олларов.  В  течение  часа-полутора  после
открытия биржи.
   Задача ясна?
   Молодые люди лишь кивнули. Олег протянул им листки:
   - Ознакомьтесь.
   По лицам служащих было ясно - Борзов не соврал: люди эти  в  биржевой
игре были компетентны.
   - Вопросы? Возражения?
   Молчание.
   - Предложения? Предположения? Варианты?
   Снова молчание. Персонал у Борзова вышколен, ничего не скажешь.
   - Работайте.
   Потом пошли посетители. В течение четверти часа Гринев  разобрался  с
пятью вкладчиками. Троим вернул вложенные деньги, двое решили  дождаться
дивидендов.
   - Кажется, будет что-то грандиозное... - произнес маленький толстячок
и заговорщицки подмигнул Гриневу. - Печенкой чую.
   Олег лишь сложил губы в подобие прохладной европейской улыбки:
   - Не для вас.
   - Почему же? - Ухмыл толстячка сделался обиженным.
   - Ваши жалкие сто пятьдесят тысяч превратятся всего лишь в миллион. С
мелочью.
   Улыбка снова расцвела на лице посетителя.
   - Мне хватит миллиона. Мелочь оставьте себе. На чай.
   Он развернулся и вышел с "гордо поднятой головой". Впрочем,  выглядел
оттого еще более комично: трудно гордо держать голову, если она вросла в
плечи по самые уши. Олег хмыкнул про  себя:  ну  вот,  "типа  построил".
Мысли идиотские!
   Глянул на часы.
   Действие... Порой самое действенное  заключается  как  раз  в  умении
ждать.
   Даже если не знаешь чего.

Глава 47

   Телефон запиликал через минуту.
   - Медведь?
   - Он самый.
   - Ха. Ты не уехал?
   - Нет.
   - У нас тут поговаривали... И Брунхильда, помнишь ее?
   - Смутно.
   - Эта перечница уже раскатала статью на полосу... Дескать,  мошенство
есть не ловкость рук, а блуд финансового ума! Так ты вернулся?
   - Я уезжал?
   - Прекрати, Медведь, мы же солидное издание...
   - Да. Я вернулся.
   - И - что?
   - Что ты хочешь, чтобы я тебе сказал?..
   - Прекрати, Олег. Брунхильда - старый травленый кадр. И ее скандалезы
аргументированы. Если ты не  хочешь  получить  по  всей  морде  в  нашем
глянцевом брехунке к концу недели...
   - До конца недели не то что рынок, мир может поменяться.
   - Это метафора?
   - Это жизнь, старичок.
   - Я подъеду к тебе, Медведь?
   - Не сегодня.
   - Чтобы попасть в номер, к четвергу я должен иметь материал!
   - Старайся.
   - Так я буду его иметь?
   - Помнишь, как в песне, Гулин? "Думайте сами, решайте сами..."
   - Не бурей, Медведь! Ты же сам понимаешь, если  я  собираюсь  тявкать
поперек характера самой Брунхильде,  я  должен  дать  нечто!  Иначе  эта
стерва меня схрустит, как пачку чипсов!
   - Не наговаривай на себя, Гулин! На целую пачку ты не тянешь!
   - Я буду у тебя через полчаса. Лады?
   - Я занят.
   - Позволь узнать, чем?
   - Загляни на биржу.
   Не успел Олег прикоснуться  трубкой  к  рычажкам,  телефон  запиликал
снова:
   - Олег Федорович? Это "Факты", Седьмой канал. Светлана Заметельная.
   - Какие люди...
   - Не до реверансов. Мы внизу, под вашей конторой. Могу я подняться  с
оператором?
   - Я занят.
   - Интервью займет всего пять минут.
   - Тем более. Как, вы говорите, называется ваша программа?
   - "Факты". Это новостная...
   - Сейчас мы можем говорить только о сплетнях.
