Вы только  не  подумайте,  Олег  Федорович...  -  начал  измученный
затянувшейся паузой Кузнецов.
   - Что? - Олег поднял на него невидящий взгляд.
   - Вы не подумайте, я... я еще тогда понял, что убили  отца  вашего...
Но к  милиции  не  вышел:  испугался.  Там  же  тот  был,  который  всем
дирижировал...
   Гаишники - что? Им только штрафы брать. Ну сказал бы я им, что видел,
а разило от меня, как от разбитого штофа; послушали бы, сказали, пьяный,
да и сунули бы, чего доброго, в  вытрезвитель.  Или  -  в  клетку  -  до
выяснения. Особливо если бы им тот, главный, денег  сунул.  Он  бы  дал,
чего ему... А там... Я бы до утра не дожил.
   Олег кивнул:
   - Я вас не виню ни в чем. - Помолчал, спросил:
   - Почему вы не пришли ко мне сразу?
   - Я? - Валентин Алексеевич странно замельтешил глазами, покраснел.
   Казалось, этим вопросом Гринев застал Кузнецова врасплох.
   Олег закурил, прищурился от попавшего в  глаза  дыма,  а  сомнение  в
правдивости визитера возникло вновь. Да, логично: некто  выдумал  версию
об убийстве Гринева-старшего и  подослал  к  Олегу  визитера:  актера  с
талантом  незаурядного  импровизатора.  И  тот  отрабатывает  полученный
гонорар.
   - Вы. Вам ведь и полгода назад нужны были деньги.  А  явились  только
теперь.
   - Я боялся.
   - Теперь перестали?
   - Теперь - тоже... Но тогда... тогда  я  вообще  никому  об  этом  не
сказал.
   Даже Тоне, жене.  Гаишники  уехали,  уехал  и  тот,  кто  организовал
убийство. А я еще с час мерз в машине, как хорек  какой,  даже  пискнуть
боялся: а ну, думаю, сели в засаду эти... И - меня так же вот  приложат?
Не, умом я понимал: ну кому я нужен? А душа словно в силках: бьется, как
пойманная птичка, и сам я - с места двинуться не  могу.  И  жутко  -  до
тошноты. Тронулся, когда уже совсем ночь легла. И ехал обходной дорогой.
К  дому  добрался  уже  в  четвертом  часу.  Ночи.  У  нас  там  магазин
круглосуточный есть, ну и взял я уже водки  большую  бутылку,  литровую,
какой-то водички, запить. И трясло меня, как  окаянного,  продавец  еще,
парниша, глядючи на меня, головой покачал: дескать, с бодуна я великого,
и даже спросил: "Аршин" - то есть, батя?"
   Как без стакана? Был у меня в бардачке. Я двести грамм прям в  машине
накатил, потом в лифт, на площадке перед квартирой еще стакан, залпом. И
- домой.
   Только Антонина спросонья что-то  причитать  собралась  -  у  ней  по
настроению, когда слезы льет, когда дерется, если я на рогах прихожу,  -
так вот, я сам рявкнул на нее, зверь зверем... И  бутылка  в  руке,  она
отнимать заопасалась, и утром не забрала: боялась. Потому как в злобе  я
и сам крепко приложить могу, рука тяжелая. А отчего  злоба  та?  Да  ото
всего: и от страха, а пуще - от окаянства жизни нынешней.
   - Вы так полгода и молчали?
   - Ну. Никому ни гугу. Если б те ребята вашего отца  из  "Калашникова"
посекли или с дороги столкнули - оно бы ясно: бандюки. Они хоть и лютые,
а понятные. А то - лазером. Совсем другого разбора гуси.
   - Вы догадались, что это был лазер?
   - Да, чай, не вовсе сельские, в столице все же таки живем,  телевизор
смотрим, - с обидой даже отозвался Кузнецов. - Там покажут и не такое.
   - И все-таки... почему пришли сейчас?
