три велосипеда, а метрах в двухстах ниже увидел трех мужчин с удочками.  Он,
как обычно, вышел из машины и направился к лесу. Пройдя метров двадцать,  он
услышал крик. Обернувшись, увидел, что один из рыболовов  машет  ему  рукой.
Двое других тоже обернулись и не спускали с него глаз. Лимас  был  в  старом
плаще, руки в карманах, вынимать их оттуда сейчас не стоило. Он понимал, что
эти двое прикрывают того, что в центре, и если он  попытается  вынуть  руки,
пристрелят его, решив, что он достает пистолет. Лимас остановился  метрах  в
десяти от мужчины.
   - Вам что-то от меня нужно? - спросил Лимас.
   - Вас зовут Лимас? -  Это  был  невысокий  полноватый  человек  с  весьма
уверенной манерой держаться Он говорил по-английски.
   - Да.
   - Номер вашего британского паспорта?
   - PRT - L 58003-1.
   - Где вы были вечером пятнадцатого августа сорок пятого?
   - В Лейдене в Голландии, сидел с голландскими друзьями  в  конторе  моего
отца.
   - Давайте пройдемся немного,  мистер  Лимас.  Плащ  вам  не  понадобится.
Снимите его и положите на землю возле себя. Мои друзья присмотрят за ним.
   Лимас помедлил, потом пожал плечами и снял плащ. Они быстро направились в
сторону леса.
   - Вам не хуже моего известно, кто это  был,  -  устало  сказал  Лимас.  -
Третий человек в министерстве внутренних дел, член секретариата  Президиума,
начальник  координационной  службы  комитета  государственной  безопасности.
Думаю, там-то он и вышел на Де Йонга и меня: просмотрел заведенные на нас  в
отделе досье. У него было сразу три  козыря:  Президиум,  знание  внутренней
политики и экономики и,  наконец,  доступ  к  документам  восточногерманской
разведки.
   - Но лишь весьма ограниченный доступ, - вмешался Петерс. - Они никогда не
позволяют посторонним просматривать все их досье.
   - А вот ему позволили, - пожал плечами Лимас.
   - А куда он девал получаемые от вас деньги?
   - С того дня я перестал платить ему. Оплатой  стал  ведать  Цирк.  Деньги
переводились в западногерманский банк. Он даже вернул  мне  то,  что  я  уже
выплатил ему. Лондон перевел и эти деньги в банк. - А многое вы  сообщили  в
Лондон? - После этой встречи все, что знал. У меня не было иного  выхода.  А
Цирк, разумеется, сообщил в Департамент. И с этого момента, - желчно добавил
Лимас, - его провал стал уже вопросом времени. С  Департаментом  за  плечами
Цирк нагулял себе аппетит. Они начали нажимать на нас, требовать  как  можно
больше информации, готовы были дать ему большие деньги. В конце  концов  мне
пришлось предложить Карлу завербовать новых агентов,  образовать  агентурную
сеть. Это  было  крайне  глупо:  мы  перенапрягли  Карла,  встревожили  его,
подорвали доверие к нам. Это было началом конца.
   - Ну, и много ли вам удалось получить от него?
   - Много ли? - вздохнул Лимас. - Господи,  вот  уж  не  знаю.  Это  и  так
длилось невероятно долго. Я думаю, его засветили гораздо раньше, чем  взяли.
Скатывание вниз началось за несколько месяцев до его гибели. Они начали  его
подозревать и преградили ему доступ к подлинной информации.
   - И все же, если подытожить, что вы от него получили? - настаивал Петерс.
   Фрагмент за фрагментом Лимас восстановил полный объем сделанного Римском.
Память Лима-са, как с удовольствием заметил Петерс, была на редкость  точна,
особенно если учесть, сколько он уже выпил. Он  называл  даты  и  имена,  он
помнил, как на что  реагировал  Лондон  и  какие  осуществлял  проверки.  Он
называл суммы денег, запрошенные и  выплаченные,  даты  подключения  к  сети
новых агентов.
   - Простите, - сказал наконец Петерс, - но я просто не могу поверить,  что
один-единственный человек, какой бы ответственный пост он ни занимал, как бы
он ни был  осторожен,  предприимчив  и  удачлив,  может  обеспечить  столько
информации и с такими деталями. Кстати, даже если бы он и получил  доступ  к
ней, ему все равно не удалось бы сфотографировать ее.
   - А вот Карлу удалось, - упрямо и раздраженно возразил Лимас. - Ему, черт
побери, удалось - в этом-то все и дело.
