о  кодовое
имя, назвал себя, произнес слово "прием" и отжал клавишу. Пошли какие-то
помехи. Павел повторил всю процедуру. Это опять не дало результата. Паша
поднял голову - майор Гринев находился сейчас с противоположной  стороны
ограды, вне прямой видимости, но до него  не  так  далеко  -  эта  рация
"пробьет" три таких конца. "Мать твою", - произнес Павел. Отряд стоял  в
лесу, укрытый прохладной  тенью  сосен,  но  на  лбу  у  Паши  выступили
капельки пота. Одна из них побежала вниз, совершая свое  путешествие  до
переносицы.
   К  множеству  одиночных  выстрелов  присоединился   лязг   автоматной
очереди. Били из "Калашникова", Павел постарался сейчас  не  реагировать
на этот звук. Он лишь до скрипа сжал зубы.
   - Прием, мать твою! Где ты, майор Гринев, прием!
   Паша извлек  свободной  рукой  вязаную  шлем-маску,  протер  ею  лоб,
быстрым движением натянул маску на лицо.
   "Прием!" Все подразделение уже находилось в масках. Они были готовы к
немедленному реагированию. Они были готовы выполнять  быстрые  и  четкие
приказы Паши.
   - Командир, - начал Завьялов, - этот... Надо  идти,  -  он  кивнул  в
сторону дома Лютого и добавил:
   - Паша.
   Лязг  короткой  очереди  автомата   Калашникова   повторился.   Потом
выстрелов стало значительно больше, и Паша подумал, что  это,  возможно,
пришла в себя дезорганизованная взрывом охрана.  Паша  крепко  выругался
вслух. Снова утопил клавишу на рации:
   - Прием! Прием!
   Но эфир был пуст.
   Паша немедленно переключился на резервную волну  и  в  режиме  приема
услышал только обрывок фразы: "... где этот мудак?"
   Затем с резервной частоты ушли.
   (Тогда,  в  тот   безумный   момент,   все   это   казалось   нелепым
недоразумением, сейчас же,  вглядываясь  в  бездну,  Паша  видел  совсем
другой рисунок.) Павел Лихачев  продолжал  отжимать  клавишу,  продолжал
вызывать Гринева:
   "Прием! Прием!"
   Потом неожиданно связь наладилась, даже эфирные шумы  начали  звучать
немного приглушеннее. В бешенстве голос майора Гринева ревел:
   - Лихачев, куда делся?! Мать твою!
   - На связи, - спокойно произнес Паша, потом добавил слово  "прием"  и
отжал клавишу.
   - Прием, мать твою! - Голос майора Гринева прозвучал с издевкой.
   Весь  Пашин  отряд  находился  здесь.  Все   его   подчиненные   были
свидетелями этой любезной радиобеседы. Служебная вертикаль. Элементарное
хамство, прикрытое понятием "субординации", но... это все потом. Это все
не важно.
   - Какого хера ты там торчишь,  Лихачев?!  Омудел,  что  ли?  -  Голос
майора Гринева, казалось, захлебывался в бешенстве.
   -  Выполняю  ваш  приказ,  -  ответил  Паша.  Он  продолжал  говорить
спокойно, правда, для этого ему пришлось дышать глубже, но он  продолжал
говорить спокойно.
   - Какой, на хер, приказ! Смотри, что творится у тебя под носом!
   Мудило! Тебе что, е... твою мать, совсем мозги отшибло?!
   Паша не мог его прервать,  режим  "симплекс"  -  либо  "прием",  либо
"передача"... Он лишь сильнее заскрипел  зубами.  Толя  Завьялов  сейчас
смотрел на него, в глазах Завьялова мелькнула какая-то  странная  искра.
Но майор Гринев прервал сам себя, перейдя на "прием". Паша  выждал  долю
секунды - все, он был спокоен, он  мог  контролировать  свое  внутреннее
состояние, и его внутреннее состояние не имело сейчас никакого  значения
в сравнении с тем, что творилось за оградой дома Лютого.
   - Товарищ майор, - ровно произнес Паша, - жду ваших указаний. Прием.
   - Троих на главных вход, остальных сюда, бегом! Как понял меня?
   Прием.
   - Понял вас. Прием.
   - Все. Бегом. Конец связи.
   Но через несколько секунд, когда Паша  со  своим  подразделением  уже
двигался кромкой леса к задней стороне ограды дома Лютого, майор  Гринев
снова вызвал его. Он сообщил оперативную информацию. Выходило  так,  что
майор Гринев сориентировался на месте. Дом  Лютого  подвергся  нападению
группы киллеров. Всех валить на землю. Если кто сопротивляется  -  огонь
на поражение. Потом он опять произнес:
   - Конец связи.
