у!",  страх,
леденящий  сердце,  торопливые   выстрелы   вдогонку,   свист   пуль   и
превозмогающее страх горячее желание помочь  своему  народу  пусть  даже
ценой своей жизни.
   Те же декорации...
   Те же реплики...
   Те же самые мотивы героев...
 
Глава 45 
 
   От несчастий не застрахован  никто.  Но  более  всего  люди,  ведущие
активный образ жизни,  связанный  с  физическими  нагрузками  на  свежем
воздухе. Например - партизаны. Чаще всего их здоровье подрывают  осколки
мин, гранат и артиллерийских снарядов, автоматные и пулеметные  очереди,
но, случается, они получают "мирные" увечья, поскользнувшись  на  мокром
камне или неловко перепрыгнув через препятствие.
   Проще  всего  было  бы  вывихнуть  ногу...  Хотя  это  может  вызвать
подозрения. Кроме  того,  вывих  могут  вправить  здесь  же,  на  месте,
задержав выход группы на несколько дней.
   Нет, это не вариант...
   Только если сломать!
   Сломать-то можно, но  без  гарантии,  что  нога  или  рука  правильно
срастутся. То есть можно на всю жизнь остаться хромоногим калекой.  Чего
не хотелось бы...
   А что, если пищевое отравление? С поносом на задание точно не пошлют.
Но понос штука проходящая и может помочь, лишь если знать  точное  время
начала операции. А поносить неделю подряд ему не дадут.
   Остаются "внутренние болезни"...
   Через два дня у одного из партизан резко подскочила  температура.  Он
метался в ознобе и кричал во сне. Любому было понятно,  что  это  больше
чем простуда и что больной нуждался в срочной "госпитализации".
   Ему вкололи  антибиотики,  положили  на  носилки,  укрыв  одеялом,  и
тайными тропами понесли через  перевалы  туда,  где  ему  могли  оказать
квалифицированную медицинскую помощь. Ведь чеченцы своих в беде  никогда
не бросают...
   Заподозрить в болезни умысел никто не мог.
   Хотя болезнь случилась очень не вовремя, буквально за несколько  дней
до начала важной, в тылу русских, операции. И в команде террористов была
произведена замена - вместо выбывшего по болезни боевика на  поле  брани
вышел другой...
   Тот, кто должен был умереть вместо него...
   Вместо Аслана Салаева...
 
Глава 46 
 
   И вовсе Аслан Салаев не был никаким Асланом Салаевым.
   Не был Степаном Емельяновым.
   И не был уроженцем села Разливы Костромской области.
   Хотя в селе Разливы бывал, чтобы представлять, как  оно  выглядит,  в
какой речке он, будучи пацаном, купался, из каких садов яблоки воровал и
в какой школе учился.
   На самом деле он родился совсем в другом месте - родился в Тобольске,
где  при  рождении  был  наречен  Сергеем.  Папу  его,  от  которого  он
унаследовал отчество,  звали  Алексей,  а  фамилия  его  была  Матушкин.
Соответственно в метрике он значился как Сергей Алексеевич Матушкин. И в
школьном аттестате тоже. И в дипломе об окончании военного училища.
   А вот потом у него стали появляться другие фамилии,  так  как  Сергей
Алексеевич Матушкин стал  военным  разведчиком.  Таким  же,  как  Виктор
Павлович. Но иного,  чем  Виктор  Павлович,  масштаба.  Потому  что  тот
трудился "в поле", а Сергей в Главном разведывательном управлении. В том
самом ГРУ.
   Впрочем, у  "поля"  ему  тоже  пришлось  хлебнуть,  причем  по  самую
фуражку. Закончив общевойсковое военное училище, он вдоволь наползался в
тыл условного противника, которого изображали  армейские  подразделения,
внутренние войска и  кто  только  не  изображал.  Это  было  трудно,  но
интересно - обойти расставленные на твоем пути засады и дозоры, обмануть
противника, уйти от него,  оторваться,  отправить  по  ложному  пути  и,
прорвавшись через "колючку" и минные поля и ткнув охрану "мордой в пол",
уничтожить объект, который считался неприступным.
   Тем более что эта война была понарошку и он  знал,  что  "убьют"  его
условно и что после того, как его "убьют", противник  организует  ему  и
его бойцам теплый прием, баньку, стол и койку. Такие были "игры"  -  для
настоящих мужчин.
