убки, обычной, знакомой и вовсе не  угрожающей  телефонной
трубки компании "Би-Лайн"  -  отверстия,  в  которые  надо  говорить,  -
показались ему огромными черными пустотами. Зловещими провалами.
   Что значит "пока еще не поздно"?
 
*** 
 
   Автомобиль с эмблемой "линкольна"  над  радиатором  подкатил  к  дому
Ворона за десять минут до двенадцати, и  сейчас  рыжий  водитель  и  его
молодой напарник с удовольствием пили холодную колу - дни стояли жаркие.
   - Говоришь, он его друг детства?
   - Ну да, вроде того. -  Водитель  посмотрел  на  свои  часы  "Омега",
подарок Лютого.  Как-то  водитель  похвалил  их,  и  Лютый  просто  снял
хронограф со своей руки - бери. Часы стоили не меньше пяти тысяч баксов.
Водитель отказывался, но Лютый настоял, а  потом  пошутил  -  только  не
вздумай хвалить мою жену, не отдам. Водитель  его  хорошо  понял  -  ему
сделали подарок, но и преподали урок.
   - По-моему, школьный еще. Двенадцать, надо звонить. Договорились -  с
двенадцати до половины первого.
   - Надо же, собственную машину выслал, да и  тебя  за  руль...  Какой,
говоришь, у него телефон?
   - Я ничего не говорю. Вон там записан.
   - Да... Так, Воронов Игнат, чего-то начирикано...
   - Это Лютый писал.
   - Я и говорю. У них чего - общие дела?
   - Не знаю. Знаю только, что друг детства.
   - А чего человек в такой мунькиной жопе живет?
   - Чужая душа - потемки.
   - Верно.
   - Ты не слишком много вопросов задаешь?
   - Я?..
   - Как то,  как  се...  Ты,  часом,  не  мент?  -  Водитель  беззлобно
усмехнулся.
   - Ты чего, сегодня  не  с  той  ноги  встал?  Просто  Лютый...  очень
необычный человек.
   - Верно. Золотой человек. А у тебя есть слово-паразит.
   - Какое?
   - Слово "чего". И знаешь... это не самое лучшее слово для паразита.
   Когда-нибудь можешь нарваться на серьезные неприятности. Поверь  мне,
я не со зла говорю.
   - Ладно. О, дозвонился.
 
