лся ручьями.
   - Здорово, Лютый... - человек в черном помедлил. Он говорил  почти  с
неуловимым кавказским акцентом, - коли не шутишь. Ты хотел меня видеть -
вот я здесь.
   Опять секундная  тишина.  Глаза  вооруженных  людей  горели  страхом,
агрессией и возбуждением. Но все молчали, словно немые, кроме двоих...
   - Почему,  Монголец?  -  Голос  зазвучал  совсем  по-другому.  В  нем
появились энергия, страсть, напор.
   - Что "почему"?
   - Нет, я не спрашиваю, почему ты это сделал. Я про другое кумекаю.
   Почему ты прислал их убить меня, - он вдруг поднял костыль и довольно
грубо ткнул в сторону кудрявого боксера в легком весе, - не разобравшись
даже для себя? Не спросив себя: как выходит - сначала  подставили  меня,
теперь подставляют Лютого, может быть, так? По всем понятиям  выходит  -
надо вперед разобраться. Вот я и спрашиваю тебя - почему? А может, ты не
Миша Монголец вовсе? Может, я не знаю тебя? Тогда - объявись!..
   Повисла тишина. Тягучая, напряженная. Монголец,  словно  бык,  уперся
взглядом в своего собеседника, зрачки его стали очень темными.
   - Почему я должен тебе верить? - наконец глухо промолвил Монголец.
   "Боже ты мой, - подумал Аркадий Степанович с ледяным ощущением тоски,
- меня угораздило... Нет, то,  что  я  слышу,  -  это  все  правда?  Это
действительно те самые люди?! За что мне  все  это?  Я  ведь  ни  с  кем
никогда не имел..."
   - Потому что мы приставили к башке по волыне, Монголец. Я  не  слышал
твоего слова, ты не слышал моего слова, а уже...  -  произнес  Лютый.  -
Пляшем как по нотам. Только стой разницей, что я не расставил  снайперов
за деревьями.
   Лицо Монгольца оставалось непроницаемым. Только боксер в легком  весе
перевел свой "Ланд-38" в режим автоматического  ведения  огня.  И  тогда
из-за "линкольна" появился тот человек в камуфляже. Он шел медленно, и с
него не спускали глаз, и с его ноши - целый арсенал... Он встал рядом  с
Лютым, посмотрел на Монгольца и его людей, затем положил  на  землю  два
миллицейских "калашникоап" и снайперскую винтовку.
   Воздух сразу же наэлектризовался.
   Монголец как завороженный смотрел на оружие, лежавшее на земле. Потом
перевел взгляд на человека в камуфляже.  Смотрел  на  него  со  странным
холодным любопытством. Воздух задрожал.  Мышцы  людей  напряглись,  люди
превратились в натянутые струны.  Если  какой-то  сукин  сын  сейчас  не
выдержит...
   Горло и гортань Аркадия Степановича стали сухими и  горячими,  словно
он испытал многодневную жажду. Вот они  выхватывают  оружие,  и  густую,
почти осязаемую тишину взрывает грохот множества выстрелов. А потом  они
находят и убивают Аркадия Степановича и его семью...
   Аркадий быстро закрыл и открыл глаза, и страшное видение исчезло.
   - Все твои  люди  живы,  Монголец,  -  спокойно  произнес  человек  в
камуфляже. - Это их оружие. Пусть себе лежит... Потом заберешь и  людей,
и оружие. Это все надо заканчивать, Монголец, пора.
   Миша Монголец смотрел на него не мигая -  давно  незнакомые  люди  не
обращались к нему на ты. Вряд ли кто решился бы  выказать  ему  подобное
неуважение. Может, он  вспомнил  безумный  рассказ  Роберта  о  летающих
скальпелях...
   - Пойдем, Лютый, пройдемся. Перетрем с глазу на глаз. А то здесь есть
посторонние.
   Боксер в легкой форме сделал было шаг следом за Монгольцем,  и  тогда
тот резко обернулся:
   - Я сказал - с глазу на глаз, Роберт! -  Голос  прозвучал  властно  и
чуть не сорвался на хрип, и только сейчас стало ясно,  какое  напряжение
испытывал этот человек.
   Лютый и парень в камуфляже также обменялись  взглядами.  Затем  Лютый
кивнул, повернулся, выставив вперед костыли, и они с Монгольцем медленно
двинулись по тропинке, ведущей к опушке леса.
   Отсутствовали они долго,  и  молчаливое  противостояние  между  двумя
группами  людей  ни  на  мгновение  не   ослаблялось.   Роберт   Манукян
прислонился к "шестисотому"  Монгольца  и  насмешливо  глядел  на  людей
Лютого. Он попытался что-то  насвистывать,  затем  прекратил.  Остальные
лишь мрачно глядели друг на друга.
   Аркадию это время показалось вечностью. И прежде  всего  потому,  что
напряжение  между  двумя  группами  людей  достигло  своего  апогея,  и,
шелохнись он хотя бы, они немедленно  обнаружат,  его  и  на  нем-то  уж
отыграются сполна.
   Наконец Лютый и Монголец появились. Они  возвращались  той  же  самой
тропинкой, по которой  ушли  в  лес.  Монголец  поддерживал  Лютого  под
локоть. Но главное было не это. В свободной руке  Монголец  нес  костыль
Лютого.
   И вот тогда все переменилось. Словно кто-то проколол воздушный шарик.
   - Скажи, ара, - ухмыльнулся рыжий водитель, обращаясь к Роберту, -  а
правда, что армяне лучше, чем грузины?
   - Правда, - подтвердил Роберт.
   - Чем лучше?
   - Чем грузины...
   Это  был  взрыв  смеха.  Они  просто   грохнули.   Все,   кто   здесь
присутствовал. Все начали ржать, как будто  ничего  лучше,  кроме  этого
старого анекдота, в жизни не слышали. Иногда в их  смехе  проскальзывали
радостно-истерические нотки.
   - Ну, братуха, сказанул!
   - Эй, ара, давай курить.
   - Ну, братуха, травись, не жаль.
   - Эй, ну сказал - чем грузины!
   - Пушку спрячь, ара...
   - Прикурить дай, зажигалка в машине...
   - Эй, Роберт, - произнес рыжий водитель,  -  мы  с  тобой  перетереть
собирались...
   - Теперь уже перетрем, ара...
   Лютый и Монголец вернулись к своим людям.  Они  еще  некоторое  время
что-то говорили друг другу. И перед тем как проститься, крепко обнялись.
   "Господи, что это? - мелькнуло в  голове  у  Аркадия  Степановича.  -
Прямо как в "Крестном отце"..."
 
