Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
он сейчас войдет.
И им будет хорошо вместе. И она многое поможет ему прояснить.
А он будет любить ее. И сделает ей больно, как она и хочет. Сделает
ей еще больнее и еще сладостнее. И когда-нибудь останется только боль,
после которой не будет уже ничего.
Возможно, так и произойдет, хотя Санчесу будет ее жаль - уж очень она
сладкая. Таких обижать нехорошо.
Но он начал игру, которую сильно подпортили. А когда такое случается,
то в силу вступают другие правила и может произойти всякое.
Но пока этой сладкой стонущей девочке будет хорошо с ним. Им будет
очень хорошо вместе. Пока еще будет. Сделаем ручкой: пока-пока... Пока.
4. Расстановка точек
Аркадий Степанович Петров, его жена Лена и их дети - семилетний
Дениска и девятилетняя Наташа - не имели никакого отношения к событиям,
произошедшим недавно в Москве. Они обо всем узнали из газет. В том числе
и о существовании людей с грозными именами, такими как Лютый, Миша
Монголец, Шура-Сулейман... Все это, конечно, было ужасно. Люди совсем
сошли с ума.
Превратились в зверей. Как такое можно было устроить на свадьбе? При
чем тут эти молодые артисты, ребята совсем еще юные и принадлежащие к
совершенно другому миру?! Такими вопросами задавалась Лена, жена Аркадия
Степановича. Сам Аркадий фильма "Держись, братан!" не видел, зато его
видел сосед Аркадия, бывший афганец, с кем по вечерам Аркадий Степанович
любил переброситься парой слов с банкой холодного пива в руках. Сосед
кино хвалил, говорил, что фильм суровый, жесткий, но "про правду".
Стреляют много, национализма много, так ведь то ж и есть правда! Аркадий
Степанович, бывший переводчик, а сейчас бизнесмен средней руки (туризм,
туры в Анталию, шоп-туры в Италию и в Дубай, замки Луары и все такое),
считал себя человеком интеллигентным, и вся эта современная кинострельба
его не особенно интересовала. Как и криминальные романы-боевики,
наводнившие полки всех лотков и книжных магазинов. Раньше, в период
застойной переводческой молодости, Аркадий Степанович читал Борхеса и
Фридриха Ницше, "Рамаяну" и Германа Гессе. Теперь он не читал ничего,
кроме рекламных каталогов-предложений мощных туроператоров, но подобное
положение дел не мешало ему косо поглядывать на людей, увлекающихся
криминальным чтивом.
Последним приобретением Аркадия Степановича стала новенькая
"шкода-октавия", лучшая тачка своего класса. И на хрен ему сдались все
эти "мерседесы" и "лексусы", все эти атрибуты навороченной жизни, из-за
которой постоянно находишься под пулей или близко к тому.
Сюда, на эту чудесную солнечную поляну у небольшого лесного озера,
Аркадий Степанович вывез семью на уже давно обещанный пикничок с
шашлыками.
Раньше все как-то не выходило, текучка на работе стала хронической, а
в туристическом бизнесе, если он правильно поставлен, уик-эндов не
бывает. Бизнес Аркадия Степановича был поставлен правильно. Он работал
много, пахал как заводной, и на хлеб с маслом ему хватало. Многие друзья
по институтской переводческой молодости кто спился, кто скурвился от
непрерывного нытья, что все плохо, а некоторые сумели вовремя направить
нос по ветру. Да несколько человек подались в большой бизнес. Но Аркадий
Степанович нашел свою разумную нишу. Лишняя собственность - это лишняя
ответственность. Только тем, кто ничего не имеет, жизнь миллиардеров
кажется легкой и беззаботной. Про новых русских очень легко, конечно,
рассказывать анекдоты, только это дикая, волчья и тяжелая жизнь. И по
тяжести - куда там шахтерам! Потому что чем больше ваша собственность,
тем тяжелее бремя вашей ответственности. По крайней мере Аркадий
Степанович считал так. И еще он считал, что жить надо для семьи, для
своего небольшого, но позволяющего чувствовать себя человеком дела и для
таких вот праздников на природе со своими малышами, которые очень
незаметно и очень быстро вырастают. Вон уже, оглянуться не успели -
одному семь, а второй вообще девять. Принцесса! А еще вчера Аркадий
Степанович бегал в аптеку за памперсами для младшего и на вопрос о
размере отвечал: "Нам самые маленькие". Да, ради таких вот праздников,
выходных, устроенных среди недели, прямо в среду, потому что работа
никогда не кончится и потому что по будням здесь пустынно и хорошо.