   - И Цирк никогда не давал вам задания разобраться,  как  именно  ему  это
удается делать и при каких обстоятельствах?
   - Нет, - буркнул Лимас, - Римек очень болезненно  реагировал  на  это,  и
Лондон решил проявить деликатность.
   - Допустим, - сказал Петерс, а чуть погодя спросил: - А  вам  известно  о
женщине?
   - Какой еще женщине?
   - О любовнице Римека, той, что перебралась в Западный Берлин в  ту  самую
ночь, когда его застрелили?
   - Ну и что с ней?
   - Найдена мертвой неделю  назад.  Ее  застрелили  из  машины,  когда  она
выходила из своего дома.
   - Это был мой дом, - машинально заметил Лимас.
   - Возможно, она знала  об  агентурной  сети  Римека  больше,  чем  вы,  -
предположил Петерс.
   - Что, черт побери, вы имеете в виду?
   Петерс помолчал.
   - Все это очень  странно,  -  сказал  он  наконец.  -  Не  понимаю,  кому
понадобилось убивать ее.
   До конца разобравшись с делом Карла  Римека,  они  перешли  к  обсуждению
менее  значительных  агентов,  а   затем   к   тому,   как   функционировала
западноберлинская контора Лимаса, ее связи, персонал, тайная  инфраструктура
- явочные квартиры, транспорт, записывающее и фотографирующее  оборудование.
Они проговорили до поздней ночи и весь  следующий  день,  и  когда  назавтра
вечером Лимас добрался  до  своей  постели,  он  знал  наверняка,  что  сдал
противнику всю разведывательную службу союзников и  выпил  за  два  дня  две
бутылки виски.
   Его сильно озадачивало одно  обстоятельство:  упорство,  с  каким  Петерс
настаивал на том, что у Римека был помощник, причем вышестоящий.  Контролер,
как он вспомнил сейчас, спрашивал о том же - откуда у Карла доступ  к  такой
информации. Почему оба они так убеждены в том, что Карл не мог бы управиться
сам? Разумеется, у него были помощники вроде тех, кто охранял его в тот день
у канала. Но это были мелкие сошки, и Карл все рассказывал ему о них. И  все
же Петерс - а Петерс, не следует забывать, должен знать точно, к чему мог, а
к чему не мог получить доступ Карл, - и все же Петерс не  верил  в  то,  что
Карл  работал  в  одиночку.  В  этом  пункте  мнения  Петерса  и  Контролера
совпадали.
   Может быть, так оно и было. Возможно, за Карпом стоял  кто-то  еще.  Быть
может, именно его и стремился уберечь от Мундта Контролер.  В  таком  случае
выходит, что Карл работал на пару  с  этим  секретным  агентом  и  поставлял
Лимасу материал, добытый ими совместно. Может быть, именно об этом Контролер
беседовал с Карлом в берлинской квартире Лимаса, когда они остались наедине.
   Так или иначе, утро вечера  мудренее.  Утром  он  вынет  из  рукава  свой
козырной туз.
   Он задумался над тем,  кому  все-таки  понадобилось  убивать  Эльвиру.  И
зачем? Разумеется, в  этом  был  какой-то  смысл,  здесь  таилась  возможная
разгадка: Эльвира, если она знала помощника Римека, им же  и  была  убита...
Нет, тут слишком большая натяжка. Не учтены трудности перехода с Востока  на
Запад, а ведь убили ее в Западном Берлине.
   Его удивляло, почему Контролер не сказал ему о том,  что  Эльвира  убита.
Хотя бы для того, чтобы он правильно отреагировал на сообщение  Петерса.  Но
гадать об этом было  бессмысленно.  Наверняка  Контролер  имел  на  то  свои
причины, а его причины обычно столь  запутаны,  что  в  них  сам  черт  ногу
сломит.
   Засыпая, он пробормотал: "Карл был просто идиот. Эта  баба  предала  его,
клянусь, что она его предала". Эльвира теперь мертва - что же,  поделом.  Он
вспомнил Лиз.

   9. Второй день
   На следующее утро Петерс появился в восемь, и без  долгих  церемоний  они
уселись за стол и продолжили беседу.
   - Итак, вы вернулись в Лондон. Чем вы там стали заниматься?
   - Меня поставили на полку. Я понял, что со мной все кончено,  как  только
увидел в аэропорту этого засранца из  отдела  кадров.  Я  обязан  был  сразу
явиться к Контролеру и сообщить ему о Карле. Римек был мертв - о чем тут еще
было говорить?
