ным
шуткам и грубоватому юмору. И  это  не  от  наркотиков.  Просто  у  меня
органон  такой.  Читал  у  Фрэнсиса  Бэкона  вещичку?  "Новый   органон"
называется? Нет? Ну и правильно, скучнейшая, я тебе доложу,  пакость.  Я
даже больше скажу, - Глостер понизил голос почти до шепота, -  я  вообще
не различаю Роджера и Фрэнсиса Бэконов. Совсем. Хотя они и не  близнецы.
И даже не однофамильцы. А ты? С кем  однофамилец  ты,  Лаэрт?  И  какого
Глостера имел в виду Лир, когда нарек меня этим странным псевдонимом?
   Бедного, ослепленного Глостера из "Короля Лира" или герцога  Глостера
из "Ричарда Третьего"? Кстати, ты любишь Шекспира, Лаэрт?
   Пока Лаэрт искал, что ответить, Глостер уже хохотал во все горло.
   Отсмеявшись,  вытер  выступившие  слезинки  в  уголках  глаз,  сказал
абсолютно сухим и официальным  тоном,  впрочем,  с  той  долей  дежурной
теплоты, какую подпускают начальники в разговоре с подчиненными, пытаясь
добиться от них выполнения работы, за которую никто не будет платить:
   - Так  мы  договорились  насчет  доклада  Лиру?  Собеседник,  похоже,
несколько смешался, озадаченный этакими переходами из огня да в полымя.
   - Но инструкция... - вяло попытался возразить он.
   - Мой милый Лаэрт, - напевно произнес Глостер, не замечая, что  почти
полностью копирует интонации Лира, - ты же  не  хуже  меня  знаешь,  что
инструкции нельзя нарушать... Но  и  с  перевыполнением  их  спешить  не
следует, а? Просто с докладом нужно повременить. Повременить,  только  и
всего. Это разумно, не правда ли, Лаэрт? А в этой жизни  побеждает  тот,
кто поступает ра-зум-но. Сказки, в конце которых добро победило разум, -
любимые у здешних крестьян и прочей  копошащейся  в  навозе  сволоты.  А
потому народец этот так и мается в собственных  испражнениях,  слезах  и
соплях который век. Так?
   - Так.
   - Я рад, Лаэрт, что ты рассуждаешь разумно. Я рад, что мы нашли общий
язык. Конец связи., - Конец связи.
   Автобус впереди чуть сбавил ход и через несколько минут вырулил влево
и замер.
   - Паркуйся к обочине, - велел водителю "вольво" Глостер.
   - Вы... вы меня убьете?
   - Была охота, да неволя подвела.
   - Что?
   - Паркуйся,  я  сказал,  пся  крев!  -  выругался  Глостер.  Водитель
вздохнул обреченно и остановил машину  у  самого  края  шоссе,  рядом  с
обрывом. Глостер огляделся: по горным меркам - невеликий  совсем  обрыв,
но слететь с него закупоренным в "цельнометаллическую  оболочку",  будто
покойник у Стенли Кубрика... Или - тот покойник был вовсе не у  Кубрика,
а у Фрэнсиса Форда Копполы? Пес их, этих итальяшек, разберет!
   А водила - грамотный и не из пужливых. Мотор не  заглушил;  в  случае
чего - "полет шмеля" дуэтом, а если двух покойников считать за компанию,
то  и  квартетом.  Скверная  перспектива.  Но  Глостера  она   почему-то
совершенно не пугала: напротив, он  чувствовал  душевный  подъем,  будто
стакан чистейшего спирта, принятый махом, вдруг пошел гулять в  крови...
Кое-как Глостер заставил себя сосредоточиться и почувствовал, что далось
это ему с трудом.
   - Нравится здесь? - неожиданно спросил он водителя.
   - А чего... - опасаясь подвоха, напрягся тот. -  Солнышко  теплое.  И
море нехолодное.
   - Сам нездешний?
   - Теперь уже здешний, чего.
   - А откуда вообще будешь?
   - С севера мы.
   - Кто - "мы"?
