и мы тоже.
     - Мы?
     - Ну, если совсем чуть-чуть. По-моему, самолет идет на посадку.
     - Точно? Этого всего... нет? Не будет?
     - По крайней мере не сейчас.
     - Да... - Она подалась к Чипу. - Обними меня крепче. Все? Все закончено? Скажи мне, что все закончено.
     - Хорошо - все закончено. Вот. Я забыл тебе сказать еще одну вещь - ты просто великолепна.
     Чип прижал ее к себе, чувствуя ни с чем не сравнимое тепло, удивляясь этому забытому ощущению, обретая его заново. - Хочешь, я буду говорить тебе это по четырнадцать раз в день?
     - У тебя шальные глаза.
     - А у тебя замечательная задница. А глаза - развратные. И пухлые детские губы.
     - Как?
     - Просто так. Хочешь? По четырнадцать раз?
     - Где-то я слышала, - она поцеловала его, - что все происходящее в экстремальных ситуациях потом оказывается недействительным.
     - Да? А что у нас такого произошло в экстремальной ситуации?
     - Ну... - Она снова поцеловала его, потом коснулась языком шеи, груди в том месте, где была расстегнута рубашка, и подняла глаза.
     - Ну вот, - сказал Чип, - раскосые и развратные.
     - Ну и ладно.
     - И очень теплые. Девушка, вы всегда трахаетесь в авиатуалетах с незнакомыми мужчинами?
     - Нет, только в тех случаях, когда самолеты должны взорваться.
     - Вместо этого.
     - Что?!
     - Да так, ерунда... Что там у нас такого стряслось в экстремальной ситуации?
     - Некоторые обещания, числом до четырнадцати.
     - А, это... Есть выход - каждый день по небольшой экстремальной ситуации. Если ты, конечно, не против гетеросексуальных отношений. А? Как?

Четверг, 29 февраля
Вечер

     Когда самолет коснулся земли, солнце давно уже скрылось и последний день зимы закончился. Самолет отрулили на запасную полосу, к нему тут же двинулся автомобиль "Скорой помощи", мощная аэродромная пожарная машина, саперы. Чуть поодаль стоял "уазик" для конвоирования заключенных и несколько человек в форме внутренних войск, вооруженных автоматами.
     Подали трап. Дверь утонула в покатом боку серебристого лайнера. По согласованию с землей первым должен был покинуть самолет капитан Воронов с заключенным. Когда Игнат и Зелимхан появились на трапе, к самолету быстро подъехал еще один автомобиль. Это была черная "Волга". Внизу к трапу подошла группа автоматчиков. Было молчание. Игнат слышал, как под их ногами скрипел трап.
     - Постой, неизвестно, что у них на уме, - бросил Игнат Зелимхану, затем он сделал еще несколько шагов по лестнице.
     - Я капитан Воронов, - обратился Игнат к старшему группы. - Я лично конвоирую заключенного...
     Дверцы черной "Волги" открылись, и в появившейся фигуре Игнат узнал Деда.
     - Павел Александрович, - проговорил Игнат. Дед быстро подошел к трапу, махнул рукой автоматчикам.
     - С возвращением, сынок... - Он вдруг раскрыл объятия, и Игнат подумал, что это как-то странно и не похоже на всегда сдержанного Деда. - Не беспокойся, все нелепые приказы на сегодня отменены. С возвращением, Ворон. - Потом Дед посмотрел на Зелимхана. - Полковник Бажаев, Государственной Думой объявлена амнистия. Остались формальности, думаю, день-два.. Я лично обещаю вам свести этот срок к минимуму. И... спасибо. - Потом он перевел взгляд на Игната:
     - Пойдем, сынок, отвезу тебя домой. Много чего придется рассказать... Но уже все позади.
     - "Заячьи уши"? - Игнат вдруг вскинул голову и пристально посмотрел на Деда. - Это кто-то из наших? Да?
     - Пойдем, сынок, в машину. Тебя ждут дома. Все уже позади.
     - Павел Александрович, а не знаете вы. Лавренев?
     - Лютый? - Дед усмехнулся. - Так его называют?
     - Так точно, товарищ генерал.
     - Ну и дружки у тебя... Друг детства?
     - Так точно. Майор Бондаренко...
     - Не волнуйся, говорю же тебе, все плохое уже позади. Совсем позади. Ему оказали помощь, и сейчас, насколько я знаю, он уже готов продолжать свой благородный труд.
     - Он очень мне помог. Может, его труд не... он не совсем законопослушен, но эти триста человек сейчас в самолете...
     - Я все знаю, сынок. Предлагаешь наградить братву орденами за личное мужество? - Дед мягко улыбнулся. - Поедем, сынок. Тебя ждут дома. Все закончилось.
     Ворон сделал шаг за увлекающим его Дедом, потом вдруг остановился. Обернулся - автоматчики окружили Зелимхана, сейчас ему наденут наручники. День-два..
     Они смотрели друг на друга, ветер был холодным, сырым, совсем не таким, как в небе, когда рядом с ними двигалось огромное пылающее Солнце.
     - Ну, прощай, - проговорил Игнат.
     - Да... Прощай.
     Внезапно включили яркий прожектор, он ударил Ворону по глазам, ослепляя. Игнат заслонился рукой от искусственного электричества:
     - Зелимхан, можешь пообещать одну вещь?
     Майор, командующий группой автоматчиков, терпеливо ждал. Потом он посмотрел на Деда и вдруг, отступив на шаг, повесил наручники на пояс.
     - Смотря что. - Зелимхан чуть насторожился.
     - Не входи больше в самолеты в воздухе, не надо - Игнат поднял руку, указывая на небо, и улыбнулся. - Договорились?
     Зелимхан посмотрел по сторонам сквозь морозный и ставший искрящимся воздух, поднял голову, вздохнул и с улыбкой проговорил'
     - Ладно, пора.
     - Будь - Свет больше не слепил, и они хорошо видели друг друга - Постой.. - Игнат покопался в карманах, - держи. - Он протянул ему пачку сигарет "Кэмел". - Выходит, что наши любимые. Как ты сказал? "Верблюд"?..
     - Получается так. Спасибо.
     Раздались голоса - по трапу начали спускаться первые пассажиры большого лайнера, аэробуса "Ил-86".
     - Ну все, пора. Прощай.
     Они еще несколько мгновений смотрели друг на друга, а потом, перед тем как разойтись, вдруг одновременно шагнули вперед и крепко обнялись
     - Давай, братуха, Аллах даст, свидимся. Береги себя.
     - И ты тоже. А потом их развела ночь.
     Через несколько часов началась весна. Весна второго года чеченской войны.