глава 6

   Лицо Гринева напряглось, он хотел  было  что-то  сказать,  но  Чернов
встал из-за стола, заходил по  кабинету  и  снова  заговорил  -  быстро,
энергично, словно и не он  пять  минут  назад  сидел  этакой  полусонной
мумией.
   - Я похож на муляж?! А ты? На  кого  похож  ты,  Медведь?  Я  привожу
барашков, с которых ты лениво стрижешь зеленую шерсть! Ты в  порядке,  у
тебя есть деньги, у тебя есть  досуг  пофилософствовать,  прицениться  и
оценить - свою жизнь, мою - с точки зрения вечности! Хар-о-ошая позиция!
- Чернов хохотнул нервно:
   - Я похож на муляж? Ты  преувеличиваешь,  сынок.  До  музея  восковых
фигур мне расти и расти. Я - так, подставка для муляжа. А  ты  -  вообще
вешалка. Крючок.
   Чернов застыл посреди  кабинета,  направил  на  Гринева  указательный
палец, словно ствол пистолета:
   - Ты наркоман! Ты приходишь сюда за дозой! Как в "Пиковой даме"? "Его
состояние не позволяло ему рисковать необходимым  в  надежде  приобрести
излишнее, - а между тем он целые ночи просиживал за карточными столами и
следовал с лихорадочным трепетом за различными оборотами игры".  Ты  как
бруклинский бездомный бродяга, забредший случаем  в  китайский  опиумный
театр: сидишь, смотришь, а решиться никак не можешь! Вот и пребываешь  -
в трепете и страхе!  Ты  хочешь  грез,  ты  хочешь  власти...  -  Чернов
перестал  ходить,  остановился,  подошел  к  столу  Гринева,  присел  на
краешек:
   - Не так?
   - Да не в этом дело, Борис! От этих толстопузых дядечек и  истеричных
тетечек меня уже мутит! Мне надоело заниматься мелочевкой. Полета хочу.
   - Да? А сгореть не боишься?
   - Я не мотылек.
   - Ты думаешь, что умеешь летать, Медведь?
   - Всегда стоит попробовать.
   - У тебя есть идея?
   - Есть. - Гринев помолчал. - Но нужны серьезные деньги.
   Чернов помедлил, произнес тихо:
   - Деньги будут... Что за идея?
   - Заводы. Второй эшелон.
   Чернов скривился:
   - На этом никто не играет.
   - Именно  потому,  если  вложить  реальные  деньги,  и  подъем  будет
реальный.
   Какая сумма будет в нашем распоряжении?
   - Сто миллионов долларов. Если ты предложишь клиенту хорошие условия.
   На лице Гринева если и  мелькнула  растерянность,  то  лишь  на  долю
секунды.
   - Я готов предложить пятьдесят процентов в течение  трех  месяцев.  И
даже раньше.
   - Излагай свою идею. По-дро-бно.
   Олег помолчал с полминуты, собрался, заговорил уверенно и четко:
   - Средние предприятия. Их тысячи. И стоят они миллиарды. И - не стоят
ничего. Потому  что  загружены  на  четверть  или  на  треть  мощностей.
Оборудование ржавеет или разворовывается, квалифицированные рабочие...
   - ...Спиваются. Лежалый товар. Туфта. Никому  не  нужен  прошлогодний
снег.
   - Они заработают, Борис! Если руки приложить...
   - Вот только давай без рукоприкладства!
   - Я образно.
   - Образно ты будешь клиента разводить. А мне - лучше  конкретно.  Как
ты собираешься сделать  полтинник  подъема  на  ржавеющем  секонд-хенде?
Акции их стоят копейки.
   - Пусть не стоят  ничего.  -  Гринев  вынул  из  папки  лист  бумаги,
нарисовал график-чарт, подвинул к Чернову:
   - Смотри! У меня все просчитано. Сначала мы  слегка  продавим  рынок,
здесь и здесь, потом - поведем вверх, подтянутся  "быки",  акции  пойдут
вверх, их  начнут  лопать  большие  киты,  начнутся  инвестиции,  заводы
заработают. Все логично.
   - Инвестиции, говоришь? Выглядит заманчиво. Сколько получим мы?
