трудом ответила она. - Я слышала, что бакалейщик  тоже  получил
какие-то деньги, кучу денег откуда-то  вскоре  после  суда.  Об  этом  много
судачили на улице, и я подумала, что это, наверное, друг Алека...
   -  Чрезвычайно  странно,  -  сказал  Карден,  как  бы  самому   себе.   -
Чрезвычайно... Скажи, Элизабет, а после того как  Алек  попал  в  тюрьму,  с
тобой никто не пытался увидеться?
   - Нет, - соврала она. Теперь она понимала совершенно отчетливо,  что  они
пытаются узнать об Алеке что-то скверное, что-то связанное  с  деньгами  или
его друзьями, что-то связанное с бакалейщиком.
   - Ты уверена? - удивленно спросил  Карден,  и  его  брови  поднялись  над
золотой оправой.
   - Уверена.
   - Но твой сосед, Элизабет, - терпеливо  продолжал  спрашивать  Карден,  -
уверяет, что к тебе приходили мужчины, двое мужчин, вскоре после  того,  как
Лимаса приговорили к тюремному заключению. Или это  были  просто  любовники?
Случайные любовники, вроде Лимаса, которые давали тебе деньги?
   - Алек не был случайным любовником! - закричала Лиз. - Как вы можете...
   - Но он давал тебе деньги. Эти двое тоже?
   - О Господи, - всхлипнула она, - не спрашивайте...
   - Кто это был?
   Лиз не ответила, и тогда Карден вдруг закричал впервые за все время:
   - Кто?!
   - Не знаю. Они приехали на машине. Друзья Алека.
   - Опять друзья Алека? Чего они хотели?
   - Не знаю. Они все время спрашивали меня о том, что мне рассказывал Алек.
Они сказали мне чтобы я разыскала их, если...
   - Как? Как разыскала? Каким образом?
   Наконец она сказала:
   - Он живет в Челси... Его зовут Смайли... Джордж Смайли... Я должна  была
позвонить ему.
   - И ты позвонила?
   - Нет!
   Карден захлопнул свое досье. Смертельная тишина воцарилась в зале. Указав
пальцем на Лимаса, Карден заговорил совершенно бесстрастно, отчего его слова
казались еще страшнее:
   - Смайли хотел выяснить, не слишком ли много разболтал  ей  Лимас.  Лимас
сделал то, чего никак не могла ожидать от него британская  разведслужба:  он
завел себе девицу и выплакался у нее не груди.
   Карден негромко засмеялся, словно все это было лишь милой шуткой.
   - Точно так же, как Карл Римек. Лимас совершил ту же ошибку.
   - Лимас когда-нибудь рассказывал о себе? - продолжил допрос Карден.
   - Нет.
   - И ты ничего не знаешь о его прошлом?
   -  Нет.  Я  знаю,  что  он   чем-то   занимался   в   Берлине.   Какое-то
правительственное задание.
   - Значит, он все-таки кое-что  рассказывал?  Он  говорил  тебе,  что  был
женат?
   После долгого молчания Лиз кивнула.
   - А почему ты не повидалась с ним, когда он попал в тюрьму? Ты ведь могла
навестить его.
   - Я думала, что ему этого не хочется.
   - Понятно. А ты писала ему?
   - Нет. Да, один раз... просто, чтобы сказать ему, что я буду его ждать. Я
не думала, что он придаст этому какое-то значение.
   - А ты не думала, что он тоже этого хочет?
   - Нет.
   - А когда его выпустили, ты не пыталась встретиться с ним?
   - Нет.
   - Он должен был  куда-то  поехать?  Его  ждала  какая-нибудь  работа  или
друзья?
   - Не знаю... не знаю...
   - Значит, у вас все было кончено? -  спросил  Карден  с  ухмылкой.  -  Ты
завела себе другого любовника?
   - Нет! Я ждала его... я всегда буду ждать его. - Она замолчала,  а  потом
уточнила: - Я просто хочу, чтобы он вернулся.
   - Тогда почему ты не написала ему? Почему не попыталась найти его?
   - Он запретил мне это.  Он...  он  заставил  меня  поклясться,  что  я...
никогда не буду искать его...
   - Значит, он собирался попасть в тюрьму? - торжествующе спросил Карден.
   - Нет. Не знаю. Я не могу говорить то, чего не знаю.
   - А в тот последний вечер, - голос Кардена звучал теперь резко и грубо, -
в тот вечер перед дракой он заставил тебя повторить эту клятву? Да?
   Совершенно обессилев, она кивнула с жалобным  выражением  капитуляции  на
лице.
   - Да.
   - И вы простились?
