может теперь  установить
местоположение отряда боевиков, откуда заявились шариатские мстители. И,
подобравшись к ним поближе, тихонечко, без  шуму  и  пыли  ликвидировать
всех до одного. По возможности так, чтобы не засветить сексота,  оставив
его для работы с другими боевиками.  Потому  как  свой  человек  в  тылу
противника бесхозным остается редко - надежные глаза и уши всем нужны.
   А если его сейчас схватить и посадить за пособничество  бандитам,  то
правосудие,  конечно,  восторжествует,  но  лишь  частично,  потому  что
главные виновники преступления - бандиты - уйдут. А  не  хочется,  чтобы
ушли. На то он здесь  и  поставлен  -  чтобы  не  ушли!  А  то,  что  он
предпочитает действовать тихо, без дешевых атак в полный рост,  коротких
перебежек с автоматами  наперевес  и  криками  "Ура!",  не  значит,  что
действенность вверенных ему подразделений менее значима, чем мотопехоты.
Ведь куда как проще, действуя вот так, тихим  сапом,  умело  интригуя  и
манипулируя сексотами, давить повстанцев в их гнездах,  а  не  в  чистом
поле общевойсковыми соединениями.
   Так что это, возможно, даже  неплохо,  что  кое-кому  здесь  отрезали
голову. Все эти "чехи", что лояльные, что не лояльные, плюс-минус - один
хрен. Все они, сколько  их  ни  прикармливай,  в  лес  смотрят.  А  так,
благодаря им, может сложиться интересная комбинация.
   Ну-ка, прикинем...
   И, передвигая в уме, как по шахматной доске,  по  чеченским  горам  и
"населенкам" фигуры сексотов и осведомителей, запуская дезы и создавая с
помощью их хитрые комбинации, Виктор Павлович прикинул, как  можно,  при
минимальных потерях своих фигур, порубать побольше чужих.
   Получилось, что можно.
   Подбросить  им  через  сексота,  которому  они  теперь   стопроцентно
доверяют, информашку  для  затравки  "аппетита",  подтвердить  ее  через
других информаторов, немного подыграть, подвигав  по  "доске"  войска  и
технику, выманить из берлоги и расстрелять на марше, зная, где  и  когда
они будут проходить. А?..
   И одной бандочкой меньше!
   Ну-ка еще раз - подсунуть дезу, подтвердить, подтолкнуть, увлечь и...
прихлопнуть.
   Через пару дней Виктор Павлович одел каркас своей идеи в кожу и мясо,
расписав по числам и  головам.  После  чего  вышел  на  непосредственное
начальство, испрашивая его разрешения  на  проведение  операции,  итогом
которой должно было стать уничтожение крупного, предположительно до двух
рот численностью, бандформирования, участвовавшего в ряде  нападений  на
войсковые подразделения и казни глав чеченской районной администрации.
   Начальство  дало  "добро",  потому  что  Виктор  Павлович   лажи   не
предложит.
   Но...
   Но случилось обычное армейское "но". С хвостиком!
   Через два дня одобренная и запущенная в  производство  операция  была
приостановлена приказом из Москвы.
   И как это понимать?
   Ведь можно, не рискуя российскими солдатиками,  почти  без  потерь  и
разворачивания крупных соединений, разорить целое бандитское гнездо.  Ну
ведь можно?!
   - Можно! - согласилось непосредственное начальство. - Но  приказы  не
обсуждаются.
   И развело руками.
   С большого расстройства Виктор Павлович в  тот  же  вечер  нахлебался
паленой, которой  у  него  было  завались,  водки,  которую  его  ребята
проталкивали через блокпосты.
   Ну не свинство - да?
   Он им банду на блюдечке с голубой  каемочкой,  а  они  ему  хрен  без
каймы. Ну  что  за  дуболомы  сидят  там,  наверху?  Или,  наоборот,  не
дуболомы?..
   Все это сильно напоминало ту, первую, войну, о которой у всех были не
лучшие воспоминания. Когда войскам, суясь своим  длинным  носом  даже  в
операции батальонного масштаба, вязала руки  Москва.  Ведь  сколько  раз
было,  когда  измотанная  неразберихой,  отвратительным   снабжением   и
наскоками сорвавшейся с цепи  прессы  армия,  не  благодаря,  а  вопреки
всему, брала в кольцо целые бандитские формирования, собираясь раскатать
их штурмовой авиацией, а сверху приходил приказ, пришпиливающий  "сушки"
к взлетно-посадочным полосам, предписывающий пехоте  отойти  с  занятых,
где  они  уже  успели  закрепиться,  позиций,  организовав  коридор,  по
которому боевики преспокойно, на их глазах, даже не прячась,  уходили  к
себе в горы. А потом в радиоперехватах полевые командиры хвастались друг
другу, что могут управлять федералами через Москву по прямым телефонам.