А большие деньги? Аркадий Степанович считал себя неглупым человеком
и, если б хотел, мог бы попробовать. Да вот только стоит ли так близко
подходить к черте, за которой кончаются человеческие законы? За которой
лучшим аргументом является отстрел и где только за родство с известным
вором в законе (так это называл для себя Аркадий Степанович) ты можешь
быть взорван на собственной свадьбе. О нет, Боже упаси...
Аркадий Степанович взял приобретенный им за пять долларов в огромном
универсальном магазине "Global USA" одноразовый мангал и запалил
фитилек.
- Ты фитилек-то прикрути, - весело пропел Аркадий Степанович.
Отличная штука этот мангал со своей сеточкой для жарки. Не надо
связываться ни с углем, ни с шампурами, все быстро, стерильно, и в то же
время жар мангал дает достаточно долго. Можно успеть в несколько заходов
наготовить шашлыка для огромной компании. Чего уж тут говорить о двух с
половиной едоках - мальчишка хоть в последнее время получше начал есть,
а у старшенькой, Наташки, вообще живот к спине прирос.
Мясо Аркадий Степанович замочил с вечера сам (вообще мясо бастурмят,
как научили Аркадия Степановича его южные друзья); ему с восторгом
помогал Денис, младший. Но если кому-то покажется, что младший у Аркадия
Степановича - любимчик, то, конечно же, это не так. У родителей не
бывает любимых детей, просто парень - лялька, а после того как в доме
уже появилась нянька, ему и позволялось чуть больше. Ну, к тому же сын
все-таки... Мясо они замочили в стеклянной кастрюльке (никаких уксусов -
вино, лимон, лук, пряности...), а рыбу купили с утра на рынке. Вот ради
такого утра, когда ты начинаешь день со своей семьей и когда глаза детей
горят в ожидании праздника, когда у тебя есть дело, позволяющее всем
вокруг тебя уважать, - вот ради всего этого и стоит жить. Так думал
Аркадий Степанович, раскладывая на сетке жаровни аппетитные ломти
осетрины.
Однако не все в жизни происходит сообразно вашим представлениям. И
уже очень скоро ему предстояло убедиться, что его версия насчет
несоприкасаемости с криминальным миром больших денег не всегда
выдерживает критики. Потому что на их праздничной солнечной поляне, где
по будням практически никогда не было народа, появился огромный черный
"мерседес".
"Так, - подумал Аркадий Степанович, - кто-то из крутых на
"шестисотом" пожаловал. Фу-ты ну-ты... куда деваться... Да еще два
огромных джипа..."
"Октавия" Аркадия Степановича была упрятана в тени сосен на опушке -
дни стоят жаркие, и нечего превращать машину в сауну на колесах. Дым от
их жаровни давно уже улегся, угли прогорели, и вновь прибывшие не
заметили семьи Петровых, а может, просто не обратили на них никакого
внимания. Аркадий Степанович подумал, что скорее всего гулянка новых
русских не испортит им праздник: во-первых, "шестисотый" и джипы
расположились с другого края полянки, а во-вторых, у людей свой отдых, а
у них - свой. Он ожидал, что сейчас на свет извлекут пластиковую мебель
с разноцветными зонтами от солнца, надувной бассейн (это в трех-то шагах
от чудесного озера), врубят на полную катушку музыку (не дай Бог эту -
"умпса-умса"), а может, еще начнет реветь водный мотоцикл - тогда можно
о купании забыть. Перепьются - и давай выписывать круги на воде, не дай
Бог чего... Высокая трава мешала разглядеть, привезли ли они с собой
тележку с водным мотоциклом, и Аркадий Степанович позвал к себе сына.