   Он "играл" хорошо, потому что несколько раз он брал призы командующих
округами, где его подразделения всегда  были  на  самом  хорошем  счету.
Наверное,  поэтому  его  заметили  и  двинули  на  повышение,  предложив
должность в "груше".
   Что это за "фрукт" такой, он знал - все знали и все  туда  стремились
попасть. Потому что  это  было  престижно.  "Груша"  для  них  была  как
министерство для периферийного чиновника или  "Большой"  для  танцовщика
провинциального театра оперы и балета.
   Правда, "золотых" гор ему не обещали,  все  "горы"  остались  там,  в
прошлом, превратившись в "кучки". Современные гэрэушники получали меньше
рядового работника частного охранного предприятия,  так  что  на  деньги
рассчитывать не приходилось. Но зато  он  мог  перебраться  из  далекого
военного городка, где даже невест не было, аж в саму Москву.
   И он собрал чемоданы.
   Вернее, один чемодан, потому что обрасти вещами еще не успел.
   Год к нему присматривались, а потом предложили  "интересную  работу".
"Интерес" заключался в том, что на этот раз он имел  шанс  "поиграть"  в
войну  всерьез  -  то  есть  без  баньки,  стола  и  койки  после  своей
героической, на поле брани, "смерти". А с  перспективой  залечь  в  сыру
землицу на всю оставшуюся жизнь. Так что тут было о чем поразмышлять. На
что ему дали время. Сутки.
   Умирать не хотелось. Даже в ранге разведчика. А жить  было  непонятно
как. И где... Отказавшись от "лестного" предложения, он попадал в черные
списки, автоматически лишаясь перспектив продвижения по  службе,  и  мог
смело выбрасывать на помойку маршальский жезл из своей  походной  сумки.
Он, наверное, сможет остаться в армии, но, скорее  всего,  должен  будет
вернуться в часть, где примет, в лучшем случае, роту. И, черт с ним,  он
бы вернулся, но его жена вряд ли. За год жизни в Москве,  где  невест  в
отличие от военного городка - пруд пруди, он успел жениться на такой же,
как он, лимитчице, которая ни в какую тайгу ехать не согласится. Не  для
того она из своей Вологды выбиралась, чтобы еще дальше Вологды ехать!
   А ему  командование  в  качестве  компенсации  за  риск  и  нищенское
денежное содержание пообещало предоставить в столице служебную квартиру,
которая по истечении нескольких лет перейдет ему  в  собственность.  Что
тоже  деньги.  Прописка.  И  возможность  стать  полноценным  москвичом.
Поэтому его молодая вологодская жена была обеими руками "за".  Не  зная,
за что руки  поднимает,  -  думала,  за  штабную,  в  арбатском  округе,
непыльную работенку.
   Он согласился. В конце  концов  его  ведь  не  пилотом  в  эскадрилью
камикадзе   приглашали.   Профессиональный    риск,    конечно,    здесь
присутствовал, но не намного больший, чем если бы его в  Чечню  пехотным
офицером направили в батальон, которым  предполагалось  выиграть  первую
войну.
   Ничего - бог не выдаст, свинья не съест!..
   Началась  работа,  связанная  с  частыми  командировками  в   далекие
гарнизоны. В какие, он особо не распространялся, но подразумевалось, что
его посылают чего-то там проверять - то ли число шинелей на складах,  то
ли наглядную агитацию, хотя на самом деле он там водку пьет, охотится  и
неизвестно с кем в  банях  парится.  По  поводу  чего  его  жена  иногда
устраивала ему небольшие и пока еще не лишенные обаяния сценки.
   На самом деле он с Кавказа не вылезал,  где  знакомился  с  "местными
условиями".  Случалось,  что  и  с  автоматом  в  руках.   Игрой   здесь
действительно  не  пахло,  потому  что  чуть  не  каждый  день  военными
транспортами в Россию уходили партии  "двухсотых"  и  "трехсотых",  а  в
сводках  фигурировала  сожженная  бронетехника  и  сбитые  "борты".  Шла
нормальная, с "переменным успехом" война, которую,  как  считал  Сергей,
нельзя было выиграть с помощью полковой артиллерии и фронтовой  авиации.
Бомбы против партизан бесполезны, как винтовка против расплодившихся  на
кухне тараканов - в  парочку  попасть  можно,  но  остальные  все  равно
разбегутся и забьются  в  щели.  С  партизанами  можно  воевать,  только
наплевав на женевские конвенции, их же - партизанскими методами.