   - Да, мы простились.
   - После ужина, разумеется. Было уже довольно поздно. Или ты провела с ним
всю ночь?
   - Я ушла после ужина. Пошла домой, но не сразу. Сперва бродила,  сама  не
знаю где. Просто бродила по улицам.
   - А как он объяснил ваш разрыв?
   - Он не рвал со мной, - сказала она. - Нет, не рвал.  Просто  он  сказал,
что ему нужно кое-что сделать, отплатить кому-то, чего бы это ни  стоило,  а
потом, когда все будет позади, он вернется и, если я еще буду ждать...
   - И ты, конечно, сказала, - насмешливо предположил Карден, -  что  всегда
будешь ждать его? Верно? Уверен, что так. Что ты его никогда  не  разлюбишь.
Так?
   - Да, - просто ответила Лиз.
   - И он сказал, что пришлет тебе деньги?
   - Он сказал... сказал, что все не так страшно, как кажется. Что я...  что
обо мне позаботятся.
   - И поэтому ты не стала  разбираться,  когда  какой-то  благотворительный
фонд ни с того ни с сего уплатил за тебя тысячу фунтов?
   - Да! Именно поэтому. Вы теперь все знаете. Вы знали все с самого начала.
Если вы и так все знали, для чего вы посылали за мной?
   Карден невозмутимо дождался, пока она перестанет всхлипывать.
   - Вот, - сказал он,  обращаясь  к  трибуналу,  -  вот  вам  свидетельство
защиты. Мне только очень жаль,  что  девица,  у  которой  чувства  подменяют
разум, а честность сведена на нет крупной суммой денег, была признана нашими
британскими товарищами достойной вести партийную работу.
   Поглядев на Лимаса, а затем на Фидлера, он грубо бросил:
   - Она просто идиотка. Но тем не менее очень хорошо, что она  подвернулась
Лимасу. Уже не в первый раз реваншистский план наших  врагов  рушится  из-за
извращенности его создателей.
   Он коротко и рассчитанно поклонился трибуналу и сел на место.
   Они там в Лондоне, должно быть, совсем рехнулись. Он же говорил им, чтобы
ее оставили в покое. А теперь стало ясно, что с того самого  момента,  когда
он исчез из Англии, даже еще раньше -  с  того  момента,  как  он  угодил  в
тюрьму, какой-то паршивый идиот взялся за дело - платил по  счетам,  ублажал
бакалейщика, домовладельца, а главное, Лиз. Какой бред! Какое безумие!  Чего
они хотели?  Убить  Фидлера?  Убить  своего  агента?  Провалить  собственную
операцию? Неужели все это сделал Смайли? Неужели из-за уколов своей паршивой
совести? Теперь ему оставалось только одно - взять все на себя и  попытаться
спасти Лиз и Фидлера.
   Но как, черт побери, им все  это  стало  известно?  Он  был  уверен,  что
избавился от "хвоста", когда направлялся после обеда с Эшем к дому Смайли. А
деньги? Откуда им известна байка о том, что он якобы украл в  Цирке  деньги?
Эта байка была исключительно для внутреннего пользования...  Откуда  же  они
узнали про нее? Откуда, черт побери?
   Озадаченный, сердитый и крайне  пристыженный,  он  медленно  пошел  между
рядами, машинально переступая одеревеневшими ногами, точно  человек,  идущий
на эшафот.

   23. Признание
   - Ладно, Карден.
   Лицо его было белым и неподвижным, словно изваянным из камня, голова чуть
откинута назад и вбок, точно он прислушивался к какому-то отдаленному звуку.
В нем ощущался некий пугающий покой - не поражения, а  самоконтроля,  и  все
тело, казалось, держалось железной рукой его воли.
   - Ладно, Карден. Пусть ее уведут.
   Лиз смотрела на него, лицо ее было сморщенным и некрасивым, темные  глаза
были полны слез.
   - Нет, Алек... нет, - сказала она. Для нее словно не было больше никого в
зале, только Лимас, высокий и стройный, как воин.
   - Не говори им, - начала она громко, - если это ради  меня,  то  не  надо
ничего рассказывать им. Не думай обо мне, Алек. Мне уже все  равно.  Правда,
все равно.
   - Заткнись, Лиз, - грубовато сказал Лимас. - Все равно слишком поздно.  -
Он повернулся к председательнице. - Она ничего не знает.  Буквально  ничего.
Уведите ее отсюда и отправьте домой. А я расскажу вам все остальное.
   Председательница  быстро  переглянулась  с  другими  членами   трибунала.