   - Триста процентов минимум.
   Брови Чернова поползли вверх, на губах застыла саркастическая улыбка,
но взгляд остался внимателен и серьезен.
   - Ты сказал глупость, Медвежонок. Таких подъемов не было ни у кого со
времен последнего кризиса.
   - Если кризиса нет, его нужно создать. Управляемый кризис.
   -  Управляемый  биржевой  кризис?  Ха.  Проще  развязать  управляемую
ядерную войну.
   - Борис, я работаю над этим три года. У меня на  руках  все  расчеты.
Сейчас - самое время.
   - Время... бремя... темя... стремя...
   - Мы обернемся в два конца, Борис! Посмотри...
   Поверх  первого  графика  Гринев  начертил  еще  несколько  кривых  и
проставил цифры.
   - Это приблизительная прикидка. Когда встреча с клиентом?
   - Завтра. Ты готов будешь завтра изложить это клиенту?
   - Да.
   - Аргументированно? Убедительно? С реальными цифрами?
   - Да. К утру я просчитаю все точно.
   Чернов  склонился  над  чартом,  прошептал  шелестяще,  словно  боясь
спугнуть возможный фарт:
   - А ведь на двести процентов вытянем.
   - На триста, Борис.
   Чернов затянул узел галстука, закаменел лицом:
   - Клиенту предложишь двадцать пять процентов.  На  крайний  случай  -
тридцать. Пятьдесят для него слишком густо.
   - У меня есть условие.
   - Да?
   - Я хочу равного партнерства.
   - И как ты себе это представляешь?
   - Пятьдесят на пятьдесят.
   - Не зарывайся, Медведь. - Губы Чернова скривились. - То, что я имею,
я нарабатывал годами. Клиенты мои, разводняки мои, и ты хочешь пятьдесят
процентов? Ты хочешь половину!
   - Это особый случай, Борис, и ты это знаешь.
   - Триста процентов? В пополаме? - Губы его сложились в складку, живые
глаза замерли. - Я подумаю.
   - И деньги - в офшор. На корпоративный счет.
   - Это тоже решим завтра. Но... разводить  клиента  будешь  сам.  Свои
"веселые картинки" ему  тоже  продемонстрируй.  Поручи  девочкам,  пусть
сделают графики, кривые, изогнутые, пируэты и прочую мутотень. В  цвете,
в объеме, в перспективе.
   Господин Борзов -  человек  яркий.  А  потому  любит  все  цветное  и
блестящее.
   Гринев ушел. Чернов некоторое время сидел недвижно, с  остановившимся
взглядом. Прошептал одними губами:
   - Триста процентов... От соточки... Бред, конечно, но...
   Снял трубку, набрал номер:
   - Валериан? Это Чернов. Я хочу,  чтобы  ты  подумал  вот  над  чем...
Второй эшелон. Акции. - Чернов замолчал, терпеливо  слушая  собеседника.
Перебил:
   - Ты не понял, Валериан. Я хочу знать об этом все. Жду тебя, - Чернов
бросил взгляд на часы, - в шесть тридцать. Сегодня. -  Борис  Михайлович
усмехнулся, видимо услышав очередные возражения  консультанта,  произнес
жестко, по складам:
   - Се-го-дня, Валериан. В этом мире завтра наступает не для всех. *  *
* Окна кабинета зашторены портьерами так плотно, что  здесь  никогда  не
наступает утро.
   - Ну и как наши дела?
   - Неспешно. В делах финансовых суета только вредит. Вы же знаете,  на
все нужно время. А время пока терпит.
   - Оно терпит не всех.  -  Хозяин  кабинета  упер  тяжелый  немигающий
взгляд в собеседника. - Я хочу, чтобы вы не забывали об этом.

Глава 7

   В своей квартире Олег объявился к шести. Впрочем,  это  была  не  его
квартира. Он снял ее пару лет назад: родительская опека его тяготила, да
и у всякого молодого человека "слегка за тридцать" найдется  чем  занять
себя  вечерами,  не  беспокоя  близких  возвращениями  под  утро   либо,
наоборот, полуночным сидением у компьютера.  А  когда  отца  и  мамы  не
стало... Он пытался жить дома, но  там  ему  было  совсем  скверно:  все
вокруг осталось привычным, обыденным, но  не  хватало  самого  главного:
чтобы кто-то побеспокоился  о  том,  что  ты  куришь  уже  третью  пачку
сигарет, что меряешь шагами комнату, в  которой  не  можешь  найти  себе
места.
