кая с  неожиданным  проворством  и  силой  вырвалась,
затравленно забилась в угол, дергая стволом; потом  взгляд  ее  упал  на
лежащую  у  стены  женщину-уборщицу.  Она  глядела  на  Ирку   застывшим
взглядом, а губы ее бесшумно двигались - причитала или  молитву  читала,
Бог весть. Бетлицкая вжалась в стену, зажмурилась и  вдруг  -  отбросила
пистолет, а сама отвернулась к стене, вжалась в нее, будто ожидая казни.
   Аля метнулась было к упавшей уборщице, но заметила пулевую  расщелину
в дверном косяке: женщина была не ранена,  просто  смертельно  напугана.
Бросилась к Ирке: та уже сидела на  полу,  глядя  в  пустоту  и  царапая
ногтями лицо. Аля отдернула ее руки и с маху залепила звонкую  пощечину,
не смогла  остановиться,  шлепнула  с  другой  руки,  еще,  еще...  Ирка
завалилась на бок и заплакала... Аля  почувствовала,  что  тоже  плачет.
Третьей заревела женщина-уборщица: кое-как встала, глянула на девушек  и
тихонечко, по стеночке вышла из умывальной.
   Ирка снова достала из карманчика джинсов тюбик с порошком. Аля кошкой
вцепилась  было  в  пластмассовый  продолговатый  цилиндрик,   но   Ирка
взвизгнула:
   "Пусти! Мне ну-у-ужно", -  резко  двинула  Алю  локтем,  вывернулась,
метнулась из умывальни в туалет... Аля закрыла лицо руками. "Белый снег,
белый снег, белый снег, синий лед..." Белое безумие... Оно еще никого не
спасло, а губит - без разбора и жалости.
   Бетлицкая появилась спокойной, умиротворенной, искрящейся,  как  снег
под солнцем.
   - Ну надо же... Как будто в черный омут - бух! А сейчас - хорошо...
   Девушка закружилась под слышимую только ей  одной  музыку,  счастливо
прикрыв глаза, напевая:
   В полях под снегом и дождем, Мой верный друг, мой верный  друг,  Тебя
укрыл бы я плащом От зимних вьюг, от зимних вьюг, И, если б дали  мне  в
удел Весь шар земной, весь шар земной, - С каким бы  счастьем  я  владел
Тобой одной, тобой одной...
   - Аля... А ведь я еще буду счастлива, правда? Несчастье - это разлука
с теплом... Но ведь снег не холодный... Я  в  это  верю.  Только  нужно,
чтобы было побольше снега... Много-много...  А  то  от  людей  -  только
грязь. - Махнула невидящим взглядом по полу, удивленно приподняла брови:
   - О! Пистолет! - Наморщила лоб, словно пытаясь  что-то  вспомнить.  -
Кажется, я  стреляла?  -  Быстро  нагнулась,  подобрала  никелированный,
больше похожий на игрушку, чем на оружие, браунинг, полюбовалась отливом
на накладках рукояти, сработанных из перламутра, понюхала ствол:
   - Точно, стреляла. - Вопросительно посмотрела на Алю:
   - Не в тебя? - И сама же и ответила:
   - Нет, не в тебя. Ты жива. - Успокоенная, вздохнула, зажмурившись:
   - Знаешь, почему я люблю снег? Он - нежный. Ну что, пошли?
   - Куда? - Але казалось, что вся  накопившаяся  за  полгода  усталость
навалилась на нее разом сейчас и  ничто  не  заставит  ее  сдвинуться  с
места. И еще - она словно наяву видела, как  сгорают  тоненькие,  нежные
паутинки нервов после только что пережитого стресса.
   - На волю.
   Дверь туалетной комнаты распахнулась почти настежь.  В  проеме  стоял
лысеющий человек лет сорока пяти, с обвисшими усами, краснолицый и очень
плотный. Живот значимо  возвышался  над  плетеным  ремешком,  обтянувшим
жирные чресла. Казалось, на лбу его большими печатными буквами написано:
"НАЧАЛЬНИК".
