"Ну,  шустра!  Даром  что
стерва!"
   - Да, ваша соседка... - стараясь казаться ироничным, протянул портье,
- и тоже неглиже. Правда, на ней еще сетка была, вроде плаща. - Потом не
удержался, с видом знатока дамского белья и иных аксессуаров смерил  Алю
сально-паточным взглядом, спросил, стараясь показаться развязно-бывалым,
но севший голос выдал его волнение:
   - Девчонки, это что, мода такая теперь будет, ходить в одном чулке на
голое тело?
   - А тебе что, не нравится?
   - Мне?! Не нравится?.. - осклабился долговязый в похотливой ухмылке.
   - То-то.
   Аля развернулась, направилась к лифтам, чувствуя  спиной  неприятный,
прилипчиво-потный взгляд этого ночного подавалы-приносилы. Лифт  пришел,
девушка не удержалась, повернулась:
   - Слюной не подавись, икало! Коридор гостиницы был чист и пуст.  Свет
не горел, но дверь их номера была полуоткрыта. Аля толкнула ее, позвала:
   - Бетлицкая!
   Молчание.
   Аля прошла в комнату:
   - Бетлицкая! Ира! , Тишина.
   Девушка открыла дверь в ванную: никого. Вот дела! Вернулась в комнату
и только теперь заметила лежащие шмотки: маскировочную сеть и прозрачное
трико.
   Огляделась; сумки Иркиной тоже нет. Ну и ну! Подорвала девушка, да не
просто, а со стремительностью курьерского поезда  Токио  -  Иокогама.  И
если разобраться, правильно сделала: кому нужны чужие разборки?  Вернее,
разборки по чужим стрельбам и буйные поминки по чужим покойникам. Она  и
сама собиралась поступить абсолютно так же; вот только лететь куда-то  в
ночь сломя голову нет никакого  резона:  пока  охранники  разберутся  со
всеми, кого не выпустили из клуба... Ну да, надо  позвонить  Олегу.  Аля
достала из сумочки мобильник, но он по-прежнему молчал.  Вот  черт,  как
некстати!
   Аля стянула с себя трико: точно,  чулок  чулком,  только  малюсенький
треугольничек, более темный и плотный, прикрывает лобок;  прав  слюнявый
портье: чулок. Она прошла в ванную, запустила воду,  пять  минут  стояла
под струями,  зажмурившись.  Состояние  было  блаженным.  Совершенно  не
вяжущимся ни со  вчерашней  простудой,  ни  с  сегодняшними  не  то  что
печальными, но и опасными событиями...
   Аля чувствовала, как каждая клеточка тела  пульсирует,  ликует,  а  в
голове  вертелась  дурацкая,  но  прикольная   строчка   очень   давнего
советского шлягера:
   "Если бы парни всей земли вместе  собраться  однажды  смогли..."  Она
представила такое собрание, и в центре - себя, вот такой, какая  сейчас,
нагишом... И засмеялась счастливо и дурашливо...  "Если  бы  парни  всей
земли..." Ну, хватит веселиться. Пора и честь знать. Никто на самом деле
ей не нужен, кроме Олега.
   Все остальное - так, балаган, лукавство.
   Аля прикрутила воду, наскоро вытерлась махровым полотенцем, вернулась
в комнату, присела рядом с сумкой-баулом:  там,  в  полиэтилене,  лежало
чистое белье.
   Но...  Рука  ее  наткнулась  на  ребристую  рукоятку,  девушка  почти
инстинктивно сжала ее и извлекла  на  свет  Божий...  пистолет.  Карлик,
маленький уродец с  тупорылым  стволом  и  шестью  вполне  смертоносными
штуковинами тридцать восьмого калибра в магазине, и размером притом чуть
больше  пачки  сигарет.  Словно  загипнотизированная,  Аля  смотрела  на
зажатый в руке полимерный "смит-и-вессон" SW-380, поднесла к  лицу...  В
нос шибанула недавняя пороховая гарь. Аля  отсоединила  магазин:  четыре
патрона. И в Ландерса стреляли дважды. Да. Пистолет, из  которого  убили
Ландерса, сейчас у нее в руке...