   - Да много сюда перебралось. Это кто успел. К солнышку.
   Глостер несколько секунд сосредоточенно смотрел на дорогу, что-то для
себя решая. Спросил:
   - Как тебя зовут?
   - Меня? - Коровьи, чуть навыкате,  глаза  двадцатипятилетнего  водилы
нарочито тупо смотрели на Глостера из зеркальца заднего вида.
   - Да.
   - Миша. Можно - Мишаня.
   - Так откуда сам будешь, Мишаня?
   Водила похлопал глазами, произнес, как бы нехотя:
   - Я же говорил, с севера мы. Воркутинские.  Сюда  батя  перебрался  в
восемьдесят девятом, дом купил.
   - Ты пойми, Мишаня, интерес мой не  праздный.  Смекаю,  подойдет  мне
этот человечек или нет.
   - Я, что ли?
   - Ты.
   - А если не подойду, то что?
   - Ты-то сам как думаешь?
   - Чего мне думать?
   - А если не понравишься?
   - Знать, судьба такая. Только и вы, я себе думаю, босса с  Эдиком,  -
Мишаня кивнул на убитого телохранителя,  -  не  затем  зажмурили,  чтобы
судьбу за усы лишний раз по глупости дергать.
   - Резонно мыслишь.
   - А то...
   - Как с отцом сюда переехали, чем занимался?
   - Ну, как чем? В школе учился. Потом - в ПТУ.
   - И сразу к Ричарду попал? - насмешливо протянул Глостер.
   - Почему - сразу?..
   - А - как?
   - При деловых был. Только - стремно там.
   - Чего?
   - Юг - место шебутное. И все делят-делят,  поделить  не  могут.  Свои
головы не берегут, а уж наши и подавно.
   - У "хозяина" бывал?
   - На киче-то? Был.
   - Статья уважаемая? Водила пожал плечами:
   - Бакланская. Хулиганка.
   - Так как же тогда тебя Ричард к себе прибрал меченого такого?
   - Я водила хороший.
   - Не ври.
   - Правда хороший...
   - Я не о том. Колись, болезный, мы не у следователя.
   - О чем вы?
   - Слушай, во-ди-тель... Ты машоней-недавалкой не  прикидывайся!  Чего
тебя Ричард обласкал? Ну?
   - Да я это... пару гавриков...
   - Ну? Пришил, грохнул, замочил, поставил на перо, кончил, зажмурил, в
ящик забил... Чего заикал, Мишаня?
   - Ну, грохнул. Двоих. И что с того? Труха были люди.
   - Труха были люди... - в тон ему повторил Глостер. -  А  люди  вообще
труха, а, Мишаня?
   - Всякие  случаются,  -  спокойно  отозвался  водила.  Глостер  ответ
оценил, подумал с полсекунды, спросил:
   - У Ричарда есть доверенный человек на базе?
   - У кого?
   - У твоего босса.
   - Мы называли его Виктором Викторовичем.
   - Да хоть горшком! У него есть помощник? Из активных?
   - Ну.
   - Кто?
   - Гошка Степанцов. Жоржик.
   - Он на базе теперь?
   - Да. А где ему быть?
   - В Караганде!
   Шофер только пожал плечами. Дескать, как вы  спрашиваете,  так  мы  и
отвечаем. А умничать так-то всякий может.
   - Босс твой, Виктор Викторович, торжественную встречу  нам,  случаем,
не планировал?
   - В смысле?
   - С торжественным залповым огнем и последующим выносом  тел?  Никаких
особых мероприятий? Усиление или что-то в этом роде?
   - Мне он не докладывал.
   - Ты, братец, не хами! Сам что думаешь?
   - Вроде как Жоржик суетился чуток больше обычного, - У ворот охрана?
   - Само собой.
   - И подчиняется этому Жоржику?
   - Ему.
   - Сколько всего на базе людей?
   - Дюжины полторы. Может, и поболее, - А  сам  он  что  за  человечек?
Жоржик? Водитель вздохнул:
   - Одним словом сказать?
   - Если сможешь.
   - Сволочь.
