море... Музыкальный момент... Хлоп! - Лейтенант Соболев, не снимая наушников, следил за индикаторами цифровой обработки сигнала. - На подносике, товарищ генерал. Вот он, милый. Но лучше уже не будет.
     - Что он говорит?
     - Первая часть фразы потеряна. Да он поет! Нет, конечно, в смысле - пропевает. Что-то про чай. Совершенно четкое слово - "чай"!
     - Очень хорошо, Соболь. Ты уверен?
     - Да... но... - И лейтенант Соболев снова удивленно посмотрел на Деда:
     - А что нам это дает? Мало ли кто захотел чаю?
     - Дает, мой дорогой, дает. Но мне нужны доказательства. - Дед вдруг нахмурился и добавил:
     - Да, доказательства. - И Соболеву показалось, что он уловил в голосе Деда печаль.
     - Не понимаю... Товарищ генерал, мы не сможем определить их голосов, я имею в виду идентифицировать... Ну как объяснить... Мы, что ли, не знаем их тональности, тональности, в которой записана эта пленка, эта пьеса... Не за что зацепиться.
     - Понимаю. А сравнить мы сможем?
     - Так не с чем!
     - А если есть?
     - Откуда?! - проговорил Соболев, а Дед подумал: "Во дает вечный пацан, за последние пять минут у него третий раз глаза лезут на лоб от удивления... Счастливый человек!"
     - Не важно. Сможешь сравнить?
     - Как два пальца... Ой, простите.
     - Сейчас я тебе принесу эти два пальца, но только не промажь, стрелок... Сейчас я вернусь. - Дед поднялся, лейтенант Соболев тоже вскочил. - А ты мне очисть этот голос, чтоб он у меня был голенький, как картофелина.
     - Есть, товарищ генерал.
     Дед мысленно улыбнулся, заметив, каким вдруг серьезным стало лицо Соболева - точно пацан! Но если уж пацан, то вундеркинд!
     Запись своих переговоров Дед забрал - лейтенант Соболев сделал их в одном экземпляре. И сейчас Деда интересовал лишь маленький кусочек, тот, который аппаратура сделала, когда уже Соболев получил официальный отбой. Разговор со старым боевым товарищем, генералом Панкратовым. Дед все стер - никаких преждевременных указателей, оставив всего два слова: "майор... слушает..." Два слова, но этого Соболю будет достаточно. Вот как все происходит - Рябчик уже успел доложить по связи о действиях братишек-военных, и с минуты на минуту Дед ждет его вместе с дискетой, а на Деда уже надавили сверху: что ж это твой солдатик вытворяет с пленным, Пал Саныч? Ну сунулись вояки не в свое дело, но это же вообще ни в какие ворота не лезет! Ты разберись - может, это похищение? Если что из-за этого с самолетом произойдет, с нас с тобой шкуру спустят... Вот так! Эх, Стилет-Стилет, где ты, мой солдатик дорогой... Будь только осторожен, очень многие сейчас получили право огня на поражение... Будь осторожен и появись быстрее, нет у нас с тобой времени, сынок...
     Два слова: "майор... слушает..."
     И этого Соболю будет достаточно.
     Дед вернулся к лейтенанту Соболеву:
     - Сиди, сынок. Ну как?
     - Как картошка, совершенно четкое слово "чай". Вернее - "чаю".
     - Вот тебе еще пленочка. Не крути - там всего два слова.
     - Что это? - Соболев поставил на воспроизведение: "Майор слушает".
     - Сравнивай.
     - Это не... Не то, что я сейчас...
     - Соболь! Мало знаешь - дольше живешь.
     - Так точно! Только у нас говорили - спокойно спишь.
     - А здесь - вот так. И к сожалению, я не шучу, сынок. За работу.
     - Есть. Мне нужна пара минут.
     - Валяй. Сигарета у тебя найдется?
     - Вы же бросили...
     - Ну, бросил. Так есть?
     - "ЛМ" подойдет? Настоящая Америка...