   Нужно ставить засады на караванных тропах, минировать леса,  выселять
и сжигать "приграничные" деревни, лишая боевиков баз снабжения, выявлять
среди мирного населения пособников, брать заложников... В  общем,  вести
обычную контрпартизанскую войну, стратегию и тактику которой  отработали
еще немцы, вначале тоже  пытавшиеся  воевать  с  партизанами  с  помощью
войсковых соединений и авиации, а потом  малочисленными,  но  мобильными
силами "альпийских стрелков" и зондеркоманд, которые,  проводя  в  жизнь
"тактику выжженной земли", окружали  леса  широкими  полосами  спаленных
дотла деревень и хуторов. После чего партизанам оставалось лишь выйти из
леса или умереть с голода.
   И здесь, в Чечне,  нужно  было  действовать  так  же!  Но,  видно,  у
командования  на  этот  счет  было  другое  мнение.  Жаль,  они  его  не
спросили...
   Когда однажды Сергей прибыл из  очередной  командировки,  минуя  дом,
сразу в  госпиталь  Бурденко,  его  жена  заподозрила  неладное.  Но  он
объяснил ей, что получил ранение на охоте, по  неосторожности  выстрелив
себе в ногу.
   Она поверила. Женщины всегда верят в то, во что хотят верить. Во  что
им выгодно верить.
   Подлечившись,  Сергей  вновь  отправился   в   командировку   "шинели
пересчитывать".  На  этот  раз  он  работал   под   прикрытием   корочек
корреспондента газеты "Красная звезда", присматриваясь к жизни чеченцев,
разбираясь, какую деревню какой тейп держит и с каким  тейпом  враждует,
зубря чеченский язык, чтобы понять, когда рядом с ним  скажут  -  "давай
его  сейчас  зарежем..."  или  "ты  зайди  слева,  а  я  сзади...".  Для
разведчика изучение  языков  не  блажь,  а  в  прямом  смысле  жизненная
необходимость.
   К чему его готовят, он еще не знал - но догадывался. Догадывался, что
ему предстоит "заброска в глубокой тыл противника".
   Так и оказалось...
   Задание было самым что  ни  на  есть  типовым,  по  разработанному  и
утвержденному еще во времена СМЕРШа сценарию - дезертировать с поля боя,
перебежать на сторону противника, покаяться,  смыть  свою  вину  кровью,
втереться в доверие, выслужиться, после чего выйти на контакт с Центром,
доложив о готовности выполнить любое задание Родины.
   Втереться - ладно, хоть даже без мыла, а  вот  смывать  отсутствующую
вину кровью - как-то напрягало. Жаль было использовать свою  кровушку  в
качестве моющего средства. Но  отступать  было  поздно.  Отказавшись  от
выполнения задания, он должен был уйти из армии, сдать ключи от квартиры
и в двадцать четыре часа освободить от своего присутствия столицу  нашей
Родины. И что дальше?.. Пойти трудиться на завод или на стройку?  Только
кто его туда возьмет без специальности? Остается  охранная  фирма,  или,
говоря простым языком, - "крыша", где, между прочим, тоже постреливают.
   Нет, уж лучше на передовую.
   Тем более что начфин наобещал ему "с  три  короба"  боевых  надбавок,
коэффициентов и премий. А вышестоящий начальник намекнул на внеочередное
звание и разрешил "подрабатывать" на той  стороне,  получая  доллары  за
головы русских солдат и подбитую бронетехнику.
   У "чехов" расценки были даже выше, чем у начфина,  так  что  на  круг
выходило неплохо.
   - Только ты смотри, не перерабатывай - знай меру!..
   Сергею  придумали  легенду,  выправили  документы  на   имя   Степана
Емельянова,  русского,  уроженца  села  Разливы   Костромской   области,
который, подписав в военкомате контракт, был отправлен в Чечню.
   - На ту сторону  пойдешь  легальным  порядком,  без  подстраховки.  С
полгода посмотришь, что да как, а потом...
   До "потом" он отслужил почти четыре  месяца,  на  "общих  основаниях"
участвуя в зачистках, разминированиях и сопровождении колонн, вживаясь в
свой новый образ. А когда втянулся, когда врос в шкуру Степки Емельянова
настолько, что перестал напрягаться, слыша  свое  настоящее  имя,  пошел
"через  нейтралку"  -  "накушался"  в  компании   какого-то   случайного
подполковника водки, раззадорил его, сцепился  из-за  пустяка,  начистил
ему рожу и, прихватив автомат,  подался  в  бега,  чтобы  избежать  суда
трибунала.