*** 
 
   В этом предложении точки были расставлены, но оставалось  еще  немало
других предложений. Еще очень немало.
 
*** 
 
   А потом они сели  в  огромные  черные  автомобили  и  общей  колонной
двинулись прочь. Одна из машин вдруг просигналила, другая подхватила,  и
все превратилось в один режущий слух гудок, уносимый отсюда ветром.
   Аркадий Степанович поднялся наконец в полный рост и почему-то пропел:
   - Братва, не стреляйте друг в друга... Надо же, -  и  он  вдруг  тоже
рассмеялся, - чем грузины...
   Пушистый белый зайчик сохранил свою норку.  И  матерые  хищные  волки
ушли прочь от его зайчат и его зайчихи. Белой и пушистой...  Которую  он
будет любить сейчас, отправив детей купаться на озеро.
   Только поест. Очень хорошо поест - мангал-то еще не  остыл.  А  жрать
так хочется, аппетит просто волчий... Осетрина и шашлычок...
   А потом он будет любить свою зайчиху. Возможно, прямо в "октавии",  а
может, еще где, и уж наверняка - дома. В теплой и уютной норке он  будет
любить свою зайчиху. Белую и пушистую. Он будет любить ее всю ночь.
 
*** 
 
   Оставалось еще немало других предложений с непоставленными точками.
   Еще очень немало.
 