*** 
 
   Игнат   надел   светло-серые   джинсы,   мягкие   кожаные   туфли   и
хлопчатобумажный  фиолетовый  свитер.  В  агентстве  у  шефини  он  взял
напрокат  безумно  дорогой  светлый  блузон-пиджак,  который  сразу   же
окрестил "сутенерским", и очки  "Рей-Банн".  Игнату  было  не  привыкать
менять внешность. Лицо он протер солью, и теперь оно  выглядело  свежим,
как после  поста,  а  воспаленные  от  вчерашней  пьянки  глаза  закапал
"визином" и спрятал под солнцезащитными очками.
   Вот вроде бы и все.
   - Боже мой! - восторженно произнесла его ночная  гостья.  -  Да  тебе
можно отправляться в Голливуд!
   - Что я и делаю, - сказал Игнат в некотором смущении. Потом посмотрел
на девушку. Теперь она выглядела явно лучше, чем с  утра.  Да  нет,  она
была просто хороша, похмелье помешало вовремя это понять.
   - Совсем  другой  человек  -  великолепно  выглядишь,  -  она  весело
присвистнула, - так изменился.
   - Спасибо. А ты просто великолепно выглядишь, тебе не надо меняться.
   Тебе в жизни повезло больше.
   - Зря смеешься. С утра твое лицо было похоже на...  на  дыню!  -  Она
улыбнулась.
   Игнат протянул руку и почти дотронулся до ее груди.  Но  не  коснулся
ее.
   - У тебя здесь две превосходные дыни.
   - И на том  спасибо.  -  Она  теперь  рассмеялась,  потом  пристально
посмотрела на Игната. - Ты хоть что-нибудь помнишь?
   - Когда вспомню - скажу.
   - Ладно, не мучайся. Просто... мне было хорошо.
   - После этого мы должны поцеловаться, а потом пожениться.
   - Почему?
   - Так бывает в кино. И еще детей нарожать. Ты, кстати, любишь кино?
   - Почему утром ты не захотел меня?
   - Это не ответ.
   - А если ответ?
   - Тогда я хочу тебя сейчас.
   Игнат понял, что делает, когда  уже  прижал  девушку  к  себе.  Он  с
какой-то шальной веселостью подумал, что, наверное, до сих пор пьян  или
просто сходит с ума: внизу его ждет автомобиль  и  незнакомые  люди,  он
одет в  костюм,  который  стоит  две  его  зарплаты,  и  теперь,  словно
действительно герой какой-нибудь дешевой эротической киношки, он за пару
минут  собирается  трахнуть  свою  юную   гостью   (подарок   от   новых
сослуживцев). Великолепно! Прямо  плейбой.  Но  в  последнюю  минуту  он
почувствовал  бешеный  прилив  желания,  почувствовал,   как   ее   рука
расстегивает пуговицы на джинсах и с силой сжимает его тело; он  услышал
ее стон и, не снимая очков, впился губами ей в шею.  Ее  кожа  оказалась
бархатной и чуть смугловатой. Девушка  была  в  широкой  юбке,  и  Игнат
быстро стянул с нее черные трусики, провел пальцем по  внутренней  части
бедра. Поднял ее ногу, снова прижимая девушку  к  себе,  и  опять  же  с
каким-то веселым удивлением обнаружил, что она давно готова к любви.
   - Сладкий, - прошептала девушка, и Игнат почувствовал, что по ее телу
прошла волна легкой дрожи. Теперь он уже нежно коснулся ее груди.
   - Две чудные дыни...
   Игнат приподнял девушку; она была легкой, ее волосы  пахли  какими-то
удивительными, неведомыми  растениями,  которые  всегда  распускались  в
конце мая на юге, - воспоминание, оставшееся от детства. Мышцы  налились
сталью, Игнат еще чуть приподнял девушку, они радостно  улыбнулись  друг
другу.
   -  Развратница,  -  хрипло  и  низко  произнес  Игнат,  понимая,  что
сладостный ком подкатил к горлу и теперь будет мешать говорить.
   - Повтори это еще раз.
   - У тебя не только две превосходные дыни, у тебя еще... - И он  вошел
в нее, вошел в ее горячее зовущее лоно. Потом отпустил руки, перестал ее
поддерживать...
   - О,  маммаа...  -  простонала  девушка,  обнимая  Игната  за  шею  и
пропуская его все глубже и глубже.
   "Черт, я не мама", - подумал Игнат. Сладостный ком растаял. Вернулась
прежняя, чуть циничная веселость.
   ...Она кричала довольно громко, и Игнату пришлось зажать  ей  рот,  и
она поймала губами его пальцы, а на  полу,  в  ногах,  путался  и  урчал
Брынза.
   - Мама миа! - стонала она. - Сладкий...
   "Кто такая "мама миа"?" - подумал Игнат и снова почувствовал,  что  в
любой  момент  может  расхохотаться.  С  каким-то  неожиданным  холодным
резоном  он  решил,  что  вряд  ли  все  это  -  профессиональный  писк,
положенные на работе стоны; ведь она ему ничего не должна, и,  возможно,
ей действительно хорошо. Что ж, тоже пойдет, по  крайней  мере  известен
минимум один человек, для которого этот день начался хорошо. Потом,  уже
в предвосхищении наступающего оргазма, он  предположил,  что,  возможно,
таких людей все же окажется двое,  а  потом  он  услышал,  как  зазвонил
телефон, и подумал, что, конечно же, Брынза должен быть здесь -  ведь  в
коридоре снова пахло самкой.
 