     - Давай. Спасибо. - Дед взял протянутую ему пачку сигарет "ЛМ", бросив: "Хрен с ней, с Америкой, там тоже люди", прикурил от Соболевской зажигалки "Крикет" и отошел к окну. "Какой чудный ясный и солнечный день... Ну где же ты, Ворон, проявись. Бежит, бежит наше время. И настигаю я кое-кого, Воронов, настигаю и боюсь, тебе это будет не очень приятно... Только где ты сейчас? Они устроили на тебя тихую охоту, поэтому только проявись... Мне надо зафиксировать твой звоночек, и тогда я смогу все остановить. Я знаю, что крайне опасно, но ты придумаешь что-нибудь. Ничего, Стилет, и не в таких переделках бывали. И я никогда тебе этого не говорил и не скажу, но ты был лучшим, лучшим из всех, не Макс, не Галкин и не Рябчик, хотя бойцы высшей пробы, а ты, Игнат, хоть и душа у тебя была самая ранимая..."
     - Есть! Есть, товарищ генерал!
     - Ну? - Дед вдруг с силой затушил сигарету о пепельницу.
     - Я совместил тональности и теперь даю стопроцентную гарантию.
     - Ну что?
     - Это один голос. На двух пленках один и тот же голос.
     - Вот как... - Дед в упор посмотрел на лейтенанта Соболева, тот выдержал взгляд совершенно спокойно и повторил:
     - Стопроцентная гарантия.
     - Хорошо, Соболь, спасибо. Сделай дубликат сверки и держи у себя, пока все не закончится. Скоро мне это понадобится.
     Дед бросил взгляд в окно - это все не есть доказательства. Он крепко сжал руку в кулак. Но этого достаточно. "Заячьи уши" вылезли из капусты. А сейчас кто сделает первый шаг, тот и проиграет. "Заячьи уши" вылезли из капусты, и теперь они находились в крепко сжатом кулаке Деда.

Четверг, 29 февраля
14 час. 01 мин. (до взрыва 2 часа 59 минут)

     - Товарищ генерал, разрешите?
     Дед обернулся:
     - Они?
     - Так точно. Чеченцы на связи. Угрожают.
     - Давай трубку. - Дед начертил рукой в воздухе круг. - Быть может, удастся "поймать" этот звонок, хотя прежде все попытки зафиксировать телефонный номер не удавались. Они пользовались блокировочным устройством, просто перекоммутируя линии: получалось так, как будто звонили из разных районов Москвы одновременно. Слушаю.
     - Во что вы играете? На вас сейчас жизни трехсот человек. Это будет ваша ответственность.
     - Я знаю.
     - Кто у вас принимает решения?
     - Я командую операцией. Можешь называть меня Дед.
     - Дед?.. Хорошо, Дед. Что происходит? Что за шоу вы устроили на дороге?
     - Выясню, кто вмешался в ситуацию.
     - Мы свои обязательства выполнили - передали вам дискету. Так? Осталось меньше трех часов. Вам не расшифровать дискету. Если хотите знать, вы даже не сможете взломать пароль.
     - Понимаю...
     - Мы связались со средствами массовой информации. Кстати, на борту самолета находится академик Геворкян.
     - И это мне известно.
     - Мировое светило плюс еще триста человек... В обмен мы требуем лишь одну жизнь. Если с Зелимханом что-то произошло, то этот звонок последний.
     - Постойте. Он жив.
     - Гарантии? На ваше слово мы больше не надеемся.
     - Повторяю вам: он жив.
     - Учтите, вам теперь не удастся скрыть своего отношения к заложникам. Мы связались с крупнейшими информационными агентствами.
     - Очень жаль.
     - Вы сами виноваты - вы решили сыграть в откат.
     - Мне надо немного времени.
     - Я вам не верю. Если через полчаса Зелимхан не будет во Внуково, мы прерываем переговоры.
     - Прошу вас отнестись взвешенно к тому, что происходит. Мне надо немного времени. Я так же, как и вы, заинтересован в благополучном исходе. Совсем немного времени. Вся ответственность целиком на мне.
     - Хорошо. Я дальше буду иметь дело только с вами... Дед. И не надо никаких психологов-профессионалов - мы не террористы. Идет война, мы просто выполняем операцию в тылу противника и от своих требований не отступим.
     - Я понял.
     - Хорошо. До связи. Полчаса!
     Дед положил трубку. Какое-то время задумчиво смотрел на аппарат:
     - Этот говорил почти без акцента.
     - Да... Это тот, кто звонил в первый раз. Еще по поводу вертолета...
     Дед продолжал смотреть на телефонный аппарат, затем провел рукой по своим седеющим волосам, задержал руку на затылке:
     - А могут это быть разные люди?
     - Что...
     - Мог кто-то еще вмешаться? Под шумок...
     - Не понимаю, Павел Александрович...
     - Ничего, это я так. Можете идти.