   - Чего?
   - Душегуб. И не такой, чтобы... Глаза у него стылые. Как прорубь.
   Глостер прикурил сигарету, затянулся, оскалился в улыбке:
   - Это ты Маэстро не знаешь.
   - А зачем мне?
   - Резонно. Ладно, это лирика. С пропускной системой на базе строго?
   - Ну... вообще-то... строго.
   - Автомобиль знают?
   - Наш-то? А как же. Но пропускают по паролю.
   - Пионерский лагерь, - усмехнулся Глостер.
   - Босс называл это не "пароль", а "ключевое слово".
   - Что в лоб, что по лбу. Ключевое слово неизменно?
   - Вообще-то... Раз в неделю меняли, но и то... Парни, что на воротах,
тоже с глазами: видят, кто едет.
   - Тогда зачем оно вообще нужно?
   Водитель  только  пожал  плечами:  дескать,   мое   дело   шоферское,
прокукарекать, а там - хоть мокрый снег  с  дождем,  да  на  мичуринские
посевы. Подумал, добавил:
   - Для понтов, зачем еще.
   - Что?  -  не  сразу  включился  погрузившийся  в  собственные  мысли
Глостер.
   - Ну слово это ключевое.
   - Для понтов?
   - Ясное дело.  Кому  тут  охота  на  нас  нападать?  Кутенку  Черепу?
Марату?
   Косте Морячку? Да бакланы они, им до босса - как до неба.
   - Ты это слово знаешь?
   - Какое слово?
   - Которое пароль?
   - Нет.
   - Ты же сам только что говорил...
   - Так в связи с вашим приездом как раз сегодня и поменяли. И босс еще
велел своим бдить так, будто Кремль охраняют. По мне  -  показуху  решил
устроить, чтобы, значит, перед начальством в грязь лицом не ударить.
   -  Ну  и  как  по-твоему?  Удалось  ему  начальству  угодить?  Водила
покосился в  зеркальце  на  труп  босса,  уже  полусползший  с  сиденья,
осклабился:
   - Не особенно.
   - Да ты шутник, Мишаня.
   - А то.
   Глостер подумал немного, протянул:
   - Та-а-ак. Выходит, босс твой,  Виктор  Викторыч,  тебе  не  шибко  и
доверял?
   Может, тебе и вовсе доверять не стоит?
   - Почему не доверял? - быстро отозвался Мишаня. Глаза его были  снова
безоблачны  и  пусты.  Глостер  усмехнулся   про   себя:   чудные   они,
крестьянские дети!
   И простота их куда хуже воровства!
   - Как - почему? Пароль ты не знаешь,  об  усилении  -  тоже,  догадки
одни...  А  ведь  шофер  у  босса  -  завсегда  и  телохранитель,  самое
доверенное лицо... Не так?
   Мишаня  только  пожал  плечами.  Его  посмурневшее  лицо  говорило  о
нешуточной  работе  мысли:  работе  для  Мишани  непривычной  и  тяжкой.
Впрочем... Ни о чем это не говорило: знал Глостер этаких тугодумов.  Они
действительно мыслили с трудом, а вот соображали -  хорошо  и  скоро.  И
были куда удачливее многих яйцеголовых! А вправду, кто успешен  по  этой
жизни? Или шустрые жулики, нахапавшие безнаказанно, пользуясь  близостью
кто - к трону, кто - к ночному  горшку  правителя,  или  вот  такие  вот
лупоглазые селяне:
   "А чего мы? Мы ничего? Нам бы к солнышку".
   - Думаю, в расход он меня готовил, - проговорил водитель  спокойно  и
абсолютно уверенно. - В распыл. Списывать, значит, собирался.  Вместе  с
этим. - Мишаня кивнул на убитого телохранителя.
   - Чего так решил?
   - Да уже две недели как с базы - никуда.
   - Ну и что с того?