*** 
 
   - Он сказал, что сейчас спускается... Он  говорил  каким-то  странным
голосом. - Молодой человек улыбнулся и пожал плечами.
   - Что ты все выдумываешь? - Водитель взял у него  телефон,  посмотрел
на дисплей. - Надо подзарядить. - Потом усмехнулся. - Все люди странные,
и если кто-то не похож на тебя, то это вовсе не значит, что ты  тоже  не
странный.
   Водитель довольно  откинулся  в  кресле,  потом  поморщился  -  нечто
подобное говорил Лютый, но как-то  не  так,  у  Лютого  получалось  чуть
лучше, и все-таки он что-то перепутал.
   - Ты знаешь, - молодой человек подмигнул водителю, - он  сказал,  что
спускается с крыши мира. Чего бы это могло значить?
   - Значит, так оно и есть. А ты опять взялся за свои "чего"?
 
*** 
 
   Они вышли из подъезда, и Ворон увидел ожидавший его черный "линкольн"
   Лютого. В подъезде пахло кошками и было грязно, все стены разрисованы
какими-то каракулями - названия групп,  от  которых  фанатели  окрестные
подростки. На улице стоял великолепный день  самого  начала  лета.  И  в
солнечной глубине этого дня Игната ждал черный  "линкольн"  -  возможно,
день действительно начинался не так уж плохо.  И  возможно,  она  права:
лучший способ борьбы с похмельем - это легкий утренний  перетрах.  Игнат
вдруг с удивлением обнаружил, что в общем-то благодарен ей.
   - Ну, куда тебя подбросить?
   - Ты имеешь в виду "куда тебя подбросить на метро"?
   - Не совсем. Просто так сегодня вышло, что у  меня  в  кустах  вместо
рояля спрятан черный лимузин.
   - Трепи дальше...
   Игнат  подвел  девушку  к  "линкольну"  и  вежливо   поздоровался   с
водителем. Им немедленно открыли дверцы, это сделал сам водитель.  Игнат
приглашающим жестом указал девушке на салон:
   - Ну я же тебе говорил. Прошу!
   Она усмехнулась, покачала головой и,  усаживаясь  на  задние  кресла,
произнесла:
   - Слушай, это ты так развлекаешься или ты  и  правда  замаскированная
звезда?
 