Пару недель назад на день рождения Денису подарили отличный бинокль с
восьмикратным приближением, и теперь мальчик с ним не расставался. Так
всегда бывало с новыми игрушками.
Они становились самыми любимыми, пока им не появлялась замена.
Аркадий Степанович взял у сына бинокль, настроил окуляры под свое зрение
и решил все же выяснить, как обстоят дела с водным мотоциклом, который
он называл по-модному - ски-джет.
- Если эти уроды приволокли с собой ски-джет... - недовольно
пробурчал он, припадая к окулярам бинокля.
Потом была некоторая пауза, в течение которой Елене удалось втолкнуть
детям по куску великолепно пропеченной осетрины, попытаться уговорить их
запить рыбу томатным соком, вполне, впрочем, безуспешно, ибо дети
предпочли "Доктора Пеппера", и заметить, что муж ее неожиданно
побледнел. Стал белым, как шершавая бумага.
- Аркашенька, ты себя хорошо чувствуешь? - начала Елена.
Аркадий Степанович повернулся к жене.
- Леночка, быстро собирай детей, - хрипло произнес он, - и
тихо-тихо... Не говорите ни слова.
То, что Елена увидела в глазах мужа, заставило ее сердце бешено
заколотиться, а глаза - в страхе искать детей, сразу и обоих, чтобы
сначала схватить их в охапку, а уже потом выяснить, что случилось.
...Не было никаких нарядных столиков, надувных бассейнов и модных
ски-джетов. Не было вовсе. Единственная дорога отсюда шла мимо черного
шестисотого "мерседеса" и двух джипов, расположившихся на другом краю
поляны.
Поэтому, если даже уехать прямо сейчас, бросив все: осетрину,
собственноручно замоченный шашлык, так и оставшийся в стеклянной
кастрюльке, чудесный одноразовый мангал, купленный за пять долларов, -
то все равно придется проехать через них... "Октавия" не джип, больше ей
нигде не пройти.
- Что случилось? - проговорила Елена.
- Тихо, т-с-с, молчи... Наталья, Денис, быстро к маме, и ни звука.
Эти черные громадные автомобили, ставшие сейчас для Аркадия
Степановича воплощением всего самого ужасного в жизни, привезли сюда
своих ездоков вовсе не для веселого пикника.
"Ну за что? - простонал писклявый и перепуганный голосок в мозгу
Аркадия Степановича. - Ну ладно я, но детям-то моим за что?"
Эти тяжелые металлические монстры находились здесь вовсе не по
праздничному случаю. Не было ничего ажурного, разноцветного, никаких
пикников.
Вместо этого из черных джипов вышли вооруженные люди.
"Братва, не стреляйте друг друга", - прозвучало в голове у Аркадия
Степановича параноидальным мотивчиком. "На месте бандитской разборки
погибла семья случайно присутствующих..." - это уже резануло по мозгу,
словно лезвием бритвы.
- Мать твою!.. - прошептали губы, ставшие вдруг бескровными.
Аркадий посмотрел на жену, и то, что Елена увидела, заставило ее
запаниковать: затравленный взгляд, и это даже хуже того выражения ужаса,
который был в его глазах еще секунду назад.
- Кто эти люди? - спросила Елена упавшим голосом.
- Это плохие люди, очень, - произнес Аркадий, и вдруг, совершенно
неожиданно, его страх прошел. Сменился. Но не безнадежным приступом
смертельной отваги, заставляющим загнанного зверя бросаться в последнюю
схватку, а совершенно человеческим пониманием того факта, что, кроме
него, защитить любимую семью больше некому.
- Леночка, идите в лес. Сейчас же. И не шумите. Быстро в лес.
- А ты?
- Я... я вас позову, когда будет можно. Если услышите выстрелы,
сидите и не шелохнитесь, пока я вас не позову.
- Ты что, с ума сошел? - Теперь и она побледнела, стала белая как
полотно.
- Быстро уходите!
- Идем с нами... Я без тебя никуда не пойду!
- Наша машина, номера... Ты что, хочешь, чтоб они нас потом искали?
Лена, уведи детей! Со мной все будет в порядке.