   Так ведь и управляли!
   Так неужели и теперь тоже?
   Или... Или он ни черта не понимает...
   И все-таки Виктор Павлович был  не  дурак.  Умный  был  мужик  Виктор
Павлович! Потому что все понимал как надо! Всегда  понимал  и  теперь  -
понял!
   Понял - что ни черта не понимает!..
 
Глава 41 
 
   По длинному,  тихому,  где  не  было  посетителей  и  прочей  праздно
шатающейся публики, коридору шел человек. В форме. Шел, зажимая  в  руке
лист бумаги.
   Перед  одной,  в  общем-то  совершенно  неприметной,  без   табличек,
надписей и секретарш, дверью он остановился и, привычно оправив на  себе
китель, постучал. За этой дверью сидел его  непосредственный  начальник.
Но не в смысле, что штаны просиживал, а в смысле на своем  месте  сидел.
Потому что армия, она большая, и  не  все  в  ней  должны  по  передовой
бегать, у некоторых передовая на непосредственном их рабочем месте. Там,
где они сидят.
   - Разрешите, Анатолий Михайлович?
   - Заходи. Что у тебя?
   Что-то было, иначе бы он не пришел. Вопрос - что? И куда? В  лоб  или
по лбу?
   - "Тромбон" дал о себе знать.
   "Тромбон", потому что агенты имеют право выбирать себе клички сами, а
этот в детстве учился в музыкальной школе, которая ему запала в душу и в
печенку.
   - Радиосигнал получен сегодня в семь сорок три из пятьдесят  седьмого
квадрата.
   Новость была радостная. Раз вышел на связь, значит как минимум - жив!
   - Информацию сняли?
   - Снимают. На место выслана оперативная группа...
   Оперативная группа в количестве  четырех  человек,  с  общевойсковыми
документами и еще  одними,  на  тот  случай,  если  общевойсковых  будет
недостаточно, прочесывала пятьдесят седьмой квадрат.
   Для всех они были саперами.
   Для тех, кого  не  удовлетворит  "саперная"  версия,  -  следственной
бригадой Военной прокуратуры, ведущей розыск захоронений  времен  первой
кампании.
   До нужного им квадрата  их  подбросила  "вертушка".  Вся  Чечня  была
разбита  на  пронумерованные  квадраты.  Так  было  удобней,  чем   если
запоминать  все  населенные  пункты,   речки   и   помеченные   цифрами,
обозначающими метры, безымянные высотки. Знаешь квадрат, значит, гораздо
быстрее сориентируешься и найдешь то место, которое нужно.
   Пятьдесят седьмой квадрат был не такой уж маленький, но они  по  нему
не рыскали, так как шли по сигналу радиомаяка. Сразу туда,  куда  нужно.
Снятие тайников было для них рутинной  работой,  потому  что  маячки  на
территории Чечни, а случалось, и Дагестана и  даже  сопредельной  Грузии
"пищали" не так уж редко. Век новых технологий вносил в их  работу  свои
коррективы. Раньше бы им пришлось здесь не один десяток метров на  брюхе
исползать.
   - Левее...
   Еще левее...
   Вот он!
   Тайники разведчиков - это вам не флибустьерские  тайники,  которые  в
книгах и кинофильмах  живописно  метят  развернутыми  в  нужную  сторону
скелетами,  эти  тайники  -  скучные   тайники.   Конкретно   этот   был
обыкновенной,  наполовину  ржавой  консервной   банкой   из-под   кем-то
съеденной сгущенки. В которую была вложена бумажка с наспех  написанными
каракулями.
   "Саперы" вызвали по рации "вертушку", которая доставила их на военный
аэродром. Первым же "бортом" банка из-под сгущенки  со  всем  содержимым
улетела в Москву.
   Шифровальщики  перевели  "каракули"  на  удобоваримый  русский  и   с
соблюдением всех полагающихся ритуалов - по спискам  и  под  расписки  -
передали шифровку в распоряжение офицера, курировавшего Тромбона, а  уже
тот доставил ее Анатолию Михайловичу.