   - И раньше он при мне такие разговоры, как с вами сегодня, то с одним
разговаривал, то-с другим. А кто я ему? Юный пионер,  чтобы  он  с  меня
торжественное обещание брал в молчанку играть? То-то же. А вообще...  На
сердце мне давно пакостно было... А уж сегодня - так вообще... Я  потому
и глаз от дороги - ни-ни. - Водила снова вздохнул:
   - По сердцу так когтями с раннего утра -  скрынь,  скрынь...  Боялся,
какой автокран выйдет в лобовую - и привет родителям.  А  вона  оно  как
вышло. Планировал Вик Викыч меня в расход, а его  самого  заместо  этого
вычеркнули.
   - Бывает. Сила солому ломит. Водила вздохнул:
   - Жизнь теперь такая.
   - Не журись, земеля! - озорно отозвался Глостер. - Сегодня ты босс, а
завтра - песий хвост. Так-то жить веселее, а?
   - Веселев, - мрачно согласился Мишаня. - Куда как веселее. Потеха.
 
Глава 47 
 
   - Потехе час, а время все-таки делу. Так, Мишаня?
   - Так.
   - Ну а раз так... - Глостер кивнул на труп рядом:
   - Поговорим о делах?
   - А какие у нас с вами дела?
   - Вопрос у меня считай что  чисто  теоретический,  но  с  выходом  на
практику: а готов ли ты, Мишаня, человечка к Аиду переправить?
   - К кому?
   - Пардон: метафора. Против того, чтобы замочить индивида,  -  никаких
особых возражений?
   - У меня?
   - Угу.
   Мишаня напряженно собрал лоб морщинками, а Глостер и  не  сомневался,
что под этим  покатым  лобиком  сейчас  идет  такая  работа  мысли,  что
держись! Как бы не прогадать и своего не упустить, пока нужен! Но как бы
и не заторговаться до смерти! А то ведь отхватит этот черный башку и  не
поперхнется! Босса завалил - как сушку схрумкал!
   - Кого-то надо убить?
   - Догадлив, как Премудрая Василиса. Да, убить. Обязательно убить.  Не
смущает?
   Водитель только пожал плечами:
   - Жизнь такая.
   Жизнь такая... Глостер вздохнул; ему, пусть на  мгновение,  но  стало
отчаянно жалко себя! Покойный Ричард хоть в чем-то, но  прав:  болтается
он, нестарый, крепкий мужик, и  чем  занят?  Разбором  междуусобья  двух
сбрендивших параноиков: Маэстро и Лира.  И  если  уж  положить  руку  на
сердце, то... Да! Прав был покойный Ричард и в  другом,  на  все  двести
процентов прав! Лир бредет в могилу и увлекает за собою всех. Он  сейчас
похож  на  тонущий  фрегат:  тот,  погружаясь,  создает  рядом  с  собой
громадную воронку,  водоворот,  в  который  и  затягивает  все  живое  и
неживое... Спастись можно только отплыв от терпящего бедствие как  можно
дальше. Можно и по-другому: загодя сойти с обреченного  корабля.  Вместо
этого он, Глостер, словно намертво прикручен к мачте этого  злополучного
парусника!
   Прав был Ричард. Но умер он не поэтому. За  правду  гибнут  только  в
сказках.
   В жизни - всего лишь за металл.  И  мудрый  должен  решить  для  себя
только одну дилемму: что сделать раньше - заполучить золото, чтобы с его
помощью купить закованную в латы живую человечью плоть, способную добыть
войной новое золото... или  сначала  ощутить  в  ладони  верную  рукоять
булата и только потом - захватывать неверный желтый  металл...  В  любом
случае страшная алхимия бытия проста и безжалостна: превращение золота в
железо и железа в золото - в тиглях горячечной крови  героев,  гениев  и
безумцев. В этом жутком кругу и перемалывается непрестанно все сущее  на
этой земле:  ум  и  заумь,  юность  и  Уродство,  красота,  бездарность,
великодушие, предательство, совершенство...  Все  смертно.  Кроме  круга
мироздания - змеи, вцепившейся в собственный хвост.
   И все это  означает  только  одно:  ему,  Глостеру,  вовсе  не  нужен
соратник в борьбе за теневой престол Лира; ему нужны только подчиненные.