   Лязг автоматных очередей и множество сухих одиночных  выстрелов  были
ему ответом.

***

   И все же в тот день командир отряда особого назначения Павел  Лихачев
оказался не единственным человеком, которого  так  серьезно  подставили.
Сейчас, вглядываясь в бездну, Паша уже  знал  это  наверняка.  Да  и  не
только Паша. Еще вечером того же дня Толя  Завьялов  подошел  к  нему  и
негромко сказал:
   - Мне плевать, что эта мразь поубивала друг друга. Все эти  криминалы
с их разборками... Пена, накипь. Их надо давить, уничтожать! Плевать! Но
тебя эта сучья тварь здорово  подставила.  Этот  майор...  Советую  тебе
серьезно подумать на эту тему, Паша.
   И снова в прозрачных  глазах  Завьялова  блеснула  какая-то  странная
искра.
   Спасибо тебе, Толя Завьялов,  почитывающий  Ницше  и  симпатизирующий
РНЕ, за заботу, только куда уж серьезнее? В твоей же книжке, Толя, все и
написано... Серьезнее некуда.
   Павел Лихачев не знал точно, сколько времени  выиграл  майор  Гринев,
забавляясь с  ним  в  эти  радио-"кошки-мышки",  а  потом  засоряя  эфир
ругательствами в адрес Паши. Вряд ли более одной минуты. Скорее всего не
больше. Только этой минуты хватило, чтобы  дать  киллерам  закончить  их
работу, а потом приступить к своей работе. К  тому  единственному  делу,
ради которого прибыл майор Гринев с группой снайперов.  Свинцовый  дождь
должен был смыть все следы. Но одному из киллеров удалось уйти.
   Что-то в самой глубине бездны колыхнулось.
   Поэтому, когда средь бела дня рядом с продовольственным рынком слепой
мужчина, попросивший Пашиной помощи на автомобильном перекрестке,  повел
себя  крайне  неожиданным  образом,  командиру  отряда  милиции  особого
назначения Павлу Лихачеву,  в  принципе,  не  понадобилось  очень  много
времени, чтобы понять, что все это значит.  Единственное,  что  осталось
для Паши загадкой, - зачем все  было  делать  так  шумно?  На  глазах  у
многочисленных зрителей (они же впоследствии свидетели), да еще с  таким
ярким внешним эффектом. Достать Пашу можно было бы намного проще,  тише.
Это было для Паши загадкой. Но не долго.
   Бездна начинает всматриваться в тебя.
   Не очень долго.

6. Пауза

   Запахло медицинским спиртом в смеси с эфиром, стеклянно-металлический
звон... Шприц  всосал  жидкость  из  ампулы,  затем  его  освободили  от
воздуха, из тонкой иглы брызнула струйка лекарства, капелька его  так  и
осталась, застыв на острие. У медсестры были малиновые губы на  румяном,
налитом молочным здоровьем лице, очки в тонкой изогнутой оправе,  широко
распахнутые глаза, за  влажными  искрами  которых  таяли  сладострастные
сновидения. Имелся еще ладно скроенный белый  халатик,  при  взгляде  на
который   почему-то   вспоминалось   слово   "будуар";   халатик    этот
контрастировал с загорелыми ногами какой-то вовсе не медицинской  длины.
Вообще  медсестра  больше  всего  походила  на  актрису  незамысловатого
эротического видео, притворяющуюся медсестрой.
   - Это кефлекс,  -  произнесла  медсестра  своим  детским  голосом,  в
котором   странным   образом   смешивались    заботливое    участие    и
непоколебимость. - Американское лекарство. Чистейший пенициллин.
   Медсестру звали Любой. В загородный дом ее привезли неделю назад, и с
тех пор она жила здесь.  Еще  через  день  приезжал  врач.  Он  наблюдал
положительную динамику у обоих своих пациентов, умел молчать  и  получал
за свои визиты огромные деньги.
   - Вам нужен покой, больной. При таком ранении, - сказала медсестра  и
улыбнулась, - вы прямо как маленький...
   Да, Игнату Воронову  был  необходим  покой.  Некоторое  время  назад,
сначала у лесного озера, где Лютому и Мише Монгольцу удалось  остановить
чуть было не разгоревшуюся войну, а затем у черной  воды  Южного  порта,
Игнату пришлось сделать несколько резких телодвижений, и теперь его рана
опять  открылась.  Боль  была  мучительной.  Вялая  днем,   приглушенная
болеутоляющими, она усиливалась к ночи, не давая  Игнату  спать.  Однако
убойные дозы действительно неплохих лекарств сделали  свое  дело  -  уже
этой ночью Игнат спал спокойно и не видел никаких изматывающих снов. Его
дела явно шли на поправку.