*** 
 
   Ровно через час  лимузин,  покинув  раскаленную  каменную  столицу  и
пробежав  какое-то  расстояние   по   трассе,   чаще   всего   именуемой
"правительственной", подкатил к загородным владениям Лютого.  Собирались
гости,   собирались   самые   влиятельные   люди   Москвы:   банкиры   и
правительственные чиновники, криминальные авторитеты, кино-и шоу-звезды,
торговцы  антиквариатом,  депутаты  и  сногсшибательно  дорогие   шлюхи;
собирались молодые  журналисты,  которые  обязательно  напишут  об  этом
грандиозном событии, о мелькающем каскаде знаменитых лиц, об  изысканной
кухне и великолепных  шутках,  о  дорогих  подарках,  о  новых  русских,
которые будут рассказывать анекдоты о самих себе, о столах, накрытых  на
стриженой лужайке перед домом ("И газону, чтобы стать  идеальным,  вовсе
не понадобилось семи веков" -  кто-то  заготовит  подобную  строчку  для
своего  репортажа),  о  великолепном  струнном  квинтете  -   знаменитых
музыкантах,  играющих  тут  же,  на  свежем  воздухе,  о  немногословных
официантах в белых куртках и в белых же перчатках, о  роскошных  дорогих
машинах, о вине лучших  урожайных  лет,  о  гостеприимном  и  остроумном
хозяине,  оказавшемся  совершенно  непохожим  на  сложившийся  стереотип
бандюги, о молодых - чудесной, ослепительной звездной паре, о нарядах от
самых  модных  кутюрье,  о  драгоценностях,  об  ожидаемом  произведении
кулинарного искусства - тридцатипятикилограммовом торте со скульптурными
портретами  венчающихся  в  шоколадной  глазури  -   и   о   грандиозном
фейерверке, который устраивает какой-то самый известный в  мире  мастер,
специально прибывший по этому поводу китаец с труднозапоминаемым именем.
   Собирались гости, которых ждали. Собирался весь цвет столицы, то, что
когда-то начнет  величать  себя  высшим  обществом,  а  потом  просто  -
обществом. Быть может, на свадьбе и не было "самых-самых", все же  фраза
о "слиянии банковского капитала с криминальным" оказалась оброненной,  и
людям необходимо было выждать паузу и приглядеться к  тому,  что  же  из
всего этого выйдет, но "самые-самые" не забыли прислать своих  эмиссаров
и свои поздравления.
   И  может  быть,  среди  всего  этого  звездного  великолепия   как-то
потерялось  несколько  действительно  настоящих  друзей  и  хозяина,   и
молодых, и вряд ли это было хорошо - подлинно близким людям  стоит  быть
вместе и в самую счастливую, и в самую тяжелую минуту.
   Собирались гости, которых ждали. Но в  нескольких  километрах  отсюда
совсем другие люди, которых никто не ждал,  уже  начали  действовать,  и
расстояние между ними и такой веселой свадьбой, свадьбой, покой  которой
был призван охранять не  один  десяток  вооруженных  людей,  уже  начало
сокращаться.
 