   Не сумев стать действительно "биг  боссом",  он,  по-видимому,  решил
догнать неосуществленную мечту собственными телесными габаритами. За его
широкой  спиной  маячил  стриженый  охранник.   Он   смотрел   с   живым
любопытством и чуть-чуть - со страхом.
   - Ирэн,  кажется,  ты  перебаловалась  с  порошочком....  Стрельба  в
приличном заведении ни к чему. Дай-ка сюда свою игрушку. -  Он  протянул
широкую крестьянскую ладонь.
   Бетлицкая, казалось, и не слышала: чуть  склонив  голову  в  сторону,
рассматривала  усатого,  словно  большую  гусеницу:  толстую,   но   для
коллекции явно негодную.
   - Шери-и-иф, - длинно протянула она. -  Вот  именно,  игрушку.  Разве
можно кого-то убить из этой спринцовки? -  Она  вскинула  никелированный
пистолетик, и зрачок ствола уперся пузатому в живот. Бетлицкая  моргнула
несколько раз, глядя в лицо Шерифу пустым  взглядом,  зевнула.  -  Уйди,
пожалуйста, куда-нибудь подальше.
   Твои габариты меня нервируют.
   Голос ее был спокойным и вялым. Шериф зло сверкнул глазами,  процедил
сквозь зубы:
   - Ты еще доиграешься...
   - Вестимо,  доиграюсь...  -  легко  согласилась  Ира.  -  С  такой-то
игрушкой. - Лицо ее вытянулось  по-фельдфебельски.  -  Пшел-пшел!  Руссо
полицай!
   Шериф сплюнул, но нарываться на пулю  от  безмозглой,  отлетевший  во
власть "белого безумия" девки не захотел. Кивнул помощнику коротко:
   - Пошли. Это Глобусова шмара, вот пусть он с  ней  и  разбирается.  -
Бросил Ирке зло:
   - Только шпалер спрячь, мы ж не в Калифорнии.
   - Яволь, герр Шеррифф! - шутовски приложила два пальца к виску Ира.
   - Шлындра, шалашовка гнутая! - выругался Шериф и удалился.
   - Видала, что Глобусов авторитет с бывшим участковым сделал? Чудо. За
два года Шериф,  пока  здесь  главой  вышибал  служит,  как  на  дрожжах
раздулся, знай утробу набивает! Впрочем, Глобус и для местного райотдела
- своя выгода: в районе, окромя мелкого воровства  да  цыган  с  маковой
соломкой, - никаких преступлений. Вся здешняя братва если и шухерит, так
только в столицах, а здесь - ни-ни.
   - Это ты за полгода сидения на Даче выяснила?
   - Нет, это за два месяца общения с Глобусом. И с его братками.
   - Настоящие братки?
   - Да так. Судя  по  телепрограммам,  бывают  и  хуже.  Ладно.  Хватит
болтать.
   Пошли.
   - Далеко?
   - Я - в Москву, ты - куда хочешь.
   - Ты перестала бояться своих... э-э-э... работодателей?
   - Я сейчас ничего не боюсь. - Замерла на секунду, спросила:
   - Ты точно не хочешь?
   - Чего?
   - Припудрить носик.
   - Нет. От мозгов через год-другой труха останется.
   - Да? Надо еще прожить эти год-другой. - Взгляд девушки  остановился,
зрачки будто превратились в два кусочка льда. - Прожить.
   Она снова вынула цилиндрик с кокаином, на этот раз - вдохнула  быстро
и глубоко, выдохнула.
   "Ветер! Ветер на всем Божьем свете!"  Хорошо-то  как!  -  И,  толкнув
ногой дверь, стремительно вышла прочь.  Аля  ринулась  следом,  невольно
увлеченная ее азартом.
   - Эй, Мямлик, все  кости  сторожишь?  -  крикнула  Ирка  сидящему  за
сервированным столом коренастому. - Смотри, придет хозяин, все равно все
отберет!