*** 
 
   Вице-президент группы "Континент" Петр Виноградов находился  в  своем
кабинете и испытывал дикое  желание  закурить.  Пару  месяцев  назад  он
обнаружил,  что  начал  очень  быстро  терять  форму  -  ни  футбол,  ни
положенный в его статусе теннис больше не приносили былой радости.
   "Лучше  перепить,  чем  перекурить"  -  гласила  известная   народная
максима.
   - Лучше переспать, чем перепить, - сказала ему как-то его молоденькая
секретарь-референт Юля, - а курить - это вообще сейчас немодно.
   Петру Виноградову было плевать на то, модно или немодно курить.
   Просто появившаяся одышка, утренний кашель и уже привычные две  пачки
сигарет в день весьма красноречиво говорили сами за себя. Он понял,  что
надо завязывать, бросать.
   И ему для этого не понадобились всюду  рекламируемые  антиникотиновые
таблетки,  пилюли  или  пластыри,  не  понадобилась  помощь  врачей  или
шарлатанов, избавляющих от никотиновой зависимости за один день...  Петр
Виноградов  был  очень  волевым  и  жестким  человеком.  Ему  вовсе   не
требовалась помощь посторонних.
   Ни в каких вопросах. Тем  более  во  взаимоотношениях  с  собственным
организмом.
   Поступки формируют привычку.
   Привычка формирует характер.
   Характер формирует судьбу.
   Виноградов всегда контролировал всю эту цепочку. И в один из дней два
месяца назад он просто сказал себе "нет". В  один  из  дней  два  месяца
назад, когда все это уже началось...
   Так или иначе, два месяца Виноградов не притрагивался к сигарете.  Он
не крутил ее пальцами, не вдыхал аромат  табака,  зажав  сигарету  между
носом и верхней губой, подобно многим бросившим курить.
   И в его столе, в верхнем ящике,  уже  два  месяца  лежала  невскрытая
пачка сигарет "Бенсон и Хэджес". И все эти истеричные истории  бросивших
курить про бессонницу, крайнюю раздражительность, бешено набираемый  вес
не имели к нему никакого отношения. Единственное, что он изменил  вокруг
себя, - это запретил курить в своем кабинете. А что здесь  такого?  Если
он  бросил,  какого  же  ему,  спрашивается,  рожна  превращать  себя  в
пассивного курильщика?
   Но  сегодня  рука  сама  потянулась  к   верхнему   ящику   огромного
полукруглого  стола  и  извлекла  на  свет  медно-золотую  пачку.   Петр
Виноградов долго смотрел на темную полоску целлулоидной  обертки;  стоит
ее рвануть, и пачка открыта, и обратного пути уже не будет.  Как  кольцо
гранаты.
   Да, очень много вещей, для которых нет обратного пути, уже произошло.
   И сравнение с кольцом гранаты, по крайней мере для некоторых из  них,
вовсе не безосновательно.
   Петр поднес пачку к носу - никакого запаха  табака.  Курить  хотелось
дико, но стоит ли ему срываться средь бела дня, просто так?
   Да, происходят какие-то странные вещи. Мало того что НЕКОНТРОЛИРУЕМЫЕ
вещи, но еще и  не  совсем  понятные.  Что-то  происходит,  что-то,  что
необходимо почувствовать, пока не поздно. Внешне - все  в  порядке,  все
хорошо. Скажем так, почти все в порядке, но...  Вот  в  этом  "почти"  и
таится пока еще еле уловимая, но все больше набирающая силу угроза.
   Курить хочется дико. Просто дико. Петр  Виноградов  прикрыл  глаза  и
подумал о том, как его губы могли бы припасть к белому фильтру, с  какой
жадностью он бы сделал первую спасительную затяжку,  которая,  возможно,
обожжет ему легкие, но  приведет  в  порядок  голову.  Затяжка,  которая
позволит ему сконцентрироваться  больше,  чем  необходимо,  для  решения
самых сложных задач и проникнуть сквозь мутную пелену тайных событий.
   Кто? Что? Что за безумная, дьявольская игра? Он сам  игрок  до  мозга
костей,  до  кончиков  пальцев.  Холодный,  не  вспыльчивый,  но   очень
рисковый. И он может поставить все на "зеро" при  условии,  что  сначала
купит крупье, а потом  еще  позаботится,  чтобы  у  круга  рулетки  было
подвижное дно. А там давайте, бросайте шарик. Что, не "зеро"? Ну что  ж,
иногда бывают промахи и при  таких  обстоятельствах.  А  какая,  кстати,
выпала цифра? "Пятерка"? Так ведь у меня и на "пятерке"  стоит.  Не  так
много, но на страховку хватит.
   Так было всегда.
   Они с Алексеем Игоревичем рубили капусту и делали крупные ставки.
   Иногда проигрывали. Но реже, чем игрок в рулетку. Потому что  они  не
только знали правила - некоторые из  правил  они  сами  и  создавали.  И
никогда не забывали о страховке.
