ольствие  -  его  заподозрили  в
небрежности.
   - Да-да, извини, пожалуйста, - рассеянно произнес Игнат.
   Он  еще  какое-то  время  слушал  телефонную  трубку,  затем  коротко
попрощался, положил трубку на  массивный  рычаг.  Смотрел  перед  собой,
словно лунатик. Что-то негромко произнес. Лютый услышал странный вопрос,
заметавшийся в его голове неприятным резонансом: "Она - одна?.."
   "Ты о чем это, братишка?" - хотел было спросить Лютый, чувствуя,  что
сердце его забилось быстрее.
   Игнат поднял руки, сжал свои виски.
   - Но это... - прошептал Игнат, ни к кому не обращаясь.
   - В чем дело? - спросил Лютый. - Что тебе сообщили?
   Игнат обернулся. Губы его были плотно сжаты.  Лютый  увидел,  что  на
мгновение выцветше-синие глаза Игната словно наполнились льдом.
   - Вова, либо нас очень сильно водят за нос, - спокойно  и  даже  чуть
растягивая  слова,  сообщил  Игнат,  -  либо...  -  Он  замолчал.  Лютый
посмотрел на него выжидающе.
   - Что "либо"?
   Глаза Игната чуть расширились, и опять тот же самый серо-голубой лед.
   Лишь мгновение.
   - Либо у нас появился еще один игрок, - проговорил он тихо.

***

   Через два часа Игнат Воронов  с  карточкой  "Пресса",  приколотой  на
летний  свитер,  вошел  в  здание  "Континента".  В  трогательный  букет
незабудок, уже второй, предназначавшийся той же самой особе, он  спрятал
сложенную аккуратным квадратиком банкноту в пятьсот рублей.

6. Тени побед

   - Надеюсь, моя компетентность и информированность больше не  вызывают
у вас сомнений? - мягко поинтересовался Санчес.  -  А  то,  знаете,  мне
показалось, что последние три дня мы как бы витали друг вокруг  друга  в
облаках...
   - Нет, больше не вызывает, - уверили его.
   - Весь этот месяц, начиная со взрыва на свадьбе, это была она.
   Надеюсь, вам это так же известно.
   - Поэтому мы все еще продолжаем говорить...
   - Не глупо, совсем не глупо. С вами  приятно  иметь  дело.  А  теперь
послушайте: надеюсь, мы с вами не  из  тех  людей,  кто  попусту  тратит
время. Не позволяйте неудачным мыслям забираться  вам  в  голову,  я  их
чувствую, неудачные мысли... И тогда сразу все закончится.
   - Мне известно.
   - Надеюсь. Но напоминать всегда не вредно, как считаете?
   - Что вы хотите услышать?
   - Но только не раздражение, уверяю вас, только не это.
   - Все же... Как вы вышли на нее?
   - О-о! - Санчес рассмеялся, имитируя старческий голос. - Я - как  это
в детской книжке? - стреляный воробей, помните? Да... Я уже  на  пенсии.
Можно сказать - тихий пенсионер. Но у меня старые счеты к этим людям.  И
вот появилась возможность их наконец прихлопнуть. - Санчес так и  сказал
- "прихлопнуть". - Так уж вышло, что я слежу за вашими злоключениями...
   Санчес сделал паузу, подумав, что любопытное он подобрал  словечко  -
"злоключениями", но ответом ему с другой стороны телефонной  линии  была
лишь выжидающая тишина. И Санчес продолжил:
   - Да, слежу... И вот подумал, что смогу вам оказаться очень полезным.
   Если... вы поможете мне.
   - Что вам нужно?
   - В свое время, - коротко произнес Санчес  и,  не  прощаясь,  повесил
трубку.