Немного подумав, она сказала:
   - Она может покинуть зал суда, но  ее  не  отправят  домой  до  окончания
слушания дела. А там посмотрим.
   - Я же говорю вам, она ничего не знает! - заорал Лимас. - Неужели  вы  не
понимаете, что Карден прав? Это была операция, спланированная нами операция.
Что она могла знать об этом? Она же просто маленькая  зачуханная  девица  из
паршивой библиотеки. С нее вам взять нечего.
   -  Она  свидетельница,  -  сухо  возразила  председательница.  -  Фидлер,
возможно, захочет задать ей какие-нибудь вопросы.
   Товарища Фидлера для нее уже не существовало. При упоминании своего имени
Фидлер, казалось, очнулся от размышлений, в  которые  был  погружен,  и  Лиз
впервые за все время внимательно поглядела на  него.  Его  глубоко  запавшие
карие глаза на мгновение остановились на ней, и он слегка улыбнулся ей,  как
еврей еврейке. Он показался ей маленьким, одиноким и странно спокойным.
   - Она ничего не знает, - сказал он. - Лимас прав. Пусть она уйдет.
   Голос его звучал устало.
   -  Вы  отдаете  себе  отчет  в   том,   что   сказали?   -   .   спросила
председательница. - Вы отдаете себе отчет в том, что  это  означает?  У  вас
действительно нет к ней никаких вопросов?
   - Она сказала все, что было  необходимо.  -  Он  сидел,  сцепив  руки  на
коленях и разглядывая их. Это занятие, казалось,  интересовало  его  больше,
чем дальнейший ход заседания. - Все было очень хитро придумано. - Он кивнул.
- Пусть она уйдет. Она не может рассказать то, чего не знает. - И добавил  с
насмешливой официальностью: - У меня нет вопросов к свидетельнице.
   Охранник открыл дверь и что-то крикнул в коридор. В  тишине,  царившей  в
зале,  было  слышно,  как  ему  ответил  женский  голос,  потом  послышались
медленноД приближающиеся шаги. Фидлер резко поднялся с места и, взяв Лиз под
руку, проводил ее к дзери. Дойдя до выхода, она обернулась и  посмотрела  на
Лимаса, но тот стоял, отвернувшись, как человек,  который  не  выносит  вида
крови.
   - Возвращайтесь в Англию, - сказал ей Фидлер.  -  Вам  нужно  обязательно
вернуться в Англию.
   Лиз неожиданно для себя вдруг начала всхлипывать. Охранница  положила  ей
руку на плечо, скорее чтобы поддержать,  чем  утешить,  и  вывела  из  зала.
Охранник закрыл дверь. Плач Лиз постепенно замер вдали.
   - Не стану особенно распинаться, - начал Лимас. - Карден прав.  Это  была
ловушка. В лице Карла Римека мы потеряли нашего лучшего агента в Зоне.  Всех
остальных мы потеряли еще раньше. Мы не могли понять, что происходит:  Мундт
хватал их, казалось, раньше, чем  мы  успевали  завербовать.  Я  вернулся  в
Лондон и увиделся с Контролером. Там были еще Петер Гийом и  Джордж  Смайли.
Джордж уже в отставке и занимается чем-то жутко умным. Филологией, что ли.
   Так или иначе, они это все и придумали.  Нужно  подставить  им  человека,
чтобы они на него попались, сказал  Контролер.  Стань  наживкой  и  погляди,
клюнут ли они на тебя, сказал он мне. Затем мы разработали все в деталях - в
обратном, так сказать, порядке. Методом индукции, как выразился Смайли.  Как
мы платили бы, если бы Мундт и в самом деле был нашим агентом, как  вели  бы
досье и тому подобное. Петер вспомнил, что какой-то араб хотел  продать  нам
агентурную сеть Отдела год или два назад,  а  мы  послали  его  подальше.  И
совершенно напрасно, как выяснилось потом. У Петера возникла мысль сыграть и
на этом - будто бы мы отказались потому, что все знали и без него. Это  было
очень умно придумано.
   Остальное вы легко можете себе представить. Я сделал  вид,  что  сошел  с
круга: пьянство, долги, разговоры о том, что Лимас ограбил свою контору. Все
одно к одному. Мы подключили Элси из бухгалтерии, чтобы  она  распространяла
слухи, и кой-кого еще. Все они поработали на славу, - с некоторой  гордостью
добавил Лимас. - Затем я выбрал подходящее время  -  субботнее  утро,  когда
вокруг полно народу, и затеял драку. Дело попало в местную прессу,  кажется,
даже в "Уоркер". Думаю, тогда-то ваши люди и вышли на меня. С этого  момента
вы начали рыть себе яму.