   Мысли ворочались тяжко  и  неторопливо,  будто  тяжелые  доледниковые
валуны под ковшом простенького маломощного экскаватора... И тут  девушку
словно пробило: холодная испарина выступила на лбу, одним движением  Аля
отбросила от себя оружие, словно это была свернувшаяся в клубок гремучая
змея или бурая амазонская жаба: скользкая, бородавчатая тварь,  потеющая
липким ядом. Все мысли разом исчезли, в висках стучало, будто на  стыках
под бешено мчавшимся экспрессом, только  одно  слово:  "Бежать,  бежать,
бежать..." Девушка выудила из  сумки  тот  самый  полиэтиленовый  пакет,
мигом натянула трусики, футболку, одним  движением  набросила  на  плечи
свитер, перекатилась на спину, влезла в джинсы, вжикнула "молнией"... На
ноги - мягкие шерстяные  носки,  ступни  -  в  кроссовки...  Сунулась  в
маленькое отделение кофра: пусто. Ни денег, ни документов! Ну Бетлицкая,
ну сволочь! Хотя бес с ними, с бумагами, ноги надо уносить как угодно  и
- куда подальше! Лифтом нельзя,  мало  ли...  Сейчас  она  спустится  по
лестнице, а там...
   Девушка замерла: створки  лифта  растворились  на  ее  этаже,  и  она
услышала осторожное, приглушенное топание  нескольких  пар  ног.  Кто-то
бежал по коридору.
   Бежали - к ее двери! "Я забыла запереть!.." -  пронеслась  паническая
мысль, Аля подняла глаза:  нет,  ручка  замка  повернута,  цепочка  тоже
наброшена, но даже беглого взгляда ей хватило, чтобы понять: эту хлипкую
фанерную  преграду  любой  крепкий  мужик  вышибет  без   разгона!   Аля
беспомощно заметалась глазами, пока не увидела тот самый пистолет; ни  о
чем больше не думая, схватила  его  обеими  руками,  воткнула  обойму  с
оставшимися четырьмя патронами, перезарядила и направила ствол на дверь.
Глава 13
 
   Топот ног затих, но Аля чувствовала  сдерживаемое  дыхание  тех,  кто
сторожко затаился за дверью.  Потом  услышала  почтительный,  аккуратный
стук.
   - Да? - стараясь сдержать волнение, спросила Аля, но голос все  равно
оказался севшим, сиплым и  предательски  дрожал;  внутреннее  напряжение
было слишком велико, чтобы она  могла  сейчас  играть  игры  с  теми,  в
коридоре.
   - Это портье. Вам срочная телеграмма, - отозвались за  дверью.  -  Из
Германии.
   - Подождите секундочку, я только из  ванны,  я  совсем  раздета...  -
произнесла  Аля  почти  автоматическую  отговорку  любой  девочки.   Ход
интуитивно был выбран самый верный: вместо того чтобы  настраиваться  на
смертельную и  жестокую  схватку,  воображение  парней  за  дверью  живо
нарисует  картинку  хорошенькой   длинноногой   девочки,   голенькой   и
беззащитной... Даже если там лютые боевики-дебилы и любое воображение  у
них отсутствует по определению, первая бессознательная реакция будет все
равно такой же.  Дремучий  инстинкт  продолжения  их  уродского  племени
работает в режиме остановленного  времени,  и  единственные  извилины  в
головах, тянущиеся от мозжечка прямо к пенису, так и называются:
   "бабы". И пусть в названии  возможны  вариации  -  метелки,  мочалки,
шмары, прошмандовки, мясо, профурсетки, соски, шалавы, сучки - суть дела
от этого не меняется.
   Но как только до Али дошел смысл сказанного портье, сердце ее  словно
провалилось куда-то, а душу заволокло  колкой  изморозью  страха...  "Из
Германии!
   От Олега! С ним что-то случилось!" - панически мелькнуло в голове,  и
первым порывом девушки было вскочить, распахнуть дверь настежь, ринуться
ему на помощь... Снова холодная испарина обметала лоб: можно быть дурой,
но не настолько! Но тут же мелькнула другая, столь же гибельная: открыть
сейчас,  объяснить  этим  ребятам,  что  стреляла  не   она,   что   это
спланированная подстава, хорошо спланированная...  Стоп!  Если  так,  то
никто не будет ее слушать! Замолотят или сразу,  или  в  ближайший  час,
чтобы она не успела  посеять  сомнение  в  головах  тех,  кто  руководит
службой охраны  ныне  покойного  миллионера!  Концы  в  воду,  и  реноме
соблюдено.
   Все эти мысли пронеслись в голове девушки единым мигом; в этот же миг
она поняла, что противостоять  нескольким  вооруженным  парням  там,  за
дверью, имея крупнокалиберного "карлика" с четырьмя "маслинами", она  не
сможет. Не первый, так  третий  просеет  ее  из  какого-нибудь  "узи"  в
решето!
   Снова короткий стук, голос озабоченного портье:
   - Извините, барышня, я не могу торчать тут бесконечно.