   Кузнецов понуро опустил голову:
   - По правде?
   - Да.
   - Век бы мне у вас не бывать  да  этих  денег  не  видать.  Только  -
проговорился я. По пьянке.
   - Кому?
   - Антонине моей, кому ж еще? Не навовсе я пропитый, чтоб об  таком  в
шалмане зряшном разглагольствовать. Жить-то охота. А тут - накатило,  да
и в себе страх  носить  полгода  сделалось  невмоготу.  Вот  Антонине  и
открылся. Думал - полегчает. Куда там: баба как взъелась.  И  козлом,  и
дебилом, и кем похлеще величать стала. Сказала, у Гриневых  сын,  вы  то
есть, богатей. Новый русский. И чтобы я пошел и все рассказал, а  за  то
нам премия выйдет.
   Кузнецов снова вздохнул:
   - Она и Люське, дочери, не сдержалась, пересказала.  И  -  давай  они
вдвоем меня пилить, в четыре, значит, руки - только стружка  летела.  То
кричат, то плачут, то поклонами умоляют, то стращают...  И  -  махнул  я
рукой; чего теперь: то, что знает баба, - знает и свинья. А то,  об  чем
две проведали, - весь свинарник судачить будет. Вместе с коровником. Вот
я и пришел. А если честно...
   Теперь, когда вам все обсказал, даже легче стало: зачем теперь,  если
чего, им меня убивать? Ну тем, которые...  -  Кузнецов  снова  вздохнул,
добавил неуверенно, но искренне:
   - Ну и совесть мучила. Все ж человек был родитель ваш, отец,  значит,
не знал я его совсем, а зла мне не делал, а его - будто хлам бутафорский
списали. Не по-христиански это. А мир - лютым совсем  стал.  И  потакать
ему совестно, и не потакать страшно: самого убьют. Вот и  мечешься,  как
побитая бездомная дворняга: и к людям хочется, в тепло, и людей  боязно.
Я так себе думаю: простые люди жизни теперешней страшатся, каждый сам  в
себе и - не определить, кто какой: все в личинах ходят. Вот как.
   - Но вы-то опознать убийц сможете?
   - Как это - опознать? - испугался Кузнецов. - Не, если в милицию  или
прокуратуру какую, так я - ничего  не  видел  и  не  слышал!  Ото  всего
отопрусь! - Кузнецов  посмотрел  на  плотную  пачку  долларов  тоскливым
взглядом. - Зачем мертвому деньги? На том свете все бесплатно: и муки, и
радости.

Глава 44

   - Но частным образом вы их опознаете?
   - Частным? -  переспросил  визитер,  мучительно  соображая,  что  это
означает.
   Вообще-то,  он  не,  производил  впечатления  тугодума,  но,  видимо,
все-таки охмелел. - Это как?
   - Предположим, по фотографии.
   - Не в милиции?
   - Нет. Здесь.
   - Чего ж не опознать,  опознаю.  Но  не  всех  троих,  того,  который
старший. И может, еще одного.
   - Руководителя точно опознаете?
   - Точно. У него родинка на щеке приметная. И - усики.
   - Вот как раз родинку и усики и приладить, и убрать - легче легкого.
   - А, вспомнил!  Какие-никакие  координаты  этого,  старшого,  который
начальник, в милиции должны быть.  Он  же  ее,  гаишников  в  смысле,  и
вызвал. Потом вроде еще кто-то приезжал: не знаю, может, из прокуратуры,
может, еще откуда: человек все ж погиб. Они данные этого  малого  должны
были зафиксировать? Думаю, у них так положено.
   О том, что паспорт может быть фальшивый, как и его  обладатель,  Олег
Кузнецову  говорить  не   стал.   Он   постарался   сосредоточиться   на
единственном интуитивном ощущении: верит ли он сам свидетелю?
   Да.
   Олег одним движением подвинул пачку банкнот Кузнецову.  Тот  ее  взял
цепко, спросил:
   - Настоящие?