4. Действия ОМОНа 
 
   Командир отряда милиции особого назначения Павел  Лихачев  был  не  в
настроении, а когда он бывал не в  настроении,  то  на  всем  протяжении
рублевской "правительственной"  трассы  находился  минимум  один  крепко
сжатый кулак, с которым вам не  стоило  искать  встречи.  Павел  Лихачев
строго следил за собой  и  своими  подчиненными.  Ежедневная  физическая
подготовка, так сказать,  упорные  занятия  по  боевой  и  политической,
стрельбы... Отряд  Павла  считался  элитным  -  никакой  Чечни,  никаких
"горячих"  точек,  может,  пару  человек  и  выделяли  в  сводный  отряд
Московского ОМОНа, но это еще до той поры, как Павел вступил в должность
командира. Хотя сам Паша прошел Чечню:  он  находился  там  чуть  больше
месяца на блокпосту. Внутренние войска,  и  в  особенности  ОМОН,  резко
выделялись своим видом из  всей  военной  группировки  "федералов".  Они
всегда выглядели чистенькими,  подтянутыми  и  накормленными.  Армия  же
разлагалась. Генерал Лебедь прав - глядишь на  солдата,  а  перед  тобой
какое-то оборванное  чудо...  Армия  и  эмвэдэшники  недолюбливали  друг
друга, и порой доходило до вооруженных стычек.
   Армейцы считали, что все боевые операции, участие  в  сражениях,  вся
тяжесть  войны  лежала  на  их  плечах,  а  МВД,  дескать,  охраняли  на
блокпостах самих себя.
   Может, так оно и было, за исключением спецопераций, но на  то  она  и
армия. Зато и чеченцы к внутренним войскам относились совсем  по-другому
(это к вопросу о тяготах войны): ОМОН и контрактников они  ненавидели  и
не желали попасть к ним, лучше самому себе пустить пулю, а вот  к  армии
"чехи" были гораздо терпимее.
   Бабы, ополоумевшие и почерневшие от  горя,  так  даже  умудрялись  их
жалеть - ненавидеть и жалеть одновременно. Вообще война - полное  говно.
Она совсем не похожа на то, что о ней пишут и думают цивильные, -  здесь
наши, там ваши, четкие  боевые  операции,  логика,  героизм...  Война  -
бессмысленный бардак, где все друг друга ненавидят и всем друг на  друга
наплевать. Авиация работает по своим, бронированные танки в городе  жгут
босоногие мальчишки с бутылками "коктейля Молотова"  в  руках,  приказы,
проходя вертикаль, видоизменяются до неузнаваемости, никто ни за что  не
отвечает, все  воруют  и  хотят  выжить.  И  есть  люди,  которым  война
нравится. Не то что они ее любят или они уж прямо такие людоеды,  но  им
на войне удобно. Во всем этом бардаке много чего липнет к рукам, и вроде
ты при деле. Паша встречал таких людей, говорят,  их  и  среди  чеченцев
полно: играют себе в войнушку, и все. А  кто  поумней,  варит  на  войне
бабки. А самые умные ее и затеяли. Где-то Паша прочитал,  что  тот,  кто
развязывает войну, в любом случае свинья. Это сказал Хемингуэй. Паша  за
свою жизнь прочитал много крутых боевиков; эта книга не была боевиком, а
Паша не любил других жанров, но все равно эту книгу он запомнил.  Сейчас
его элитный отряд охранял участок, где явно жила та самая свинья. И Паша
будет ее охранять, потому что бороться со свиньями - то  же  самое,  что
бороться с ветряными мельницами, а он этого делать не  собирался.  Вовсе
не собирался. Вот только сегодняшний день несколько попахивал дерьмецом,
поэтому Паша и пребывал не в настроении.
   Отряд был снят с физической подготовки - не привыкать, на  то  она  и
служба. Но вот снят был очень странно  -  все  подразделение,  вместе  с
Пашей, передавалось под командование каких-то "бобров" из Москвы. С ними
еще прибыло несколько человек спецназа -  получался  вот  такой  сводный
отряд, но и это  еще  нормально.  А  вот  то,  что  отряд  должен  будет
присматривать за свадьбой какой-то  братвы,  -  это  уже  совсем  другая
служба.  Паша  был,  понятно,  наслышан  о  предстоящем  событии,  а   о
существовании Лютого знала каждая собака, но все равно - это уже  совсем
другая служба.
   Приказ есть приказ - в 12.00 по Москве отряд был у особняка Лютого.
   "Бобры"  из  Москвы  находились  уже  там.  Оба  в   штатском.   Один
представился майором Гриневым, и Паша подумал, что если это так, то  сам
он - Петр Первый. Второй вообще назвал лишь свою фамилию, и Паша  решил,
что так будет лучше, потому что по их рожам было видно, что  за  контору
они представляли. Паша подумал, что, если б им не надо было иметь дело с