   - Ну пожалуйста, секундочку... Халат  мокрый  насквозь,  а  встречать
гостя  нагишом  я  еще  не  научилась...  Сейчас  наброшу  сорочку  -  и
пожалуйста... - продолжала Аля активизировать те  самые  тупые  извилины
незваных визитеров.
   За дверью зашептались, а Аля тем  временем  уже  подошла  к  балкону.
Балконы тут были смежные, нужно просто перелезть перегородку,  да  и  на
этаж  или  два  спуститься  -  особого  акробатического   искусства   не
требуется. Она уже собиралась сказать очередную успокаивающую фразу тем,
за дверью, как увидела,  как  жальце  замка  мягко  провернулась,  дверь
приоткрылась на длину цепочки... Девушка  застыла  в  балконном  проеме,
подняла  пистолет,  дважды  вдохнула   и   выдохнула,   стараясь   унять
сердцебиение.  На  соревнованиях  ей  это  всегда  удавалось,  и  потому
укладывала она "маслята" как положено: пуля в пулю.
   От  жесткого  удара  ногой  цепочка  сорвалась,  дверь   распахнулась
настежь, гулко стукнувшись о стену...  Что-то  повелительное,  запретное
вспыхнуло в мозгу единым словом: "Нет!" Плавным движением  Аля  перевела
ствол пистолета вниз и спустила  курок.  Грохнул  выстрел,  еще,  еще...
Дикий, нечеловеческий крик, полный боли, разорвал тишину: тому  громиле,
что выбил дверь, девушка прострелила  коленную  чашечку,  чудом  поборов
искушение стрелять в голову. Вторая ее пуля вырвала кусок мяса из  бедра
другого противника, третья -  смела  несчастного  долговязого  портье  к
стене,  обездвижив  правую  руку  и  окрасив  форменный   белый   китель
ярко-алым.
   Девушка едва успела отпрянуть за бетонный  выступ  балкона:  пули  из
скорострельного штурмового пистолета веером посыпались из проема  двери,
дробя  мебель,  круша  стекло  и  хрусталь,  посыпая  осколками   ковер.
Выстрелов не было слышно, только невнятное пыхтение  пистолета-автомата,
снабженного хоботом хорошего глушителя. Вой раненых сопровождал  пальбу.
Аля затаилась. Ни о каком бегстве сейчас не может быть и речи: ей просто
влепят вдогон очередь, и вся недолга.
   Парень,  что  палил  из  скорострельной  машинки,  не  отличался   ни
храбростью, ни  рисковостью.  Он  расстрелял  весь  магазин,  так  и  не
отважившись показаться из-за косяка; но когда-то он должен это  сделать!
Аля ждала. У нее оставался лишь один патрон. Последний.
   Боевик   решился:   снова   затараторила    приглушенными    выбухами
нескончаемая очередь, но на этот раз он стоял в проеме освещенной  двери
и самозабвенно палил в белый свет, коверкая оставшуюся нетронутой мебель
и выбивая пух из подушек.
   Дебил, насмотревшийся идиотских боевиков! Только там все  виртуально:
сотни пуль, выпущенных из скорострельной штуковины,  крушат  все,  кроме
Сталонне или Шварца - этих кусков качного мяса! Аля  знала  точно:  пуля
убивает! А у этого дурака в  голове,  помимо  той  самой  "трахательной"
извилины, пылятся кубометры неживой компьютерной "реальности", навеянные
милями просмотренного голливудского целлулоида! Похоже, это  его  первое
реальное боевое столкновение.
   Парень прекратил, наконец, массированный и бесполезный огонь.  Замер,
затравленно озираясь, словно это не он вел охоту -  охотились  на  него.
Аля застыла за косяком балкона: отражение зашуганного боевика она видела
в стекле полурастворенной балконной двери. Высовываться было рано:  этот
солдат неудачи был напряжен и нервен, как неповязанный кобель,  и  готов
был шмальнуть на любое движение, на любой звук.  Но  и  ей  торчать  тут
бессмысленно!
   Что бы бросить? Цветочный  горшок?  Стоит  произвести  хоть  какой-то
шорох,  незадачливый  воитель  выпустит  оставшиеся  полрожка,  вряд  ли
попадет, но скроется снова в коридоре, патронов у него немерено, и будет
держать ее здесь, как в мышеловке, до первой  подмоги.  А  в  помощниках
могут оказаться дяди вполне подготовленные, каковые и сделают ее молодое
красивое тело  хладным  и  малопривлекательным.  Аля  глянула  на  часы:
четверть пятого, скоро начнет светать... "Дура!" - обругала она  себя  в
сердцах, аккуратно сняла браслет с часами с запястья, приготовилась -  и
легким броском швырнула через дверь, в шкаф. Часики  звонко  клацнули  о
стенку двери, кретин с "узиком" дернулся, автомат заработал,  выплевывая
крохотные  гильзочки,  пули   зацокали   о   полировку...   Аля,   держа
смертоносного  "черного  карлика"  обеими  руками,  в  то  же  мгновение
оказалась в  проеме  двери  и  вогнала  вояке  пулю  в  берцовую  кость.