   - Да. Забирайте. Домой вас отвезут. На машине.
   - Да я чего, сам не доберусь?
   - Полагаю, это не последняя наша встреча. Так  или  иначе,  я  должен
буду предъявить вам фото. Да и... Поймите и вы меня: приходит человек  с
улицы, сплетает историю, получает десять тысяч долларов...
   - Вы мне не поверили?! Я ж как на духу...
   - Во всем должен быть свой порядок,  -  жестко  перебил  его  Гринев.
Сделал вид, что потянулся забрать деньги...
   - Да нет, раз надо, значит, надо. Чего мне скрывать  теперь?  Нечего,
факт.
   Только видал я ваши машины: мамонты и носороги! Представьте, такая  к
нам во двор прикатит, а из нее я - весь из себя! А - бабушки у подъезда?
А - молва пойдет?
   - Поедете на такси. С вами будет  моя  секретарша.  Она  поговорит  с
вашими домашними, хорошо?
   - Ну, раз так... Может, оно и спокойнее. Все-таки деньжищи...  Вы  ей
доверяете?
   Вопрос был не праздный. Доверял Олег теперь только себе. И  наверное,
паре друзей.  Если  они  у  него  еще  остались:  времена,  как  заметил
Кузнецов, теперь лютые. Но выбора  у  Гринева  не  было.  Охранникам  от
Борзова, как и водителю,  он  доверял  еще  меньше.  Вернее,  совсем  не
доверял.
   - А можно моя Антонина с нами поедет?
   - Антонина?
   - Ну да. Она в скверике, что здесь через два  дома,  битых  два  часа
дожидается. Переживает, значит. А вдруг со мною чего?.. Всяко ведь могло
статься, риск, то-се...
   Олег только усмехнулся.
   - Да нет, вы не подумайте, что я на вас грешу...  В  жизни,  понятное
дело, разное случается, а только... Что я, человека  от  урода  дрянного
уже не отличу?
   Которому своего родителя прибрать - как с апельсина кожуру обчистить!
Я по телевизору смотрел: один пацанчик свою  маманьку  в  лес  завел  за
грибами и - тюк обухом по темечку. Там и закопал. Свет она ему, вишь ты,
застила,  жить  мешала,  сволоте...  А  вообще...  Что  растишь,  то   и
вырастает.
   Кузнецов бросил взгляд на Гринева, покраснел:
   - Вы только на себя что не подумайте... Не, это мне Антонина  моя  не
шибко доверяет. Говорит, деньги получишь, еще назюзюкаешься где... Вот и
дожидается.
   - Хорошо. Захватите жену. Олег нажал кнопку селектора:
   - Аня, зайдите.
   Секретарша появилась через  минуту.  Олег  прошел  с  ней  в  комнату
отдыха, сжато и скупо пересказал  всю  историю  и  попросил  съездить  с
Кузнецовым, убедиться, что детали его  рассказа  о  семье  соответствуют
действительности.
   Значит, и в основном не налгал.
   - Да, и вот еще что... - Олег написал на  листочке  адрес,  вынул  из
стола несколько пачек долларов, сказал:
   - Это автостоянка. И магазин  по  совместительству.  Старье.  Хозяина
зовут Леонид Ильич.
   - Как?
   - Леонид Ильич. Брежневу не родственник и даже не однофамилец.  Скажи
ему, что от меня. Отдашь деньги. Мне нужна машина, наша, неприметная,  в
идеальном техническом состоянии, но выглядеть должна как "ношеная". И  -
неприметная. Где оставить, он  знает.  Что  оставить  в  бардачке,  тоже
знает. Ключи под ковриком.
   Все.
   - Но вы дали слишком много денег.
   - Чего-чего, а денег никогда не  слишком.  Три  пачки  передашь  ему,
пусть тоже оставит в машине. Оставшиеся две  спрячь  сама,  где  знаешь.
Может, пригодятся, если что.