   - И что же они с вами сделали?
   - Сперва сказали, что я могу поболтаться в Лондоне, пока  мне  не  выбьют
приличную пенсию. Они вели себя столь великодушно, что я взбесился и  сказал
им: раз уж вы так обо мне печетесь и вам не жаль на меня денег, то почему бы
вместо того, чтобы охать да вздыхать, не засчитать  мне  просто  непрерывный
стаж? И тут они рассердились. Меня отправили в расчетный отдел, а  там  одни
бабы. Этот период я помню не слишком отчетливо: я уже начал довольно  крепко
выпивать. Так сказать, поплыл.
   Он закурил. Петерс понимающе кивнул.
   - Поэтому, собственно, меня и поперли. Им не нравилось, что я пил.
   - И все же расскажите все, что сможете вспомнить, о расчетном отделе.
   - Там было  на  редкость  погано.  Я  всегда  знал,  что  не  гожусь  для
канцелярской работы. Поэтому я так и цеплялся за Берлин. Я  знал,  что  если
меня отзовут, то посадят за бумажную работу, прости Господи.
   - Чем вы там занимались?
   Лимас на минуту задумался.
   - Отсиживал задницу в компании двух баб - Тыозби  и  Лэррет.  Я,  правда,
называл их несколько иначе. - Он глуповато ухмыльнулся.
   Петерс непонимающе поглядел на него.
   - Ну, просто тасовали бумажки. Например, из финансового  отдела  поступал
документ: "Платежное  поручение  о  выплате  семисот  долларов  такому-то  и
такому-то вступает в силу с такого-то по такое-то. Просим исполнить". Вот  и
все. Подружки мои немножко волынили, потом отмечали бумажки, ставили печать,
а я подписывал чек или отдавал распоряжение в банк произвести выплату.
   - В какой банк?
   - "Блэтт и  Родни",  небольшой  респектабельный  банк  в  Сити.  В  Цирке
господствует убеждение, что выпускники Итонского колледжа умеют держать язык
за зубами.
   - То есть, вам известны имена агентов во всем мире?
   - Вовсе нет. Там была одна  закавыка.  Я  подписывал  чек  или  платежное
поручение  в  банк,  оставляя   пропуск   на   месте   фамилии   получателя.
Сопроводительное письмо и все остальное подписывалось мною, а  затем  бумаги
поступали обратно в особый отдел.
   - А что это за особый отдел?
   - Там хранятся все досье на  наших  агентов.  Они  вписывают  там  имя  и
передают бумаги в банк. Неплохо придумано, ничего не скажешь.
   Петерс разочарованно поглядел на него.
   - Значит, вы вообще не знали имен получателей?
   - В большинстве случаев - нет.
   - А в порядке исключения?
   - Ну, кое-что время от времени просачивалось и к нам.  Вся  эта  возня  с
банком, финансовым отделом и особым отделом, разумеется, приводила  порой  к
накладкам. Слишком уж много ухищрений. Так что иногда удавалось заглянуть  в
щелку на чужую, так сказать, жизнь. - Лимас поднялся. - Я приготовил  список
всех выплат, которые смог припомнить. Он у меня в комнате. Пойду принесу.
   Он вышел из комнаты  весьма  нетвердой  походкой,  которую  приобрел  уже
здесь, в Голландии. Когда он вернулся, в руке у него было несколько  листков
линованной бумаги, вырванных из дешевого блокнота.
   - Я написал это ночью, - пояснил он. - Думаю, так дело пойдет быстрее.
   Петерс взял листки и, не торопясь, внимательно  прочел  их.  Похоже,  они
произвели на него впечатление.
   - Хорошо, - сказал он. - Очень хорошо.
   - Лучше всего я запомнил операцию под кодовым названием "Роллинг  Стоун".
Благодаря ей я пару  раз  съездил  за  границу.  В  Копенгаген,  а  потом  в
Хельсинки. Просто чтобы поместить деньги в банк.
   - Сколько?
   - Десять тысяч долларов в Копенгагене  и  сорок  тысяч  западногерманских
марок в Хельсинки.
   Петерс положил карандаш на стол.
   - Для кого?