   Загремевший в госпиталь подполковник знать не знал и ведать не ведал,
ради чего его вначале задарма водкой поили, а  потом  скулу  на  сторону
своротили, вконец испортив послужной список.
   На этот раз замять дело не  удалось  -  потому  что  Москва  "погнала
волну".  В  часть  нагрянула  комиссия,   начавшая   громкое   служебное
расследование, а Военная прокуратура возбудила по факту  дезертирства  и
избиения старшего офицера уголовное дело. Не шуточное -  натуральное,  с
объявлением сбежавшего в розыск и перспективой  получения  им  тюремного
срока. Потому что  используемые  "втемную"  военные  прокуроры  искренне
считали контрактника Емельянова негодяем и преступником.
   Переход "нейтральной полосы" прошел гладко. Командиры катали отписки,
кляня  доставившего  им  столько  хлопот  дезертира,   рядовой   состав,
подтягивая  дисциплину,  занимался  на   плацу   строевой   подготовкой,
прокуроры метали громы и молнии,  а  "чехи"  имели  возможность,  наведя
справки по своим каналам, убедиться,  что  злостное  нарушение  в  форме
пьянки, драки и побега контрактника с оружием из  расположения  воинской
части имели место быть. При желании они могли повстречаться с  одним  из
ее участников, который валялся в госпитале в крови, гипсе и  соплях,  по
поводу увольнения из армии по статье - моральное разложение.  Убедиться,
что его челюсть  сломана  в  трех  местах.  Что  на  блокпостах  имеется
ориентировка на сбежавшего "контрабаса", в Костромской  области  -  село
Разливы, а в личном деле командира части строгий выговор.
   Объявленного во всероссийский розыск  Степу  Емельянова  искали  всем
миром, а он объявился на той стороне - у чеченцев, где после  нескольких
месяцев подсобных работ и боев стал своим - стал Асланом Салаевым.
   Что было потом - известно.
   Но все то, что было потом, было лишь вживанием.
   Агент "Тромбон" прошел все  проверки,  закрепился,  получил  связь  и
начал работать. Только теперь...
   А его жена считала и всем  жаловалась,  что  ее  мужа  опять  послали
пересчитывать шинели, которых на этот раз так много - уж так много,  что
и за несколько месяцев не управиться. И пусть так и считает.
   И все - считают! Пусть считают, что он там с молью воюет. А он - не с
молью...
   Потому что - такая у  него...  у  всех  у  них  работа,  связанная  с
повышенным профессиональным риском. С риском - умереть в любую следующую
минуту. Не на миру, где "смерть красна", а тихо и безвестно,  под  чужим
именем и личиной, на чужой, в  которую  придется  лечь,  земле.  Умереть
мучительно и страшно, потому  что  раскрытые  врагом  разведчики  всегда
умирают так, если не успевают убить себя сами.
   Такая работа, которую  выбирают  немногие...  Такая  работа,  которая
выбирает не всех...
 
Глава 47 
 
   Шаг...
   Шаг...
   Шаг...
   Носилки плыли, покачиваясь и кренясь, как корабль  на  волне.  Четыре
боевика, вцепившись в жерди, несли своего  "брата",  чтобы  спасти  его.
Через каждые пятьсот-шестьсот метров они менялись местами, чтобы сменить
гудящие, вытянутые непомерной тяжестью руки. Это очень не  просто  нести
взрослого, тяжелого мужика, даже если надо пройти всего  лишь  пятьдесят
метров от подъезда до машины "Скорой помощи". А им предстояло тащить его
не пятьдесят и не сто метров, а десятки километров, по  труднопроходимым
горным тропам, зависая на  самом  краешке  бездонных,  обрывающихся  под
подошвами ботинок пропастей,  перетаскиваясь  через  завалы,  прижимаясь
спинами к отвесным скалам. Им предстояло идти по  своей,  но  все  равно
вражеской территории, где за каждым поворотом  их  могла  ждать  засада.
Люди с носилками - легкая цель. Их можно расстрелять в  упор,  ничем  не
рискуя, потому что они не смогут залечь мгновенно,  а  станут  опускать,
ставить на землю носилки, подставляясь  под  автоматные  очереди.  И  не
смогут уйти, оторваться, связанные раненым, которого нельзя  бросить.  И
будут вынуждены принять бой в самой невыгодной для них позиции...