Смотреть, как он отлетел с криком в сторону, и  слушать  его  мамонтовый
рев ей было уже некогда.
   На мгновение она  пожалела,  что  стреляла  на  поражение,  а  не  на
уничтожение: ей  не  прорваться  через  дверь,  мимо  серьезно  раненных
ребятишек, запросто способных выстрелить в  спину.  Ну  и  пес  с  ними!
Засунув бесполезного теперь маломерка за  пояс,  Аля  мигом  перемахнула
балконный парапет, повисла на руках, раскачалась, чтобы, отпустив  руки,
запрыгнуть на балкон  этажом  ниже.  Ей  было  безумно  страшно:  только
представить, как будешь падать спиной вниз, и  душа  уходит  в  пятки  и
щекочет  жутким  смертным  холодом  ступни  ног...  Она  уже   собралась
отпустить руки,  как  почувствовала,  что  рукав  свитера  зацепился  за
какой-то недобитый гвоздь, и это может изменить траекторию  полета  так,
что... А она не птица-птеродактиль и даже не кошка, чтобы  маневрировать
хвостом!
   Девушка осталась висеть на одной руке, с силой дернула кистью второй,
нитка свитера осталась висеть на том самом  безымянном  гвоздике,  левая
рука, которой она держалась за балконную перегородку, вывернулась больно
и неловко, так, что выступили слезы, Аля качнулась всем телом, отчетливо
понимая, что если сейчас ошибется, то новой попытки сделать  не  успеет,
рука вывернется совсем, и она полетит вниз, в пропасть мирно почивающего
курортного городка...
   На балкон она не запрыгнула - рухнула, крепко стукнувшись коленкой.
   Сдерживая слезы, потерла  ушибленное  место,  а  в  голове  болталась
глупая строчка из песенки Алисы, заблудившейся в Зазеркалье:
   Догонит когда-нибудь, или - шалишь?
   Летучая кошка летучую мышь, Собака летучая кошку летучую...
   Ну что я себя этой глупостью мучаю!
   Кое-как отдышавшись от пережитого липкого страха, Аля встала, тронула
балконную дверь:  та  оказалось  незапертой.  Прислушалась:  из  комнаты
доносилась  приглушенная  возня  и  сосредоточенное  азартное   сопение.
Потянула  носом:  наружу  явственно  струился  сладковато-терпкий  запах
анаши. Ну что ж... Лучше и не  придумаешь.  Вынула  на  случай  "черного
карлика" из-за пояса: без патронов он был совершенно бесполезен,  а  вот
как пугач авось и сгодится. Хотя кто примет этого маленького  уродца  за
оружие, если из него  не  стрелять?  Впрочем,  у  страха  глаза  велики:
завтра, глядишь, по всему городку разнесется весть, что  минувшей  ночью
по этажам отеля "Престиж" скакала сумасшедшая девка и палила во  что  ни
попадя сразу из  трех  маузеров,  двух  наганов  и  страшного  дробовика
"маверик"!
   Стараясь  ступать  неслышно,  девушка  приоткрыла   дверь   и   тенью
проскользнула в комнату. На широченной  кровати,  на  спине  громоздился
здоровенный лысый орангутанг; впрочем, лысым был только его  череп;  все
тело заросло густющей черно-седой шерстью. Сын гор  это  или,  наоборот,
друг  степей,  было  не  понять.  Над  распростершимся  громадным  телом
склонили юные головки две крашенные гидроперитом путанки-малолетки;  они
с сопением трудились язычками, пытаясь пробудить вялую плоть  примата  к
активному времяпрепровождению, но тщетно:  если  что  и  вздымалось  над
постелью, так это безразмерный  волосатый  живот.  Несостоявшийся  самец
время от времени что-то гортанно выкрикивал на незнакомом языке, но  это
вряд ли было руководящими указаниями двум пацанкам:  обкуренный  бегемот
или  плавал  теперь  где-то   далеко,   в   лазурных   водах   Адриатики
непотопляемым пароходом  "Титаник",  понятно  белым-белым,  или  одиноко
парил над заснеженными вершинами Эльбруса, аки орел... Бог весть.