Она не стала возражать. Она все поняла. Она взяла детей и, стараясь
не шуметь, направилась в глубь леса. Но перед уходом посмотрела на мужа
взглядом, полным тепла, - так, наверное, провожали мужчин защищать свой
дом от смертельного врага.
Аркадий Степанович был совершенно прав: нет ничего хуже страха
неизвестности.
Может быть, они не заметят его "октавию", а может быть, им на нее
глубоко наплевать. Но Аркадий Степанович должен знать это. Нет, конечно,
зайчики никогда не будут воевать с волками. Зайчикам нужны уют и тепло,
бешеным волкам нужны кровь и вечный зов ночных дорог. Но зайчики,
наверное, могут охранять вход в свою норку, смотреть за этим входом,
чтобы вовремя предупредить опасность. Это все, что они могут, но это и
есть их долг. Пушистые зайчики тоже бывают мужского пола, и их долг -
ходить кругами, уводя бешеных волков от своей норки.
И может быть, существовала еще одна причина, по которой Аркадий
Степанович припал сейчас к окулярам бинокля. Нет, конечно, прежде всего
забота о семье. Но была еще одна причина. Вряд ли ее можно назвать
просто губительным любопытством, скорее всего нет. Может быть... может
быть, беленьким и пушистым зайчикам снились сны, что они когда-то тоже
были бешеными волками. И тоже брели ночными дорогами, подгоняемые зовом
крови и тоской полной луны, тоской, которую никогда не разгадаешь, и
остается только выть, выть на волчий манер или на человечий.
Аркадий Степанович смотрел в окуляры бинокля. От группы вооруженных
людей отделились трое. Два человека с укороченными, милицейскими,
версиями автомата Калашникова направились вдоль дороги и скрылись за
густым кустарником.
Видать, они ждали еще кого-то. Кто должен был проехать по этой
дороге. Один человек направился в противоположную сторону, к двум
березам, растущим недалеко от опушки леса. И Аркадий Степанович тихо
поблагодарил Бога, что находился сзади этого человека. Он пообещал себе,
если все кончится хорошо и он выберется из этой переделки живым,
немедленно сходить в церковь. Потому что в руках у этого человека
находилось самое безжалостное оружие девяностых годов уходящего века.
Это была винтовка с оптическим прицелом. Аркадий Степанович почувствовал
холодок в груди и какой-то незнакомый кислый запах во рту. Но снайпер
залег между двумя березками, и пространство возле черных автомобилей
перед ним прекрасно простреливалось, а Аркадий Степанович оказался у
него за спиной.
Поэтому он мысленно и поблагодарил Бога. При любом другом раскладе
снайперу не стоило труда обнаружить в окулярах своего прицела Аркадия
Степановича, да еще с этим идиотским биноклем в руках.
Некоторое время ничего не происходило. Вооруженные люди просто
стояли. Потом дверцы шестисотого "мерседеса" открылись. Появился крепко
сбитый человек, несмотря на жару, одетый во все черное. Большинство
собравшихся, как и человек в черном, были, что называется, лицами
кавказской национальности. А потом сердце Аркадия Степановича на
мгновение остановилось - один из людей, курчавый брюнет, сухой и
поджарый, словно боксер в легком весе, указал дулом пистолета на крышу
"октавии", блеснувшую на солнце.
"Ну почему, почему я не поставил ее чуть дальше?! - пробилась в
голову Аркадия паническая мысль. - Идиот! Ну почему?!"
Но человек в черном лишь покачал головой, и... об "октавии" было
забыто. Все. Все кончилось.
Сердце в груди Аркадия Степановича радостно забилось.
- Чурки бл... - выдохнул он.
Потом вдали на дороге появились еще автомобили. Аркадий Степанович
узнал черный удлиненный "линкольн-стрейч". За ним, поднимая легкую пыль,
также катили два больших джипа.
- Стрелка... - прошептал он. "Стрелка - это святое", - вспомнилась
фраза из старого анекдота. - Дожил, на место разборки угодил.