   Аля не знала,  нарывалась  ли  Бетлицкая  на  скандал,  но  поведение
Мямлика на этот раз было более чем странным: он не огрызнулся, не глянул
злобно: только вежливо растянул губы в улыбке, будто это была  шутка.  И
еще Але почудилось, что так в ресторане не сидят: так  сидят  на  сцене,
под направленными на тебя лучами юпитеров  или  взглядами  десятков  пар
глаз. Или - под прицелом пистолета.
   Ирка Бетлицкая ни на что не обращала внимания. Что-то тихо  про  себя
напевая, она летела к выходу из ресторанчика как на  крыльях.  Аля  чуть
поотстала.
   Двоих вышколенных, поджарых пареньков  она  заметила  поздно:  первый
метнулся откуда-то из придверной портьеры, второй встал  из-за  стола  у
входа, развернулся...  Реакция  Бетлицкой  была  необыкновенно  быстрой:
снова жестким кнутом щелкнул выстрел, тот, что  прятался  за  портьерой,
упал, словно сбитая мячом кегля; второй ринулся на девушку, сшиб с  ног,
• и они рухнули ничком на  затянутый  ковровым  покрытием  пол.  Мужчина
ударил раз, другой, третий... Ни на Алю, ни на тройку других посетителей
заведения он не обращал никакого внимания.
   - С-сука, - прохрипел раненый. Пуля пробила ему голень, боль,  должно
быть, была адской. Приказал напарнику:
   - Тащи девку в машину.Тот, что бил Бетлицкую,  мгновенно  заломал  ей
руку, рывком поднял с пола.
   - Гад, падаль! Глобус тебя на куски  порвет!  -  совсем  по-ребячески
взвизгнула от бессильной боли Ирка.
   - Остывает уже твой Глобус. В кювет откатился,  -  морщась  от  боли,
прохрипел заковылявший  к  выходу  раненый.  -  Скоро  мы  тебя  к  нему
отфутболим. - Он ступил неловко, взвыл от боли, прорычал:
   - П-шла!
   Аля поняла вдруг, что она глупым манекеном стоит прямо посреди  зала,
оглянулась беспомощно: ни того бугая, Шерифа, ни красавчика Казановы, ни
Мямлика в зале не было: все ретировались скоро и качественно. И еще  она
поняла: это те самые ребятки, с Дачи.
   Подумать она ни о чем не  успела.  Все  смешалось:  жалость  к  себе,
жалость  к  этой  непутевой  и  совершенно  сумасшедшей  Ирке,   усталая
полугодичная маета бессонных ночей, запах снега,  страх,  лицо  Маэстро,
вспышки выстрелов там, в черной ночи у  моря...  Это  видение  мелькнуло
единым мигом, как дуновение сухого, напоенного  пьяным  хмелем  ветра...
Нет, она ни о чем не думала и ничего не просчитывала.
 
Глава 75 
 
   Свой голос Аля услышала словно со стороны: резкий и почти незнакомый:
   - Стоять! Обоим! На пол! Живо! - Короткие команды сыпались  звонко  и
четко, будто горошины на дно жестяного таза. Аля стояла,  сжимая  обеими
руками крупнокалиберный тупорылый, сработанный  из  полимеров  "вессон".
Оружие она выхватила из  мягкой  подмышечной  кобуры,  до  того  надежно
скрытой под курткой.
   Дальнейшее происходило для  Али,  словно  в  замедленной  киносъемке.
Первый противник падал, выкручиваясь всем телом; вороненый ствол  в  его
руке  выворачивался  в  ее  сторону,  еще  секунда  -  и  горячий  огонь
выплеснется оранжево-алым всполохом и сметет ее, уничтожит. Второй  тоже
не спал: он с силой толкнул Бетлицкую на пол и уже направлял пистолет  в
сторону Али.
   А мысли текли медленно-медленно... Аля понимала,  что  не  успеет.  И
значит - никогда  не  увидит  Олега,  никогда  не  будет  шествовать  по
застеленному ковровой дорожкойj подиуму, никогда не станет матерью и  не
приласкает своих детей...