   - Олег Федорович, у нас хорошие информаторы на бирже... За час  после
открытия вы скупили акций на три с лишним миллиона.
   - То ли еще будет...
   - Вам не кажется, господин Гринев, что вы слегка хамите?
   - Да? Кому?
   - Прессе. А пресса этого ох как не любит.
   - Мне дело надо делать, милая барышня, а не о любви прессы думать. Вы
же не обиделись.
   - Конечно нет. Обиды  -  удел  горничных.  Так  кто  за  вами  стоит,
Гринев?
   - Без комментариев.
   - Все заметили господина Борзова, но в такой игре - ведь речь идет  о
сотнях миллионов или даже о миллиардах долларов...
   - Для репортера у вас слишком богатое воображение.
   - Для мелкого брокера у вас слишком недюжинный замах.
   - Я не брокер, я финансист.
   - Я не репортер, я корреспондент.
   - И все это очень приятно. Что дальше?
   - Господин  Гринев,  ведь  речь  идет  о  контроле  над  колоссальным
количеством предприятий реального сектора  России,  в  такой  игре  даже
господин Борзов - не фигура! Так, пешка подставная! А вы тогда кто?
   - В экономике всякое бывает.
   - Любому непредвзятому гражданину понятно, что эти предприятия  -  их
благосостояние  или,  наоборот,  разорение  -  это  не  экономика.   Это
политика. А в канун выборов - большая политика.
   - Вам бы романы писать, мадам Заметельная.
   - Мадемуазель.
   - Очаровательно.
   - Так вы заказываете нам пропуск? Мы поднимаемся.
   - Стоит ли так торопиться?
   - Работа такая, Олег Федорович. Нужно вывести  клиента  из  состояния
покоя.
   - Вывели?
   - Боюсь, нет.
   - До свидания.
   - Репортаж о бирже будет, господин Гринев.  И  прокомментирую  я  его
так, чтобы вас невзлюбили сильно!
   - За что такая немилость?
   - Я не просто корреспондент, я специальный корреспондент! Но вы  вряд
ли видели хоть один мой репортаж.
   - Сожалею.
   - Нет в вас сожаления. Так вот,  господин  Гринев!  Я  умею  отличать
реальные фигуры от скоморохов  в  кукольном  театре!  На  чьей  руке  вы
натянуты перчаткой, Медведь? Кажется, такое у вас прозвище среди своих?
   - Это не прозвище, это профессия.
   - Так кто для вас свои, а кто - чужие, господин Гринев?
   - Хотел бы я сам это знать.
   - Финансист не знает, на кого работает?
   - Хорошее завершение  для  репортажа,  вы  не  находите,  мадемуазель
Заметельная?
   - Кажется, я слышу в ваших словах сарказм.
   - Вам не кажется. К вашей фамилии слабо подходит слово "мадемуазель".
   Лучше - "товарищ".
   - Но не вам.
   - До свидания и успеха.

Глава 48

   Олег положил трубку. Телефон тут же запиликал.
   - Медведь? Это Гога.
   - Да?
   - Что - "да"? Ты быкуешь?
   - Слегка.
   - Ничего себе, слегка! К обеду вломился  на  пять  лимонов  настоящих
денег!
   Это - слегка?
   - Что есть пять лимонов в масштабах вечности?
   - Медведь, не томи! Рынок мертвый, ты  даже  если  не  пять  вольешь,
пятьдесят, он не воскреснет.
   - Гога... Каждый хочет получить лишний миллиард. Но не каждый может.
   - Ты кого имеешь...
   - И каждый делает свою игру, - не дал договорить брокеру Олег.
   - Медведь, не пыжься! Не твоего уровня такая игра, и даже  не  твоего
босса Чернова. Кстати, где он?
   - Какое мне дело? Теперь босс я.
   - На кого ты работаешь, Олег?
   - Догадайся с трех раз.
   - Медведь, не томи...