     - Есть.
     Дед еще какое-то время смотрел на телефонный аппарат. Затем снял трубку. Он звонил старому боевому товарищу генералу Панкратову.
     - Анатолий Иванович? Снова я. Привет тебе еще раз. Слушай, нужна твоя помощь. Да, с моим самолетом... Говорят, ты богат на хороших программистов? Да, имею одну дискету. Ну, спасибо, дорогой. И еще, так сказать, более личное... Кто-то из ваших влез в мою операцию на дороге... Вот-вот, очень хотелось бы знать. Пропали оба. Да нет, в своем солдатике я уверен, только нет времени на разбирательство. Уж очень странный получил доклад от капитана сопровождения. Ну спасибо, дорогой. Бывай здоров!
     Дед опустил трубку на рычаги аппарата, повернулся к окну и смотрел некоторое время на улицу. Его пальцы продолжали нервно теребить волосы на затылке, потом ладонь переехала на лоб и снова ушла в волосы:
     - Соболь, какой чудный и яркий день, а? Да... Головоломка. Головоломушка... Так, Соболь, сейчас получишь у капитана Рябова дискету. Будь с ней крайне осторожен - пока это мой единственный ключ к бомбе. Все силы на расшифровку - должен быть числовой код, четырехзначный. Это код отключения взрывного механизма. Соболь, у тебя больше нет никаких дел, кроме этой дискеты!
     - Есть, товарищ генерал... В смысле - так точно!
     - Ты сам все знаешь, сынок. Соболь, все, что есть в лаборатории, все, что есть в этом здании, все, что есть в этом городе, все сейчас работает на дискету. Дай мне это число, Соболь. Ты понял меня?
     - Так точно!
     - Ну, давай, сынок, бегом.
     - Есть, товарищ генерал.
     - И еще: сделай мне дубликат этой дискеты, только смотри, крайне осторожно. И пришли мне дубликат. Через десять минут он должен лежать у меня на столе. Соболь, все, что тебе понадобится, хоть золотая рыбка... Сразу же сообщаешь мне. Дашь мне это число. Соболь, отдам тебе всю лабораторию по "игрушкам"... Ты понял меня, военный? Так что - давай...

Четверг, 29 февраля
14 нас. 11 мин. (до взрыва 2 часа 49 минут)

     Большой магистральный электровоз серии "ВЛ" - "Владимир Ленин", - увлекая за собой восьмидесятивагонный товарный состав, подходил к сортировочной станции. Поезд сбрасывал скорость - все чаще тормозные колодки обхватывали неудержимые гремящие колеса, как бы приглашая их отдохнуть после многокилометрового пробега, - это путешествие закончено, поезд прибыл к месту назначения. Бесконечное множество железных путей, автоматически переключаемые стрелки, снующие повсюду небольшие маневровые тепловозы серии "Т" чешского производства, сортировочная горка, депо с усталыми локомотивами, помнящими о ветрах дальних дорог, - этот поезд прибыл к месту назначения. Но еще долго он будет тянуться по лабиринтам основных и запасных путей, проложенных в сердце мегаполиса, в который превратилась вековая столица, он будет медленно ползти, все более приближаясь к центру великого города, укрытого снегом последнего дня зимы и небом, бесстрастно принявшим в себя приближающуюся катастрофу.
     На подобных грандиозных станциях, где никогда не прекращается ежесекундная работа, бродит много разного народу, и поэтому никто не обратил внимания на двух пассажиров, прибывших с большим электровозом серии "ВЛ". Двое молодых мужчин выбрались из товарного полувагона и направились вдоль пассажирского состава, загнанного на запасной путь. Они были перепачканы угольной пылью, и у того, что поменьше ростом, на плече расплылось большое пятно машинного масла. Они очень спешили. У обоих на лицах проступали свежие кровоточащие ссадины.
     - Что это вы за ручку держитесь? - ухмыльнулась проводница купейного вагона Алевтина. Несколько часов назад ее поезд прибыл с Украины, и она уже успела выпить некоторое количество крепленого вина со своим московским ухажером и деловым партнером. - Вам небось женского общества не хватает, так у меня там полно девонек... - И она рассмеялась неожиданно низким грудным и усталым смехом человека, так и не дождавшегося радости.
     - Может, вмажем, мужики? - Ее спутник развел в стороны руки.
     Эти двое прошли, не сказав ни слова. Алевтина посмотрела в глаза тому, кто был повыше.