   - Если - что?
   Олег улыбнулся искренне:
   - Я сейчас как путник. А в дороге  всякое  случается.  Если  случится
что-то... неординарное, деньги твои.
   - Олег, я...
   - Все. Давай работать, а?
   - Олег Федорович, можно мне спросить?
   - Это важно?
   - Да.
   - Почему ты... почему вы мне доверяете?
   Олег помолчал, ответил:
   - Больше некому.
   Девушка внимательно посмотрела на него, лицо ее посерьезнело.
   - Я не подведу, Олег.
   - Я верю.
   - С вами все будет хорошо, правда? - спросила она Гринева.
   - С "тобой", - поправил он.
   - С тобой.
   - Пойдем, я вас проведу. Из кабинета есть выход на черную лестницу.
   - Я не знала. На случай пожара?
   - Да. Сейчас как раз такой случай.

Глава 45

   Олег остался один.  "Справлюсь".  Легко  сказать.  Он  стиснул  зубы,
закурил.
   Больше  всего  ему  хотелось  плакать.  Сейчас  нельзя.   Потом.   Он
улыбнулся, но совсем горько. Люди так часто и так много откладывают  "на
потом", что это не поместилось бы и в две жизни.  А  впрочем...  Главное
для мужика - его семья и его дело. Семьи нет, а дело... Его нужно делать
сейчас. Потому что то, чего не сделаешь сейчас, не сделаешь уже никогда.
Мир изменится. Как и ты сам.
   До сегодняшнего утра его мир был  прост  и  понятен,  теперь...  Все.
Эмоции - тоже потом. Теперь - думать.
   Его отца убили. Убийцы были хорошо подготовлены и  экипированы.  Отца
устранили, умело выдав это за несчастный  случай.  Мама...  Мама  просто
ушла вслед за ним. В ту же ночь. Как только  узнала.  Сердце.  Наверное,
она просто хотела снова быть рядом с ним. Как была всегда.
   Гринев  помотал  головой.  Нет,  без  эмоций  не  получается.  А  что
получается?
   То, что он совершенно не знал своего отца. Чем он занимался последние
двенадцать лет? Чем занимался раньше? Где искать причину его убийства? В
прошлом? Или - в настоящем?
   Олег снова закрыл глаза; ему вспомнилась поминальная трапеза, подруги
мамы - с красными веками; он сам, облаченный в черный пуловер и в черном
галстуке.
   Сослуживцы отца...
   - ...Если будет что-нибудь нужно... Я сейчас  консультирую  некоторые
корпорации, в приватном, так сказать,  порядке...  -  Небольшого  роста,
сухонький   седовласый    Феликс    Эдгарович    Тамп,    действительный
член-корреспондент академии, доктор экономики и права...
   - ...Ваш отец сделал так много, как дай  нам  бог  всем  успеть...  -
Федор Игнатьевич Майков, крупный, полнокровный мужчина, высокий, мощный,
с чуть приплюснутым носом  -  в  детстве,  еще  в  сороковых,  занимался
боксом, - с внимательным взглядом  укрупненных  толстыми  линзами  живых
карих глаз.
   Заместитель  председателя  правления  одного  из  банков,   полковник
запаса.
   - ...Мужайтесь, Олег...  -  Сергей  Петрович  Беклемишев,  пенсионер,
консультант одной из инвестиционно-промышленных групп...
   - ...С  вашим  отцом  мы  еще  в  семидесятых...  -  Симон  Иосифович
Штейнберг, тоже пенсионер, прикативший на похороны на  представительской
"ауди" с мигалкой, сопровождаемой джипом.
   - ...Неизвестно, чем помянут нас,  а  вот  слово  Федора  Юрьевича  в
определенных кругах стоило многого... - Александр  Сергеевич  Приходько,
управляющий петербургским отделением известного банка.