   Одна из девушек оторвалась от надоевшей работы, словно фрезеровщик от
нелюбимого  станка,  посмотрела  на  Алю   мутным   коровьим   взглядом,
мучительно соображая, видит она девушку въяве или это  просто  очередной
глюк.
   Аля поднесла палец к губам:
   - Тс-с-с... - Прошептала:
   - Не отвлекайся. А то он и к полнолунию не кончит.
   Девчушка понятливо кивнула, словно застигнутый строгим начальником за
перекуром работяга, облизала губы  и  принялась  стараться  с  утроенной
энергией.
   Аля тем временем прошла  в  крохотную  прихожую,  отомкнула  дверь  и
оказалась в скудно освещенном коридоре. Пожалуй,  выстрелы  этажом  выше
слышали многие  из  постояльцев,  но  вряд  ли  кто  станет  распахивать
суматошно  двери,  спрашивать,  что   случилось,   кричать:   "милиция",
"насилуют" и все такое... Не во времена славного генсека  Ильича  живем,
сейчас любопытный если что и получает, то только дурную  пулю  в  дурную
голову.  Даже  крутые  ребятки  крепко  усвоили  немудреный  руководящий
постулат времени: "Если это твоя война - воюй, если не твоя -  отдыхай".
Хотя...
   Чужой войны не бывает.
 
Глава 14 
 
   Неслышно ступая. Для двигалась вдоль коридора, напряженно вслушиваясь
в звуки наверху, внизу, на лестнице и  готовая  при  малейшей  опасности
выстрелить...
   Внезапно она застыла как вкопанная, глядя на  смертоносный  тупорылый
шпалер, зажатый в руке. Дура! Ведь  теперь  он  бесполезней  игрушечного
жестяного трамвайчика: в том весу поболее, и в случае чего можно  какого
гада по черепу очень даже чувствительно приласкать; этот же черный,  как
кошачий помет, пластиковый киллер был нестрашным и  бесполезным;  больше
того, если Ромика Ландерса прикончили двумя пулями именно  из  него,  то
теперь в руках у девушки был не просто никчемный агрегат, но и  опасный!
Улика! Даже если она не попадется браткам-охоронцам Ландерса,  а  честно
сдастся в руки родимой милиции (Господи, пронеси, от встреч  с  милицией
еще в отрочестве у Али остались столь гнусные воспоминания, что лучше бы
об этом не думать никогда  вообще!),  ее  запросто  признают  той  самой
убивицей бизнесмена, депутата и человека.
   Девушка  брезгливо  перехватила  оружие  двумя  пальцами,  заметалась
глазами: прежде чем выбросить,  надо  хоть  отпечатки  стереть!  А  чем?
Слюнявчики она никогда не жаловала, в карманах ничего - ни платочка,  ни
драного рублика! Кое-как девушка выдернула из-под ремня  полу  футболки,
протерла пистолет со всех сторон, не забыла отделить магазин, протерла и
его и одним движением забросила карлика-урода в  темный  угол.  То,  что
теперь ее футболка, испачканная оружейной смазкой,  пусть  и  едва-едва,
стала уликой, она поняла поздно; отчаяние от своей бессильной глупости и
беспомощности накатило вдруг такой острой тоской, что Аля, в который раз
уже, едва сдержала слезы. Молча сглотнула колючий комок в  горле:  чтобы
хоть что-то  стало  уликой,  нужно  сначала  выбраться  из  этой  дурной
передряги живой! Выскочить из нескончаемого коридора,  повернувшегося  к
ней спинами бесчисленных дверей.
   Стараясь ступать по-кошачьи неслышно, девушка заспешила по  коридору.
Она не думала ни о чем. Там, в номере, ее постигла неудача, теперь же...
Шуму было предостаточно; подключилась уже и милиция, и здешняя братва, и
какие-нибудь местечковые службы безопасности, работающие в этом  райском
курортном городишке на одного человека: Романа Ландерса. Ныне покойного.
Думать было не о чем, да  и  некогда.  Нужно  было  бежать.  Куда  глаза
глядят.
   Парадная лестница, черная лестница... Тупик.  Прикинуться  шаловливой
путанкой и проскочить мимо уже  усиленной  гостиничной  охраны  тоже  не
удастся - прикид не тот, здесь нужно  что-то  типа  мини-эластик,  а  не
свитер-джинсы. Да и знают всех гостиничных шлюшек местные  охраннички  в
лицо! Безнадега полная!
   Стоп! Там, на черной лестнице, - громоздкий рабочий лифт. Аля подошла
и ткнула наудачу красную кнопку. Надо же, работает!  Отодвинула  тяжелую
дверцу, так же, наугад, нажала нижнюю