***

   - Он будет ждать нас на пустыре перед выездом в Измайловский парк.  Я
знаю это место, - сказал Игнат Воронов, -  к  этому  времени  мы  должны
выполнить свою часть работы.
   - Понятно, - произнесла Светлана Андреевна.
   - Может быть, все же... Ворон... - начал Лютый.
   - Прекрати, - прервал его Игнат. -  Забудь  об  этом.  Он...  похоже,
что... - Игнат улыбнулся,  только  в  этой  улыбке  было  больше  холода
пополам с чем-то неопределенным. -  Он  -  профессионал.  Если  мы  хоть
как-то нарушим наши договоренности, он просто уйдет.
   - Но мы могли бы...
   - Вова, поверь мне, что это не так. Просто поверь.
   Лютый уставился на Игната, потом пожал плечами.
   - Ладно, - с покорностью в голосе согласилась шефиня, - наверное,  ты
прав. И я больше не считаю все это просто провокацией.  Но,  Игнат,  там
что-то другое. Что-то похлеще... И я не верю ни одному его слову.
   - Я тоже, - сказал Игнат, - только... и он это знает.
   Игнат смотрел на Светлану  Андреевну.  Она  нервничала,  пыталась  не
подавать виду, но по мере приближения сегодняшнего  дня  она  нервничала
все больше. Шефиня улыбнулась ему и со вздохом произнесла:
   - Ладно, Игнат, я иду звонить.  Постарайся  не  превратить  нас  всех
сегодня в  преступников.  -  Светлана  Андреевна  усмехнулась,  даже  не
пытаясь скрыть ноток горечи, проскользнувших в  ее  голове.  -  Я  звоню
Петру Новикову. Они ждут. Этот батайский следователь, Прима, находится у
него. Ох, Игнат... Не могу сказать, что я в восторге от всего этого, но,
как говорится... это все карты, которые нам сдали... Других нет.
   - Других нет, - отозвался Игнат и мысленно добавил: "И у  него  тоже,
хоть он и хорохорится. Похоже, что и ему сдали всякую  мелюзгу.  Тузы  и
джокеры пока остаются в колоде. Пока еще так.  И  вопрос  заключается  в
том, кто до них доберется первым".