   - Откуда я знаю. Мы работали в "Роллинг Стоун"  на  принципе  вкладов  на
депозит.  Мне  выдавали  фальшивый  британский  паспорт,   я   обращался   в
Королевский скандинавский  банк  в  Копенгагене  и  в  Национальный  банк  в
Хельсинки и получал банковскую книжку на два лица - на  себя  под  фальшивым
именем и на кого-то другого, - очевидно, на агента под фальшивым  именем.  Я
оставлял в банке образец своей и его подписи (его подпись  предоставлял  мне
Цирк). Затем агент получал банковскую книжку и поддельный  паспорт,  который
он предъявлял в банке, снимая деньги  со  счета.  Мне  известен  только  его
псевдоним. - Он слышал собственные  слова,  и  они  казались  ему  чудовищно
неправдоподобными.
   - Это общепринятая процедура?
   - Нет. Это особая форма  платежа.  Только  по  определенному  списку.  Со
специальной пометкой.
   - А что это такое?
   - В ней было кодовое название, известное очень немногим.
   - Какое название?
   - Я же говорил вам - "Роллинг Стоун". Операция по выплате сумм  в  тысячу
долларов каждая в разных валютах и в разных столицах.
   - Всегда только в столицах?
   - Насколько мне известно, всегда. Кажется, припоминаю, я  видел  в  досье
упоминание о выплатах, проводившихся до того, как я поступил в отдел. В  тех
случаях проведение операции поручалось местному резиденту.
   - А те платежи, до вашего поступления, где они осуществлялись?
   - Один - в Осло. А другие - не помню.
   - Псевдоним агента всегда был одним и тем же?
   - Нет. Тут тоже проявляли осторожность. Потом я узнал от кого-то, что  мы
слизали  всю  эту  процедуру  у  русских.  Это   была   самая   надежная   и
под-страхованная со всех сторон операция, с какими  мне  вообще  приходилось
иметь дело. Я, кстати, тоже выступал под разными именами и,  соответственно,
получал разные паспорта. - Это должно было понравиться Петерсу, тут было  за
что ухватиться.
   - А эти поддельные  паспорта,  которые  вручались  агенту  для  получения
денег,  -  вы  что-нибудь  о   них   знаете?   Как   их   изготовляли,   где
регистрировали?
   - Нет, не знаю. Ах да, вот только помню, что на каждом была въездная виза
страны, где находился банк, и штамп о въезде.
   - Штамп о въезде? Вот как!
   - Да. Мне кажется, эти паспорта никогда не предъявлялись  на  границе,  а
только в банке для получения денег. Агент, должно быть, въезжал в страну под
собственным именем, совершенно законно прибывал в страну, где его дожидались
деньги, а затем использовал в банке поддельный паспорт.  Во  всяком  случае,
так мне это представляется.
   - А вам известно, почему сначала выплаты осуществлялись через  резидента,
а в дальнейшем через человека, привозившего деньги из Лондона?
   - Известно. Я спрашивал об этом у своих бабенок в расчетном отделе.  Дело
в том, что Контролер боялся...
   - Контролер? Вы хотите сказать, что эти выплаты курировал сам Контролер?
   - Да, он. Он боялся, что  местного  резидента  могут  опознать  в  банке,
поэтому решил посылать почтальона и выбрал для этой цели меня.
   - Когда состоялись ваши поездки?
   - В Копенгаген - пятнадцатого июня. В тот же вечер я улетел обратно. А  в
Хельсинки - в конце сентября. Там я пробыл два дня.  -  Он  ухмыльнулся,  но
Петерс не обратил на это ни малейшего внимания.
   - А другие выплаты? Как производились они?
   - Вот этого, прошу прощения, не помню.
   - Но одна совершенно наверняка в Осло?
   - Да, в Осло.
   - С каким интервалом производились две первые выплаты через резидентов?
   - Точно не знаю. Думаю, с небольшим. Месяц или вроде  того.  Может,  чуть
больше.
   - Как вы думаете, работал этот агент до того, как была произведена первая
выплата? Не было ли это указано в досье?
   - Нет, в досье были только даты  выплат.  Первая  -  в  начале  пятьдесят
девятого. И никаких других сведений. Все операции со специальной  страховкой
проводятся по этому принципу. В разных досье хранятся сведения по  одному  и
тому же делу. Только тот, у кого главный ключ, может сложить  все  фрагменты
воедино.
   Петерс теперь писал, не  переставая.  Лимас  был  уверен,  что  где-то  в
комнате  работает  и  магнитофон.  Но  расшифровка  магнитограммы  потребует
определенного времени. То, что Петерс  записывает  сейчас,  ляжет  в  основу
телеграммы, которая уже сегодня вечером  уйдет  в  Москву,  а  тем  временем
шифровальщики в советском посольстве в  Гааге  проведут  ночь  за  передачей
дословного текста их многочасовой беседы.