   - Рыть яму вам, - спокойно заметил Мундт. Он задумчиво глядел  на  Лимаса
светлыми, белесыми глазами. - И может быть, товарищу Фидлеру.
   - Вам едва ли следует в чем-то  винить  Фидлера,  -  равнодушно  возразил
Лимас. - Он просто подвернулся нам под руку. Он  далеко  не  единственный  в
Отделе, кто с удовольствием отправил бы вас на виселицу.
   - Вас мы отправим на виселицу в любом случае, - обнадежил его Мундт. - Вы
убили охранника. И пытались убить меня.
   Лимас сухо улыбнулся.
   - Ночью все кошки серы, Мундт... Смайли все время твердил, что дело может
сорваться. Что могут начаться процессы, которых мы не сможем  остановить.  У
него сдали нервы - впрочем, вы это знаете. По большому счету он потерял себя
после дела Фенна-на - после Мундтовых дел в Лондоне. Говорят, с  ним  что-то
тогда случилось, поэтому он и ушел из Цирка. Но вот чего я не  могу  понять:
зачем они оплатили счета, послали деньги  девушке  и  прочее.  Должно  быть,
Смайли намеренно решил погубить операцию - да, наверное, так и было. У  него
муки совести, душевный кризис, ему кажется,  что  никого  нельзя  убивать  и
всякое такое. Какое безумие - после такой подготовки, такой отличной  работы
провалить из-за этого операцию...
   Но Смайли ненавидит вас, Мундт. Мы все ненавидим вас, хотя и  не  говорим
об этом  вслух.  Мы  планировали  операцию,  словно  игру...  трудно  сейчас
объяснить. Мы понимали, что нас приперли к стенке, что Мундт взял  над  нами
верх, и мы попытались его уничтожить. Но все  равно  это  казалось  какой-то
игрой. - Повернувшись к трибуналу, он сказал:  -  А  насчет  Фидлера  вы  не
правы. Он не наш человек. К чему Лондону было бы идти на  такой  риск,  имея
агентом Фидлера? На него делали ставку, это точно.  Было  известно,  что  он
ненавидит Мундта. Да и кто бы на его месте не ненавидел? Фидлер ведь  еврей.
Вы же знаете, наверняка знаете, как Мундт относится к евреям. И  какова  его
репутация в этом вопросе.
   Я скажу вам еще кое-что, больше  вам  этого  никто  не  скажет,  так  что
послушайте  меня.  Мундт  пытал  Фидлера,  избивал  его  и  все  время,   не
переставая, издевался над ним, потому что Фидлер еврей. Всем  вам  прекрасно
известно, что за человек Мундт, но вы  терпите  его,  поскольку  он  хороший
контрразведчик. Но... - на мгновение Лимас запнулся, а потом  про-должил:  -
Но ради Бога... в этой истории погибло уже довольно  людей.  Голова  Фидлера
вам ни к чему. С Фидлером все в порядке... он идеологически  выдержан,  так,
кажется, у вас говорят?
   Он поглядел  на  членов  трибунала.  Они  спокойно  и  даже  с  некоторым
любопытством наблюдали за ним, глаза у  них  были  холодные  и  неподвижные.
Фидлер, сидевший в своем кресле и слушавший его с нарочитым безразличием, на
секунду поднял глаза и безучастно посмотрел на Лимаса.
   - И вы погубили всю операцию, Лимас? -  спросил  Фидлер.  -  Вы,  опытный
боец, проводящий коронную операцию, главную в своей жизни, влюбились в - как
вы там ее назвали? - маленькую зачуханную  девицу  из  паршивой  библиотеки?
Лондон должен был обо всем этом знать, Смайли не мог действовать в одиночку.
- Фидлер обернулся к  Мундту.  -  Вот  что  странно,  Мундт,  они  наверняка
понимали, что вы проверите в этой истории каждый пункт.  Вот  почему  Лимасу
пришлось  старательно  играть  свою  роль.  Но  затем  они  послали   деньги
бакалейщику, заплатили за квартиру Лимаса и за арендный договор  девушки.  И
самое странное во всей истории - чтобы люди с  их  опытом  выплатили  тысячу
фунтов девушке, члену коммунистической партии, которая должна была верить  в
то, что Лимас - человек конченый. Только не рассказывайте мне,  что  совесть
Смайли настолько чувствительна. Что за нелепый риск!
   Лимас пожал плечами.
   - Смайли оказался прав в одном  отношении:  мы  не  смогли  приостановить
начавшихся процессов. Мы не допускали того, что  вам  удастся  завлечь  меня
сюда. В Голландию - да, но не сюда же. - Он немного помолчал. - А я не мог и
вообразить, что вы привезете сюда девушку. Ну и дурак же я был!