   - Слышь, братан, нам некогда болеть, - заявил Лютый врачу, - поднимай
нас на ноги в авральном порядке.
   - Я же не волшебник, - удивился врач. - Я могу лишь помочь  организму
справиться...
   - Слышь, а я волшебник, - перебил его  Лютый.  -  Я  могу  превратить
врача в богатого врача. Найди мне средство. Хоть у африканских  пигмеев,
хоть у американских евреев. И убедишься, что я волшебник. А  волшебников
лучше не злить.
   Врач усмехнулся и пожал плечами:
   - Ну в принципе... ну наверное, можно поискать.
   - Вот и поищи.
   Ранения  в  руку  и  плечо  у  Лютого  оказались   несильными,   раны
зарубцевались, и скоро уже можно будет снимать бинты,  но  вот  с  ногой
дела обстояли значительно хуже: ногу буквально  раздробило  взрывом.  От
области колена и вниз глазам предстало кошмарное  зрелище:  мякоть  была
превращена в кровоточащую губку,  словно  отпадающую  пластами,  которые
обнажили  раздробленную  кость.  На  ноге  сделали  несколько  операций.
Пришлось сшивать не только мышечную ткань, но и сосуды,  были  применены
новейшие хирургические методы, в том  числе  и  по  наращиванию  костной
ткани, и ногу удалось спасти. Это было большим везением.
   Таким же большим везением, как и то,  что  все  экстренные  операции,
связанные с хирургическим вмешательством, окончились  прежде,  чем  люди
Миши Монгольца вздумали посетить больницу. Но  все  же  Лютому  пришлось
принимать огромные дозы болеутоляющих на основе кодеина,  наркотического
вещества, чреватого привыканием.
   - Это кефлекс, - повторила медсестра,  -  ранозаживляющее.  Чистейший
пенициллин.
   - А укольчик? - произнес Игнат.
   -  Обезболивающее?  -  В  улыбке  медсестры  проскользнуло   какое-то
странное плотоядное понимание. - Через два часа. Потерпите.
   - Что ж ты, Люб, делаешь? - усмехнулся Лютый.  -  Посадила  приличную
братву на нормальный кайф, а теперь заставляешь в ломках биться?
   - Что? - Сестра обеспокоенно захлопала ресницами.
   - Ох ты птенчик мой, - грудным голосом протянул Лютый, - женился б на
тебе по три раза в день.
   - А я б по четыре, - пробубнил Игнат.
   - Ох эти ваши шуточки... - Она слегка покраснела.
   - Я умою тебя лунным светом, заплету в твои кудри цветы... -  шутливо
продекламировал  Игнат,  потом,   перестав   улыбаться,   потянулся   за
сигаретами.
   - Не слушай его, Любань, - сказал Лютый. - Он моей сестре то же самое
обещал, а потом по рукам пустил.
   - Как? Что? - Медсестра смотрела на них  обоих.  -  Как  по  рукам...
серьезно, что ли? - Потом усмехнулась. - Ой, ну вы  прямо  действительно
как маленькие... - Видимо, для медсестры Любы это являлось исчерпывающей
формулой.
   - Давайте, больной, поворачивайтесь.
   Игнат лежал на правом, здоровом, боку,  а  тонкая  игла  одноразового
шприца вошла в его ягодицу, впрыскивая лекарство. Укол был болезненным.
   Эта их старая шуточка про  сестру,  которую  пустили  по  рукам...  У
Лютого  не  было  никакой  сестры.  Совсем  недавно  у  него  был  брат,
единственный и любимый. Да вот уже не за горами сорок дней...
   Укол был болезненным. Лекарство всегда  оказывалось  горьким.  Только
Лютый свое лекарство еще не принимал, и Игнат боялся, что месть за брата
станет его идефиксом.