   В шифровке Тромбон кратко сообщал, что у него все в порядке,  что  он
включен в группу, по  всей  видимости,  диверсионную,  которая,  по  его
предположениям, должна будет  совершить  серию  терактов  на  территории
России,  и,  самое  главное,   оговаривал   места   закладки   тайников,
посредством которых будет осуществляться его связь с Центром.
   И все. И никаких там  тебе  прямых  передач  на  спутники  с  помощью
пришитых к ширинке и закамуфлированных под пуговицы передатчиков. Работа
"по старинке", она хоть и выглядит менее  эффектно,  зато  отработана  и
отшлифована поколениями армейских разведчиков, которые еще  к  немцам  в
дальний тыл ходили и в их комендатурах переводчиками работали.  Спутники
- это, конечно, здорово, но тайники -  оно  понадежней  будет!  Особенно
когда предстоит сто раз  переодеваться  и  неделями  по  горам  скакать,
участвуя в боевых действиях на стороне бандформирований.
   Анатолий Михайлович был доволен, вернее, был рад.
   Тромбон нашелся и дал каналы связи. А мог бы и  сгинуть  -  запросто,
как многие другие до него, не оставив после  себя  ни  следов,  ни  даже
могил - лишь соответствующую отметку в личном, деле. Потому что -  такая
работа...
   Их - работа.
   В тихих, еще "совдеповских" кабинетах, в комплексе  неприметных,  под
одним забором зданий в ближнем Подмосковье  трудились  люди.  Раньше  бы
сказали - в глубоком тылу. Впрочем, про них можно так сказать и  сейчас.
Чисто выметенные асфальтовые дорожки, клумбы  с  цветочками,  птички  на
деревьях, разлинованные белым служебные автостоянки, ряды  машин  -  все
больше "шестерок" да "десяток"... Никакого тебе свиста пуль,  взрывов  и
смертных криков - тишь да  гладь  да  божья  благодать,  как  в  элитном
подмосковном санатории.
   Но из этой санаторной "благодати"  до  Чечни,  Афгана,  Таджикистана,
Сербии... до безвестных могил, разбросанных по всему  свету,  было  даже
ближе, чем до Кольцевой автодороги - направо по  коридору,  по  лестнице
вниз,  на  второй  этаж,  до   двери   секретной   части,   где   выдают
командировочные предписания, отсюда - "к черту в пасть".
   Путь Тромбона тоже начался здесь.
   А закончился в... пока пятьдесят седьмом квадрате.
   - Расчистите подходы к "ящикам", - приказал Анатолий Михайлович.
   А  то,  не  дай  боже,  кто-нибудь  из  своих  пристрелит   ненароком
закладывающего шифровку в тайник  Тромбона,  приняв  его  за  чеченского
боевика. Которым тот и является...
   - Есть расчистить!..
   Фаза операции, безлико именуемая в служебных документах "внедрением",
прошла успешно. Заброшенный  в  тыл  врага  агент  по  кличке  "Тромбон"
остался жив, прошел все проверки, втерся  в  доверие  к  врагу,  который
"проглотил" его  легенду,  и  "сделал  карьеру",  проникнув  в  какую-то
диверсионную группу.
   Что ничего еще не значило.
   Потому что сам по себе Тромбон был малоценен. Но он  был  не  сам  по
себе и был не один. Этих "тромбонов"  был  целый  сводный  оркестр,  где
вроде бы каждый дул кто во что горазд и слышал только себя, но - дул  на
своем месте, в "свою дуду",  старательно  выводя  свою  партию  в  общей
партитуре... Которую держал перед собой дирижер...
   Так что давай, Тромбон, старайся, дуй, Тромбон!
   Чтобы все шло "как по нотам"!..
 
Глава 42 
 
   Жизнь - не театр, трагедии в жизни начинаются просто и буднично.
   Жена, пряча глаза,  шепчет,  что  нашла  другого...  Судья  монотонно
зачитывает приговор... Врачи тихими голосами сообщают, что они бессильны
были что-либо сделать и близкие нам люди скончались...
   Жизнь не  театр  -  жизнь  более  трагична  хотя  бы  потому,  что  в
спектаклях герои умирают понарошку и умирают не все  -  хоть  кто-то  да
остается, а в жизни по-настоящему и все до одного!
   Эта трагедия тоже началась буднично. Сразу после ужина...
   Никаких торжественных построений не было. Был командир, который отвел
их в сторону и сказал, что им  выпала  большая  честь  -  отправиться  в
Россию, чтобы отомстить неверным за  поруганную  Ичкерию,  за  сожженные
города и села, за убитых русскими "братьев" и "сестер".