   Олег не вслушивался в слова  соболезнования,  они  были  ритуальны  и
ничего  не  значили  и  не  стоили  отдельно  от  повода,   от   роковой
случайности, собравшей здесь всех  этих  людей.  Таких  разных.  Слишком
разных.  И  было  бы  уж  совсем  глупо   обмениваться   визитками   или
рассчитывать на будущее сотрудничество.  Для  Олега  это  были  пусть  и
зубры,  но  зубры  давно  ушедшей  эпохи,  отчеркнутой   нулями   нового
тысячелетия и тем - словно сами помноженные на нуль: ничего они теперь в
этом мире не значили и не стоили; кто-то из молодых и  дерзких  рассадил
их по приличным, высокооплачиваемым синекурам и бенефициариям,  стремясь
отжать досуха то полезное, чем они все еще обладали:  связи  и  опыт.  А
может, он ошибался? И никакие они не "пенсионеры"? А - кто? Кукловоды?
   Олег сосредоточился и начал выписывать  имена  на  отдельный  листок.
Рядом - названия фирм, которые они представляли раньше или  представляют
теперь. Сел за компьютер, вошел в Интернет, набрал список персон и текст
сопроводительного письма и отправил почту Марку Захаровичу Розену. Пусть
он и редкий пройдоха, но дело свое знает.
   Усталость навалилась неподъемным  ватным  комом;  скверно,  ведь  еще
самое начало дня.
   Зуммер сотового зазвучал пискляво и  настойчиво.  Олег  посмотрел  на
номер.
   Нет, этому человеку не ответить нельзя. Гринев поднес трубку к уху:
   - Слушаю вас, Никита Николаевич.
   - Что у тебя происходит, Олег Федорович?
   - Работаю.
   - Мои люди дожидаются у тебя в приемной уже полчаса.
   - Люди? Какие люди?
   -   Брокеры.   Парни   они   без   фантазии,   но   работают   вполне
профессионально. Ты, как гениальный аферист...
   - Я не аферист, - резко перебил его Гринев.
   - Да хоть горшком обзовись, только дело делай!  -  В  голосе  Борзова
зазвучал металл. - По-моему, Олег Федорович, ты не до конца отдаешь себе
отчет, во что ввязался...
   - Не думаю... - начал Гринев, но Борзов оборвал его на полуслове:
   - Я не договорил. Ты дерзок, это свойство молодости, без  этого  мира
не покорить, но уж мне позволь размышлять в духе суровой  реальности.  А
реальность я тебе вчера обрисовал. Что за человек у тебя был утром?
   - Бросьте, Никита Николаевич. Вы, пожалуй, уже знаете и тему нашей  с
ним беседы. В подробностях.
   - Ты порой  бываешь  очень  глуп,  Медведь.  Неужели  ты  думаешь,  я
все-таки обставил твой кабинет "ушами"?
   - Почему нет?
   - Потому. Во-первых, всякая техника - дело техники. И с  одной  точки
прослушивания не я один смог бы  снимать  информацию.  А  во-вторых,  ты
вчера верно заметил: информация,  исходящая  от  тебя,  Олег  Федорович,
опасна.
   - Жить вообще опасно.
   - Оставим риторику. Так что за человек был у тебя с утра? И  куда  он
делся?
   Моя охрана мне, понятно, доложилась...
   - Никита Николаевич, вы хотите стать мультимиллионером?
   - Полегче, Медведь. Я уже мультимиллионер.
   - Так вот, - продолжил Олег, словно не заметив его  предостерегающего
тона.
   - Я решился на  то,  что  теперь  делаю.  И  не  привык,  чтобы  меня
поправляли, контролировали или толковали.  Давайте  договоримся:  вы  не
станете мне мешать.
   Это нервирует. А излишняя нервозность в нашей ситуации может привести
к ошибкам. И не всякие ошибки поправимы.
   - Ох, не нравится мне твоя бравада... Я сдал тебе такие карты, что...