   - Гога, мы знаем друг друга тысячу лет.  Я  когда-нибудь  кому-нибудь
хоть что-нибудь сливал?
   - Только пенки. Да еще такие, какие выгодны  тебе.  Самое  противное,
что тебе все всегда верят.
   - Ну, положим, не все, не всегда и не во всем.
   - Но теперь ты зарвался, Медведь!
   - Ты позвонил, чтобы мне это сказать, Гога?
   - Нет, согласись, Олег, чутье у меня есть!
   - Отменное.
   - Я ведь из наших позвонил первый!
   - О да.
   - Медведь, ведь на бульон изойду, ну намекни хоть...
   - Мы победим.
   - Да?..
   - По всему фронту боевых действий.
   - Против кого?
   - Против всех.
   - Ты не Медведь, ты злая собака!
   - Делайте вашу игру, господа. Пока не поздно! Все,  кто  хочет  стать
богатыми, - станут.
   - Медведь, ты словно меду обожрался - так сладко  поешь!  Но  обрушил
рынок ты круто!
   - Как смог.
   - Уважаю. Но... Я же умный. Ты не можешь делать  свою  игру.  Значит,
делаешь чужую. Или...
   - Или?
   - Кто-то использует тебя, но ты ведь умный, Медведь, значит  -  и  ты
кого-то используешь.
   - Такова жизнь, Гога. А что собираешься делать ты?
   - Честно? Как все: ждать.
   - Вваришься поздно - получишь крохи с барских столов.
   - Ничего. С такой игры и крохи будут с индюка, а  куски  -  вообще  с
мамонта.
   Таким, как я, их не проглотить. Таким, как ты, Медведь, тоже.  С  кем
делишься?
   - Без комментариев. Думай, Гога.
   - У меня копчик так и свербит.
   - Может, тебе нужно к проктологу, не ко мне?
   - Злая собака Баскервилей!
   - "Голова-плечи".
   - Что?!
   - Не ори. Перевернутая.
   - Не смеши, Медведь. Чтобы вытащить эти фантики  из-под  "грунта",  и
вывести на "плечо"...
   - Гога, ты хоть соображай! Неужели ты думаешь, я  полез  бы  в  такую
авантюру, если бы не... - Медведь закашлялся, делая  вид,  что  едва  не
проговорился в азарте.
   - Актер из тебя хреновый, Олег. Но мысль я уловил.  Пожалуй,  побыкую
слегка, и ребятам посоветую. Но голову прозакладывать не рискну.
   - Разумно.
   - А  ты  ведь  свою  заложил,  а,  Медведь?  Заложил...  -  В  трубке
послышался вздох то ли  сочувствия,  то  ли  сожаления.  -  Все  у  тебя
как-то... слишком.
   Чересчур. Сверх.
   - Ты залопотал, Гога, как преподаватель катехизиса.
   - Брось, Медведь. Биржа - структурная система. И...  если  по  полной
правде, нам дают ломиться вверх-вниз только в рамках правил.  Структуры.
А нарушение правил...
   - Соблюдая правила, никогда не победишь.
   - Витийствуешь, Медведь.
   - Чуть-чуть. Ты хорошо сказал насчет структуры. Подумай над той,  что
стоит над...
   - Над биржей? Или над...
   - Пока, Гога, - перебил его Олег. - У меня много работы.
   В трубке повисла пауза. Гога ответил хрипло, словно едва справился  с
волнением:
   - Много работы?.. Если  я  все  правильно  понял...  У  тебя  впереди
бесконечность! Или - бездна.

Глава 49

   На телефонные звонки Олег отвечал еще  около  трех  часов.  Вышел  на
балкон, глянул вниз  -  о  чем  и  мечталось:  автомобили  всех  ведущих
телеканалов уже припарковались  в  удобных  местах;  журналисты  ведущих
таблоидов и газет тоже были в наличии, поставив  автомобили  так,  чтобы
отъехать при необходимости "с ходу".