   Жаль. Вот это действительно жаль. Она нажала  спуск,  пистолет  в  ее
руке  подпрыгнул;  пуля,  ввинчиваясь  в  сгустившийся  воздух,  ударила
первого в плечо, бросив мужчину на пол; спазм  вырвал  пистолет  из  его
руки и отбросил в сторону.
   Аля еще только поворачивалась ко второму, а его ствол уже был нацелен
ей в голову. Не уйти.
   И тут  -  тело  его  дернулось,  словно  в  тряпичного  болванчика  в
кукольном театре запустили откуда-то снизу тенисным мячом. И  -  рухнуло
бессильным кулем.
   Ирка Бетлицкая стреляла с пола, выдернув из-за резинки  на  щиколотке
миниатюрный двуствольный "дерринджер". Она тут же перекатилась на  живот
и, не целясь, выстрелила еще раз, в того, которому Аля пробила плечо.
   Девятимиллиметровая пуля угодила ему в подбородок и разрушила мозг.
   -  Й-а-а-а!  -  Ирка  вскочила  на  ноги;  в  глазах  ее   плескалось
безудержное безумное веселье: стынущий кокаиновый морок держал цепко, не
выпускал.  Девушка  быстро  обвела   взглядом   зал,   только   что   не
пританцовывая на  месте,  быстро  подобрала  пистолет,  подмигнула  Але,
выкрикнула: "Воля!" - и ринулась прочь.
   Она напоролась на выстрел, сухой, как треск жердины. Аля видела,  как
девчонка словно запнулась на миг, приподнявшись на носочках; пистолет  в
ее руке дважды тявкнул куда-то в белый свет, и она  ничком  свалилась  с
порожка в нежный, только что выпавший снег.
   Аля, затаившись за затененным стеклом, выглянула наружу.  Автомобиль.
В нем, бессильно упав головой на  руль,  сидит  водитель.  Словно  спит.
Дверь распахнута, на сиденье - пистолет. Это он стрелял в Бетлицкую.  Но
и она не промахнулась. На виске - яма, черный провал.
   Аля осторожно вышла на приступочку, и тут  -  словно  тень  метнулась
откуда-то сбоку, налетела, сшибая навзничь. Это оказалась  девчонка,  ее
ровесница. Аля успела схватить нападавшую  за  отворот  куртки,  нырнула
вниз, подставляя спину, -  тело  само  вспомнило  жестокие  детдомовские
уроки. Девчонка упала навзничь, Аля - на нее; перехватила Руками  ворот,
сжала что было силы. И тут - уши словно затопило  взрывной  волной,  так
было больно: девчонка ударила ее, да так, что Аля почувствовала  во  рту
привкус крови. Полуоглушенная, она замерла, пережидая  дурноту  и  боль,
девчонка вывернулась, вскочила, рука ее скользнула в куртку,  выхватывая
оружие. Аля тоже подняла пистолет... Обе девушки дышали часто и  хрипло,
каждая понимала, что на выстрел другая  ответит  выстрелом.  Победить  в
этой заполошной схватке было не дано ни одной из них.
   - Осторожно, Оля... Ты же не хочешь умирать... -  тихо  сказала  Аля.
Желтые  круги  все  еще  плыли  перед  глазами,   барабанные   перепонки
пульсировали болью. - Я тоже не хочу.
   Удивление на миг вспыхнуло в глазах противницы.
   - Ты из команды?
   - Нет.
   - Откуда тогда знаешь, как меня зовут?
   - Бетлицкая сказала.
   - Все ты врешь. Я знаю, я свое  отработала.  Вы  меня  убьете?  Смена
состава?
   Так?
   - Да пошла ты! Я вообще здесь слева! И знать ничего о вас не хочу!
   - Ты местная?
   - Вроде того.
   - Как оказалась здесь?
   - Случайно.
   - А пистолет у тебя откуда?
   - От верблюда. Слушай, опусти ствол. А я уберу свой, - Аля помедлила.
- А то очень страшно. Правда. Руки с оружием медленно опустились.
   - Так откуда у тебя оружие? - снова спросила Оля.
   - Подобрала.
   - Ты в кого-то стреляла?