***

   Поселок Гольяново. Лето достигло зенита - стоят самые длинные дни. На
Песчаном озере разгар пляжного сезона. Чуть поодаль от пляжа, где  песок
сменяется  травой  и  подступы  к  воде  более  крутые,  в  гладь  озера
смотрится, чуть склонившись, красавец тополь. Местная  ребятня  прозвала
его Рукастиком.
   Случилось это давно, с тех пор не одно поколение ребятни подросло,  а
название осталось за деревом. К Рукастику привязана  "тарзанка".  Сейчас
двенадцатилетний подросток, ухватившись за нее по-обезьяньи, взмывает  с
высокого берега в звенящую прозрачность июньского неба. В  воду  входит,
почти не произведя брызг.
   - Красиво, -  замечает  черноволосая  загорелая  девочка  в  ситцевом
купальнике в цветочек. Несмотря на свои  неполные  тринадцать,  она  уже
покуривает украдкой, но, конечно,  не  днем,  а  ночными  посиделками  у
Графского пруда.
   Следующим в  воду  летит  толстяк  Самохин;  его  зовут  Жирдяем,  но
парнишка он в общем-то неплохой. Падает в воду, как бочка, да  еще  явно
отшибает спину.
   - Урод, - заключает девочка в ситцевом купальнике.
   За ними с восторгом наблюдает пятилетний малыш,  которому  полноватая
женщина, скорее всего бабушка,  втирает  в  кожу  солнцезащитное  масло.
Попутно она беседует со своей приятельницей -  бойкой  пожилой  дамой  с
веселыми глазами и вечной сигаретой в  зубах.  Ее  седые  жидкие  волосы
прячутся под кепкой с непомерно длинным козырьком и надписью "Iowa".
   Черная "Волга" движется по территории  поселка,  совсем  не  поднимая
пыли на  пересыпанных  гравием  дорожках.  Автомобиль  оставляет  позади
контрольно-пропускной пункт, огибает Песчаное озеро, съезжает на одну из
боковых дорожек и подкатывает к воротам, за которыми  прячется  красивый
дом с полукруглым окном во всю стену третьего этажа.
   - К Родионовым, - лениво замечает дама в кепке.
   - Евгений Петрович? - откликается ее подруга, не  прекращая  натирать
внука маслом. Парню это уже порядком надоело.
   - Евгений Петрович на службе. - Дама в кепке чуть  удивленно  поводит
плечами, и голос ее начинает звучать бодрее. - Я видела утром Ольгу...
   - Родионову?
   - Ольгу Андреевну. - Дама в кепке кивает,  дальше  продолжает  тоном,
каким обычно сообщают любопытные новости:
   - Дочку она сегодня ждет. Решила навестить стариков.
   - Она вроде постоянно здесь...
   - Да. Но не одна едет, а  со  своим  профессором.  Она  ж  у  них  на
кафедре... Ольга со мной советовалась,  чего  б  такого  вкусненького  к
обеду приготовить. Гости...
   - Профессором?! - Малыш наконец отпущен на волю. - Кто такой?
   - Какой-то старикашка, - произносит дама в кепке "Iowa". На мгновение
огонек былой игривости мелькает в ее глазах. -  Светило  чего-то  там  и
кого-то там...
   - Она у них умничка. - Полноватой  женщине  пришло  на  ум,  что  она
выказала неуместную заинтересованность.
   - Да, Ольга на дочь не нахвалится. Хотя по мне, все  это  хорошо,  да
замуж девке пора. Она ж вся такая...
   - Девица при формах?
   - В соку, - разумно согласилась дама в кепке.
   - А ведь недавно еще мы ей платье  к  выпускному  выбирали...  Растут
дети.
   - Ты еще, подруга, вспомни, как она тебя в первый раз описала.
   - Было такое... - Полноватая женщина  вздохнула,  видимо,  вспоминая,
сколько же  всего  было.  -  Надо  будет  к  ним  наведаться.  -  Флакон
солнцезащитного масла полетел в пляжную сумку.
   - Без приглашения?
   - А чего? По-соседски, вечерком.  Какого  такого  профессора  у  себя
прячете?
   - А может, он и не старикашка вовсе...
   Обе смеются. Щеки полноватой женщины чуть зарделись.
   Поселок Гольяново. Все добрые соседи. Но, конечно,  никто  не  станет
наведываться к кому-то  без  приглашения.  Или  на  крайний  случай  без
предварительной телефонной договоренности. Таково негласное  правило.  И
если поступит вежливый отказ, то это не повод для обид. Таковы  правила.
Из  тех,  что  отличают  Гольяново  от  множества  других   подмосковных
поселков.
   Мимо загорающих на солнце подруг  проходит  тихая  женщина  в  легком
летнем сарафане. У нее длинные  седые  волосы,  скрученные  в  пучок  на
затылке. Она ведет за ручку двух очаровательных веселых малышей. Женщину
можно принять  за  их  бабушку,  если  б  обладательница  кепки  "Iowa",
осведомленная по многим вопросам, не заявила,  что  на  самом  деле  она
только няня. Облюбовали себе местечко в тени, чуть уединенно, и приходят
туда каждое утро. Оно и понятно - маленьким детям не  на  пользу  прямые
солнечные лучи. Один из малышей, скорее всего мальчик, прижимает к  себе
плюшевого, похожего на коалу, медвежонка. На озере малыши с няней больше
двух часов не задерживаются. Сейчас,  возвращаясь  домой,  няня  вежливо
здоровается с беседующими подругами,  те  отвечают  взаимностью.  Малыши
смотрят с любопытством, ротики приоткрыты, носы весело вздернуты.  Прямо
лапочки! Женщина тоже милая,  приятная,  скромная,  возможно,  несколько
нелюдимая, но с хорошими добрыми глазами. Чужая душа - потемки... Гостит
у Родионовых уже недели три, живет в отдельном гостевом летнем домике. У
Родионовых всегда людно, не замыкаются в себе. По тому, как эта  женщина
заботлива с малышами, видно, что она очень любит детей. Невзирая на  три
недели, знакомствами в поселке так  и  не  обзавелась.  Ну  что  ж,  как
говорится, у каждого свои наклонности, у каждого свои  "крысы".  И  свои
причины.
   В поселке Гольяново не принято задавать  лишних  вопросов.  Все,  что
надо сообщить, люди сами расскажут.