   Как у классика? "Театр уж полон, ложи  блещут..."  И  пусть  пока  не
ложи, но пьесу пора начинать. А будет она комедией положений или  драмой
характеров - бог весть. Единственное, чего Олег точно не  желал,  -  это
"оптимистической трагедии". Ибо в ней, в аккурат сразу после  катарсиса,
герою полагается погибнуть. Причем самое противное, что не как-нибудь, а
- жизнеутверждающе!
   Бред.
   Олег вернулся в кабинет. Вошла Аня:
   - Вы будете обедать, Олег Федорович?
   - Спасибо, Аня, нет. Как вы съездили?
   Аня кратко и очень делово рассказала о  поездке  к  Кузнецовым,  Олег
кивал, казалось, даже не слыша ее слов. Спросил вдруг:
   - Как вам показалось, Аня, все подлинно?
   Девушка на минуту прикрыла глаза, кивнула:
   -  Да.  Обычная  семья  москвичей  "первого  поколения".   Не   очень
счастливая. По крайней мере, впечатления фальши не было:  все  на  своих
местах. Что касается вашего поручения -  я  все  сделала.  Леонид  Ильич
сказал, что все будет как надо, и пожелал вам удачи.
   Олег улыбнулся, кивнул:
   - Спасибо. И ему, и тебе.
   - Олег Федорович, еще одно...
   - Да?
   - Щенок. Баба Дуня хочет его взять.
   - Баба Дуня?
   - Евдокия Васильевна, наша уборщица.
   - А он как думает?
   - Хвостом по бокам бьет.
   - Хорошо. Выпишем ему подъемные. - Олег улыбнулся,  положил  на  стол
несколько бумажек.
   - Спасибо, - просияла девушка.
   - Ты чего так радуешься?
   - За песика. Я думала, вы его забыли.
   - Нет.
   - Олег Федорович... - Аня  помедлила,  казалось,  не  вполне  решаясь
задать вопрос.
   - Да, Аня?
   - То... то, чем вы заняты сейчас, настоящее?
   Вопрос был такой неожиданный и настолько точный, что Олег растерялся,
пусть и ненадолго.
   - Мне важно это знать, - добавила девушка.
   - То, чем я занимаюсь, - не только настоящее. Это самое настоящее.  И
- будущее.
   - Чье будущее?
   - Наше.
   Аня снова просияла, кивнула:
   - Вы только не подумайте... Я привыкла  к  своей  работе,  но...  Мне
всегда хотелось если и не сделать что-то значимое, то хотя бы  помочь  в
этом... И... очень не хотелось быть помощницей в какой-нибудь афере... -
Девушка запнулась, покраснела:
   - Извините, Олег, это я не о вас, просто...
   - Это нормально, Аня. Называется "совесть". Очень хорошо, что ты  это
сохранила здесь. - Олег обвел взглядом помещение офиса. Встретился с ней
взглядом, улыбнулся, добавил:
   - Надеюсь, и я не потерял.
   - Вы вернетесь в офис, Олег Федорович?
   - Нет. И у меня к тебе будет еще одно поручение.
   Девушка кивнула.
   Олег вынул из ящика стола стопку распечатанных на  принтере  листков,
положил каждый в отдельный надписанный конверт, подошел к сейфу, открыл,
достал с полтора десятка конвертов разной  плотности  и  веса.  На  этих
пакетах также были имена и номера.
   - Аня, здесь материалы для не самой вездесущей, но дружественной  нам
прессы. А здесь - то, что поможет господам журналистам работать быстрее.
Я попросил бы  тебя  созвониться  со  всеми  и  передать  это.  За  день
справишься?
   - Конечно.
   - Вот и Хорошо. - Олег положил на стол пачку сторублевок.  -  Это  на
такси.
   - Вы странный, Олег...
   - Мне это уже говорили... - произнес он машинально,  вскинул  на  нее
взгляд, спросил:
   - Почему?