Да, большие куски в одиночку не едят, но  так  ли  уж  велик  оставшийся
пирог? Скорее, Лир неотличим  от  других  владык  и  страдает  тем,  что
желаемое видит как реально существующее, а сам сползает к ямке неспешно,
как и положено покойнику, по странной прихоти судьбы  еще  продолжающему
функционировать среди живых. Ричард был в игре Глостера лишним. Так  же,
как и Дик. Такова жизнь.
   А Лир... Лир действительно сошел с ума! Сначала устроил в  подвале  в
центре Москвы  гладиаторский  поединок  между  ним  и  Диком...  Теперь,
похоже, решил поставить пьесу  с  декорациями...  И  будет  это,  скорее
всего, траги-фарс. Ведь из живых только Лир знает истинные  роли  в  той
давней трагедии  в  Хачгарском  ущелье  людей,  что  сошлись  сейчас  на
курортном  побережье...  И  это  знание  придает   его   умиротворенному
старческому наблюдению особый вкус;  вкус  крови,  и  давней,  и  совсем
свежей, вкус терпкий и изысканный. Закон выживания не знает  исключений:
когда не хватает своей крови, жизнь продлевают проливая чужую.
   Маэстро... Можно ли с  ним  договориться?  Нет.  Маэстро  всегда  был
слишком умен и безжалостен. Вернее... он был неиствов.
   - Так кого нужно убить?  -  прервал  затянувшееся  молчание  водитель
Мишаня.
   - Убить? - вздрогнул Глостер.
   - Ну.
   - А вашего Жоржика. Сумеешь?  Мнится  мне,  этот  человечек  Ричардом
возвеличен и властью своею теперь не поступится.  Да  и  завязан  он  на
кого-то из здешних.
   - С кем он здесь крутит, того я не знаю. Правда.
   - Правда, кривда... Нам сейчас это без надобности. Можно было бы  его
и встряхнуть вдумчиво, но сие - совсем другая песня. Не до него.
   Водитель вздохнул:
   - Не пойму я чтой-то...
   - Что именно?
   - У вас душегубов полон автобус, а вы меня  обхаживаете-уговариваете,
чтобы я Жоржика завалил... А он востер.
   - Боишься?
   - И это тоже, а больше - понять хочу. Ведь то ли я  Жоржика  укокошу,
то ли он меня ухайдокает - это еще бабушка надвое сказала,  а  у  вас  -
весь расклад на руках. Зачем я вам? Не пойму.
   - И все же - ты боишься!
   - Не боятся только мертвяки. Им уже все равно.
   - Жоржик умеет убивать?
   - Ну. Как мясорубка.
   - Другого убийцу он почуять должен?
   - Меня, что ли?
   - Не наговаривай на себя, Мишаня! Ты мужик! А он профессионал. Это  я
для него опасность, понял, я! Ты - так, овца.
   - И - что?
   - Подойдешь к нему, а дальше - как  повезет.  Не  штурмовать  же  нам
пансионат "Мирный", в самом деле!
   - Что-то я в толк не возьму.
   - Слушай, Мишаня... Это тебе объяснять совсем ни к  чему,  но  ты  уж
поверь мне на слово... Ричард, Вик Викыч ваш, мужик сторожкий был?
   - Ну... вообще-то... да.
   - Как и большинство преуспевающих людей, в смерть свою он  просто  не
верил... Не возражай, люди вообще не склонны верить  в  свою  смерть,  в
близкую - тем более. И на то, что я его завалю эдак влегкую,  Ричард  не
рассчитывал. - Глостер хохотнул возбужденно. -  Но  поостерегся,  я  так
себе думаю... И что там он умудрил со  своим  Жоржиком,  какой  финт  на
случай? Скажем, если бы я его,  сирого,  не  к  праотцам  переправил,  а
заарканил? Повязал? Думал он над тем, как полагаешь?
   - Мог.
   - Во-о-от. И инструкции,  надо  полагать,  на  сей  гамбургский  счет
своему верному джульбарсу оставил. Вывод: ломиться в запертые ворота  мы
не станем. Ты подъедешь один, тихонечко, я тебя самолично подстрахую...