   - Да.
   - Убила?
   - Нет, ранила. Ирка оказалась ловчее.
   Ольга  оглянулась  на  лежащую  в  двух  шагах  Бетлицкую:  глаза  ее
безжизненно и пусто смотрели в низкое зимнеенебо.
   - Отловчилась. А вообще... стерва она была. Живых не оставляла.
   - Все равно ее жалко.
   - Что-то ты не похожа на жалостливую.
   - Зато ты - очень похожа, - огрызнулась Аля.
   - Всех жалеть  -  жалелки  не  хватит.  Слушай,  а  ты,  случаем,  не
"вешалка"?
   - Кто?
   - Не модель? Из Княжинска?
   - Н-нет.
   - А похожа. Дылда, как они все. И Ирка была такая же.
   - Сама ты - пигалица. Причем злая.
   - А ты добрая, да? Добрые со стволами по шалманам не таскаются,  а  в
детских садах воспиталками сопят. Ну что,  убрали  пистоли?  Совсем?  На
раз-два, только без фокусов, не в цирке. Да и сматываться,  надо.  Менты
здесь квелые и не очень-то куда торопятся, а уж при таком огнестреле - и
подавно. Но СОБРы - круты. Да и в уголовке  есть  борзые,  вполне  могут
накатить.  Ноги  делать  надо.  -  Оля  пристально  посмотрела  в  глаза
Егоровой. - Похоже, ментов ты боишься больше пистолета.
   - Больше, - спокойно подтвердила Аля.
   - Я их тоже не жалую.
   Успокоившись, Ольга  сунула  пистолет  за  пояс  джинсов,  Аля  одним
движением уложила свой в кобуру, но ремешком не закрепила: на случай.
   -  Ну  что,  подруга,  как  играли   -   веселились,   подсчитали   -
прослезились...
   Разбежались?
   Оля быстро подошла к автомобилю,  одним  сильным  движением  вытянула
убитого водителя из-за руля. Села сама.
   Из дверей ресторана так  больше  никто  и  не  появился.  Молоденький
милицейский сержантик показался было из административного здания, да тут
же заспешил обратно.
   - Что стала столбом? Нужно срываться!  Сейчас  этот  "кусок"  телефон
накручивает. Минут через десять СОБРы подтянутся, они с войны - бешеные.
- Ольга вздохнула, глянула на Алю:
   - Что-то ты домой не торопишься, "местная". Подвезти?
   - Подвези.
   Аля плюхнулась на переднее сиденье, хлопнула дверцей. Повернулась:
   - Может, Ирку заберем? Жалко же... оставлять.
   - Дура! Живых жалеть нужно. -  Ольга  жестко  свела  губы,  повернула
ключ, отжала сцепление. - Ничем мы ей уже не  поможем.  Ничем.  Да  и  -
каждый сам за себя.
   Аля оглянулась и долго смотрела на Ирку Бетлицкую: снег  на  ее  лице
уже не таял.
   - Она всегда любила снег, - тихо сказала Ольга. Помолчала, вздохнула:
   - Снега у нее теперь будет вдоволь.
   Автомобиль сорвался с места. Он несся сквозь парящие снежинки, словно
сквозь белые незабудки. Девушки молчали. Город остался позади.
   - Тебя далеко подбросить, "местная"?
   - На станцию. На железку.
   Минут через тридцать машина остановилась. Вокзал - маленькое зданьице
на продуваемом всеми ветрами перроне.
   - Покурим? Намерзнуться успеешь.
   - Давай.
   Снег все падал и падал. В салоне было тепло и уютно,  а  о  том,  что
произошло совсем недавно, девушки по молчаливому уговору не вспоминали.
   - А все-таки? Ты - модель? - спросила Ольга.
   - Так. Подрабатывала.
   - У вас красиво. Только скучные все какие-то. И одинаковые.
   - Завидуешь?
   - Чему? - Ольга вздохнула. - Хотя - завидую. Парень у тебя есть?
   - Есть.
   - Дома?
   - В тюрьме.
   - Охо-хо.