     - Наверное, с зоны сорвались, - тихо подвел итог ее московский кавалер.
     Алевтина вдруг печально вздохнула и произнесла:
     - Хорошие парни...
     - С чегой-то ты?..
     - Да так... Ой, уже ревнуешь, Славик? Давай беги за бутылочкой, девчонки заждались.
     Алевтина посмотрела вслед удаляющейся парочке и увидела, какие у обоих узкие бедра, и вдруг вспомнила, как когда-то это было важно, когда и ее тело было гладким, стройным и загорелым под лучами южного украинского солнца; она снова вздохнула, проговорив: "Хорошие парни..." В этот ее вздох вошел образ нынешнего московского ухажера. Она обернулась и увидела его, семенящего через железнодорожные пути с перекинутой через плечо сумкой из кожзаменителя. Алевтина печально улыбнулась: "Толстозадик ты мой", - и подумала, как хорошо, что эти двое уходят. И не будут больше будоражить воспоминаний о том, чего не вернешь, и не возникнет еще каких-то ощущений, от чего на душе становится беспокойно. Она снова широко улыбнулась, глядя вслед своему раздобревшему кавалеру, отправившемуся в путешествие за веселящим вином.
     "Зато мой..."
     И она поставила точку.

***

     Охранник совсем недавно получил эту работу в казино у Лютого. Он был крепким малым, в прошлом - неплохим самбистом, дошедшим до мастера спорта, и рассчитывал, конечно, на большее, нежели охрана нижних дверей у входа в заведение. Но человек, поручившийся за него, предупредил: начни с этого, проявишь себя - переговорим; Лютый не из тех, кто упускает из виду смышленых ребят. И тут вроде представился неплохой шанс - какой-то идиот вчера пробил голову бутылкой личному порученцу Лютого, отправив того в больницу, а Глуне-Коляну Глущенко сломал большой палец. Тоже мне игрули.
     - Бля, найду - замочу, - оправдывался Глуня, а охранник подумал: "Что ж ты, братан, сразу не замочил?"
     И сам Лютый словно прочитал его мысли:
     - Забудь. Сразу надо было. Будем еще время тратить на разборки не поймешь с кем...
     Охранник вышел к дверям, подставляя лицо уже греющему по-весеннему солнышку, закурил сигарету "Мальборо" и подумал, что, конечно, Лютый не любит назойливых выскочек, но, коли уж судьба предоставляет ему шанс, было бы весьма недурственно этим шансом воспользоваться.
     - Лютый у себя? - Голос был тихим и вежливым. - Нам надо пройти.
     Охранник поднял голову, и первой его мыслью стало: это что еще за два мудилы? Перепачканные, расцарапанные рожи, на одном - брезентовая куртка и вязаная шапка, второй вообще какой-то бритый нацмен уголовного вида и держит как-то странно перед собой руки. Могут быть у Лютого такие кореша, словно с зоны сорвались? Все у людей может случиться, но чего же соваться средь бела дня - отлежались бы где-нибудь до темноты, а потом... И вообще, какого хера тащиться в казино, общественное все же место.
     - А ты, братан, кто такой?
     - Друг детства. Скажешь - одноклассник.
     - В таком виде...
     - Не твоя забота. И не мордуй нас на дверях - внутри договорим.
     Охранник хотел было загородить им путь, потом подумал, что может впустить их в холл, далее стоит контрольная рама, и если они не "чистые", то сразу будет ясно. Внутри еще человек пять секьюрити, и у Лютого какой-то народ, да еще и Глуня с переломанным пальцем.
     Он посторонился, бросив коротко:
     - У рамы выложите на стол все металлические предметы... Я провожу.
     Они вошли в холл, и тут высоченный парень в брезентовой куртке вдруг заявил:
     - Ничего мы выкладывать не будем. Пусть Лютый сюда спустится.
     - Ты чего, братан, ошалел?
     - Слушай, у меня очень мало времени. Скажешь, что внизу крестный его дочери.
     Секьюрити уже поглядывали на них с любопытством.
     - Как?
     - Крестный дочери. И не ссы - вас пять человек. Мы здесь подождем. Мы действительно старые друзья, очень старые.
     - Ну хорошо. - Охранник неспешно начал подниматься по широкой лестнице, ведущей через первый, танцевально-клубный, этаж наверх, где находились казино и кабинет Лютого. По пути он обратился к секьюрити:
     - Присмотрите за людьми. Подозрительные типы.