   Они займут оборону возле носилок, расползутся, забираясь за камни,  и
будут ожесточенно отстреливаться, защищая  человека,  который  сам  себе
помочь не может. Потом у них  кончатся  патроны,  а  противник  подтянет
свежие силы, и тогда они бросятся на него с кинжалами, чтобы умереть как
мужчины. Или, обнявшись, бросятся в пропасть, чтобы не попасть в плен. И
умрут все  до  одного.  Как  умирали  их  обложенные  войсками  генерала
Ермолова предки, которые предпочитали смерть неволе!  Из-за  раненого...
которого могли бы бросить и спастись... Но никогда не бросят, потому что
это несмываемый позор - бросить  своего,  нуждающегося  в  твоей  защите
соплеменника. И не только раненого, но даже убитого, над телом  которого
будет глумиться враг.
   Чеченцы никогда  не  бросают  своих  -  ни  живых,  ни  мертвых,  они
вытаскивают их, даже если при этом гибнут сами! Потому что так велит  им
их честь, так требует закон гор!..
   Четверо обросших, в черном от пота камуфляже  мужчин  несли  носилки,
забираясь все выше и выше, забираясь на перевал.
   Шаг...
   Шаг...
   Шаг...
   Четыре обросших, уставших  чеченца  спасали  "брата",  не  зная,  что
спасают  предателя.  Вернее,  не  предателя,  а  шпиона.  Еще  вернее  -
внедренного в их отряд разведчика. Они спасали его лишь для того,  чтобы
он, выздоровев, навел на них войска, которые уничтожат их.
   Они рисковали жизнями ради того, кто менее  всего  этого  заслуживал.
Ради чужого, который прикинулся своим!
   Шаг...
   Шаг...
   Лежащий на носилках больной обливался потом,  стонал  и  периодически
терял сознание. Но, даже находясь в бреду, он помнил, кто он такой есть,
и даже в бреду вспоминал не  свое  прошлое,  а  чужие  для  него  имена,
населенные пункты и события не своей, а чужой, выдуманной жизни, которая
в точности соответствовала вызубренной им легенде...
   Шаг!..
   Четыре "чеха", напрягаясь,  из  последних  сил,  рискуя  сорваться  в
пропасть, угодить под  камнепад  или  пули  врага,  спасали  -  врага...
Который оказался здесь единственно для того, чтобы, выжив с их  помощью,
забрать их жизни...
   Потому что это война. На которой всякое бывает... В том числе  такое,
чего вроде бы и быть не должно!..
 
Глава 48 
 
   Мерно урчал двигатель. В автобусе все спали, кроме водителя,  который
привычно всматривался в бесконечную, бегущую под колеса  полосу  дороги,
периодически зевая и зябко поводя  плечами  -  не  потому,  что  замерз,
потому что смертельно устал, не смыкая глаз уже вторые сутки.
   Водитель делал свой нелегкий и непростой бизнес, таская  из  Чечни  в
Россию "челноков".
   Впереди  показался  пост,  перед  которым  маячили  фигуры  людей   с
автоматами  и  полосатыми  жезлами.  Этот  автобус  они,   конечно,   не
пропустят...
   И - точно...
   Дэпээсник взмахнул жезлом. И, на всякий случай, автоматом.
   Автобус имел кавказские номера и обещал неплохой приварок.
   В салоне завозились, просыпаясь, пассажиры.
   - Чего там?
   - Пост...
   Шипя, как питон, открылась передняя дверь,  впуская  внутрь  холодный
утренний воздух.
   - Включи свет!
   Два милиционера, встав на ступеньку, заглянули в  салон,  где  сидели
женщины и несколько мужчин.
   - Предъявите документы, - лениво приказали они.
   Все привычно потащили из карманов паспорта.
   Один из милиционеров остался на  ступеньке,  направив  на  пассажиров
дуло автомата.  Другой  прошел  по  рядам.  Он  смотрел  не  столько  на
документы, сколько на лица. На женщин - почти не смотрел. А  мужчины  на
этот раз были безынтересны - один пацан, двое русских и еще один "чех" с
нехарактерным для боевиков лицом. Документы были у всех в порядке...
   Потому что документы были настоящими. Хотя б