Он вдруг подумал, что самое правильное сейчас - постараться
перебраться к жене и детям. "Октавия" и случайные шашлычники их не
интересуют, а вот если его обнаружат здесь с биноклем... Потом ему
пришло в голову, что они плюнули на "октавию" на время, если все
закончится миром, а если, не дай Бог, что случится, дорога тут все равно
одна... Никто на него не плюнул, просто никуда он не денется.
Опять вернулся этот кислый привкус во рту. В траве стрекотали
кузнечики. На него навалилась внезапная тишина, а потом он услышал... Он
даже не смог в это сразу поверить - он услышал, как испуганной пичугой
бьется в груди его собственное сердце. Потому что, видимо, не все
кончится хорошо.
Сейчас в бинокль Аркадий Степанович разглядел то, что прежде ему
приходилось видеть в дурацких, нелюбимых им фильмах-боевиках. Из травы
за двумя березками неожиданно поднялась еще одна фигура. Аркадий
Степанович не верил своим глазам - он что, из земли вырос? Человек был в
камуфляже, на лице маскировочные полосы. Лезвие ножа сверкнуло у горла
снайпера. Аркадий Степанович зажмурился.
Когда Аркадий открыл глаза, снайпер был все еще жив. Человек в
камуфляже, не убирая ножа от горла, повернул его голову к себе, пальцы
снайпера разжались, винтовку с оптическим прицелом он положил на траву.
Некоторое время они смотрели друг другу глаза в глаза, снайпер был очень
бледен. Но он молчал.
Потом человек в камуфляже произвел какое-то незаметное, быстрое
движение свободной рукой. Позже Аркадий Степанович рассказывал по
большому секрету своей жене, что человек в камуфляже нанес снайперу удар
по горлу, куда-то чуть-чуть выше сонной артерии. Он вырубил его ("Скорее
всего саданул по отключающей точке", - с простым мужеством в голосе
говорил Аркадий), но не стал резать. А в следующее мгновение произошло
то, что Аркадий Степанович не рассказывал никому.
Потому что человек в камуфляже, с защитными полосами, пересекающими
лицо, повернулся и посмотрел в сторону Аркадия Степановича. Он поднял
руку, поднес палец к губам и покачал головой. Аркадий Степанович
почувствовал, как что-то обжигающее потекло по его правой ноге. Он
подумал, что, возможно, это был произведен бесшумный выстрел и теперь он
смертельно ранен... К счастью, из-за стоящей несколько дней сильной жары
Аркадий Степанович надел сегодня шорты. Он посмотрел на свою правую ногу
и убедился, что нет ничего страшного. Просто его мочевой пузырь
непроизвольно опорожнился. В тот момент, когда Аркадий Степанович понял,
что обнаружен. Это действительно было не страшно - жара сильная, все
быстро высохнет. Но рассказывать об этом Аркадий Степанович никому не
стал. А человек в камуфляже, оставив снайпера лежать у двух березок,
прихватил с собой винтовку с оптическим прицелом и снова исчез. Словно
растворился в траве. Словно был видением.
И опять вернулась тишина.
Потому что новая партия автомобилей уже остановилась. Вооруженные
люди из джипов тоже уже вышли. Обе группы молча смотрели друг на друга.
Потом дверца "линкольна" открылась и появился совершенно рыжий
водитель. Он обошел вокруг машины и взял костыли, лежавшие на переднем
сиденье.
Затем открыл заднюю дверцу и помог выбраться человеку с поврежденной
ногой. Тот тоже оказался рыжим. Он принял костыли и сделал несколько
шагов в сторону "шестисотого". То, что Аркадий Степанович улсышал
дальше, чуть не привело его в состояние легкого шока. По двум причинам.
По тону, с каким это было произнесено, и по смыслу сказанного. Такого
тона, абсолютно ровного, не содержащего в себе никаких ожидаемых эмоций,
ни легкой угрозы, издевки или радости, дружеского расположения или вины,
усталости, сожаления, готовности к компромиссам, тона, не содержащего в
себе абсолютно ничего, Аркадий Степанович еще не слышал.
А содержание услышанного...
- Ну, здорово, Монголец, - произнес человек на костылях. - Что на
пустыре? Как в старые времена?
Пот по лицу Аркадия Степановича заструи