   - Вы - да, но не Мундт, - быстро вставил Фидлер. - Мундт  знал,  что  ему
нужно искать, он даже заранее  знал,  что  девушка  предоставит  необходимое
доказательство.  Крайне  проницательно  с  его   стороны.   И   что"   самое
поразительное - Мундт знал  о  тысяче  фунтов.  Хочется  спросить,  как  ему
удалось до этого докопаться? Девушка ведь никому не  рассказывала.  Я  видел
девушку и уверен, что она никому ничего не говорила. - Взглянув  на  Мундта,
он спросил; - Может, нам объяснит это сам Мундт?
   Мундт помедлил - чуть дольше, чем следовало, как показалось Лимасу.
   - Все дело в ее партийных взносах. Примерно месяц назад она стала платить
на десять шиллингов больше. Я узнал об этом. И постарался  выяснить,  почему
она может себе это позволить. И я выяснил.
   - Блестящее объяснение, - сухо заметил Фидлер.
   Наступила тишина.
   - Полагаю, - начала председательница, переглянувшись с остальными членами
трибунала, - теперь мы  можем  передать  дело  на  рассмотрение  Президиума.
Разумеется, - добавила она, глядя на Фидлера маленькими, злобными глазами, -
если вам больше нечего добавить.
   Фидлер покачал головой. Казалось, что-то по-прежнему не дает ему покоя.
   - В таком  случае,  -  продолжила  председательница,  -  мы  с  коллегами
единодушны в том,  что  товарищ  Фидлер  должен  быть  освобожден  от  своих
обязанностей до того момента,  пока  дисциплинарный  комитет  Президиума  не
вынесет соответствующего решения. Лимас уже находится под  арестом.  Напомню
вам, что у нашего трибунала нет права выносить приговор. Прокурор республики
совместно с товарищем Мундтом, без сомнения, разберутся в  том,  какой  кары
заслуживает британский шпион, провокатор и убийца.
   Поверх головы Лимаса она поглядела на Мундта. Но сам Мундт не сводил глаз
с Фидлера. Это был бесстрастный взор  палача,  прикидывающего,  какой  длины
веревка ему понадобится.
   И  вдруг  с  внезапным  озарением  человека,   которого   слишком   долго
обманывали, Лимас понял весь дьявольский механизм.

   24. Комиссар
   Лиз стояла у окна спиной к охраннице и тупо смотрела на маленький дворик.
"Сюда, должно быть, выводят на прогулку  заключенных",  -  решила  она.  Она
находилась в каком-то кабинете, на столе стояла еда, но Лиз не могла  к  ней
притронуться. Она  чувствовала  себя  больной  и  жутко  усталой,  физически
усталой. Болели ноги, а лицо онемело и опухло от  слез.  Она  казалась  себе
грязной, ей хотелось помыться.
   - Почему ты не ешь? - снова спросила охранница. - Все уже позади.
   Она произнесла это без малейшего сочувствия,  так,  словно  девушка  была
идиоткой, не понимающей, что перед ней еда.
   - Я не голодна.
   Охранница пожала плечами.
   - Возможно, тебе предстоит долгая  поездка,  да  и  готом  тебя  едва  ли
накормят.
   - Что вы имеете в виду?
   - В Англии  трудящиеся  голодают,  -  заявила  охранница.  -  Капиталисты
заставляют их умирать с голоду.
   Лиз хотела было возразить, но передумала. Кроме  того  ей  нужно,  просто
необходимо узнать кое-что, а узнать она могла только у этой женщины.
   - Где я нахожусь?
   - А разве ты не знаешь? - засмеялась охранница. - Надо бы спросить вон  у
тех, - она кивнула в сторону окна, - они объяснят где.
   - Кто они?
   - Заключенные.
   - Какого рода заключенные?
   - Политические. Враги народа. Шпионы, агитаторы.
   - Откуда вы знаете, что они шпионы?
   - Партия все знает. Партия знает о людях больше, чем они сами. Разве тебе
не говорили этого? - Она посмотрела на Лиз и осуждающе покачала  головой.  -
Ох уж эти англичане! Богачи сжирают ваше  будущее,  а  вы  сами  им  тарелки
подносите. Все вы такие.
   - Кто вам говорил о нас такое?
   Охранница снисходительно улыбнулась и ничего не ответила.  Казалось,  она
была очень довольна собой.
   - Значит, это тюрьма для шпионов? - попыталась разобраться Лиз.
   - Эта тюрьма для те