одетым  в  камуфляж  подразделением,  они  вообще  вырядились   бы   под
каких-нибудь дачников. Вопреки устоявшемуся мнению  о  том,  что  агенты
этой конторы умеют быть незаметными в толпе, Паша был убежден,  что  они
всегда перегибают палку и их  видно  за  версту.  Сейчас  дела  обстояли
именно так. Еще бы - соберутся все сливки криминального мира, вот они  и
вынюхивают. По мнению Паши, это будет не свадьба, а сходка  мафии.  Паша
их ненавидел. На генетическом уровне.  И  его  отец,  и  даже  дед  были
сотрудниками органов внутренних дел. Кстати, "бобров"  из  Москвы  и  их
контору в семье Павла Лихачева также особо не жаловали.
   Отряд на трех машинах окружил усадьбу Лютого, а  "бобры"  из  Москвы,
прибывшие с ними бойцы спецназа - четыре человека  в  масках  -  и  Паша
направились к дому. Однако прием их ждал более чем  холодный.  Встречать
непрошеных гостей вышел сам хозяин.
   - Чему обязан такой чести? - сухо спросил Лютый.
   - Конечно же, Владимир Ильич, празднику, - ответил тот, что  назвался
майором Гриневым, лукаво улыбаясь. - Бракосочетание  вашего  брата  ведь
большой праздник?
   - Почему набитые ОМОНом машины толкутся вокруг моего дома?
   - Вы же понимаете, что мероприятие ожидается не вполне обычное.
   Имеется в виду...
   - И что? - оборвал его Лютый.
   - Во имя вашей же  безопасности.  Некоторые  из  ваших  гостей  люди,
скажем так, небезынтересные для криминального мира.
   - Я вас не вызывал.  В  ваших  услугах  не  нуждаюсь.  Не  надо  меня
грузить.
   - А если мы собираемся оградить от  ваших  гостей  остальных  жителей
поселка? - вмешался второй "бобер" из Москвы.  Он  говорил  спокойно,  с
тихой улыбкой, но это был явный вызов. - Если у вас, не  дай  Бог,  что,
при чем здесь законопослушные граждане?
   - У меня  уже  находятся  несколько  депутатов,  только  что  прибыла
эстрадная звезда... Мне передать им ваши намерения? -  холодно  произнес
Лютый. - И ваши замечания насчет законопослушности?
   - Ладно, не будем кипятиться, - снова заговорил майор Гринев, - здесь
никто крутостью не мерится. Просто поступил некий сигнал...
   - Повторяю: я не нуждаюсь в ваших услугах.
   За все это время удивленный Павел Лихачев не проронил ни звука: стоит
наглая криминальная рожа и хамит, того гляди - про ордер спросит...
   Нагляделись, насмотрелись кино, прямо как в Америке: у нас  адвокаты,
с нами надо на вы, а у самого здесь бандитская сходка.  Собаки,  уже  во
власть лезут, где  хоромы-то  себе  отгрохал,  рядом  с  правительством,
хватило наглости. И эти два "бобра" ведут себя странно, шуры-муры с  ним
разводят. Нет, на следующих президентских  выборах  надо  голосовать  за
генерала Лебедя и давить всех этих козлов. Давно пора.  Однако  эти  два
"бобра" из Москвы действительно ведут себя странно. Как будто они  тянут
время. Как будто... Паша вдруг подумал, что им надо просто  осмотреться,
они болтают о всякой ерунде,  а  сами  внимательно  осматривают  двор  и
приготовления к свадьбе... Зачем? Что они хотят увидеть? Что  они  могут
увидеть? Столы накрыты, оркестрик бренчит на скрипках, снуют официанты в
белых перчатках... И что?
   - Что ж, дело ваше, но наружное наблюдение...
   - Послушайте, - четко  произнес  Лютый,  -  мне  позвонить  или  сами
уберетесь?
   - Не глупите...
   - Если через пять минут вы не уберете свои ментовозы, я звоню. Причем
трубку передам вам, чтобы вас натянули прямо здесь, на моих глазах.  Так
вам понятно?
   Паша крепко сжал скулы. Однако тот, кто назвал себя майором Гриневым,
проговорил:
   - Хорошо, Лютый,  звони.  Будет  приказ  -  мы  уйдем.  Будет  приказ
разогнать вашу гулянку - сделаем и это. Понял? И пасть свою разевать  не
надо.
   Теперь Лютый казался удивленным - видать, не ожидал  такого  поворота
разговора. Майор Гринев Паше уже почти нравился. По крайней мере  урезал
скота неплохо. Однако  после  звонка  Лютого  им  пришлось  уехать.  Так
всегда: правая нога не знает,  что  делает  левая.  То  приказали  туда,
теперь обратно...
   Но так оно даже лучше. Чем охранять сходку братвы (а в том,  что  там
соберется  именно  братва,  Пашу  даже  не  стоит  переубеждать),  лучше
продолжить  занятия.  Боевая,   политическая   и   физ-подготовка,   как
говорится...
   Однако через два часа опять поступил сигнал, что надо ехать. И тепер