***

   Как только черная "Волга" въехала на территорию  ухоженного  дворика,
ворота за ней сразу закрылись. В полосатом шезлонге у ворот попивал квас
из холодильника крепкий паренек из службы охраны. Трещала газонокосилка.
Перед домом с огромным полукруглым окном лишь идеальный зеленый газон  и
клумбы цветов, живое море красок, флоксы, георгины, хризантемы - лето  в
разгаре. Чуть в стороне, рядом с розовыми кустами, -  навес  из  цветной
пленки, дающий прохладную тень.  В  тени  сервирован  белоснежный  стол.
Автомобиль остановился на забетонированном пятачке: Евгений Петрович так
и не заасфальтировал эту небольшую стоянку.
   - Приехали, - сообщил водитель и заглушил двигатель.
   К счастью, он не видел,  как  рука  его  пассажирки  легла  на  брюки
сидящего с ней рядом и болтавшего всю дорогу старикашки. И не просто  на
брюки, а туда, где у старикашки имелось оружие, которым он скорее  всего
лет десять как не пользовался.
   Забавный дядечка, одно слово - профессор. А что так, что этак...
   Чудаковатый немного, но в общем-то мужик классный. Да и одет по моде.
И вежливо все выслушал, проявил чисто человеческий интерес:  как  семья,
как зарплата, а не изнурительный ли график работы?..  Нормальный  мужик.
Толковый. А то люди все больше о себе  любят  говорить.  Этот  -  не  из
таких.
   Водитель вышел из автомобиля, чтобы открыть дверцы пассажирам.
   Во-первых, так положено. А во-вторых, перед таким  человеком  -  даже
приятно.
   Водителю велели привезти в Гольяново родионовскую дочку  (видать,  та
еще бестия, одни сиськи чего стоят!) с ее гостем и забрать с дачи детей.
   - Выходите, господин  профессор.  -  В  салоне  автомобиля  прозвучал
игривый шепот.
   - Пожалуй, - последовал тихий  ответ,  -  если  ты  перестанешь  меня
онанировать.
   - С большой неохотой. - Она все еще не убирала руку.
   - А что мы скажем твоей матери? Что господин профессор очень  рад  ее
видеть? Настолько, что вновь ожили забытые функции?
   Дверца открылась. Санчес помедлил, словно проверяя, не  забыл  ли  он
чего в салоне. Водитель терпеливо ждал - старикашка немножко рассеянный,
все они такие. Затем нога  Санчеса  коснулась  бетонированного  пятачка.
Санчес прибыл в логово.