   Стая акул, о которой говорил Лютый... Ему все же пустили первую кровь
("...и когда мне пустят первую  кровь  и  вся  стая  будет  готова  меня
разорвать, мне будет очень нужно, чтобы кто-нибудь меня прикрыл"), и все
это вовсе не кончилось. Происходит что-то очень странное,  что-то,  чему
Игнат не мог  найти  объяснения.  Все  версии,  предлагаемые  Лютым,  не
работают. И прежде всего потому, что  ни  одна  из  них  не  оказывается
достаточной,  не  объясняет  всего,  что  произошло  и  что   продолжает
происходить.  Все  версии,  накладываемые  на  события,  малы,   и   при
использовании любой из них, так или  иначе,  остается  что-то,  остается
некий хвостик, который этой версией  не  покрывается.  С  версией  "Миша
Монголец" - там уже был не просто  хвостик,  а  огромный  хвостище.  Эта
версия после известных событий отпала.
   Версия "Вика и группа "Континент"" также содержит несколько  подобных
хвостиков. Даже если не принимать во внимание все, что в последнее время
Игнату удалось выяснить  об  этой  пресловутой  Вике  -  ее  безупречную
репутацию, их с Лютым дружеское  расположение  и  чуть  ли  не  взаимную
симпатию... Времена и люди меняются. И одним  из  печальных  последствий
этих перемен является то, что подозревать, увы, можно всех. Но даже если
не принимать во внимание личных качеств  Вики,  говорящих  не  в  пользу
подобной версии, остается еще пустячок со множеством нулей... У Лютого и
мужа Вики имелись некоторые тайные соглашения.
   Группировка Лютого, в  числе  многого  другого,  контролировала  один
некрупный банк, который являлся прежде всего "банком для  своих",  такой
домашней конторой, и через него прокачивались огромные суммы. Эти деньги
не являлись, конечно,  криминальными  -  "Континент"  и  в  лице  своего
бывшего президента был все-таки весьма респектабельной компанией, - но и
до конца легальными эти проплаты назвать было нельзя.  Не  "черные",  не
"белые", а, так сказать, "серые" деньги.
   Налоговый пресс, непомерные таможенные пошлины...  Лютый  назвал  это
тайным "моторчиком", без  которого  в  нынешних  экономических  условиях
легальный бизнес просто не смог бы  существовать.  И  естественно,  Вика
знала об этих суммах. И  теперь  перед  Игнатом  открывалась  любопытная
картина - так или иначе,  несмотря  на  сопротивление  некоторых  членов
совета директоров, "Континент" и альянс "Лютый - Щедрин" медленно шли на
сближение. И уже существующий "тайный моторчик" мог в перспективе  стать
неплохим инструментом для подобного сближения.
   Вот тут и возникал этот самый  "хвостик".  У  Лютого  осталась  очень
крупная сумма. "Тайный моторчик". Только эти деньги принадлежали Вике  и
ее мужу, а не группе "Континент".
   - Понимаешь, Игнат, деньги лежат  у  меня,  -  рассказывал  Лютый.  -
Много. Мы с Алексеем... Так звали Викиного мужа... Словом,  у  нас  были
очень доверительные отношения. С моей стороны еще пара человек  об  этих
деньгах знает.
   - Ты имеешь в виду... что никто в "Континенте" об этих  суммах  и  не
догадывался?
   - Нет, догадывался. Один человек. Сама Вика.  Но  больше  никто.  Это
были их семейные деньги. Как говорится, "что имею, то и введу"...
   - Значит, случись что с тобой...
   - Совершенно верно, брат. Даже если сделать такое предположение,  что
Вика решила меня "завалить"... Да не, дичь какая-то. Но в любом  случае,
случись что с Лютым, эти бабки  просто-напросто  пропадают.  Кому  потом
долги объявлять?
   -  Но  ты  сам  говорил,  что  в  последнее  время   ваши   отношения
похолодели...
   - Оно и странно.  -  Лютый  вдруг  на  мгновение  замолчал  и  как-то
растерянно посмотрел на Игната. - Еще до... свадьбы она меня  стала,  ну
знаешь, сторониться, что ли... Словно ей про меня кто-то дерьма  наплел.
У нас ведь там тоже много проблем было. Гибель мужа и  автокатастрофа...
Но потом, на похоронах, - голос Лютого чуть  дрогнул,  -  она  подходила
соболезнования выражать, и знаешь... когда руку мне пожимала, как-то так
тепло, что ли... Я тогда решил, что сопереживает человек. Знаешь, о  ней
очень много хорошего говорят люди. Но у меня с ней никогда особо близких
отношений не было, она ж вся  рафинированная  такая...  С  мужем  ее,  с
Алексеем, - да, а с ней, так, ровные, скорее деловые. Но все  равно,  ее
деньги-то у меня. Она ж знала, что я сильно на контакт  с  "Континентом"
рассчитывал, и об этих деньгах не беспокоилась.