   - Вы всегда отдаете приказания в виде просьбы?
   - Не знаю.
   - Тогда, наверное, всегда.
   - Это не правильно?
   - Я говорила уже... Я работала  во  многих  местах.  Начальники  чаще
всего нас не замечают... как людей. Мы - так, обслуга. Пер-со-нал.
   - В этом их ошибка.
   - Думаете?
   - Как только кто-то перестает замечать  людей,  он  обречен.  Видя  в
людях лишь функции, человек сам превращается в муляж.
   - Многие так живут годами. До смерти. Это удобно.
   - Что удобно?
   - Никого не жалеть. Как говорила у нас во дворе  одна  бабуся,  "всех
жалеть - жал елки не хватит".  Большая  была  ругательница.  Правда,  на
самом деле - всем помогала. Ее любили. Извините, Олег Федорович,  я  вас
заговорила. Я все выполню.
   В конторе мне сегодня еще нужно быть?
   - Нет. Завтра.

Глава 50

   Контору Гринев  покинул  "от  парадного  подъезда"  на  блистательном
"лексусе"  в  сопровождении  "хаммера",  за  которым  хвостом   тянулись
автомобили журналистов.
   За рулем "лексуса" восседал водитель с  лицом  каменного  истукана  с
острова Пасхи. Такой и пешехода, если нужно, придавит, и пассажира, если
нужно, придушит. Красавец. Атлет.
   Небольшая кавалькада вписалась в поток плавно и значимо. На  повороте
какой-то бомж-доходяга рванулся наперерез, поскользнулся и едва не попал
под  колоса.  Водитель  плавно  тормознул,  из   "хаммера"   невозмутимо
вывалились двое бритых-кожаных, один выволок бродягу за  отворот  из-под
колеса,  чувствительно  тряхнул...  Мужик  что-то  лопотал  заискивающе;
охранник легохонько, как щенка,  пнул  его  на  тротуар,  бросил  следом
бумажку: меньше пятисотенной у него не нашлось. Бродяга распластался над
купюрой, накрыв ее  всем  телом,  проворно  вскочил  и,  оглядываясь  по
сторонам, засеменил быстренькими шажками в сторону ларьков.
   Водитель Гринева продолжал восседать невозмутимым сфинксом. Бросил на
Олега взгляд, в котором словно читалось: "И  зачем  эти  суслики  вообще
живут на свете?"
   Олег усмехнулся про себя: что-что, а ему стать нищим  не  грозит.  Из
салона этого роскошного авто выхода только два:  или  на  Олимп,  или  в
могилу. Ну а поскольку  второй  выходом  считать  нельзя,  то  он,  Олег
Гринев, выйдет там,  где  нужно:  пусть  не  на  самую  вершину,  но  на
лестницу, ведущую вверх.
   За три часа Олег посетил  два  крупнейших  российских  банка  и  одну
могущественную компанию, представляющую себя не иначе как  "национальное
достояние России" и, по мнению Гринева, вовсе  не  преувеличивающую  как
свою значимость, так и свое влияние.
   Все  встречи  были  организованы  Никитой  Николаевичем  Борзовым,  и
организованы "в уровень": Гринева принимали лица  пусть  не  первые,  но
значимые.
   А вот предмет встреч можно было охарактеризовать просто:  "болтовня".
Гринев как бы зондировал от имени  холдинга  Борзова  возможность  неких
сделок, в которых он принимал участие как владелец (и  это  была  чистая
правда) некоей финансовой и  трастовой  компании,  осуществляющей  поиск
инвесторов,  проектное  финансирование,  реструктуризацию,  оптимизацию,
управленческий учет и прочее, прочее, прочее...
   Компания была  давней  схемной  выдумкой,  фикцией,  миражом,  и  все
переговоры проводились в манере "визита вежливости":  Никита  Николаевич
был весьма  солидным  и  обстоятельным  клиентом  и  притом  имел  самые
разнообразные  интересы,  а   потому   отказать   во   встрече   с   его
представителем, который, похоже, был просто "продавец воздуха", было тем
не менее сочтено во всех трех солидных организациях нетактичным.