   - Скажите-ка, - начал Петерс, - ведь речь идет о крупных суммах. И  метод
их передачи очень непростой и дорогостоящий. Что вы сами  думаете  по  этому
поводу?
   Лимас пожал плечами.
   - А что мне думать? Должно быть, у Контролера появился  чертовски  ценный
агент, но я не видел материалов и ни о чем не могу сказать наверняка. Мне не
нравилось, как все это  делалось  -  слишком  уж  сложно,  слишком  хитро  и
изобретательно. Почему бы просто не встретиться  и  не  передать  наличными?
Зачем заставлять агента пересекать границу с настоящим  паспортом,  держа  в
кармане поддельный? Все это как-то странно.
   Лимас  чувствовал,  что  рыбка  клюнула,  теперь  нужно  было   набраться
терпения.
   - Что вы имеете в виду?
   - А то,  что,  насколько  мне  известно,  деньги  из  банка  ни  разу  не
забирались. Возможно, это был какой-то высокопоставленный агент из страны за
"железным занавесом" - значит, деньги должны были быть у него под  рукой  на
случай необходимости. Так мне кажется, но я об этом не очень-то задумывался.
Зачем мне это? В том-то суть нашего ремесла: знать  только  фрагменты  общей
картины. А стоит сунуть нос куда не следует, тебе же и не поздоровится.
   - Если деньги, как вы предполагаете, не были востребованы, то к чему  все
эти предосторожности с паспортами?
   - Когда я работал в Берлине, мы  разработали  определенный  механизм  для
Карла Римека на случай, если ему придется бежать и он не сможет  вступить  с
нами в контакт. Мы держали для него поддельный западногерманский паспорт  на
явочной квартире в Дюссельдорфе. Он мог его  получить  в  любую  минуту  при
соблюдении определенной процедуры. Паспорт ни разу не был просрочен -  отдел
специальных поездок возобновлял паспорт и визу, как только их срок  истекал.
Возможно, Контролер использовал ту же методику и с этим агентом. Правда, это
всего лишь мое предположение.
   - А откуда вам известно, что паспорта продлевались?
   - Есть соответствующие пометки в  досье,  циркулирующих  между  расчетным
отделом  и  отделом  спецпоездок.  Отдел  спецпоездок  как  раз   и   ведает
поддельными паспортами и визами.
   - Понятно. - Петерс задумался на минуту, а потом  спросил:  -  Под  каким
именем вы бывали в Копенгагене и Хельсинки?
   - Роберт Ланг, инженер из Дерби. Так меня звали в Копенгагене.
   - Какого числа вы были в Копенгагене?
   - Я уже говорил вам  -  пятнадцатого  июня.  Я  прибыл  туда  в  половине
двенадцатого. - И в какой банк вы обратились?
   - Боже мой, Петерс, - наливаясь гневом, сказал  Лимас,  -  в  Королевский
скандинавский. У вас это уже записано.
   - Просто хотелось удостовериться, - спокойно ответил Петерс. - А как  вас
звали в Хельсинки?
   - Стефен Беннет, инженер-кораблестроитель из Плимута. А там я был в конце
сентября, - с сарказмом добавил он.
   - Вы побывали в банке в день прибытия?
   - Да, двадцать четвертого или двадцать пятого, точно не помню, это я тоже
говорил вам.
   - Вы привезли деньги с собой из Англии?
   - Разумеется, нет. В обоих случаях мы  переводили  их  на  счет  местного
резидента. Резидент снимал их, встречал меня в аэропорту и передавал сумку с
деньгами, а я отвозил их в банк.
   - Кто сейчас резидент в Копенгагене?
   - Петер Йенсен, книготорговец из университетской книжной лавки.
   - А какие псевдонимы использовал агент?
   - Хорст Карлсдорф в Копенгагене.  Кажется,  так.  Да,  точно:  Карлсдорф.
Помню, мне все время хотелось сказать: "Карлхорст".
   - Профессия?
   - Менеджер из Клагенфурта, Австрия.
   - А другой псевдоним? Для Хельсинки?
   - Фехтман. Адольф Фехтман из Сент-Галлена, Швейцария. У него было  ученое
звание. Да, доктор Фехтман, архивариус.
   - Понятно. У обоих родной язык немецкий.
   - Да, я тоже обратил на это внимание. Но немцем он быть не мог.
   - Почему же?
   - Я ведь был главой всей немецкой агентуры. Подобное дело