   Так было всегда.
   Они с. Алексеем Игоревичем рубили деньги. А потом еще и  с  Викой.  И
Виноградов не возражал  против  ее  вхождения  в  совет  директоров,  он
человек неревнивый, а для дела, объективно,  наша  королева  очень  даже
полезна.
   Он не был против Вики, когда она стала одним из одиннадцати  человек,
принимающих решения.
   Но она не могла превратиться в одного из трех. Потому  что  третий  -
есть такая детская игра - лишний. Потому что много лет назад "Континент"
создавали два человека, а президент, вице-президент - это лишь слова.
   Номиналитеты...  И  Петр  Виноградов  вовсе  не  интриган,  он   так,
напрямую, об этом и заявил,  и  Алексей  Игоревич  отнесся  ко  всему  с
пониманием.
   Они с Алексеем всегда могли понять друг друга. Оба были  великолепные
игроки. Оба готовы были рисковать и бегать по лезвию бритвы.  И  Алексей
Игоревич, образно выражаясь, был внутренне согласен с  тем,  что  крупье
можно купить, потому что это были проблемы крупье. Но он не был согласен
с существованием подвижного дна у круга рулетки, потому  что  тогда  это
были проблемы игры. Однако Петр  смотрел  на  эти  вещи  проще.  Намного
проще. Кто-то должен был брать на себя и не самую приятную работу.  Зато
Петр не изображал из себя плейбоя, не являлся в президентский кабинет  с
волосами по плечи и не испытывал приступов анархической лихорадки, когда
его светлость Алексей Игоревич  укатывал  кататься  на  серфингах  и  на
сноубордах  ("общение  со  снежными  божествами"  -  так   у   них   это
называлось), а он оставался прикрывать тыл и затыкать дырки. Хорошо еще,
их светлость забирал с собой Вику...
   Ладно, чего уж теперь, все это в прошлом.
   Алексея Игоревича всегда  интересовал  адреналин.  Петра  Виноградова
тоже. И они играли. Порой как бык с тореадором, а  порой  как  спевшиеся
карточные шулеры, рубящие на одну руку.
   Но теперь у Петра Виноградова были проблемы. И  самое  неприятное  во
всем этом то, что он до сих  пор  не  мог  их  сформулировать.  Вот-вот,
рядом, где-то уже на языке, но... И дико  хотелось  курить.  Потому  что
картинка - образ решения, которое должно прийти после первой же затяжки,
- становилась все более навязчивой.
   Всю жизнь Виноградов курил нормальные сигареты, никаких  облегченных,
лайтс, и прочей лабуды. Потом,  когда  количество  выкуриваемых  сигарет
перевалило за пачку в день, он перешел на облегченные.  Через  несколько
месяцев он выкуривал уже больше двух пачек облегченных -  что  толку-то,
организм не обманешь. Сигареты легче - куришь больше. И вот  друзья  ему
посоветовали "Бенсон и  Хэджес"  -  сотку.  Долго  планка  держалась  на
полутора пачках, и, когда плотины прорвало и полгода Петр  выкуривал  по
сорок стомиллиметровых сигарет в день, он понял, что надо завязывать.  И
уж когда это произошло, он твердо себе пообещал, что развяжет  только  в
случае, если произойдет что-то ну совсем грандиозное, типа конца  света,
когда уже не важно - завязал, развязал...
   Сейчас, наверное, не пришло еще время развязывать.  По  крайней  мере
Петр очень надеялся, что не пришло. Может быть, где-то близко к тому, но
все-таки нет. Пока нет.
   Он открыл верхний ящик стола и с силой швырнул сигареты обратно.
   Лютый хочет разговаривать с Викой.
   Что ж, к этому надо отнестись с пониманием. Ну конечно,  они  друзья,
Алексей    Игоревич    умудрился    их     сделать     друзьями.     Эту
аристократку-недотрогу с мужицкой хваткой  и  криминального  авторитета,
который решил показать всем, что у него теперь чистые руки.
   А как быть с прошлым? Просто взять и перечеркнуть? Петр вовсе не  был
таким дураком, чтобы отрицать тот очевидный факт, что  в  основе  любого
крупного состояния спрятано преступление. Он никогда не был  чистоплюем.
Просто ему был известен еще  один  парадокс  -  будущее  отбрасывает  на
прошлое тени. А не наоборот. И это уже совсем другой взгляд на вещи. При
котором все, что сейчас произошло с Лютым, уже не кажется таким диким.
   Лютый хочет говорить с Викой.
   Ну что ж, учитывая все, что с ним случилось в  последнее  время,  это
желание вполне закономерно. Пусть говорят, будет ему Вика. Надеюсь,  она
уже вполне  готова  к  разговору.  Даже  несмотря  на  легкие  изменения
последнего времени, она готова к разговору... Все травмы рано или поздно
залечиваются, если организм выживает. И здесь все будет так.  Все  будет