   "Подвиги" трейдерской фирмы  "Икар  консалтинг",  какую  в  настоящее
время действительно возглавлял Гринев, как и сведения о его безрассудной
биржевой игре, в нынешний понедельник на высокие этажи упомянутых банков
и компании еще не дошли: здесь не интересовались миллионами, здесь  счет
начинался с десятков и сотен миллионов условных единиц, будь то  доллары
или евро.
   На этом и строился расчет Гринева.  Среди  журналистов,  скучающих  в
предосеннее межсезонье от недостатка информации,  способной  качественно
заполнить эфир, были люди ушлые и талантливые.  Ажиотаж  сродни  легкому
шоку в их среде Олег вызвать сумел. Теперь  оставалось  заполнить  сцену
действием. И пусть действие это происходило  пока  более  в  воображении
пишущей братии... Слово материально, а слово mass-media пусть уже  и  не
"овладевало массами", как  во  времена  Владимира  Ильича,  но  готовило
почву...  Не  лишено  было  приятности  для  Гринева  и  то,   что   вся
"артподготовка" не будет стоить  ему  ни  копейки:  падение  российского
фондового рынка и связанные с этим  возможные  социальные  потрясения  в
"выборный" год было само по  себе  явлением  чрезмерным,  рождало  массу
слухов и домыслов  и  для  любого  журналиста  -  будь  то  политический
аналитик, экономический обозреватель или просто  словоблуд-махинатор,  -
становилось  источником  своеобразного  вдохновения:  можно  было  вволю
поупражняться в избранном жанре словесного эквилибра и проявить при этом
все злоречие, все обаяние, весь блеск, что присущи лучшим представителям
второй древнейшей профессии.
   Конечно, самые пробивные из них узнают,  на  какие  этажи  поднимался
Гринев,   остальное   дорисует   их   воображение.   Другим    останется
довольствоваться только последним: ну что ж,  и  оба  здания  банков,  и
особенно компании - эдакий замок из  тонированного  стекла,  -  способны
подвигнуть  даже  суетных  людей  на  вдохновенные  строки  в  прессе  и
незаурядные репортажи на ТВ. Бог им в помощь.
   Вышколенная Борзовым охрана образовывала живой  коридор,  когда  Олег
шествовал  через  все   прибывающую   толпу   журналистов.   Иногда   он
останавливался и на  какой-нибудь  абсолютно  беззубый  вопрос  отвечал,
растянув губы в европейской улыбке  "cheese",  какой-нибудь  скучноватой
банальностью: о стратегии рынка, о выравнивании финансовых потоков...
   После  выхода  из  здания  компании  его   осветили   уже   несколько
видеокамер.
   Олег шел легко, пружинисто, целеустремленно. Хорошенькая  журналистка
сумела "прорвать" редкую цепочку охраны:
   - Светлана Заметельная, Седьмой канал. Ваши комментарии происходящего
похожи на детский лепет. А  речь  идет  не  о  памперсах  -  о  десятках
российских предприятий, о сотнях  тысяч  людей,  их  благосостоянии!  Вы
когда-нибудь скажете нам правду, господин Гринев?
   Олег остановился, внимательно, пристально посмотрел девушке в  глаза,
слыша, как работают на запись многочисленные камеры.
   - Как заметил некогда один  блестящий  политик,  говорить  правду  мы
обязаны только тем, кто имеет право требовать этого от нас.
   Странно - но журналистка смутилась. Или - ее смутили вовсе не  слова,
а взгляд Гринева - взгляд усталый, внимательный, очень-очень грустный. А
Олег...
   Он - вдруг улыбнулся искренней, обаятельной улыбкой; так он  улыбался
только самым хорошеньким д