***

   Сказать по  правде,  Санчес  не  особо  нуждался  в  том,  чтобы  ему
показывали дом. Уж что-что, а этот дом он знал как свои пять пальцев.
   Женушка  старого  лиса  отрекомендовалась  Ольгой  Андреевной   (что,
естественно, не оказалось для него новостью) и  все  же  потащила  гостя
показывать "наши скромные владения". Санчес убедился, что никаких особых
перемен в этом доме  не  произошло  и  что,  проявляя  свою  неожиданную
"благодарность"  за  гостеприимство,  он,  как   и   собирался,   начнет
действовать с подвального помещения.
   Но пока Санчес всецело находился в руках говорливой  женушки  старого
лиса, выслушивая выражения типа "наша фазенда". И конечно,  его  сладкая
девочка уже успела шепнуть маман, что это не просто визит  вежливости  -
известный профессор находится сейчас,  так  сказать,  в  затруднительном
материальном  положении  и  слышал,  что  семья  знакома  с   некоторыми
ценителями и коллекционерами искусства, и вот уж так вышло,  что  и  ему
есть что предложить. Санчес подумал, что это будет самый  верный  способ
объяснить его сладкой девочке причину подобного  маскарада.  Хотя  порой
ему и казалось, что она не нуждалась ни в каких объяснениях.
   - Восточная Африка, -  с  видом  знатока  кивал  Санчес.  Африканская
коллекция, особенно  скульптура  макондо,  произвела  на  него  огромное
впечатление.
   -  Удивительная  пластика...  Самые  вдохновенные  скульпторы-резчики
живут в Восточной Африке! - не скупился Санчес на слова. - Космос!  Куда
там Пикассо...
   - Ну, я бы не была столь строга к  безумному  испанцу,  -  по-светски
парировала Ольга Андреевна.
   - К испанцам вообще не стоит быть особо  строгими,  -  с  готовностью
соглашался Санчес.
   Не меньшее впечатление на профессора произвела коллекция живописи.  У
некоторых работ он задерживался, вглядывался пристально, с интересом.
   Чувствовался подлинный знаток. Честно говоря, сам профессор  произвел
на Ольгу Андреевну  такое  же  глубокое  впечатление  -  интеллигент,  с
манерами аристократа,  умница  и,  видать,  по  молодости  был  тем  еще
сердцеедом... Интересно, что он хочет предложить: картину,  какой-нибудь
антиквариат?
   "Шалунишка", - с забытым чувством подумала Ольга Андреевна,  наблюдая
за красивыми и неожиданно молодыми руками своего гостя.
   - Здесь у нас передвижники,  -  объясняла  Ольга  Андреевна.  -  Этот
небольшой  этюд  -  его  очень  любит  Евгений  Петрович   -   настоящий
Айвазовский. Но самое главное, конечно, у Евгения Петровича в кабинете.
   - Удивительно! Удивительно! - восхищался Санчес.
   ("А не рассказать ли тебе, самодовольная гусыня, как сюда попало  все
это великолепие?" - весело думал Санчес.) Санчес  не  особо  нуждался  в
том,  чтобы  ему  показывали  дом.  Три  года  назад,  еще   на   стадии
проектирования, он принимал самое активное участие в его  строительстве.
И прекрасно знал, что в подвальном помещении, рядом с гаражом, находится
комнатка, где, словно в нервный узел, сходятся все средства  наблюдения:
и внешние - двор, ограждение, - и внутри дома.  И  так  как  старый  лис
находится сейчас "на военном  положении"  (сам  виноват!  Что  ж  теперь
делать?), то в этой комнатке, перед  мониторами,  кто-то  есть.  Кто-то.
Зоркий  глаз,  всевидящее  Око,  которое  за  почти  уже  месяц  устало,
обленилось, ибо ничего не происходило, и вот-вот сонно  слипнется.  Хотя
Санчес знал, что рассчитывать  на  такие  подарки  не  стоит.  Еще  один
охранник в шезлонге во дворе и детина с газонокосилкой.
   Возможно, есть еще кто-то,  узнаем  у  нашей  разболтавшейся  гусыни.