   ...Хвостик,  "тайный  моторчик".  Даже  если,  по  выражению  Лютого,
допустить такую "дичь", что в последний момент что-то изменилось  и  эта
черная свадьба все же заказана "Континентом", то Вике не составило труда
прежде извлечь свои деньги. Чуть упредить события.  Тем  более  что  это
стало бы привычной операцией, не вызывающей  никаких  подозрений.  Перед
тем как нечто рушить, следовало спасти все ценное. Как говорится:  утром
деньги - вечером стулья. "Тайный моторчик".
   Значит, кто-то еще? Кто-то третий?
   Кто-то, отправивший на  свадьбу  к  Лютому  киллеров,  часы,  минута,
которая пропала  а  затем  хладнокровно  подставивший  убийц,  когда  те
выполнили свою работу. Игнат теперь был уверен в этом наверняка. ОМОН не
просто прохлаждался в лесу в течение минуты, которую  вряд  ли  было  бы
возможно вычислить, если б не случайная милицейская  пуля,  остановившая
часы. Киллерам было дано время, чтобы закончить то, зачем они пришли,  и
эта пропавшая минута оказалась роковой и для них.
   Но одному из киллеров удалось уйти. И теперь он очень захочет узнать,
что же это за случайный наряд  ОМОНа  оказался  именно  на  маршруте  их
отхода, когда уже спасительная река за оградой дома Лютого и ждавшие  на
другой стороне реки брошенные автомобили были  так  рядом.  Что  это  за
случайный наряд ОМОНа, уничтоживший шестерых его подельников и открывший
огонь на поражение именно прежде всего по  официантам?  Вот  незадача...
Рука, вращающая калейдоскоп...
   Рисунок становился все более зловещим. Игнат Воронов  всматривался  в
бездну и видел там лишь  холодные  пальцы  безумного  дирижера,  который
вовсе не прекратил игру. И у них совсем нет времени, потому что  события
продолжают безудержно развиваться, а им  отводится  роль  то  жертв,  то
безмозглых  статистов.  Надо  остановить  этот  бешено   раскачивающийся
маятник, если это еще возможно.  Игнат  снова  вспомнил  своего  старого
учителя Цоя.
   Вещи говорят о себе больше, чем кажется.
   Учись видеть. Смотри в глубину.
   За внешним, видимым слоем событий всегда скрывается то, что ты ищешь.
   Игнат никогда не забывал лица своего учителя. Он  помнил  преподанные
ему уроки. Но... что  он  может  увидеть  в  этой  зияющей  тьме?  Часы,
пропавшая минута, Павел Лихачев, командир  местного  ОМОНа,  -  пока  их
единственная ниточка,  единственная  зацепка.  Остальное  -  лишь  голые
умозаключения, не подтвержденные фактами. И вся  проблема  в  том,  что,
возможно, сейчас, в эту самую минуту, к подобным умозаключениям приходят
не только они.
   А события становятся все более странными...

***

   Задачей киллеров, безусловно, являлось уничтожение альянса  "Лютый  -
Щедрин". Задача оказалась выполненной, и тот,  кто  заказал  эту  черную
свадьбу,  избавился  и  от  самих  киллеров.   Почему   же   тогда   все
продолжается? Зачем? Для чего кто-то пытался  столкнуть  Лютого  и  Мишу
Монгольца? Что происходит за тонким мутным слоем  на  поверхности  воды?
Что происходит в темноте, в которую ведут тайные нити?
   Вопросы,  вопросы...  А  если...  Игнат  неожиданно   ощутил   что-то
странное, словно отпали какие-то шоры. Словно он  был  уперт  в  решение
сложной задачи, а все, что надо было сделать, - это переместить  взгляд.
Сменить ракурс.
   Но ведь... Черт побери, но  тогда  получается,  что  решение  следует
искать совсем в другом месте. И нет  никакого  безумного  дирижера,  все
проще, лаконичнее.
   А если... Если предположить, что события не подчинены одной логике?
   А? Предположить существование  нескольких  игроков?  Ведь  тогда  вся
картинка совершенно меняется.
   Игнат вдруг почувствовал, как капелька пота прокатилась по его лбу.
   Духота, будет дождь... Капелька пота.  Игнат  смахнул  ее.  Несколько
игроков.
   Это должен был увидеть Игнат в зияющем мраке? Это он искал?
   Вот они - ночные охотники.
   Акулы нападают стаей, но действуют каждая за себя. И у того, кто  все
это  затеял,  что-то  пошло  не  по  намеченному  плану?   Можно   такое
предположить?
   И тогда раскручивать клубок надо совсем с д