   Мишаня странно, даже слегка ошалело глядел на Глостера, но тот взгляд
не заметил вовсе, продолжал увлеченно:
   - Архаровцы мои на  въезде  подождут.  Меня,  полагаю,  люди  Жоржика
крепко пасти будут, тебя - вряд  ли.  Свой  все-таки.  Вот  и  действуй.
Уразумел рекогносцировку?
   - Чего?
   - Замочишь Жоржика?
   - А то. - Водитель помялся, спросил не очень уверенно:
   - А что это за штучка у вас... босс?
   - Какая штучка? - На "босса" Глостер никак не отреагировал.
   - Ну та, которой вы Виктора Викторовича и Эдика ущучили.
   - Шокер. Такую хочешь?
   - А чего? Вещь хорошая.
   - Бесспорно. Но пользоваться ею нужно уметь. А то сейчас ты  неумеючи
да в суматохе не на ту пимпочку тиснешь, и -  "товарищ,  я  вахту  не  в
силах стоять, сказал кочегар кочегару...". И шоком ты не обойдешься, как
видишь, у меня сплошь летальный исход запланирован. Без обид?
   - Да какие обиды.
   - Вот и славно. Будь попроще, и люди  к  тебе  потянутся.  -  Глостер
снова хохотнул, чувствуя странное  возбуждение...  Кое-как  справился  с
накатывающим откуда-то изнутри  судорожным  весельем,  чем-то  схожим  с
истерикой, закурил, крепко закусив зубами фильтр, спросил скороговоркой,
стараясь, чтобы вышло делово:
   - Шпалер у тебя имеется?
   - Пистолет?
   - Да.
   - Нету.
   - Чего?
   - Не обучен.
   - Да неужели?
   - Не, шмальнуть, конечно, могу. Только  Жоржиковы  атлеты  на  пальбу
сбегутся, башку вмиг отвернут. Тесаком сподручнее. И шуму меньше.
   - Зато кровищи...
   - Это если неумеючи.
   - А если умеючи?
   - Тогда - не тесаком нужно. Заточкой. Ею - вообще аккуратно. Это если
прямо в сердце.
   - Хозяин барин.
   Глостер прищурился, едва заметная  гримаска  скривила  его  губы.  Он
поднес к уху сотовый, набрал несколько цифр:
   - Лаэрт?
   - Да.
   - Что у тебя?
   - Пейзажем любуемся, как и мечталось.
   - С "таможней договорился"?
   - С людьми Ричарда?
   - Да.
   - Они все поняли правильно. Даже предупредили: есть там у них один...
как бы это сказать помягче...
   - Наслышан. Жоржик. Друг  и  соратник  покойного.  Вот  его-то  мы  с
Мишаней и будем убирать. В смысле - аннигилировать. - Глостер и на  этот
раз  едва  подавил  в  себе  приступ  несвоевременной   дурашливости   и
смешливости. - Мы поедем вперед, вы - следом. Стопорнетесь вне  пределов
видимости из пансионата.
   - Это далеко. Если вам понадобится помощь, мы не сможем оперативно...
   - Не берите  в  голову,  Лаэрт,  -  довольно  невежливо  оборвал  его
Глостер. - Мы справимся. И вот еще что: мы тут сбросим вам пару  жмуров,
вы уж позаботтесь о них.
   - Оживить?
   - Ха-ха-ха... Вы начали шутить, Лаэрт? Шутки  со  смертью  -  хороший
признак.
   Очень хороший,  -  произнес  он  тем  же  игривым  тоном  и  закончил
совершенно серьезно, без малейшего намека на улыбку:
   - Но не для всех.
 
Глава 48 
 
   Глостер сделал короткую паузу, словно собираясь с мыслями, приказал:
   - Трупы просто  упакуйте  по-быстрому:  возиться  очень  уж  недосуг.
Полагаю, этот Жоржик уже беспокоится.
   - Ричард назначал контрольное время прибыт