   После чего в рейды они ходить перестали. И вообще никуда  не  ходили,
"припухая" на базе. Им предназначено было умереть не здесь и не теперь.
   А где?..
   "Скорей бы уж!" -  нетерпеливо  думал  про  себя  Мурад.  Прошло  уже
несколько дней, а он, вместо того чтобы воевать, чтобы убивать неверных,
сидит в лагере... Но если он поедет в Россию и убьет там много  русских,
то он станет настоящим героем и, когда погибнет, его душа сразу  попадет
в рай...
   ...Интересно, куда их пошлют? - размышлял Магомед  Мерзоев.  А  вдруг
туда,  где  он  жил?  И  судьба   сведет   его   с   бывшими   друзьями,
родственниками, соседями или матерью?.. Не хотелось бы...  А  что,  если
попробовать отказаться?..
   ...Главное, не напороться на бывших своих однополчан,  которые  могут
его опознать, переживал Аслан Салаев. Эти чикаться с  ним  не  станут  -
прислонят к ближайшей стенке  и  шлепнут,  сказав,  что  при  попытке  к
бегству. Тем более что за ним много чего числится, а "контрабасы" на суд
и расправу скорые. Потому что прекрасно знают, что делают  с  взятыми  в
плен контрактниками боевики. Что с ними делал он...
   ...Умар Асламбеков старался не думать о том, что  его,  что  всех  их
ждет. Хотя догадывался - что... В отличие от других,  которые  по  самые
уши замарались русской кровью, он еще никого не успел убить. И даже того
чеченца-предателя, которого ему приказали зарезать, не  убил,  а  только
ранил. Ту, последнюю, отделяющую нормального человека от  убийцы,  грань
он пока еще не преступил... Другим - да, другим деваться некуда -  их  в
России ждут пуля или суд - и пожизненное заключение. А его...
   И все же отказаться он не может, не  имеет  права,  не  для  того  он
пришел сюда окольными, через Европу, путями, чтобы  в  последний  момент
струсить...
   Пятым участником группы стал Аликбер Музаев. Стал - Алик. Который еще
пару месяцев назад знать не знал, что  окажется  в  Чечне  и  попадет  в
диверсионный отряд. Он всего лишь намеревался спрятаться в  родном  селе
от ментов, пересидеть с полгодика, а потом вернуться "крышевать"  рынки,
ларьки и автозаправки. А попал под "всеобщую мобилизацию"...
   Он думал, что все сложилось как нельзя  лучше,  а  вышло  -  хреновей
некуда!
   Уж лучше бы его русская жена не "отмазывала",  лучше  бы  он  получил
пару лет, пересидев всю  эту  войну  на  зоне,  чем  ментовские  подарки
принимать. А он - принял. И теперь...
   Маленький, в  пять  бойцов,  отряд  готовился  к  священной  войне  с
Россией. С ее населением, на ее территории.
   Мурад.
   Умар.
   Магомед.
   Аслан.
   И Аликбер.
   Маленькое  воинство,  которое  должно  было  бросить   вызов   целому
государству и должно было победить  или  умереть.  Вернее,  должно  было
победить любой ценой. Победить - и лишь потом умереть...
 
Глава 43 
 
   Мы не любим писать, но очень любим получать письма. Потому что письма
- это информация и чье-то к нам внимание.
   Кто стучится в дверь ко мне, С толстой сумкой на ремне... Это он, это
он, Ленинградский почтальон... - навязчиво вертелся в голове вызубренный
в детском саду стишок.
   Потому что тот, в чьей голове вертелся стишок  про  почтальона,  тоже
был почтальоном. Правда, не совсем обычным - без сумки, без медной бляхи
и без стука в дверь... Этот  почтальон  был  в  лохматом,  состоящем  из
зеленых лоскутов маскхалате,  в  который  были  вплетены  свежесорванные
ветки деревьев, листики и лесной мусор, и передвигался он  исключительно
на четвереньках или на животе. Под маскхалат у него  был  поддет  жилет,
состоящий  из  множества  подсумков,  набитых  гранатами   и   запасными
магазинами и обоймами, на спине приторочен  девятимиллиметровый  автомат
"вал", предназначенный для бесшумной и беспламенной стрельбы,  в  кобуре
сбоку пистолет "ПСС", на правой ноге - нож "НРС", которым можно  колоть,
резать и стрелять.