   - Не у нас. За бугром. Его подставили.
   - Все так говорят. А в тюрьме плохо. Он у тебя сильный?
   - Да. И добрый.
   - Что-то не верится.
   - Так бывает.
   - Мир устроен глупо: добрые и отважные погибают первыми.
   - Некоторые остаются.
   - Мне  такие  не  попадались.  -  Ольга  вздохнула.  -  Завидую.  Что
дальше-то делать собираешься, залетная?
   - Жить.
   - Я тоже хочу... Вот только  мне  негде  и  не  с  кем...  Ирка  тоже
срываться хотела, не успела. Глобуса наши манекены чикнули. Ирку  решили
стереть. Убить ее должна была я. Да не сложилось у них.
   - Ты к ним вернешься?
   - За пулей?
   - И - куда?
   - Мир велик.
   - А чем заниматься станешь?
   - Да чем угодно. Только не войной. А вообще-то, я море люблю.  Уехать
бы куда-нибудь, где снега нет и тепло... Под водой плавать. Там тихо.  -
Ольга вздохнула:
   - Ладно, поговорили. Удачи, что ли?
   - Прощай.
   Аля открыла дверцу, вышла.
   - Знаешь... - На миг Ольгино  жесткое  лицо  помягчело,  глаза  стали
мечтательными,  и  оттого  вся  она  как-то  разом  похорошела,  и   Але
показалось, что девушка куда моложе,  чем  она  подумала  сначала.  -  А
все-таки... так хочется счастья.
   - Мне тоже. Пока.
   - Пока.
   Аля хлопнула дверцей и пошла к зданьицу вокзала.  Автомобиль  обогнал
ее, приветственно вспыхнув фарами, развернулся - и через несколько минут
скрылся за снежной пеленой.
   Еще через четверть часа Аля сидела  в  жарко  натопленном  вагоне,  в
пустом купе спального вагона.  Проводница,  усталая,  замотанная  тетка,
спросила только:
   "До Москвы?" - взяла деньги, сказала:  "В  пятое".  Потом  появилась,
принесла стакан горячего чаю: "Грейся".
   Аля сидела и ни о чем не думала. Только слушала,  как  колеса  дробно
повторяют на стыках: "В Москву... в Москву... в Москву..."  Где-то  там,
за тонированной чернотой пуленепробиваемых стекол,  затаился  Лир.  Умом
Аля понимала, что пытаться добраться до него было полным безрассудством;
но помнила она и слова Олега: "На войне невыполнимых  задач  нет.  Нужно
просто придумать простое и  конструктивное  действие,  которое  окажется
непросчитываемым противником по полной глупости задуманного".
   Стрелять в Лира было глупостью полной и очевидной хотя бы потому, что
подобраться к  нему  на  расстояние  выстрела  было  нельзя.  Немыслимо.
Невозможно. Но Аля знала, что сделает это. Потому что невыполнимых задач
нет. Правда, есть гибельные. Но об этом лучше не думать.
   Аля отхлебнула чаю, покрутила  колесико  радиоточки.  Музыка  зимнего
блюза показалась Але грустной и беззащитной; безыскусный голос  певца  с
легкой хрипотцой перебирал слова, и они наполняли собой пространство.
 
   Еще один рассыпался букет,
   Укутав зиму снегом хризантем,
   И человек, ушедший в лунный свет,
   Стал невесом, как сигаретный дым...
   Мерцая в сонном снадобье луны,
   Туманом таял у твоей свечи -
   Опять слова безумства и весны
   Шептал в очаровании ночи...
   И исчезал порочный круг примет
   В угольях обжигающей любви,
   И юный, недоверчивый рассвет
   Сиял, как купол Спаса на Крови.
   Промчались кони облаком - и нет.
   Корнет был восхитителен и нем,
   И лунной далью отлетевших лет
   Он кутал зиму снегом хризантем.
 
   Аля смотрела за окно, и ей показалось, что снег, наконец, кончился, и
стекло оплывает  дождем.  Только  ощутив  на  губах  солоноватую  влагу,
дев