   И Олег снова переехал на съемную,  прихватив  из  дома  лишь  старого
плюшевого медведя, тетради с записями и альбом с семейными фотографиями:
самое ценное, что  могло  пропасть,  заберись  воры  в  ставшую  нежилой
квартиру. Вряд ли бы они позарились на эти вещи, но самому Олегу было  с
ними спокойнее.
   В этой квартире, напоминающей скорее  просторный  рабочий  кабинет  с
лежаком у стены, чем уютный Дом, единственным излишеством  и  украшением
были   развешанные   по   беленым   стенам   копии   работ   французских
импрессионистов и шторы цвета спелой пшеницы:  днем  они  делали  жилище
полным воздуха; по вечерам же оно словно превращалось  в  уголок  иного,
нездешнего, не московского мира. А вот абажур над настольной лампой  был
старинным, в стиле купеческого барокко;  сам  стол  размещался  в  углу,
отгороженный ширмой; прямо над столом висела грифельная  доска  немецкой
работы,  где  четким  почерком  было  начертано  мелом:   "Если   бумага
разлинована - пиши поперек". Гринев подошел к столу, сел  к  компьютеру.
Пододвинул к себе стопку листов  с  расчетами  на  полях.  Если  расчеты
верны... А они - верны. Олег скорым  росчерком  провел  кривую  будущего
биржевого  падения,  потом  другую,  глубже,  потом  третью  -  вершиной
стремящуюся вверх.
   Нет, усидеть он не мог. Он слишком долго сидел. Слишком  долго.  Олег
открыл какой-то  справочник,  бросил,  прошелся  по  комнате,  выудил  с
книжной полки книгу, открыл наугад.
   Вся жизнь - из встреч и  расставаний,  Из  бесприютных  ожиданий,  Из
несложившихся стихов...
   Так и происходит, если ты не  найдешь  в  себе  силы  на  поступок  -
переменить время, место, жизнь - и выдумать для себя тот мир, в  котором
ты желаешь и царствовать, и править.
   Олег посмотрел на часы. Время. Оно течет  слишком  медленно  сегодня.
Когда ты готов к действию, ничто так не  раздражает,  как  необходимость
ждать.
   Олег  открыл  какой-то  справочник,  отбросил,  пометался,  встал  на
табурет, полез на антресоль. Книги, тетради,  рулоны  хлынули  с  битком
набитой антресоли разом; свернутые рулоны развернулись, на них - цветные
графики-чарты, многочисленные пометки фломастерами и надписи  на  полях:
"Гонконгский кризис", "Черный" вторник,  Россия",  "Дефолт,  Россия",  -
"Дальневосточный кризис".
   "Кризис США - Япония", "Нефтяной кризис"... Графиков было много, на .
них - все кризисы в стране  и  в  мире  за  минувшее  десятилетие.  Олег
разложил их по полу, замер,  словно  полководец  над  картами  сражений.
Поднял отсутствующий взгляд.
   Вместе с бумагами выпал семейный альбом с  фотографиями;  они  лежали
между страницами кое-как и теперь рассыпались веером. Олег устроился  на
полу, перебирая черно-белые снимки. Его родители, совсем молодые, а  вот
- в компании друзей, вот - на фоне строительства какого-то промышленного
гиганта... Словно история страны в фотографиях: снимки были  расположены
бессистемно,  но  что-то  большое,  значимое  виделось  в  них  Олегу...
Первомайская демонстрация, Олег здесь маленький, в  спортивной  шапочке,
рядом с родителями, его ладошка в ладони  отца...  А  это  кто?  Ну  да,
старик, которого он встретил в метро. Здесь он статен  и  молод,  как  и
родители. Все было, и все прошло. Вместе со временем.
   - Забота у нас такая, забота наша простая, жила бы страна родная... И
снег, и ветер, и звезд ночной полет... - напел тихонько  Олег,  повторил
почти шепотом:
   - Полет.