   Он проползал пять-шесть метров, замирал, напряженно  прислушиваясь  и
всматриваясь вперед, и полз дальше, стараясь держаться ближе к  деревьям
и кустам.
   Но этот почтальон был здесь не один, их  здесь  была  целая  почтовая
бригада. В трех сотнях метров сзади  него,  прикинувшись  кочкой,  залег
снайпер, с флангов прикрывали две группы вооруженных до  коренных  зубов
бойцов, которые должны были увести  за  собой  возможную  погоню,  а  на
аэродроме   подлета,   "под   парами",    заправленные    и    полностью
укомплектованные, с экипажами в кабинах,  стояли,  готовые  подняться  в
любую секунду, два "борта".
   Такая вот нынче стала разноска писем...
   "Почтальон" дополз до места, нашел нужный  ему  пень,  сунул  руку  в
лисью нору, оставив там контейнер с "письмом". И все - и пополз обратно.
   Недалеко, буквально в двухстах  метрах  от  него,  в  шалашах  и  под
навесами, связанными из жердей и веток,  спали  боевики.  Ранним  утром,
когда на горы лег густой туман, один из них отбежал по нужде  и,  присев
возле пня, ткнул руку в нору.
   Есть!..
   "Почтовый ящик" был заряжен, в "почтовом ящике" было  сообщение.  Для
Тромбона. Где ему подтвердили оговоренные формы связи, предложили свои и
приказали  немедленно   выйти   из   состава   направляемой   в   Россию
террористической группы, подсказав несколько подходящих сценариев.
   Выйти?..
   Значит, все в порядке и его сообщение  дошло  до  адресата!  И  тогда
действительно лучше из этой группы по-тихому  слинять,  потому  что  эта
группа обречена на уничтожение, сразу после того, как пересечет  границу
Чечни. А он на тот свет не торопится, ему еще "боевые" прогулять надо...
   Так подумал внедренный в отряд боевиков Тромбон.
   И ошибся... Как минимум в одном из своих предположений...
 
Глава 44 
 
   Картинка была в точности такая, как на пачке папирос без  фильтра,  -
были уходящие куда-то в самое небо горы  и  был  одинокий,  скачущий  по
узкой горной тропе на  вороном  коне  черный  всадник.  Не  было  только
надписи  "Казбек"  и  предупреждения  Минздрава  о  вреде  курения   для
здоровья. Всадник погонял своего коня,  мелкие  камни  горохом  сыпались
из-под копыт скакуна  в  бездонные  пропасти,  где  бурлили  и  пенились
быстрые горные реки, бурка развевалась  на  ветру,  а  на  заднем  плане
ослепительно сияли освещенные солнцем шапки далеких ледников.
   Однако при ближайшем рассмотрении картинка теряла романтический  флер
папиросного пейзажа -  конь  оказывался  полудохлой  клячей,  всадник  -
одиннадцатилетним мальчишкой, бурка - буркой, но слежавшейся и  дырявой,
и только далекие заснеженные вершины были такими, какими должны  быть  -
ослепительно белыми и заоблачными.
   Мальчик доскакал до места и спрыгнул с коня, встав на открытое место,
чтобы его было хорошо видно.
   Через несколько минут из-за ближайшего дерева  навстречу  ему  шагнул
бородатый мужчина в камуфляже, с автоматом на боку.
   Мальчик подошел к нему и сказал:
   - Сахид велел передать, что все готово...
   Бородатый мужчина кивнул и, развернувшись и ничего не сказав,  шагнул
в заросли.
   Мальчик вскочил на коня, ткнул его в бока пятками и поскакал...
   Его темный на фоне гор силуэт удивительно напоминал картинку с  пачки
папирос "Казбек". Только на  этот  раз  всадник  на  фоне  гор  был  "не
правильный", был в зеркальном отражении, потому что скакал назад...
   Этот  одиннадцатилетний  мальчик  был  не  просто  мальчиком,  а  был
связником между партизанами  и  подпольщиками.  Вроде  Коли  Мяготина  и
других пионеров-героев,  боровшихся  за  освобождение  своей  страны  от
немецко-фашистских захватчиков.
   Только было это не тогда, а теперь, не там, а здесь,  звали  мальчика
не Коля, а иначе, а захватчиками были не фашисты, а внуки и правнуки тех
самых пионеров-героев. Все остальное было в точности так же - глухие, не
известные врагу лесные тропы, ветки деревьев, хлещущие по телу  и  лицу,
блокпосты и патрули на дорогах, окрики "Стой!  Стрелять  буд