     Секьюрити, не скрывая, разглядывали их, и Стилет загородил плечом Зелимхана - в таком виде и в таком месте вряд ли его узнают, но все может быть. Курили и молчали.
     Потом один из охранников, коротко стриженный, с седеющим ежиком, проговорил:
     - Слышали, сегодня самолет угнали?
     - Да не угнали, - ответили ему. - Вроде как заминировали. Только что в двухчасовых новостях было. Там какая-то непонятка...
     - Ну да, там чего-то сажать самолет нельзя. Опять чеченцы. Требуют этого, как его...
     - Зелимхана...
     - Вот, взамен заложников.
     - Нет, чехи вообще оборзели, пидоры.
     - Чего ж ты хочешь? Предупреждали, что будут теракты по всей России. На хер они срались! Поставили бы вокруг забор, и пусть живут себе сами, с голоду подыхают. Независимость - да обожритесь! Кувейт они построят...
     - Ой, - вздохнул тот, кто начал разговор, - смешные вы люди! Там на этой войне такие бабки варят и у нас, и у них... Пацанов только жалко - мрут ни за что. Как и мы в Афгане... Ты чего - нефть, оружие... сейчас еще на этом сраном восстановлении столько людей наварятся...
     - Ладно, надо в три часа послушать, чего там происходит.
     Стилет пристально смотрел на Зелимхана, оставаясь внешне безучастным к этому разговору: "Так вот, новость уже просочилась в СМИ... Значит, кто-то организовал утечку. А часть живой новости находится прямо здесь, так что давай-ка мне быстрее Лютого, браток, пока мы еще в состоянии что-то с этой новостью сделать. А Зелимхан молодец - ведет себя нормально, обычно за пару таких слов, типа "пидоров", они глотку перегрызают".
     - Не беспокойся, - тихо проговорил Зелимхан, глядя на Стилета, - я не меньше тебя хочу посадить этщт самолет. Я не дам позорить свое имя.
     Игнат ответил ему легким кивком головы и одновременно поднес палец к губам - позже поговорим...
     - Мне надо оказаться там, - прошептал Зелимхан.
     Ворон сначала ничего не понял. Он мгновенно убедил себя, что просто ослышался. Он посмотрел в глаза Зелимхану и увидел, как сузились его зрачки. Что он сказал?
     - Мне надо попасть в этот самолет, - повтори Зелимхан очень тихо, даже как бы не обращаясь к Ворону, а размышляя вслух. - Это единственный способ спасти его. Понимаешь - живая гарантия... Тогда его точно не взорвут.
     "Господи, - подумал Игнат, - я ведь только что думал о живой новости! Что он говорит? Что говорит этот сумасшедший чеченец?!"
     Стараясь, чтобы его голос звучал как можно спокойнее и тише, Стилет спросил:
     - Ты о чем?
     - Понимаешь, - также тихо ответил Зелимхан, - ты сумасшедший человек, просто псих... Мы все сможем. Все получится, если ты сможешь это организовать.
     - Ты что такое говоришь?
     - Ты прекрасно все понял - мы ДОЛЖНЫ попасть в этот самолет. На борт.
     - Он же в воздухе!
     - Я знаю. Знаю. - Зелимхан невозмутимо кивнул. - Кто бы ни заминировал этот самолет, мы здорово подпортим их карты. У нас все получится, если ты сможешь это организовать...
     Стилет какое-то время внимательно смотрел на чеченца: он что, издевается? Он сошел с ума? Нет, он на полном серьезе или просто рехнулся? Потом Стилет не увидел, а скорее почувствовал в глубине глаз Зелимхана какой-то огонек (ЗНАКИ?) и понял его... Он видел подобный огонек. Видел у очень немногих, но это было как опознавательный знак - у меня не все в порядке с крышей, приятель, об этом мало кто догадывается, кроме таких же, как и я... Мы узнали друг друга? Привет, приятель! Мы не будем ни о чем говорить всем этим людям. Зачем их тревожить? Пусть спокойно спят. Спокойно едят свою пищу, спокойно трахают своих женщин. Мы одни на этой ослепительной вершине. Сюда приходят только сумасшедшие. Приходят посмеяться вместе с богами, вместе с бессмертными, перед тем как прыгнуть вниз... И к примеру, оказаться в самолете, почти уже растворившемся в синеве неба на высоте нескольких тысяч метров над землей...
     Зелимхан улыбнулся (действительно интересно -