   ...Комната, кажется, вся наполнена светом. Отец Олега - словно добрый
великан, он подхватывает пятилетнего сына на руки, подбрасывает,  ловит,
снова подбрасывает, к самому-самому небу, а мама стоит у двери,  молодая
и совсем-совсем домашняя, и делает вид, что сердится, а полет все  выше,
смех маленького Олега громче... И вот он - словно летит, и  небо  спешит
ему навстречу перьями облаков...
   ...Огромный желто-матовый шар несется прямо на  Гринева  по  зеленому
полю, похожему на поле для голь-Фа. Олег едва уворачивается и видит, как
шар закатывается в огромную лузу. Он - словно Гулливер среди  великанов,
на огромном бильярдном поле, по которому с невероятной скоростью несутся
шары. Слышен грохот ударов кия, сопровождающийся эхом. Теперь Олег видит
у кромки стола Чернова и профессора-немца; они говорят  между  собой  на
незнакомом языке, слова их слышатся эхом, как слова исполинов;  внезапно
Чернов замечает одиноко стоящего на зеленом поле Гринева,  указывает  на
него длинным пальцем, хохочет:
   "Пропащий!" Ему вторит профессор-немец: "Финансами я  ему  заниматься
не рекомендовал! Категорически  не  рекомендовал".  Огромный  шар  летит
прямо на Олега, настигает...
   Вдруг - словно темнеет все  разом,  и  навстречу  несется  черная,  с
хлопьями снега,  тьма;  лучи  света  пронизывают  ее,  но  вязнут  в  ее
холоде... Слышен скрежет раздираемого металла, и  -  вспенившийся  снег,
клубящийся  в  холодном  неоновом  свете  фар,  будто   пух   отлетевших
ангелов...
   ...Олег проснулся и осознал, что лежит на кушетке.  Спиной  к  стене,
подтянув колени к животу. Как он ложился и как уснул - Олег не вспомнил.
   Встал, собрал фотографии, задержался взглядом на одном из снимков.
   Плоскогорье,  двое  усталых  ребят  в  запыленных   песчанках   и   с
автоматами.
   "Друзья? А у тебя  они  есть?"  -  вспомнил  Олег  слова  незнакомки.
Подошел к телефону, набрал номер.
   - К  сожалению,  вы  меня  не  застали.  Оставьте,  пожалуйста,  свое
сообщение после звукового сигнала...
   Гринев  набрал  другой.  Длинные  гудки  тянулись,  как   телеграфные
провода.
   Олег ни о чем не думал - просто  рассматривал  узоры,  расчерчиваемые
каплями на оконном стекле.
   - Я слушаю. - Женский голос был весел и мелодичен.
   - Марина, это Олег Гринев.
   - Гринев, как неромантично. А заинтриговать? Сказать, что  это  принц
Гамлет? А впрочем... Я узнала. Так что богатым тебе, Гринев, не быть. Ты
хочешь быть богатым?
   - Я хочу приехать к тебе.
   В трубке повисло молчание.
   - Марина?
   - Я думаю, хочу ли этого я. Приезжай.
   Олегу показалось, что он даже увидел, как она передернула плечиками.
   - Но через три часа у меня рандеву.
   - Я буду раньше.
   Олег спустился, сел в автомобиль. Зачем он к ней едет? Чтобы... Чтобы
- что? Не оставаться одному?
   Олег отжал сцепление и дал  газ.  Автомобиль  сорвался  с  места  под
сотку.

Глава 8

   ...Он несся по шоссе как ветер.  Вот  только  дорога  была  другая  -
ночная, летняя, пустынная. После дождя похолодало, пал туман.  Свет  фар
встречных машин дробился в капельках влаги радужным мерцанием, пока  они
проносились мимо бесплотными тенями, лее вокруг высился сплошной  темной
стеной... Олегу даже показалось на миг, что машина взлетела над дорогой,
что ночные восходящие потоки остывающей земли подхватили его, вознесли и
повлекли  все  выше,  над  черным  редким  лесом,  туда,  за  облака,  к
звездам... Олег почувствовал,  что  засыпает,  чуть  пригасил  скорость.
Теперь лес поплыл за ок