Минимум - трое. И это невзирая на вооруженный наряд  на  КПП  и  тройную
ограду с собаками по внешнему периметру поселка. "Что ж,  неглупо,  мать
его, очень неглупо".
   -  Пойдемте.  Раз  уж  вас  так  это   заинтересовало,   -   лепетала
маман-гусыня, - покажу вам что-то совсем интересное.
   - Вы так добры, - сконфуженно бормотал Санчес и переводил  взгляд  на
свою сладкую девочку.
   - Пойдемте. Пойдемте в Женечкин кабинет, - млела гусыня, -  мы  редко
водим туда посторонних. Полагаю, что смогу вас поразить, - добавила  она
не без кокетства.
   Очень мило. Львиную долю этой коллекции  Санчес  составлял  лично.  И
кое-что здесь принадлежит  и  ему.  Ведь  Евгений  Петрович  никогда  не
предлагал своих услуг - крупному государственному мужу это как-то  вроде
не к лицу. За них обоих свои  услуги  предлагал  Санчес.  И  стоили  они
дорого. Очень дорого. А если клиент начинал  вилять  или  ему  в  голову
приходили иные неудачные мысли, то  такса  возрастала  в  геометрической
прогрессии. Какой бы у  клиента  ни  был  твердый  хребет.  Только...  с
"Континентом" выходил шедевр, и такого скорее  всего  больше  не  будет.
Санчес превращал их в Номер Один, причем - в послушный Номер Один.
   Шедевр, который старый лис испортил. Выходит,  кое-что  из  блестящей
коллекции Евгения Петровича Родионова принадлежит  и  Санчесу.  Особенно
кое-что, явно неведомое самодовольной  гусыне,  кое-что,  находящееся  в
стенном металлическом сейфе с цифровой  ручкой  и  с  энным  количеством
степеней защиты - сейфе фирмы "Сentry", рекомендованном сюда все тем  же
Санчесом. Ай да Санчес, ай да сукин сын! И  не  забыть  повесить  сверху
гобелен.
   Но сейчас не это важно. Совсем не это.
   Блестящая  коллекция  произведений  искусства,   почтовых   марок   и
африканских   тотемных   предметов   произвела   на   Санчеса   огромное
впечатление. Но еще большее впечатление произвело  на  Санчеса  то,  что
малютки находились тут.
   Санчес вышел во двор. Его чужие длинные волосы трепал ветерок, хотя в
душном  воздухе  чувствовалось  приближение  грозы.  Санчес  любил   это
состояние, потому что все пока шло как надо. Санчес уселся в пластиковое
ажурное  кресло  и  прикрыл  глаза.  Ему  совершенно  не   мешал   треск
газонокосилки. Блаженство полной расслабленности... Санчес вытянул перед
собой ноги. Мы делаем последнюю петлю, игра входит в завершающую стадию,
финал. Снова подул ветерок. Если б Санчес сидел сейчас на  берегу  моря,
он бы сказал, что это первое дуновение бриза, первые свежие порывы перед
надвигающейся бурей. Свежесть - вот в чем все дело.
   Вот то главное, ради чего все и вертится.
   Детишки находились здесь, что в перерывах между  оргазмами  выболтала
Санчесу его сладкая девочка. Малышей старый лис предпочел держать у себя
под носом, а не на какой-нибудь Богом забытой деревне или на заброшенном
хуторе, что было бы, безусловно, грамотнее. Хотя после того, что  старый
лис натворил с Санчесом, ему приходилось рисковать.
   - Такие чудные, кудрявые  -  прелесть.  Ну  такие  трогательные...  -
говорила его сладкая девочка, пока Санчес любовался ее розовой  кожей  и
вдыхал ее запах. - Живут у нас с няней.
   - А почему у вас? - равнодушно спросил Санчес, поглаживая  внутреннюю
сторону ее бедер.
   - Это каких-то папиных знакомых... Не  знаю,  у  нас  хорошо.  Сосны,
озеро. Лучше ж, чем в Москве... Ну что ты делаешь? Ну подожди...
   Санчес целовал ее в шею, затем  жаркий  поцелуй  накрыл  ее  губы,  и
Санчес почувствовал во рту ее  быстрый  язык.  Рука  Санчеса  скользнула
вверх по ее бе