хорошо, как в телевизионной рекламе  в  "Русском  проекте":  "Все  будет
хорошо!"
   Разговор Лютого с Викой - не самая большая  проблема.  Там  еще  есть
запас прочности и запас времени. Есть  проблемы  и  поважнее.  Например,
когда ты смотришь в темноту и понимаешь, что там таится что-то...  Когда
ты рассчитал все и поставил на "зеро" и не забыл  про  "пятерку"  -  для
страховки, но кто-то в последний момент убрал с "пятерки"  твою  ставку.
Кто-то, прячущийся в темноте. А шарик уже прыгает по колесу  рулетки,  и
если выпадет не "зеро"... вот тогда ты можешь раскрывать пачку сигарет в
верхнем ящике стола. И курить хоть по блоку в день, потому что тогда уже
будет не важно. Потому что  кто-то  убрал  с  "пятерки"  твою  страховую
ставку.
   ...Петр Виноградов постучал в кабинет и приоткрыл дверь.
   - Вика? - сказал он, почувствовав, что наконец-то за  пару  последних
лет он произносит это имя с тихим наслаждением. - Привет. Можно войти?
   - Здравствуйте, Петр Андреевич, проходите. - Голос бесцветный.
   Она стояла спиной к двери, и Петр подумал, что и с волосами - тяжелая
волна, рассыпанная по  плечам,  -  у  нее  также  все  в  порядке.  Вика
(Вика-Вика-Вика), топ-менеджер, так похожий на топ-модель. Великолепно.
   Все в порядке.
   Лидия Максимовна, ас всех секретарей и народов, сидит за своим столом
в приемной, смотрит на него и в проем приоткрытой двери смотрит на  нее.
На ее длинные ноги, упругие крепкие бедра и роскошную  задницу,  которую
лишь подчеркивает этот деловой костюм.
   Что, топ-менеджер, вышло немножко не по-твоему?
   Все в порядке. И курить мы пока начинать не будем.
   - Вам звонил Владимир... как его,  словом,  Лютый,  -  произнес  Петр
достаточно громко. - Он хочет говорить с вами.
   Петр вошел в кабинет, затворил за собой дверь.
   - Именно с вами, Вика. Вы же с ним почти друзья.
   Она стояла посреди своего кабинета и смотрела на картину, висящую над
ее креслом. Господи, где она отыскала  этого  сумасшедшего  художника  и
небось отвалила ему кучу денег? Кстати  -  не  ее  денег.  Девочка  явно
разошлась. И этот  бред,  изображенный  на  картине,  -  огромная  рыба,
похожая то ли на средневековую гравюру, то ли на галлюцинацию, плывет по
океану, а может, по космосу, а может, по изнанке  чьего-то  воспаленного
сознания...  Ладно.  Не  его  дело.  Тем  более  все  это  скоро  должно
закончиться. Просто подобный бред выводил Петра Виноградова из  себя.  А
ему не нравилось выходить из себя. Особенно  в  ситуации,  когда  музыку
заказывал он. Вика начала поворачиваться. Петр услышал, как  зашелестели
ее волосы, потом увидел ее глаза и ее улыбку... и что-то еще...
   - Хорошо, Петр, я поговорю с ним, - произнесла Вика. - Уже пора.
   Волосы качнулись и замерли.
   И  тогда  какое-то  холодное   подозрение   кольнуло   сердце   Петра
Виноградова. Он быстро взглянул на  Вику,  пытаясь  понять,  что  же  он
только что увидел в ее лице, в ее улыбке, в ее глазах.
   Боже мой, но это невозможно! Нет, все под контролем.
   А сердце бешено колотилось, и он с трудом  подавил  панический  крик,
прозвучавший, к счастью, лишь в его голове:  "Ну-ка,  ты,  не  играй  со
мной!"
   Все ли в порядке?
   После всего что произошло,  Петр  Виноградов  не  мог  этого  сказать
наверняка. Теперь вообще сложно было утверждать что-либо наверняка.
 
5. Снова вести из Батайска 
 
   Многие считали Алексашку сбрендившим.  Ну  в  общем,  все  нормально,
просто крыша у него немножечко протекает. Лифт не доезжает до последнего
этажа, и с этим уже  ничего  не  поделать.  Даже  в  деревне  есть  свой
деревенский дурачок, а в городе, пусть в таком небольшом,  как  Батайск,
своих дурачков  несколько.  Но  бесспорно,  Алексашка  возглавляет  этот
любопытный отряд, эту славную когорту тех, над  кем  можно  смеяться,  в
кого можно тыкать пальцем, но все же побаиваться их влажных,  прозрачных
и лучащихся то ли добротой, то ли идиотизмом глаз.  Да,  многие  считали
Алексашку чуть-чуть того, многие,  да  не  все.  А  с  чего,  собственно
говоря, людям считать, что он того?
   Прежде всего потому, что Алексашка  был  очень  добрым  и  совершенно
безобидным парнем. Но на свете, к счастью, еще достаточно добрых  людей,
много безобидных и неагрессивных. И если исходя из этих качеств пытаться
делать  такие  серьезные  выводы,  то  с