   - Никита Николаевич, главный закон игры не в том, какие карты у  тебя
на руках, в том, как ты сумеешь ими распорядиться.
   Молчание длилось почти минуту.
   - Хорошо, Медведь. Действуй. Распоряжайся. Все встречи, о которых  ты
просил, запланированы.
   - Резервные варианты тоже?
   - Да. Но помни...
   - ...Как только пробьет двенадцать, волшебная  карета  превратится  в
большую тыкву.
   - Вот именно. Только не карета, а твоя голова. А в  такую  мишень  не
промахиваются. Так что - работай.
   -  Умеете  вы  ободрить,  Никита  Николаевич,  -  хмыкнул  Олег,   но
собеседник его уже не слышал: в трубке пели короткие гудки.

Глава 46

   Гринев вышел через Интернет на биржу. Все по-прежнему. Фишки "второго
эшелона" лежат "ниже грунта". И его самого упрячут туда же,  если  рынок
не поднимется. Головы отрывают за куда меньшие суммы  и  за  куда  менее
тяжкие грехи.
   Рынок нужно двинуть вверх во что бы то ни стало. Если  он  не  сумеет
это сделать, ему никогда  не  дознаться,  кто  исполнил  и  кто  заказал
убийство отца.
   Безнаказанность  убийства   не   менее   безнравственна,   чем   само
преступление.
   Олег обессиленно откинулся в кресле. На мгновение ему стало страшно.
   Словно тяжелая портьера занавесила и этот кабинет, и громадный  город
там, за окном...
   Самое  главное  для  каждого,  живущего  на  этой  земле,  -   суметь
освободиться от страха. И вовсе не от страха смерти - от  страха  жизни!
Люди так боятся жить, что предпочитают  проводить  дни  свои  в  сонной,
унылой колее, лишь бы ничего не менялось. Неизвестность  времени  смерти
рождает иллюзию бесконечности жизни, а мерное чередование событий, дней,
месяцев, лет делает эту иллюзию всеобъемлющей и единственной!  И  вот  -
человек уже почти верит в собственное бессмертие и в то, что его  вялое,
пустое прозябание не прекратится  никогда  хотя  бы  потому,  что  своею
скукой, как мукою, он заслужил, выстрадал для себя эту скудную вечность!
   Олег  тряхнул  головой.  Очень  "своевременные"   мысли.   Сидеть   и
размышлять о причинно-следственных связях явлений и событий можно  столь
же бесконечно, сколь и бездарно. Как  говаривал  старик  Хичкок:  "Слово
убивает действие". А мысль?
   Все мысли - тоже потом! Теперь - действие! Только действие!
   Олег  сварил  себе  в  кофеварке  крепчайший  эспрессо,  выпил,  съел
шоколадку, вернулся к компьютеру. Еще  раз  посмотрел  биржевые  сводки,
только  теперь  взгляд  его  был  острым,  оценивающим.   Взял   трубку,
поколдовал с интеркомом, произнес:
   - Попрошу брокеров ко мне.
   Через минуту трое молодых людей стояли у стола.  Они  были  абсолютно
спокойны. Такое спокойствие никогда не встретишь у биржевых игроков, оно
есть лишь у тех, кто никогда не принимал самостоятельных решений.
   Они представились,  Олег  встал,  пожал  каждому  руку,  но  имен  не
запомнил: это никогда не удавалось ему с первого раза.
   Он вынул из принтера несколько листков, - Задача следующая,  -  начал
он  без  лишних  предисловий.  -  С  сегодняшнего   дня   вы   начинаете
массированную скупку акций тех  предприятий,  какие  обозначены  в  этом
списке. В вашем распоряжении сегодня - десять миллионов долларов. Завтра
- пятнадцать. Послезавтра - двадцать. Каждый день расписан: акции  каких
предприятий покупать и по  скольку.  Через  три  дня  вы  должны  будете
сосредоточиться на первых семи предприятиях из данного списка и  скупить
акций  на  сорок  миллионов  д